Проклятие неизменно произрастает из желания.
Никс пыталась понять звезды пальцами.
Почти полностью слепая, она была вынуждена склониться над низким столиком, чтобы дотянуться до сердца механической модели солнечной системы, до тепла бронзового солнца в самом центре сложного астрономического прибора. Она знала, что перед утренним занятием сферу размером с котел наполнили горячими углями, призванными изображать животворное тепло Отца Сверху, что избрал солнце Своим домом. Никс приложила ладонь к теплу, затем осторожно отсчитала в обратном порядке медленно вращающиеся кольца, обозначающие пути внутренних планет вокруг Отца. Ее пальцы остановились на третьем. Прижав палец к кольцу, Никс ощутила вибрацию шестеренок, приводивших его в движение, услышала пощелкивание колеса на противоположном конце модели, которое вращала учительница, подводя их мир к ее ждущей руке.
– Осторожнее, дитя мое, – предупредила учительница.
Механическая модель, насчитывающая четыреста лет, была одним из самых ценных приборов в школе. Поговаривали, что мать-настоятельница, основательница Обители Брайк, похитила ее у короля Азантийи. Другие возражали, что прибор не был украден: мать-настоятельница лично изготовила его, опираясь на знания, которые были давным-давно утеряны живущими на земле и теперь преподавались здесь.
В любом случае…
– Постарайся ничего не сломать, недотепа, – выпалил Бэрд. Его замечание вызвало смешки у других учеников, сидевших вдоль стен куполообразного зала астроникума.
Учительница сестра Рид, молодая послушница обители, заворчала, призывая всех к тишине.
У Никс загорелись щеки. В то время как остальные ученики могли без труда наблюдать сложный танец сфер вокруг бронзового солнца, она была лишена такой возможности. Для нее окружающий мир был постоянно окутан туманной дымкой, где движение определялось лишь по перемещению теней, а предметы вырисовывались нечеткими силуэтами только в самых ярких лучах солнечного света. Даже краски для ее пораженных глаз были приглушенными и размытыми. Что самое худшее, когда Никс находилась в помещении, как сейчас, все вокруг погружалось в полный мрак.
Чтобы понять, ей требовалось прикосновение.
Собравшись с духом, Никс сделала над собой усилие, унимая дрожь в пальцах. Маленькая сфера, обозначающая их мир, плавно легла ей на ладонь. Бронзовое кольцо, на котором она была закреплена, продолжало вращаться, подчиняясь движению шестеренок. Чтобы удерживать пальцы на поверхности шара размером с кулак, Никс пришлось идти вокруг стола. К этому времени бронзовое солнце уже слегка нагрело одну сторону сферы, в то время как напротив оставался холодный металл, навечно отвернувшийся от Отца.
– Теперь ты лучше понимаешь, как Матерь Снизу всегда подставляет лицо Отцу Сверху? – спросила сестра Рид. – И эта сторона постоянно горит под Его строгим, но любящим вниманием.
Никс кивнула, продолжая идти вдоль стола, отслеживая путь сферы вокруг солнца.
– И в то же время, – продолжала сестра Рид, обращаясь теперь уже ко всем ученикам, – другая сторона нашего мира навечно лишена палящего взгляда Отца и остается заморожена в вечной темноте, где, говорят, даже воздух превращается в лед.
Никс даже не потрудилась признать очевидное; все ее внимание оставалось приковано к Урту, завершающему оборот вокруг солнца.
– Вот почему мы живем на Венце, – закончила свой рассказ сестра, – на узкой полоске мира, лежащей между выжженными землями одной половины Урта и вечными льдами другой.
Никс провела пальцем по сфере с севера на юг и обратно. Венец Урта обозначал единственную гостеприимную территорию, где могли существовать люди, растения и животные. Конечно, ходили слухи о том, что лежало за пределами Венца, жуткие легенды, по большей части кощунственные, передаваемые шепотом, об этих пустынных мертвых землях, замороженных с одной стороны, выжженных с другой.
Сестра Рид перестала вращать колесо, остановив танец планет.
– А теперь, когда Никс получила возможность ознакомиться с моделью солнечной системы, кто-нибудь ответит, почему Матерь Снизу навечно устремила свой взор на Отца Сверху, никогда не отворачиваясь от него?
Никс не двигалась с места, не отнимая ладонь от наполовину нагретой сферы.
На вопрос учительницы ответила Кайнджел, процитировав наизусть текст, который им дали учить на прошлой неделе.
– Она и наш мир навечно застыли в затвердевшей смоле пустоты и никогда не смогут отвернуться.
– Очень хорошо, – похвалила ее сестра Рид.
Никс буквально ощутила исходящее от Кайнджел удовлетворение. Двойняшки Кайнджел и Бэрд были детьми верховного градоначальника Фискура, самого большого города на северном побережье Мирра. Хотя от Обители до Фискура нужно было плыть целый день, близнецы постоянно подчеркивали свое высокое положение, одаривая подарками тех, кто лебезил перед ними, и подвергая насмешкам остальных, нередко прибегая для пущего унижения к рукоприкладству.
Вероятно, в первую очередь именно по этой причине Никс подала голос, возражая Кайнджел.
– Но Урт не застыл в затвердевшей смоле, – пробормотала она, уставившись на модель, не отрывая ладони от наполовину нагретой сферы. Девочка терпеть не могла привлекать к себе внимание, ей хотелось поскорее снова стать незаметной, вернуться на свое место в самом конце класса, однако она отказывалась отрицать то, что обнаружили ее пальцы. – Он тоже вращается в пустоте.
– Даже слепому дураку должно быть ясно, что Матерь всегда обращена к Отцу лицом, – презрительно фыркнул Бэрд, приходя на выручку своей сестре. – Урт никогда не поворачивается.
– Воистину это непреложно и неизменно, – заключила сестра Рид. – Отец испокон веку пылает в небе, а Матерь всегда взирает на Его величие с любовью и признательностью.
– Но Урт вращается, – стояла на своем Никс; отчаяние придало ее голосу твердости.
Хотя и почти полностью слепая, девушка закрыла глаза, мысленно смотря сверху на механическую модель. Она представила себе путь сферы, обращающейся вокруг бронзового солнца. Вспомнила ее едва заметное перемещение под ее пальцами, когда она следовала за ее движением. В тот момент Никс почувствовала, как сфера повернулась у нее в руке, сделав полный оборот вокруг солнца.
– Он должен вращаться, – попыталась объяснить она. – Чтобы Матерь была постоянно обращена лицом к Отцу, Урт поворачивается вокруг себя, делает полный оборот, пока сменяются времена года. Один медленный оборот каждый год. Только так одна сторона Урта может все время находиться под палящим взором солнца.
– Неудивительно, что мать ее бросила, – насмешливо заметила Кайнджел. – Она настолько глупа, что не может понять прописные истины.
– Но она права, – произнес голос у них за спиной, в открытых дверях купола астроникума.
Застыв, Никс перевела свой затуманенный взгляд к светлому пятну, обозначающему открытую дверь. На пороге темнела тень. Девочке не нужно было зрение, чтобы понять, кто там: она узнала эти резкие интонации, в настоящий момент слегка приправленные весельем.
– Настоятельница Гайл!.. – растерянно пробормотала сестра Рид. – Какая честь! Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
Тень в светлом пятне дверного проема исчезла: настоятельница закрытой школы вошла в астроникум.
– Похоже, самая юная из вас только что доказала, что способность зреть в корень необязательно равняется способности видеть.
– Но ведь, несомненно… – начала было сестра Рид.
– Да, несомненно, – перебила ее настоятельница Гайл. – Эту тонкую астрономическую истину обыкновенно припасают для тех, кто приступает к изучению алхимии. А никак не для семилеток. Но даже так многие студенты-алхимики с трудом видят то, что у них прямо перед глазами.
Шуршание кожи по камню сообщило о том, что настоятельница приблизилась к механической модели.
Наконец отпустив сферу, изображающую мир, Никс выпрямилась и склонила голову.
– Давайте узнаем, что еще усвоила из сегодняшнего урока эта молодая женщина, прожившая на свете всего четырнадцать зим. – Настоятельница пальцем подняла подбородок Никс. – Ты можешь рассказать нам, почему те, кто живет в северной части Венца, наблюдают смену времен года – от ледяной зимней стужи до летнего тепла, даже несмотря на то, что одна сторона Урта всегда обращена к солнцу?
Никс пришлось дважды сглотнуть комок в горле, чтобы освободить свой язык.
– Это должно… это должно напоминать нам о том даре, который Отец преподнес Матери, чтобы мы больше ценили Его доброту, проявляющуюся в том, что нам позволено жить в Венце, на безопасных землях между палящим зноем и ледяной смертью. Каждый год Он позволяет нам вкусить и жар, и холод.
– Да, очень хорошо, – вздохнула настоятельница. – Слово в слово то, что вдолбил вам в голову иеромонах Плакк. – Она подняла подбородок Никс выше, вглядываясь ей в лицо. – Но что говорит тебе модель солнечной системы?
Никс отступила назад. Даже несмотря на туман перед глазами, она больше не могла выносить гнетущее внимание настоятельницы. Вернувшись к механической модели, она снова мысленно представила путь Урта вокруг подогреваемого углем солнца. В свое время девочка почувствовала, как во время полного оборота прибывает и убывает тепло.
– Путь Урта вокруг солнца не является правильной окружностью, – заметила Никс вслух. – Это скорее овал.
– Правильнее назвать его эллипсом.
Кивнув, Никс вопросительно посмотрела на настоятельницу.
– Быть может, когда Урт на своем пути наиболее удаляется от солнца, от тепла, у нас наступает зима?
– Догадка неплохая. Возможно, то же самое скажет и кое-кто из наших досточтимых алхимиков. Однако они так же далеки от истины, как и иеромонах Плакк.
– Тогда почему? – спросила девочка, охваченная любопытством.
– Ну а если я скажу, что когда у нас здесь, на северной половине Венца, темная зима, земли далеко на юге наслаждаются светлым летом?
– Правда? – удивленно спросила Никс. – В одно и то же время?
– Совершенно верно.
Никс наморщила лоб, задумавшись над этим противоречием. И все-таки она почувствовала, что настоятельница, сделав ударение на этих словах, тем самым намекнула на что-то.
Темная зима и светлое лето.
– Ты никогда не задумывалась над тем, – продолжала Гайл, – что зимой Отец восседает на небе ниже, а летом снова поднимается вверх? Что хотя солнце никогда не заходит, на протяжении года оно описывает в небе маленькую окружность?
Никс покачала головой, указав на свои глаза. Не могло быть и речи о том, чтобы она заметила подобный нюанс.
Ей к плечу прикоснулась рука.
– Ну конечно. Прости. Но позволь заверить тебя в том, что это действительно так. Ну а теперь, после знакомства с моделью солнечной системы, ты можешь предположить, как такое может быть?
Никс снова повернулась к столу, к бронзовым кольцам на одной оси. Девушка чувствовала, что это испытание. Она буквально ощущала на себе обжигающий пристальный взгляд настоятельницы. Никс глубоко вздохнула, полная решимости не разочаровать главу школы. Она протянула руку к модели.
– Можно?
– Конечно.
Никс снова осторожно нащупала теплое солнце в центре и переместила ладонь на третье кольцо. Отыскав закрепленную на нем сферу, она более внимательно изучила ее форму, отметив крохотную бусинку луны, вращающейся на своем собственном кольце вокруг Урта. Особое внимание девушка обратила на то, как сфера, изображающая Урт, закреплена на кольце.
– Сестра Рид, – предложила Гайл, – нашей юной ученице будет проще, если ты снова приведешь всё в движение.
Послышался шелест рясы, затем сложный механизм шестеренок снова защелкал и кольца начали вращаться. Никс полностью сосредоточилась на том, как Урт медленно вращается на месте, делая полный оборот вокруг солнца. Она попыталась понять, как на южной половине может быть светлее, в то время как на северной стороне будет темнее. Понимание пришло от кончиков пальцев. Тонкая игла, вокруг которой вращался Урт, не была закреплена строго снизу вверх. Она была установлена под небольшим углом к солнцу.
«Не в этом ли кроется ответ?»
Уверенность нарастала.
Никс заговорила, продолжая свой собственный путь вокруг солнца.
– Урт оборачивается вокруг Отца, а его ось находится под небольшим углом, а не строго прямо. Вследствие этого верхняя половина мира на какое-то время наклоняется к солнцу.
– Создавая наше светлое северное лето, – подтвердила настоятельница.
– А когда это происходит, нижняя половина, наоборот, отклоняется от солнца.
– И на юге Венца наступает унылая зима.
– Значит, – повернулась к настоятельнице потрясенная Никс, – смена времен года происходит потому, что Урт вращается вокруг своей оси криво, больше подставляя солнцу то одну свою сторону, то другую.
Ученики зашептались. Одни выражали смущение, другие высказывали недоверие. Но, по крайней мере, Бэрд в присутствии настоятельницы побоялся сделать язвительное замечание.
И тем не менее Никс почувствовала, что у нее снова вспыхнуло лицо.
Но тут рука потрепала ее по плечу, выражая поддержку.
Испуганная неожиданным прикосновением, девушка вздрогнула. Она терпеть не могла, когда ее трогают. В последнее время многие мальчишки – и даже девочки – стали тискать ее, нередко грубо, хватая за самые нежные и сокровенные места. А Никс не могла даже никого обвинить, указать пальцем. И не то чтобы она не знала, кто это был. В первую очередь она безошибочно узнавала Бэрда, от которого всегда пахло по`том и кислыми дрожжами. Это пахучее облако он постоянно носил с собой благодаря запасам эля, который ему тайком присылал из Фискура отец.
– Прости… – тихо промолвила настоятельница, заметив реакцию Никс.
Девушка попыталась отступить назад, однако один ее палец застрял в кольце Урта. Смущение переросло в панику. Никс попыталась высвободить руку, но выкрутила палец не в ту сторону. Раздался металлический хлопок, при звуках которого сестра Рид ахнула. Освободившись, Никс отдернула руку от модели и прижала кулак к груди.
Что-то со звоном упало на каменные плиты пола ей под ноги.
– Она ее сломала! – воскликнул Бэрд, но в его голосе прозвучала не насмешка, а потрясение.
Другая рука схватила Никс за локоть, отдергивая назад. Застигнутая врасплох, девушка не удержалась на ногах и упала на колени.
– Что ты наделала, мерзкая девчонка! – Сестра Рид по-прежнему крепко держала ее за руку. – За это я тебя хорошенько выдеру!
– Нет, не надо, – остановила ее настоятельница Гайл. – Это произошло случайно. И тут есть и моя вина: я напугала ребенка. Меня ты тоже привяжешь к шесту и высечешь, сестра Рид?
– Что вы…
– В таком случае и ребенок также не должен страдать. Оставь ее в покое.
Никс почувствовала, как ей освободили локоть, но только после того как те же самые пальцы больно сдавили его, впиваясь до самой кости. Послание не вызывало сомнений. Вопрос еще не был закрыт. Это болезненное предостережение возвещало о том, что сестра Рид потребует заплатить за свое унижение перед учениками, перед настоятельницей.
Зашуршала ряса Гайл, ее голос опустился ближе к полу.
– Видишь, это просто оторвался спутник Урта. – Никс мысленно представила себе, как настоятельница поднимает с пола бронзовый шарик. – Его легко закрепить обратно на прежнем месте.
Никс поднялась на ноги. Лицо у нее горело, как солнце, слезы были готовы хлынуть в любую секунду.
– Сестра Рид, наверное, тебе следует завершить сегодняшний урок. На мой взгляд, твои семилетки для одного дня получили достаточно небесных развлечений.
Никс пришла в движение еще до того, как сестра Рид отпустила учеников на полуденную трапезу. Она поспешила унести свои слезы к яркому пятну дверного проема. Никто не преградил ей путь, вероятно, опасаясь увидеть ее стыд и унижение. В своем поспешном бегстве девушка забыла трость, толстую полированную палку из вяза, с помощью которой она направляла свои шаги. Спохватившись, Никс не пожелала вернуться и выбежала в солнечный свет и тени летнего дня.
Пока остальные ученики направились в дортуар, где в зале для них была приготовлена холодная трапеза, Никс поспешила в противоположную сторону. Есть ей не хотелось. Она подошла к одной из четырех лестниц, ведущих вниз с седьмой террасы на предыдущую, где, вероятно, шестилетки уже приступили к трапезе.
Хотя окружающий мир для нее тонул в тенях, девушка не замедляла шаг. Даже без палочки она двигалась быстро. Половину своей жизни Никс прожила в обнесенной стенами Обители. К этому времени она уже знала все закутки и проходы. Количество шагов, повороты и лестницы, прочно высеченные у нее в сознании, позволяли ей относительно легко перемещаться по территории школы. На границе ее сознания тикал бесшумный счетчик. Время от времени девушка непроизвольно протягивала руку, прикасаясь к резной плитке, деревянной опоре, каменной колонне – постоянно подтверждая свое местонахождение.
Спускаясь по лестнице, Никс мысленно представляла себе обширные просторы Обители Брайк, возвышающейся подобно ступенчатой пирамиде из болот Миррской трясины. Нижняя терраса школы, возведенная на основании из вулканической породы, одном из немногих прочных мест среди топей и заболоченных лесов, простиралась на целую милю. По времени создания школа была второй во всем королевстве Халендия – старейшая находилась в пригородах его столицы Азантийи, однако Обитель по-прежнему считалась самой строгой и требовательной вследствие своего уединения. Ученики проводили в Брайке все девять лет обучения, начиная с самой нижней террасы, где размещались первогодки. Далее классы становились все меньше и меньше, соответствуя сжимающимся террасам школы. Тех, кому не удавалось подняться вверх, с позором отсылали обратно к родителям, однако это не останавливало нескончаемый поток детей, прибывавших сюда на кораблях и лодках со всего Венца. Тех, кому посчастливилось дойти до девятой террасы, ждали почет и положение в обществе. Перед ними стоял выбор: продолжать обучение в одной из нескольких алхимических академий, где их познакомят с глубинными тайнами мира, или поступить в религиозный орден и посвятить себя высшему благочестию.
Спустившись на третью террасу, Никс оглянулась на возвышающуюся позади школу. На погруженной в полумрак вершине горели два огня, настолько ярких, что их мог различить даже ее затуманенный взор. Один костер дымился алхимическими тайнами; другой испускал облака священных благовоний. Говорили, что своей формой и этими огнями Обитель повторяла вулканическую вершину в самом сердце Миррской трясины, окутанную парáми гору Кулак. Кроме того, поднимающийся в небо дым отпугивал обитателей изрезанных пещерами склонов горы, гигантских летучих мышей, не подпуская их близко. И тем не менее в зимние сумерки крылатые создания время от времени появлялись из низко нависших туч. От их пронзительных криков перво- и второгодки первое время в страхе бросались к своим учителям, братьям и сестрам, но затем постепенно привыкали к ним и переставали обращать внимание.
К сожалению, Никс не могла сказать то же самое про себя. До сих пор от жутких криков у нее начинало колотиться сердце, а голова вспыхивала огнем. Ну а когда она была совсем маленькой, новичком-первогодкой, ужас захлестывал ее, повергая в обморок. Однако сейчас ей было нечего бояться. На дворе была середина лета, и то ли из-за яркого солнца, то ли из-за жары гигантские летучие мыши держались подальше от краев болот, поближе к своим мрачным пещерам на склонах Кулака.
К тому времени как Никс наконец спустилась на самую нижнюю террасу Обители, стыд и смущение утихли до тупой боли в груди. Девушка потерла синяк на локте, напоминание о том, что впереди еще будут неприятные последствия.
Но до этого Никс хотела хорошенько успокоиться, и посему она спешила в единственное место, где могла это сделать. Выйдя за ворота школы, девушка оказалась на торгу Брайка. Убогая деревушка ютилась под стенами Обители. Брайк кормил школу, обеспечивая ее всем необходимым. Каждое утро сюда привозили товар; сюда же тянулись вереницы тех, кто работал горничными, слугами, посудомойками и поварами. Никс, в возрасте шести лет попавшая в школу служанкой, какое-то время считала, что та же судьба ждет и ее.
Оказавшись в деревне, девушка продолжала свой путь так же уверенно. Она не только отсчитывала свои шаги по кривым улочкам, но и вслушивалась в ритмичный стук, доносящийся из Кузнечного ряда слева. Постоянный звон помогал ей держать нужное направление. Нос впитывал запахи едкого дыма и острых специй рынка, где под полуденным солнцем уже жарились угри и другая рыба. Даже кожа Никс ощутила ставший более плотным и влажным воздух, сообщивший о том, что она добралась до околицы Брайка. Здесь каменные особняки, стоявшие ближе к школьным стенам, уступили место более скромным деревянным домам и сараям, крытым соломой.
Однако Никс продолжала идти дальше до тех пор, пока ее мир не наполнился новым запахом. Это был тяжелый туман мокрой шерсти, сладковатого навоза, вытоптанного грунта и сернистых испарений. Подойдя ближе и окунувшись в эти сочные запахи, девушка почувствовала, как страхи спали с плеч.
Это был ее дом.
Появление Никс не осталось незамеченным. Ее встретил трубный рев, которому вторили другие такие же. Чьи-то чавкающие шаги устремились ей навстречу.
Никс двигалась вперед до тех пор, пока ее руки не нащупали сложенную из камней ограду, обозначающую границу загона для буйволов на краю болота. Тотчас же в ее сторону направилось тяжелое шарканье, сопровождаемое шумными вздохами и жалобным мычанием, словно огромные животные считали себя виноватыми в длительном отсутствии девушки. Никс подняла руку, и ей в ладонь уткнулась влажная морда, покрытая холодной флегмой. Большие раздувающиеся ноздри нежно обнюхали ее пальцы. По размерам и форме морды девушка сразу же узнала, кому она принадлежит, точно так же, как узнавала деревню и школу.
– Рада снова тебя видеть, Ворчун!
Она погрузила пальцы в длинную спутанную шерсть между короткими толстыми рогами и достала ногтями до кожи. Девушка почесала буйвола, что ему всегда нравилось, и в знак признательности он довольно дохнул ей в грудь горячим воздухом. Ворчун был самый старый в стаде, ему было почти сто лет. Теперь он уже редко таскал волокушу по тростникам и болотам, однако по-прежнему оставался вожаком. Большинство животных в стаде могли проследить свою родословную к этому гиганту.
Девушка протянула руки и схватила буйвола за рога. Даже несмотря на то, что тот стоял, опустив голову, ей для этого пришлось приподняться на цыпочки. Она притянула его голову к себе; темя его было таким же широким, как ее грудь. Втянув полной грудью влажный мускусный запах животного, Никс прижалась к теплому очагу его тела.
– Я тоже по тебе соскучилась! – прошептала она.
Замычав, Ворчун попытался приподнять ее, выгнув свою короткую шею.
Девушка со смехом отпустила рога, прежде чем ее ноги оторвались от земли.
– У меня нет времени прокатиться на тебе. Подожди до летних каникул.
Хотя Ворчун больше не таскал волокушу, он по-прежнему любил бродить по болотам. В свое время Никс проводила целые дни на его широкой спине, разъезжая по топям. Длинные ноги и широкие копыта позволяли буйволу легко передвигаться по омутам и ручейкам, а своими огромными размерами и загнутыми рогами он отпугивал любых хищников, не подпуская их близко.
Девушка потрепала животное по щеке.
– Скоро, обещаю тебе!
Она направилась вдоль изгороди, проводя пальцами по столбикам. Ей хотелось надеяться, что она сдержит свое обещание. Другие буйволы лезли к ней, отталкивая друг друга, также желая внимания. Никс узнавала многих по прикосновению и запаху. Однако время ее было ограниченно. Скоро прозвенит колокол, призывая ее обратно на занятия.
Девушка поспешила в дальний угол раскинувшегося на сотню акров загона, где стояла ферма. Ее фундамент был прочно закреплен на каменистом берегу, но крыша на четверть лиги простиралась над болотами, служа навесом над большой пристанью. Стены, как и ограда, были сложены из камня, крыша, подобно крышам домов по соседству, была соломенной. Каменная труба поднималась высоко в небо, где на светлом фоне скользили тени облаков, неумолимо движущихся на восток, неся ледяной холод мрака в обжигающий жар другой половины мира.
Подойдя к массивной двери, Никс подняла железный засов и шагнула внутрь, не предупредив о своем появлении ни стуком, ни криком. Как только она оказалась в полумраке, окружающий мир сжался, однако это нисколько ее не напугало. Она словно укуталась в теплое, знакомое одеяло. Тотчас же ее окружила смесь запахов, обозначавших дом: старого дерева, маслянистой мастики, дыма умирающих углей, оплывающего воска тоненьких свечей у алтаря в углу. Даже запах перепревшего сена с сеновала у пристани был родным и близким.
Девушка прислушалась к шороху ног и скрипу дерева рядом с красноватым свечением очага. Оттуда донесся насмешливый голос.
– Опять неприятности, да? – спросил ее приемный отец. – В последнее время, девочка моя, у тебя не бывает других причин возвращаться домой, так? И без трости?
Опустив голову, Никс уставилась на свои руки. Ей хотелось опровергнуть его слова, но она не могла.
Мягкий смех смягчил резкое замечание отца.
– Садись и расскажи, что у тебя стряслось.
Сидя спиной к очагу, Никс завершила рассказ об утренних страхах и унижениях. У нее на душе просветлело от одного только того, что она сбросила с себя этот тяжкий груз.
Все это время отец молча слушал ее, посасывая трубку, набитую змеекорнем. Горьковатый дым помогал его хрустящим суставам. Однако девушка подозревала, что он молчит, не столько чтобы облегчить боль, сколько чтобы дать ей возможность заполнить тишину своими жалобами.
Никс вздохнула, показывая, что ее рассказ окончен.
Отец сделал глубокую затяжку и выпустил едкий дым.
– Позволь мне тебя просветить. Ты определенно утерла нос монашке, которая преподавала вам в этой четверти.
Кивнув, Никс потерла синяк, оставленный костлявыми пальцами сестры Рид.
– Но при этом ты также произвела благоприятное впечатление на настоятельницу, главную во всей школе. А это, смею заверить, большое достижение.
– Она была очень добра ко мне. Но своей неуклюжестью я все испортила. Сломала бесценную модель солнечной системы.
– Неважно. Сломанное всегда можно починить. Подводя итоги, я бы сказал, что ты сегодня утром показала себя с лучшей стороны. К следующему обороту луны ты закончишь седьмой год. Останется только восьмой до того, как ты поднимешься на самую верхнюю, девятую террасу. По-моему, благосклонность само`й настоятельницы против раздражения какой-то одной монашки, с которой ты все равно скоро расстанешься, – это неплохая сделка.
Его слова помогли Никс успокоиться. «Пожалуй, он прав». Да, на пути к седьмой террасе ей пришлось преодолеть более суровые препятствия. «И вот теперь я так близка к вершине». Девушка запрятала надежду поглубже, испугавшись, что одна только мысль об этом может разбить все ее шансы.
Словно прочитав ее мысли, отец подчеркнул ее удачу.
– Ты только взгляни, с чего ты начала! Шестимесячный младенец, пищащий на плавучем ковре болотной травы. Если бы у тебя тогда не разболелся животик, мы бы тебя не услышали. Ворчун протащил бы мою волокушу мимо.
Девушка постаралась улыбнуться. Воспоминания о том, как он нашел ее брошенной в болоте, неизменно вызывали веселье у ее приемного отца. У него два сильных сына – обоим сейчас было уже за тридцать, они управлялись со стадом, но жена умерла при родах единственной дочери: тогда он потерял их обеих. Обнаруженную в болоте малышку отец посчитал даром Матери Снизу, особенно если учесть, что не было никаких признаков того, кто оставил плачущего голого младенца посреди топей. На плавающем в воде ковре болотной травы, нежного и своенравного растения, не было никаких следов ног вокруг тела младенца. Даже лепестки хрупких цветов, покрывавших плавающее на поверхности зеленое сплетение, были нетронуты. Казалось, малышка упала с неба как награда преданному и трудолюбивому жителю болот.
И все же хотя эта история для приемного отца неизменно служила источником гордости, для Никс она была приправлена изрядной долей стыда и гнева. Мать, а может быть и оба родителя, бросили ее в болоте, обрекая на неминуемую смерть, возможно, потому что она родилась ущербной: ее глаза были покрыты голубовато-молочной пленкой.
– Как я тебя люблю! – воскликнул отец, высказывая очередную истину. – Даже если бы тебя не отобрали поступить в Обитель. Хотя когда я узнал, что ты прошла испытание, у меня от радости едва не разорвалось сердце!
– Это получилось случайно, – смущенно пробормотала девушка.
Отец кашлянул, выпуская облачко дыма.
– Не говори так! В жизни ничего не происходит по воле случая. Это знак того, что Матерь продолжает улыбаться тебе.
Вера Никс была не такой сильной, но она знала, что лучше не перечить отцу.
В то время девочка была прислужницей в школе, мыла посуду и оттирала полы. Наводя порядок в одном из классов, она споткнулась о груду брусков, каменных и деревянных. Испугавшись, что это что-то важное, Никс подобрала их с пола и положила на стол. Однако любопытство взяло верх. Аккуратно раскладывая бруски различной формы, она почувствовала, как их неровные края совпадают друг с другом. Именно так Никс по большей части воспринимала окружающий мир – через осязание; так было тогда, так оставалось и сейчас. Убедившись, что рядом никого нет, девочка начала складывать бруски и быстро потеряла счет времени, но наконец восемнадцать десятков брусков выстроились в сложное сооружение с высокими башнями и зубчатыми стенами, образовавшее шестиконечную звезду с зáмком посредине.
Полностью поглощенная работой, Никс не заметила, как вокруг собралась толпа. Лишь закончив, она выпрямилась, заслужив восторженные восклицания со стороны зрителей.
Девочка запомнила, как одна монашка спросила у другой:
– Долго она пробыла здесь?
И ответ:
– Я ушла, когда она появилась с ведром и тряпкой. Это было не больше одного колокола назад.
– Она так быстро построила цитадель Азантийи! Соискателям мы даем на это целый день. И большинство не справляется с задачей.
– Клянусь!..
Кто-то схватил девочку за подбородок и поднял ее лицо.
– И посмотрите на голубую пленку у нее на глазах! Она ведь почти слепая!
Потом ей выделили место среди первогодок, и она поступила в Обитель, будучи на год младше всех одноклассников. За все время лишь горстке детей из деревни Брайк была предоставлена возможность поступить в школу, и никому из них не удалось подняться выше третьей террасы. Никс втайне гордилась своими достижениями, однако ее удовлетворение было приправлено изрядной долей горечи. Девушка поднималась вверх вместе с постоянно съеживающимся классом, но одноклассники не позволяли ей забывать о ее низком происхождении. Они говорили, что от нее воняет сточной канавой. Издевались за бедную одежду и отсутствие изысканного воспитания. И еще за затуманенное зрение, стену теней, постоянно ограждавшую ее от окружающих.
И все-таки Никс находила утешение в радости отца. Чтобы доставлять ему счастье, она прилежно училась. Также ей доставляло удовольствие узнавать больше об окружающем мире. Она словно вылезала из темноты погреба в яркий свет лета. Тени оставались, загадки по-прежнему ждали своего решения, но с каждым годом мрак, окутывающий мир, рассеивался все больше. То самое любопытство, которое когда-то заставило Никс складывать бруски, никуда не делось и только становилось сильнее с каждой новой террасой.
– Ты станешь девятилеткой, – говорил ей отец. – Я это нутром чувствую!
Девушка наполняла его уверенностью свое сердце, полная решимости сделать все возможное ради того, чтобы это случилось.
«Хотя бы ради него».
Вдалеке над вершиной Обители раздался звон Призывного колокола. Нужно было вернуться назад к вечерним занятиям до того, как он прозвонит снова. Времени оставалось мало.
Отец также услышал звон.
– Тебе лучше поторопиться, девочка моя!
Никс поднялась на ноги и взяла отца за руку, чувствуя упругие мышцы под тонкой кожей, обтягивающей крепкие кости. Наклонившись, она поцеловала его, найдя заросшую щеку так же легко, как находит соты с медом пчела.
– Я приду, когда смогу, – заверила отца девушка, вспоминая, что то же самое говорила до того Ворчуну. Она намеревалась сдержать оба обещания.
– Веди себя хорошо, – напутствовал ее отец. – И помни, что Матерь Снизу всегда наблюдает за тобой.
Направляясь к двери, Никс улыбнулась, думая о непоколебимой вере отца в нее и в Матерь Снизу. Ей хотелось надеяться, что вера эта оправданна – в обоих случаях.
Чувствуя, что время поджимает, Никс возвращалась обратно по той же самой тропе, которая привела ее домой. Но только теперь она ощупывала дорогу перед собой запасной клюкой, видавшей виды палкой, которой пользовалась, когда была младше. От долгих лет использования поверхность палки покрылась щербинками. Она также была немного короче новой, которую девушка забыла в классе. Однако сейчас в руке палка казалась старым другом. Хотя дорога была прекрасно знакома Никс, тяжесть палки придавала дополнительную уверенность.
Девушка ускорила шаг. Опоздать будет очень некстати, особенно после того, что произошло утром. Войдя в ворота школы, Никс быстро поднялась на седьмую террасу. Она запыхалась, но успела до второго Призывного колокола.
Успокоившись, Никс поспешила налево, прочь от позора под куполом астроникума. Она решила забрать другую трость потом, когда никто не увидит. По утрам занятия посвящались устройству мира: решению загадок по курсу арифоматики, препарированию живых организмов по курсу биологики, повседневному применению расчетов и измерений. Вечера ученики проводили за изучением истории, религии и литераты древних.
Никс предпочитала утренние занятия, в основном из-за объемов чтения, которые приходилось выполнять во второй половине дня. Ее пальцы, хоть и очень проворные, все же не обладали достаточной чувствительностью, чтобы различать чернила на страницах священных томов. Чтобы помогать девушке в учебе, к ней был приставлен юный послушник. Джейс не смог подняться на пятую террасу, однако, вместо того чтобы отправить его домой, ему предложили остаться при школе в скриптории, в основном для переписывания рукописей, но также чтобы служить глазами Никс. Днем он вполголоса пересказывал ей то, что нужно было усвоить, а иногда продолжал и ночью в ее келье в дортуаре.
Никс поспешила туда, где обыкновенно ждал ее Джейс. Хотя в его силах было еще больше усложнить ей жизнь, он был по отношению к ней добрым и терпеливым. Девушка также подозревала, что парень воспринимает ее не только как ученицу. Джейс был на четыре года старше ее, однако в нем оставалось больше мальчишеского, чем в ее сверстниках-семилетках. Чтобы хоть как-то это исправить, он отращивал бородку-пушок, призванную придать мужественности его круглому лицу. Он приобрел округлое брюшко и обзавелся одышкой из-за малоподвижного образа жизни, и это особенно ему мешало, когда Джейс спешил следом за Никс. Однако он в большей степени, чем кто бы то ни было, мог ее рассмешить. Во многом именно благодаря ему девушка терпела вечерние занятия.
Никс направилась к арке у скриптория. Завернув за угол, она услышала характерное пыхтение своего друга, более шумное и тяжелое, чем обычно, словно Джейс бежал сюда. Девушка уловила исходящий от его одежды запах извести, указывающий на то, что он провел утро, готовя свежий пергамент для своей работы.
– Джейс, прости, что опоздала. Нам нужно…
Но тут ей в нос ударил другой запах. Горьковатый, насыщенный железом. Он исходил от Джейса с каждым выдохом. Кровь. Удивленная, Никс споткнулась обо что-то, лежащее на полу. Она не заметила это, когда ощупывала дорогу перед собой тростью. Упав, девушка быстро поняла, что это нога ее друга. Но почему Джейс сидит в арке? Никс ощупала его тело.
– Джейс, что с тобой?
Ее ладонь нашла его лицо, отчего он вскрикнул. Никс обнаружила горячую кровь у него под носом, распухшим, свернутым на сторону. Вздрогнув от этого прикосновения, Джейс отстранил ее руку.
– Никс… они замыслили что-то плохое!
– Кто?..
Однако ответ был очевиден. Со всех сторон послышалось шарканье кожи по каменным плитам. Никс услышала за спиной смешок.
– Беги! – воскликнул Джейс, подталкивая ее.
Девушка застыла на четвереньках, объятая ужасом.
– Не дайте ей удрать! – крикнула Кайнджел.
Эти слова вывели Никс из оцепенения. Она лихорадочно принялась искать пути бегства. Напрягая органы чувств, девушка заполняла пространство вокруг шорохами, шепотом, шарканьем. Попятившись от смещающихся теней справа, она побежала прочь от пелены пота и шумного дыхания, сгущающегося у нее за спиной, стремясь получить защиту в школе, у братьев и сестер, которые ей встретятся.
Бешено колотящееся сердце подступило ей к горлу, раздвигая границы слуха. Никс различила доносящиеся из-за угла знакомые интонации сестры Рид.
– …Поставят на место. Она пожалеет о том, что ее просто не выпороли!
Ей ответил другой голос, высокий и гнусавый. Он принадлежал иеромонаху Плакку, который должен был вести вечерние занятия.
– А как же настоятельница?
– То, что происходит между ударами колокола, особенно между раздосадованными учениками, нельзя ставить мне в вину. Я заявлю…
По всей террасе разнесся второй звон Призывного колокола, заглушая слова сестры Рид.
Задыхаясь, с гулко колотящимся сердцем, Никс была близка к тому, чтобы от ужаса свалиться в обморок. На какое-то мгновение ее захлестнуло новое, незнакомое чувство. Звон колокола разрывал в клочья тени, отгоняя их прочь, открывая с поразительной четкостью стены, лестницы и коридоры вокруг. Девушка даже смогла различить обступившие ее силуэты.
Один из них приблизился, и Никс резко отдернулась назад. Чьи-то пальцы схватили ее за рукав, но она высвободилась.
Позади послышалось вырвавшееся ругательство.
Бэрд.
Никс поспешила по пути, обозначенному вибрирующими отголосками звона, опираясь на это новообретенное чувство, помогающее ей спастись. И все же на бегу она как могла подтверждала это чувство ударами трости. Охотники быстро отстали от добычи, однако они не прекращали погони, сгущаясь грозовыми тучами у девушки за спиной.
Никс добежала до лестницы, ведущей на восьмую террасу. Как семилетка, она совсем не знала этот уровень. И все же девушка неслась вверх по ступеням, ведомая своей тростью. Ее ощущения раздвоились. Грудь горела, сердце колотилось, но при этом ей казалось, будто она воспарила ввысь и взирает сверху на себя. Однако у нее не было времени задерживаться на этом странном феномене.
Взбежав по лестнице, Никс оказалась на восьмой террасе. Колокола затихли, и мир снова сомкнулся вокруг непроницаемой пеленой. Девушка вернулась в свое тело.
– Вот она! – раздался позади крик Кайнджел.
Никс в ужасе бросилась прочь от приближающегося топота сандалий по камню. Восьмилетки уже разошлись по классам, и на террасе никого не осталось. Объятая паникой, Ниск попыталась бежать быстрее. Налетев с размаха плечом на угол, она крутанулась, описывая полный оборот. И все же страх помог ей удержаться на ногах и двинуться дальше.
Но куда идти?
Лишившись мимолетного нового восприятия мира, Никс устремилась по единственному пути, который знала. Все ученики рано или поздно поднимались на этот уровень, совершая тайное паломничество. Путешествие заканчивалось там, где их надежды или взмывали вверх, или низвергались на землю.
И Никс тут не была исключением. Каждый год она по несколько раз поднималась на восьмую террасу, чтобы дойти до этого места. И сейчас она поспешила к своей цели. Это был единственный маршрут, запечатленный у нее в памяти.
Охотники не отставали, мрачно смеясь, настигая девушку своими угрозами.
Наконец Никс добралась до следующей лестницы. Эти ступени не были выше и круче тех, которые ей уже пришлось преодолеть, чтобы подняться сюда, и все-таки она остановилась перед ними. Эта лестница вела на девятую и последнюю террасу. Подняться по этим ступеням дозволялось только тем, кого признавали достойными Восхождения. Для всех остальных лестница была закрыта. Тайны девятого уровня предназначались лишь немногим избранным. Нарушение запрета означало немедленное исключение из школы.
Никс задрожала, стоя у лестницы. Первые семь лет своей жизни она провела в Брайке, следующие семь – здесь, в Обители. В настоящий момент ее жизнь качалась между светлым будущим и постыдным падением. Хотя девушка не могла знать, какая судьба ей уготована, она всегда стремилась добиться большего и надеялась на лучшее.
Однако сейчас…
Преследователи настигли ее. Бэрд заметил ее колебание. Он презрительно фыркнул, однако веселья в его голосе не было, одна угроза, которую он подчеркнул своими следующими словами.
– Она в ловушке. Смотрите хорошенько! Я отниму у нее палку и надеру ей задницу, да так, что она две недели сидеть не сможет!
Остальные рассмеялись, перекрывая пути отхода.
Внезапно у Никс из руки вырвали трость. Она попыталась вернуть трость, но ее оттолкнули.
– Лучше отлупи ее по рукам, – раздался другой голос, вероятно, Раймела, побуждающий Бэрда действовать. – Хорошенько, со всей силой. Сломай обе. Как она сломала модель солнечной системы. Это будет то, что надо, скажу я вам!
Никс стиснула кулаки, чувствуя, как в висках стучит кровь. В своей жизни ей случалось оступиться и упасть, сломав кость. Боль ее не пугала, однако руки помогали ей видеть мир лучше, чем затуманенные глаза. Ладони чувствовали вибрацию трости. Кончики пальцев раскрывали подробности, недоступные взгляду. Сейчас ей угрожали не просто переломом нескольких костей, а увечьем, которое сделает ее совершенно слепой.
И все-таки эта судьба не была самой страшной.
Кайнджел привлекла к себе внимание брата.
– Ты должен пойти до конца и осквернить ее, – угрожающим тоном произнесла она. – Сделать так, чтобы ее навсегда прогнали из школы!
Это вызвало новый взрыв смеха, но теперь уже приправленного прожилками страха. Все поняли, в чем заключалась эта угроза. Для того чтобы достигнуть Восхождения, девушке требовалось быть девственницей, чистой и непорочной. Почему-то к мальчикам это не относилось. В дортуарах устраивались неистовые оргии, в которых было все, за исключением самого главного действия. Переступить эту черту означало изгнание – и не только из школы, но и из Брайка. Таким был позор.
– Полагаю, хорошей взбучки будет достаточно, – сказал Бэрд, стараясь сохранить голос твердым. – Это поставит болотную жабу на место.
– Она заслуживает кое-чего похуже, – презрительно промолвила его сестра. – Ей здесь не место. И мы все это знаем. А ты просто трус!
Никс уловила в голосе Кайнджел желчь. Учеба давалась дочери верховного градоначальника с огромным трудом. Ходили слухи, что отец платил за ее продвижение вверх по террасам сундуками, полными серебряных эйри и золотых марок. Однако никто не осмеливался сказать ей это в глаза. По какой-то причине Никс всегда вызывала у Кайнджел лютую ненависть – возможно, из-за высоких отметок, которые Никс получала по всем предметам.
Услышав от сестры обвинение в трусости, Бэрд возмущенно фыркнул. Он постарался скрыть свое смущение показной грубостью.
– Ансель, Меркл, хватайте ее! Лэкуиддл, и ты тоже подсоби им!
Бэрд хотел втянуть в это как можно больше людей, чтобы никто не проговорился. А потом можно будет свалить изнасилование на какую-нибудь случайную оргию в деревне.
Попятившись назад, Никс наткнулась ногой на первую ступеньку. От этого прикосновения внутри вскипела ярость, прогоняя прочь ужас. Жар схлынул, уступая место холодному рассудку.
«Если мне суждено быть отчисленной, то пусть это станет следствием моих собственных поступков!»
Никс подняла ногу и, пятясь, поднялась на первую ступеньку. Это маленькое перемещение вызвало испуганные восклицания. Не обращая на них внимания, девушка сделала еще один шаг и еще один. Она не собиралась доставлять Бэрду и Кайнджел удовлетворение, позволив осквернить себя.
Должно быть, Бэрд, осознав это, взвыл от ярости.
Никс не задрожала от его злости, вместо этого используя ее в качестве ветра, который наполнил ее паруса и гнал ее верх. С каждым шагом усиливался жар двух костров, пылающих у нее за спиной. Дым благовоний смывал зловонный смрад оставшихся внизу угроз.
– Не думай, что тебе удастся так легко отделаться от меня! – выругался Бэрд.
Хотя Никс не могла его видеть, она услышала, как он бросился вверх по лестнице. Ошеломленная его дерзостью, она застыла на месте.
– Бэрд, стой! – с паникой в голосе окликнула брата Кайнджел, возможно, только сейчас осознав, что надавила на него слишком сильно. – Не надо!
Бэрд задержался лишь для того, чтобы обнадежить свою сестру.
– Не беспокойся, если до этого дойдет дело, отец покроет все мои долги!
Эти слова вывели Никс из оцепенения. Развернувшись, она побежала вверх по лестнице, навстречу своей судьбе.
И без того уже потерявшаяся, Никс неуверенно остановилась, достигнув вершины Обители. Вынужденная опираться только на слухи и догадки, она не знала, куда идти.
Если верить Джейсу, девятая терраса не была похожа на все остальные. На ней кольцом выстроились башни, каждая из которых вмещала различные виды знаний. На западной половине – ее башни были построены из черного вулканического камня, добываемого в каменоломнях под школой, – размещались классы алхимии. С противоположной стороны выгнулись дугой ослепительно-белые башни из известняка, доставленного с обрывистых склонов Кручи на востоке. В белых башнях девятилеткам открывались тайны божественных законов и древние предания.
Сознавая то, что теперь все эти знания будут навсегда для нее закрыты, Никс, избегая обоих краев, устремилась к сдвоенным пятнам яркого света в центре вершины. Два костра сияли подобно очам Отца Сверху. На протяжении столетий они взирали сверху на учеников, призывая их подняться выше, приблизиться и заглянуть в сосредоточенные здесь чудеса и ужасы.
Над кострами в небе метались черные тени, источающие горький запах алхимикалий и священных благовоний. Подойдя ближе, Никс почувствовала, как эти ароматы поглотили ее, стирая все вокруг. Ревущее пламя оглушило. Яркое зарево прогнало прочь все обступавшие тени, превратившись в одно сплошное сияние.
Казалось, окружающий мир исчез, оставив девушку парящей в свечении едкого дыма и потрескивающего пламени. «Пусть будет так». Понимая, что дальше идти некуда, Никс остановилась между кострами, закончив свое отчаянное бегство.
Она повернулась к огню спиной, отказываясь трусливо прятаться.
В нескольких шагах за ревом пламени послышалось учащенное дыхание.
Бэрд.
– Если потребуется, я поволоку тебя за волосы! – угрожающе произнес он, подкрепляя свои слова сильным ударом трости по каменным плитам.
Никс услышала громкий треск, похожий на хруст ломающейся кости. На нее это произвело такое воздействие, будто Бэрд уничтожил ее старого друга.
Переполненная отчаянием и яростью, Никс подумала было о том, чтобы броситься в костер и тем самым даже сейчас лишить Бэрда удовольствия унизить ее. Однако ее воспитал отец, укрощавший буйволов, она росла рядом с братьями, которые никогда не сдавались. Девушка стиснула кулаки, готовая дорого продать свою честь.
Она словно услышала слова отца, сказанные на прощание: «Помни, Матерь Снизу всегда наблюдает за тобой!» Сейчас ей, как никогда, хотелось верить, что это правда. Но надежды было мало. И все же Никс мысленно произнесла молитву, вкладывая в нее всю свою душу.
И ответ последовал.
Но только это была не Матерь.
В тот момент когда Бэрд набросился на Никс, та почувствовала, как зашевелились волоски у нее на затылке. Затем она услышала пронзительный крик, разорвавший небо. Этот крик обрушился на нее, разлился волной по всему телу, сотрясая кости и зубы. После чего тело Никс вспыхнуло, словно факел. Почувствовав, как покрывается волдырями кожа, вскипают глаза, она предположила, что взмах огромных крыльев швырнул на нее языки пламени.
Невзирая на боль, девушка низко пригнулась.
Спереди до нее донесся крик – не зверя, а мальчика.
Оборвавшийся посредине.
Затем на нее налетело чье-то тело, сбивая ее с ног и опрокидывая навзничь между двумя кострами. Огонь у нее внутри тотчас же умер, словно загашенный придавившей ее массой. Понимая, что это Бэрд, Никс попыталась высвободиться.
Но тут хлынувшая кровь окропила ей шею и грудь. Она попыталась остановить поток – но ее пальцы наткнулись на растерзанную плоть, на обрубок шеи. Вскрикнув от ужаса, девушка лихорадочно ощупала Бэрда: у него отсутствовала голова, оторванная от туловища.
Неудержимо хлынули слезы.
Нет!..
Девушка попыталась выбраться из-под придавившего ее тела – но тут невидимая сила сняла его с нее и швырнула в алхимическое пламя. Лежа на спине, Никс приподнялась на локтях и, отталкиваясь ногами, поползла назад, укрываясь глубже между кострами. Слева от нее в огне шипела и дымилась человеческая плоть.
Нет!..
В ярком пятне сдвоенного пламени перед Никс возник темный силуэт. Кто-то схватил ее левую ногу, прижимая к полу. Огромная фигура нависла над ней. Костлявые пальцы воткнулись в живот, другая лапа схватила ее за правое плечо. Однажды Никс оказалась под копытами взбесившейся здоровенной буйволицы. Существо, придавившее ее сейчас, было многократно тяжелее, его действия были целенаправленными.
Нет!..
Черная тень полностью закрыла Никс крылом и туловищем, окутав мраком. Лицо обдало горячим дыханием, полным смрада свежей плоти и крови. Влажные ноздри обнюхали девушку от макушки до шеи и остановились там.
Нет!..
Никс ощутила, как шершавые губы раздвинулись – затем в нежную плоть ее шеи погрузились ледяные кинжалы.
Нет!..
Клыки проникли глубже, вызвав вспышку острой боли, за которой последовало холодное онемение. Морда давила, не давая дышать. Леденящий холод разливался по всему телу, разносимый кровеносной системой.
И тут сквозь рев пламени послышались крики.
Девятая терраса наконец пробудилась, заметив нападение грозного врага.
Тяжелая туша, придавившая Никс, рванула прочь, сокрушая девушку еще сильнее, затем на какое-то мгновение подняла ее в воздух, прежде чем окончательно отпустить. Никс рухнула на каменные плиты. Распростертая навзничь, она ощутила взмахи тяжелых крыльев, жар пламени от костров. Клубящийся дым принес запахи сладких благовоний и горелой плоти.
Лежа на спине, девушка вновь испытала необъяснимое мимолетное ощущение того, будто она смотрит вверх на небо и в то же время вниз на свое тело.
И тотчас же оно прошло.
Осталось только биение сердца.
Никс с ужасом следила за замедляющимися ударами.
Нет!..
Она старалась держаться, усилием воли заставить сердце сократиться еще раз.
Но тут из темных глубин поднялся новый звук, мешая ей сосредоточиться. Голова заполнилась криками и воплями – сотнями, потом тысячами, их становилось все больше и больше. Земля под ней затряслась, затем судорожно вздрогнула. Все завершилось громоподобным треском, и Никс почувствовала себя истерзанной и опустошенной. И потом осталась только жуткая тишина, настолько полная, что ничего подобного она никогда прежде не слышала.
Если бы Никс могла, она бы расплакалась.
И только тут до нее дошла правда.
Она поняла, что означает эта полная тишина.
Ее сердце остановилось.