Безумно - читать онлайн

5

У меня проблемы. Одна эта дурацкая реакция, когда меня словно перемкнуло, заставила меня иначе взглянуть на Мэйсона. Заставила думать о нем.

О нем, об этом поцелуе, о прикосновении его мягких губ, его тепле… ощущению его тела.

Мой мозг вообще не настроен на это. Это катастрофа!

И его дурацкое обещание ничуть не улучшает ситуацию. Я не думала, что после всего прошедшего времени он все еще будет помнить об этом. Ладно, пусть помнит, но он что, серьезно имел это в виду? Буквально?

Я икаю. Отлично, теперь у меня еще и приступ икоты на нервной почве.

– Прокля… – ик-…тье!

Это обещание на самом деле никакое не обещание. Это полная хрень.

Тем не менее я до сих пор помню его так же хорошо, как и он, даже при том, что мне не хотелось бы признавать этого.

Это был наш первый вечер с Энди в MASON’s. Первый, когда она наконец оказалась в Сиэтле, я снова почувствовала себя менее одинокой и более счастливой, и мы обе немного приблизились к нашей мечте. В ту ночь я приняла Мэйсона за того придурка, который приставал ко мне. Но когда я впервые увидела его, меня сразу же поразили его улыбка и эти хитрые искорки в глазах. Он так очаровал меня, что у меня побежали мурашки по коже. И почему-то это вызвало во мне желание не поддаваться. Когда мы спросили его о работе для Энди, я уже давно успела вылить тот восхитительно-вкусный коктейль на грудь Мэйсона. Вид его, пораженного и одновременно гневного, и вымокшей грязной рубашки до сих пор заставляет меня радостно улыбаться. Иногда, когда у меня бывает плохой день, я вспоминаю это, и тогда мне становится лучше. По крайней мере, до тех пор, пока я мысленно не дохожу до той части вечера, где Мэйсон наклоняется ближе, мне в нос ударяет терпкий лосьон после бритья, от которого девушки должны скидывать с себя одежду, и он шепчет мне на ухо:

– Обещаю, однажды ты будешь стонать из-за меня. Не сдерживаясь. Громче и дольше, чем когда-либо прежде. – Перед этими словами он еще и кусает дольку хрустящего ананаса.

Я и сейчас так живо чувствую гнев и возмущение, которые испытала в тот момент, что мне приходится стиснуть зубы. Наглый самовлюбленный придурок!

Выругавшись, я наконец добираюсь до входной двери вместе с Носком, успеваю бросить последний обвиняющий взгляд на дверь гаража и показать ему средний палец. Даже если Мэйсон и не видит этого, я все равно остаюсь довольна – пока мне не приходит в голову, что я увижу его снова, самое позднее через пять минут, потому что мы окажемся в одной квартире.

Так что я медленно, очень медленно иду к лифту. Нажимаю в нем на все кнопки, чтобы он останавливался на каждом этаже. Когда он достигает верхнего, я снова бью рекорды неторопливости, подхожу к двери квартиры и вытаскиваю из кармана запасной ключ. Энди дала мне свой, а я ей – свой. На всякий случай. Так что ребятам не надо переживать по этому поводу, я прихожу и ухожу сама, когда захочу.

В отличие от меня, Носку не терпится зайти внутрь, и он нетерпеливо царапает дверь, поэтому я больше не медлю, спускаю его с поводка и, наконец, поворачиваю ключ в замке, чтобы открыть дверь. В какой-то момент я в любом случае должна буду войти, чтобы потом отправиться в город и покончить со всем этим.

В квартире я снимаю с Носка ошейник, а с себя – куртку и понимаю, что снова чувствую себя уставшей. Судя по всему, все эти переживания по поводу стажировки отнимают у меня гораздо больше энергии, чем я думала. От мыслей о том, что уже сегодня мне придется обивать пороги всех оставшихся компаний и агентств, которые открыты в субботу, а в понедельник – всех остальных контор, звонить им и, возможно, просить и умолять пойти мне навстречу, у меня начинает болеть живот. Не только потому, что я не особо умею просить и умолять, но и из страха, что я ничего не смогу найти. Тогда мне неизбежно придется столкнуться с другими проблемами, связанными, например, с предстоящим семестром, общежитием и моей стипендией. Я была настолько наивна и глупа, что верила, будто ничто не сможет пойти не так и все пройдет гладко. Уже на данный момент я могу не успеть все уладить, в текущей стадии продвижения моих поисков выражение «слишком поздно» уже не является пустыми словами. Со мной этого больше никогда не повторится. Больше никогда!

Я глубоко вздыхаю. Итак, вперед! Чем раньше я начну, тем скорее закончу. Я справлюсь.

И я не буду просить Энди о помощи, пока не испробую все остальные варианты. Сначала я должна попытаться найти стажировку своими силами. Для меня это важно.

По пути в комнату Энди, которая определенно еще спит, я оглядываюсь по сторонам. Двери остальных комнат закрыты, кроме двери Мэйсона, которая слегка приоткрыта, а из ванной доносятся какие-то звуки. Он, наверное, моется. Я слышу шум текущей воды, который невольно заставляет меня представить, как Мэйс принимает душ. Как на этот раз его волосы беспорядочно падают ему на лицо и капли воды стекают по его мускулам и… О нет! Нет, нет, нет! Я быстро преодолеваю оставшееся расстояние и закрываю за собой дверь. Я не собираюсь представлять Мэйсона голым. Так далеко я еще не зашла…

Вместо этого я поворачиваюсь к Носку, уделяя ему все свое внимание. Это меня успокаивает. Я даю ему косточку и наполняю его миску, затем застилаю постель. На столе я оставляю для подруги записку, набросав ее на одном из бесчисленных стикеров Энди, чтобы она знала, где я и что я вернусь позже, когда закончу. В отличие от Купера, она не идет сегодня на смену в баре и ей не надо на работу до следующей недели, поэтому до тех пор мы хотели провести некоторое время вместе.

Так, готово. Я кладу ручку на место, чтобы у Энди не прихватило сердце с самого утра, затем беру свои вещи и быстро выхожу из квартиры, прежде чем Мэйсон успеет выпрыгнуть на меня из ванной, своей комнаты или откуда-нибудь еще.

Ожидая на улице такси, я просматриваю на своем мобильном телефоне единственный список, который я вела в течение нескольких месяцев: список возможных позиций стажировки. Около трети названий компаний, которые еще не прислали мне отказ, можно было смело вычеркивать, потому что сегодня они не работают. Так что их я приберегу до понедельника.

Так, ладно, Джун. Ты прорвешься. У тебя ведь непревзойденный талант приставать к людям до тех пор, пока ты не заставишь их сделать то, что тебе нужно. По крайней мере, так всегда говорит Энди. Надо научиться применять это с пользой, верно?

Думаю, сегодня я обязательно получу ответ на этот вопрос.

Такси прибывает. Я забираюсь на кожаное заднее сиденье и пристегиваюсь. Внутри немного душно и пахнет малиновым ароматизатором. Запах проникает через отверстие, оставленное в перегородке для передачи оплаты, и сквозь бесчисленные щели и дыры в ней.

– Куда поедем, мисс? – Женщина лет сорока дружелюбно улыбается мне через зеркало заднего вида, включая счетчик. Эта машина не из новых и немного потрепана внутри.

– На Пайонир-Сквер, пожалуйста.

Она молча кивает мне в ответ, и мы уезжаем.

В этом районе Сиэтла находятся сразу два-три хороших рекламных агентства. С них я и начну. Затем, если понадобится, я доберусь пешком или на трамвае до Беллтауна и исхожу там всю округу. Я также свяжусь по телефону с компаниями и фирмами в районах Лоуэр-Куин-Энн и Пайк/Пайн. Если это ничего не принесет, мне придется попытать счастья на северной стороне озера Юнион в течение следующих нескольких дней. На данный момент у меня там уже три отказа.

Тихо вздохнув, я заправляю несколько раздражающих прядей за уши и закусываю губу, потому что нервничаю. Вредная привычка, от которой я действительно была бы рада избавиться. Так же, как и та, что я всегда немного высовываю кончик языка изо рта, когда концентрируюсь.

Пока я пролистываю свои заметки и веб-сайты компаний, выбираю из них ближайшие цели, изучаю руководителей отделов и усваиваю основные направления деятельности и философию компаний, на дисплее мобильного телефона высвечивается сообщение.

От мамы. Я удивленно замираю. Мама не пишет мне сообщений. Мама почти никогда не пишет. Когда это все же происходит, то это редко означает что-то хорошее.

– Хотя бы чаще, чем папа, который в буквальном смысле никогда этого не делает, – хмуро бормочу я себе под нос и скептически открываю сообщение:

Мой рот сам собой немного приоткрылся, хотя мне не стоит удивляться ни единому ее слову. Ни из тех, что она написала, ни из тех, которые она подумала про себя.

И, тем не менее, мне больно. Так было всегда. Бо́льшую часть времени я говорила себе, что мама и папа просто другие и что я должна с этим смириться. Они не такие открытые, заботливые и любящие, как большинство родителей, не такие поддерживающие и вдохновляющие, но это не значит, что они не любят меня. По крайней мере, мама то и дело повторяет, что хочет для меня только лучшего.

Энди все еще пытается сгладить углы – она считает, что родители любят меня такой, какая я есть, возможно, они просто не могут этого показать. Я знаю, что она говорит это из добрых побуждений, но нам обеим ясно, что этими словами она лишь пытается скрыть истину. Потому что нет ничего, чем можно было бы оправдать отношения между мной и моей семьей. Родителей не было рядом, когда я нуждалась в них. Ни тогда, ни до, ни после. Ни тогда, когда я однажды пыталась показать себя миру без макияжа, ни даже тогда, когда Дрю – мой первый и единственный парень – предал меня и высмеял мое винное пятно. Нет. Не было ни поддержки, ни понимания, ни поощрения, ни, конечно, родительского утешения. Их жизнь всегда была в работе. Их жизнь – это и есть работа. Они одни из лучших юристов страны. Моя мама – специалист по торговому и трудовому праву, а отец – по экономическому праву и международным делам. Вместе они непобедимы. Конечно, в том, что касается работы, а не воспитания своего единственного ребенка.

По крайней мере, моей маме удается напоминать о себе хотя бы тогда, когда она начинает панически бояться, что я могу забыть нанести косметику или просто вовремя купить новую. Или что-нибудь в этом роде. Я имею в виду, что скажут люди? Такая, как я – и их дочь… Я безрадостно смеюсь. Это потрясло бы ее мир до основания.

Я знаю, что это ее проблема. Глубоко внутри меня сидит осознание этого, вот только… с годами она стала частью меня. Я перестала чувствовать себя красивой без макияжа, без фильтров – чем больше, тем лучше. Я даже не уверена, что это когда-то было по-другому. Они сделали со мной то, чего никто ни с кем не должен делать: заставили меня усомниться. В себе. В том, чего я стою. У меня было чувство стыда и страх быть собой. Он есть у меня до сих пор.

Снаружи я сильная, громкая и воинственная. Да, я борюсь. За все и всех, кто важен для меня, но не за саму себя, потому что внутри прячется неуверенная в себе девушка, в которую меня превратили родители и от которой мне не избавиться.

Может, я давно уже приняла это, а возможно, это просто страх и смирение. Может, я просто не знаю, кто я на самом деле.

Без Энди я, наверное, не стала бы такой храброй. Такой дерзкой и стойкой. Но даже она и ее большая семья не могли исправить того, что сделала моя собственная. Ни ее ободряющие слова, ни многочисленные объятия. Для нее я была всего лишь Джун, а не ребенком с винным пятном, недостатком, который нужно скрыть.

Я не отвечаю маме, потому что это последнее, чего мне бы хотелось, а она этого и не ждет.

С тех пор как я переехала к Энди и каким-то образом оторвалась от дома, я задавалась вопросом, почему я все еще беру деньги матери. Почему я не могу оборвать последнюю ниточку. Мне не нужны были ее деньги на учебу, я много трудилась ради стипендии и ради своего будущего. Тот факт, что я жила с Энди и ее семьей, вдобавок к моим хорошим оценкам, обеспечил мое право на стипендию. Я горжусь этим. Это моя работа, мое будущее.

И хотя этот конфликт не исчерпан – потому что я не хочу ее денег – я все еще очень стараюсь не списывать со счетов ее и папу.

Мою семью.

Я не только боюсь, но и надеюсь…

Хотя мне кажется, что спасать тут уже нечего. Я найду работу. Как только я смогу это сделать, я буду сама покупать себе косметику.

У меня начинается головная боль в виде легкой, но настойчивой пульсации над левым глазом, а затем и над правым.

Я не могу сейчас ничего изменить. Я должна сосредоточиться на сегодняшнем дне и на моем ближайшем будущем. Остальное пока не имеет значения.

Что сделано – то сделано.

Тем не менее я опускаю руку и кладу телефон к себе на колени, временно оставив все списки в покое, откидываю голову на спинку сиденья и смотрю в окно. Лучи солнца попадают в салон и светят мне прямо в лицо, поэтому я закрываю глаза, чтобы просто насладиться теплом. Как же я скучала по лету! По жаре, по яркому свету. В отличие от Энди, я тоскую не по самой Монтане, а по лету в тех краях, вообще по тому климату – здесь его мне часто не хватает.

К настоящему моменту своей жизни я уже кое-чего добилась – как сама, так и при помощи лучшей подруги, – окончила школу с отличием и более-менее приноровилась жить со своим винным пятном так, чтобы это не было сущим адом. Я справилась со всем этим, несмотря на то что родителей не было рядом, и сделаю все для того, чтобы мы с Энди могли вместе построить свое будущее и реализовать наши мечты. И для того, чтобы мне не пришлось снова возвращаться к родителям, даже близко быть к ним.

Ничто и никогда не было для меня так важно, как это. Ничто…

Услышав с водительского места голос, объявивший: «Пайонир-Сквер, мы на месте», я поднимаю веки и прочищаю горло, старательно игнорируя тот факт, что от важных мыслей меня отвлекло не только это, но и образ Мэйсона, возникший перед моим мысленным взором, и этот проклятый поцелуй.

– Спасибо, – отвечаю я и лезу в карман, найти необходимые монеты и купюры, чтобы рассчитаться и оставить чаевые.

Мы коротко прощаемся, и я глубоко вздыхаю, когда на меня обрушивается первый поток свежего воздуха. Прекрасно бодрит после духоты в такси. Я даю себе осмотреться.

Район Первой авеню с невысокими домами из красного кирпича, которые тепло приветствуют прохожих и чуть ли не вызывают чувство ностальгии, на мой взгляд является одним из самых красивых районов Сиэтла. Кроме того, деревья на обочине дороги оживляют картину своей зеленью, как и большие цветочные горшки с ароматными пышными розами на стенах отдельных домов. Индустриальный стиль, объединяющий природу и городскую суету, кажется мне вполне расслабляющим, а вовсе не напряженным. При этом в ясную погоду можно даже увидеть вдалеке высотки, который нередко скрываются в тумане или за низкими облаками.

Оглядываясь по сторонам, я думаю о том, с чего именно надо начать, и просматриваю список. Полагаю, стоит начать с одного из крупных агентств. Больше не всегда значит лучше, но чаще всего там больше персонала и больше возможностей. Кроме того, это агентство открывается раньше всех. Поэтому я включаю карту на телефоне, ищу название улицы, сворачиваю за угол – еще пятьдесят метров, и я уже там. На медной табличке я вижу имя, которое мне нужно. Я прохожу через большую стеклянную дверь к стойке ресепшена, за которой сидит строгая женщина с распущенными прямыми волосами медного оттенка. И с такими длинными ногтями, что она могла бы использовать их как японские палочки для суши.

Здесь тихо, поэтому мои шаги звучат по-настоящему громко, туфли настойчиво стучат по мраморному полу. Удобное фойе, простой и в то же время благородный интерьер – по крайней мере, если представить его без мебели. Шезлонг такого цвета, который я бы описала, как нечто среднее между кошачьей блевотиной и лимонным соком, стоит в углу перед простым стеклянным столиком и небольшой полкой с кучей журналов. Ковер напоминает огромную мандалу[3], нарисованную первоклассником, которая словно была распечатана и разложена на полу. Это то, что сейчас называется искусством. Завершают всю катастрофу изогнутая коричнево-черная лампа и места для сидения.

Но все это не имеет никакого значения. У этого агентства просто фантастическая репутация и крайне разнообразная клиентская база. Рекомендательное письмо и подтвержденный опыт прохождения стажировки здесь для моего портфолио будут весомыми.

Когда я подхожу к стойке, то пускаю в ход самую дружелюбную улыбку, на которую я способна, расправляю плечи и отбрасываю волнение. Я жду минуту. Еще одну. К сожалению, женщина напротив меня не проявляет особого интереса, она предпочитает лишь сортировать файлы, лежащие перед ней на столе.

Я осторожно прочищаю горло. Наши взгляды встречаются, она смотрит на меня в ожидании. Я узнаю выражение лица Энди. Эта женщина не хочет показаться грубой, она просто все еще немного спит.

– Добрый день, я хотела бы поговорить с мистером Холдером.

Она смотрит на меня, сжав бесцветные губы.

– У вас назначена встреча?

Вот это да. Ее голос звучит красиво, ярко, чисто и мягко, не пронзительно и не скрипуче. Она была бы чертовски хорошим чтецом аудиокниг или ведущей новостей. Я могла бы слушать ее целыми днями. Как можно иметь такой голос и выглядеть при этом как хмурый гном Ворчун[4] или как Гринч[5]?

– Не совсем, – уклончиво, но уверенно отвечаю я. – Однако у него уже есть мое резюме и остальные документы, и он определенно хотел бы поговорить со мной об этом лично.

Что еще я должна сказать? Ваше агентство не выходило на связь со мной последние четыре месяца, а ответные звонки, которые мне обещали, когда я чудом дозванивалась хоть до кого-нибудь, так и не поступили? Вряд ли это хорошая идея, я считаю, что уверенность в себе и проявление инициативы – это определенно лучший вариант.

– Что ж, к сожалению, я ничего не могу для вас сделать. Он свяжется с вами, как только просмотрит ваши документы.

– Нет. – Слово вылетает у меня само собой, и я немедленно настороженно замираю.

– Прошу прощения? – Она откидывается на спинку стула, выжидательно смотрит на меня и вопросительно приподнимает правую бровь.

Я улыбаюсь еще шире и стараюсь выглядеть при этом так, словно мне стыдно и я очень извиняюсь. Такими навыками мои лицевые мышцы не слишком хорошо владеют. Тем не менее надо исправить хотя бы свой резкий тон и манеру разговора.

– Я хотела спросить, могу ли я посидеть здесь и подождать? Пожалуйста.

– Можете, но у мистера Холдера сегодня нет времени, мне известно его расписание. Кроме того, на данный момент у нас нет вакансий. Вы будете ждать напрасно, уверена – у вас есть дела поинтереснее. Сожалею.

– На вашей домашней странице указано, что вы проводите сейчас стажировки для студентов в сфере административной работы и онлайн-маркетинга для мероприятий.

Я определенно не сдамся и не уйду ни с чем. Она, вероятно, понимает это, потому что снисходительно отодвигает папки перед собой и что-то печатает на клавиатуре. Под таким углом мне не видно ничего на экране, но я надеюсь на лучшее.

Вдруг она безо всякого предупреждения нажимает кнопку на телефоне и подносит трубку к уху.

– Ян, привет, вы обновили вакансию? Актуально ли предложение о стажировке?

Пожалуйста, Ян. Пожалуйста, скажи «да».

– Хорошо, спасибо тебе. Увидимся позже вместе с Лином в итальянском кафе. – Она даже улыбается, пока не вешает трубку, и ей не приходится снова иметь дело со мной – тогда выражение ее лица становится пустым и непроницаемым, как раньше. – Как я уже объясняла, на данный момент вакансий нет. К сожалению, объявление на сайте обновилось автоматически, это наша ошибка. Осенью будут сформированы новые заявки на следующий год, тогда приглашаем вас снова попытать удачу. Лучше всего будет повторно подать документы на предстоящие тендеры.

Меня начинает подташнивать. Осенью. В следующем году.

Так, ладно, не паникуй. Это первая остановка на сегодня. Я ведь не ожидала, что все будет легко и быстро. Отказ не сюрприз. Ничего из этого не сюрприз. Но, тем не менее, меня это задевает. На один шанс меньше… Остается только узнать, сколько их еще у меня в запасе.

– Вы уверены?

Глупо спрашивать это снова, но я ничего не могу с собой поделать. Слова вылетают прежде, чем я успеваю это предотвратить. Дама передо мной лишь кивает и возвращается к своей работе, ну или чем она там занималась.

Я торопливо покидаю здание и уже за дверью на мгновение останавливаюсь, чтобы перевести дух и собраться с силами, прежде чем еще раз взглянуть на свой список и подумать, как и куда идти дальше. Мысленно подбадривая себя, я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и наконец отправляюсь в сторону Второй авеню.

Спустя пять часов, два двойных эспрессо, четыре порции кофе с молоком и два с половиной чизкейка, я сижу на скамейке и ем гигантское шоколадное печенье с карамелью. С такой дозой сахара в крови мне определенно грозит диабет, который, должно быть, уже стоит на стартовой позиции и потирает руки в предвкушении.

В моем списке на сегодня осталось только одно агентство, и оно находится здесь. Конечно, не здесь, на скамейке в парке, а через дорогу от меня.

Итак, пока я запихиваю в себя это крайне сладкое, чуть ли не до тошноты, печенье и чувствую себя максимально полной кофеина, я смотрю на нужное здание.

Пять часов моей жизни прошли впустую. Это триста минут. Они потеряны, их не вернуть. А ведь я могла бы избежать этого – ни личные визиты, ни телефонные звонки все равно ничего не принесли. При этом во многих агентствах со мной сегодня были очень милы и услужливы, извинялись или даже пытались что-то для меня устроить. Но безуспешно. Я опять опоздала. Снова и снова. Такая ошибка, конечно же, больше не повторится со мной, но это не меняет того, насколько она расстраивает меня сейчас.

Вот почему я сижу на лавке, заляпанной голубиным дерьмом, и не иду туда. Если они скажут «нет», у меня в запасе будет только несколько вариантов в Северном Сиэтле, с которыми я смогу разобраться не раньше понедельника из-за их режима работы.

Так что, можно сказать, вариантов у меня пока больше нет.

– Да черт возьми! – бормочу я с полным ртом и отбрасываю жалкие остатки печенья. Мое лицо, должно быть, похоже на лицо толстого обдолбанного хомяка.

В какой-то момент мне все же удается проглотить липкую субстанцию, вытереть пальцы и выбросить мусор в урну рядом. Затем я энергично поднимаю подбородок, резко подпрыгиваю, словно Брюс Беннер, который только что мутировал в невероятного Халка[6], так что его рубашка мгновенно расходится по швам и разлетается в клочья – что чуть не приводит к инфаркту проходящую мимо меня бабушку – и мысленно даю себе пару сотен мотивирующих пощечин.

Джун, ты сможешь.

Ты умна и знаешь, что делаешь.

Они еще не понимают, как им повезло с тобой. Но, самое главное, ты действительно облажаешься, если не сможешь справиться с этим…

Бросив последний взгляд через дорогу, я решительно перехожу улицу, вхожу в здание и, записавшись на входе, поднимаюсь в лифте на четвертый этаж и оказываюсь перед стойкой ресепшена. Вокруг себя я вижу уютную прихожую, открытую и светлую, которая напрямую соединяется с просторными офисами открытой планировки. До уха доносятся громкие голоса, рабочая атмосфера энергичная, даже напряженная. Еще здесь довольно тепло.

На ресепшене за стойкой сидит мужчина с подключенной гарнитурой и тремя разными экранами. Телефонная система просто потрясает воображение. Мигают десятки различных кнопок, и столько же звонков требуется переадресовать.

Мне не нужно ничего говорить, когда я подхожу к нему. Даже не глядя на меня, он знает, что я там, потому что сразу же поднимает вверх указательный палец, чтобы я ничего не говорила. Его бежевая рубашка идеально сочетается с кожей оливкового цвета, которая выглядит очень ухоженно. Черные волосы аккуратно подстрижены и уложены при помощи геля. Первого взгляда достаточно, чтобы сказать, что он проводит в ванной больше времени, чем мы с Энди вместе взятые. Оглянувшись, я понимаю, что это относится ко всем, кого можно здесь встретить. Все они выглядят как модели Dior, Chanel или Hugo Boss.

Мне трудно спокойно стоять на месте и не смотреть на себя в одно из узких зеркал по бокам. Или просто не сбежать из здания. Я здесь не к месту. Это более чем очевидно.

После сегодняшнего марафона, или – назовем его просто – позорного шествия, я определенно должна выглядеть, мягко говоря, не очень. Еще к губам могла прилипнуть карамель, а на зубах – остаться шоколад. Сегодня было бы как нельзя кстати… Мой топ и красивые льняные брюки помяты, мой пиджак не совсем то, что называют высокой модой, а брендовые туфли, вообще-то, подделка. По крайней мере, я утешаю себя тем, что хотя бы мой макияж держит высокую планку. Спасибо, мам.

Я жду. Более терпеливо и сдержанно, чем можно было представить. Я жду, жду, жду – но ничего не происходит. Парень просто, не прекращая, работает с телефонами, и мне кажется, что ни для него, ни для кого-либо другого в этой комнате мое присутствие ничего не значит. При нормальных обстоятельствах у меня было бы больше терпения… Хотя нет, это неправда, у меня его не было бы, но, возможно, я отреагировала бы иначе, чем сейчас. Но мне это надоело. Пусть катится к черту и весь этот день, и пресловутые хорошие манеры.

Я наклоняюсь к стойке как можно элегантнее, направляю взгляд прямо в лицо Мистера-Горячая-Линия, смотрю на него, пока он не снизойдет до того, чтобы посмотреть на меня в ответ. И тогда он пристально глядит мне в глаза, но, черт возьми, по-прежнему не разговаривает со мной. Только с теми, кто висит у него на телефоне. Очевидно, я нахожусь в конце его списка приоритетов. Он переключается с одного звонящего на другого, умело поддерживает свою монотонную интонацию, его пальцы летают от одной красной светящейся кнопки к другой.

– Извините, вы можете сказать, когда у вас будет минутка для меня?

Я горжусь тем, что не подавилась, выговаривая извинения.

Совершенно не впечатлившись, он снова поднимает руку, которую я сейчас сломаю, если он не обратит на меня должного внимания, а другой рукой он прижимает гарнитуру к правому уху. Его узкие брови сосредоточенно сдвигаются, пока он объясняет кому-то, что XY находится на встрече и просил, чтобы его не беспокоили.

Я сжимаю кулаки. Я вспотела, разозлилась, у меня болят ноги, уровень сахара в крови зашкаливает, и все мои нервные клетки сгорят без следа, если хоть что-нибудь не изменится прямо сейчас…

– Я хотела бы увидеть руководителей отдела по ивент-менеджменту, мистера и миссис Иннингс. Я уже присылала свое резюме и не хочу тратить ваше время зря, но… – Он отворачивается от меня и продолжает говорить по телефону, попросту игнорируя меня. Он. Игнорирует. Меня.

Я ждала. Стоя на месте. Не меньше тридцати минут. Он даже не посчитал нужным найти время, чтобы поприветствовать меня. Я была вежливой. Терпеливой. Если бы Энди была здесь со мной, она бы расплакалась от неверия в происходящее и гордости за то, что я продержалась так долго.

Хватит!

Одним быстрым движением я приближаюсь к стойке, опираюсь на нее и перегибаюсь через нее, пока мои ноги не поднимаются в воздух. Затем я энергично выдергиваю все кабели и линии телефонной системы сильным и уверенным рывком, сжимаю их так крепко, словно они мне жизненно необходимы, и элегантно соскальзываю назад, пока снова не оказываюсь на полу.

На мгновение воцаряется мертвая тишина. Можно выдохнуть.

Выражение лица этого парня просто бесценно. Его рот открыт, глаза широко распахнуты, и он продолжает стучать по кнопкам, как сумасшедший, продолжая кричать: «Добрый день!», как будто его кто-нибудь услышит…

– Добрый день! – радостно отвечаю ему я со счастливой улыбкой на лице. Наконец-то я привлекла его внимание. Большего мне и не нужно. – Итак, с этим этапом мы разобрались, перейдем к тому, что меня зовут Джун Стивенс, я бы хотела увидеть мистера и миссис Иннингс. Мои документы и заявка от меня у них уже есть. Насколько мне известно, вакансия на стажировку все еще открыта, но, если честно, я заняла бы также и должность администратора. Очевидно, что вы не в состоянии одновременно звонить и помогать людям, пришедшим сюда непосредственно. Вам может быть даже трудно думать и дышать одновременно. Конечно, это не выставляет вас в хорошем свете и наверняка может быть отталкивающим фактором для потенциальных клиентов.

– Все или ничего, – проносится у меня в голове. Сейчас не время для полумер, даже если я полностью себя уничтожу.

– Мисс Стивенс, – возмущенно начинает он и встает так, чтобы оказаться на уровне моих глаз. – Немедленно убирайтесь из этого здания, или я позвоню в службу безопасности. Вам все ясно?

Я чертовски зла.

– Вы что, хотите выгнать меня? – спрашиваю я, и мое сердце колотится как бешеное.

– Вы только что нанесли материальный ущерб, повредив эту телефонную сеть. Я никогда не видел ничего более наглого. Вон отсюда!

– Потому что у вас недостаточно мозговых клеток, чтобы видеть клиентов и делать свою долбаную работу! – кричу я, и его лицо искажается в гневной и пренебрежительной гримасе.

Я бросаю в него кабели, отталкиваюсь от стойки и игнорирую взгляды всех тех людей, которые наконец смотрят на меня, но теперь даже слишком пристально. Время, пока лифт поднимается, кажется мне вечностью.

Когда я вхожу, двери закрываются, и я вижу свое отражение на блестящих стенах лифта. Разочарование, стыд и страх захлестывают меня, как приливная волна, и я не могу остановить рыдания, которые пробиваются из меня наружу. Я не хочу плакать – особенно здесь, – но я давно уже чувствую, как подступают слезы.

Я быстро моргаю, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и говорю себе, что все будет хорошо. Потому что у меня еще есть варианты. Очень, очень мало… и одним из них будет Мэйсон. Вот дерьмо.

Думаю, теперь я немного лучше понимаю, что чувствовала Энди, когда приехала в Сиэтл. Без денег, без работы, с чемоданом страхов и тревог. Тем не менее нельзя сравнивать это, потому что ее ситуация была намного хуже и тяжелее, чем моя сейчас. Но мне… Я тяжело сглатываю. Мне этого достаточно.

На сегодня хватит. Это все. Поэтому я возвращаюсь к Энди и быстро пишу ей, чтобы предупредить. Сейчас полдень, и я совершенно измотана.

Я принесу всем поесть. Скоро буду.

Спустя некоторое время, с обещанной едой в руках, я открываю дверь в квартиру, и, как только я оказываюсь внутри, на меня набрасывается Носок, радостно лая и тяжело дыша. Не проходит и двух секунд, как передо мной оказывается Мэйсон, а Энди кричит из своей комнаты, что она сейчас придет.

Мэйс улыбается мне, но вскоре его вызывающий взгляд уступает место обеспокоенному. Судя по всему, мое состояние видно невооруженным глазом. Ну, супер.

– Что случилось, котенок?

– Ничего, – раздраженно бормочу я в ответ и плюхаюсь на диван. Я хотела бы рассказать ему, но не понимаю, как. Во мне только пустота – и безмерная усталость.

Я ставлю коробку, с которой пришла, на стол и с приятным вздохом снимаю туфли. Так намного лучше. Я вытягиваю и разминаю пальцы ног.

Мэйсон садится рядом со мной, и я слишком отчетливо чувствую на себе его проницательный взгляд.

– Где ты была весь день?

Он садится и откидывается на спинку дивана. На нем красивая рубашка, как это часто бывает, но теперь, по крайней мере, ему удается иногда закатать рукава или оставить пару пуговиц не застегнутыми. Для него это и так уже на грани возможного.

– Ходила по делам, – мой голос звучит слабо. Я не могу об этом говорить. По крайней мере, не прямо сейчас и не с ним. Так что я чувствую облегчение, когда Энди наконец заходит в гостиную.

– Еда! Я очень голодна. Что у тебя… – Она удивленно останавливается и хмурится. – Серьезно? Коробка пончиков размером XXL, Джун? Ты сказала, что принесешь еду, настоящую еду. Я думала, это что-нибудь из тайской кухни, лапша или роллы в лаваше. На крайний случай, хот-доги.

Тихо ворча, я скрещиваю руки на груди. Энди очень хорошо знает, что я люблю сладкое. Особенно когда у меня стресс, мне нужно много сахара. А этот день был по-настоящему хреновым. Только пончики-смайлики могут поднять мне настроение. Почему она не понимает?

– Что, все так плохо? – внезапно спрашивает она, и все, что я могу сделать в ответ, это гримасничать. «Плохо» – это неподходящее слово для того, через что я прошла. К счастью для Мэйсона, он ничего не спрашивает. Достаточно того, что он вообще заметил это.

– Ну ладно, – вздыхает она, садится, скрестив ноги, на ковер рядом со мной. Это означает что-то вроде: поговорим позже. Я киваю. Я абсолютно поддерживаю эту мысль.

– Извини, Мэйс. Я правда думала, что на этот раз она имела в виду настоящий обед, когда сказала о еде.

Мэйсон не отвечает, потому что в этот момент раздается звонок в дверь, он встает и сообщает нам:

– Я открою.

Я слышу, как он с кем-то разговаривает, но у меня нет сил оборачиваться и смотреть, с кем он там раскланивается у двери. Потом он возвращается в гостиную и громко объявляет:

– Не волнуйтесь, я обо всем позаботился.

Я с удивлением смотрю вверх.

Пицца. Он заказал пиццу. Я должна быть разочарована, потому что он заказал доставку, не поверив, что я могу угостить всех чем-нибудь сытным, но сейчас я испытываю просто благодарность. Потому что в этот момент у меня почему-то возникает глупая мысль, будто он сделал что-то специально для меня. Словно взял на себя небольшую часть ноши, которая стала для меня слишком тяжела.

– Куп, Дилан! – кричит он, и нам не приходится долго ждать. Двери открываются, мальчики выскакивают из комнат, чтобы присоединиться к нам, Купер занимает место рядом с Энди, Дилан опускается на стул, и каждый берет себе свою пиццу.

Энди любит вегетарианскую, Дилан почти всегда предпочитает салями с сырной корочкой, у Купера сегодня грибная пицца, и я знаю, что Мэйсон – настоящий фанат пиццы с лососем и шпинатом.

У Дилана отросли волосы, и теперь, когда я смотрю на него, то замечаю, что его борода стала намного гуще и длиннее, чем у Купера. Ему идет. Его длинный и глубокий шрам, спускающийся по правой щеке, так менее заметен. Со своим массивным телом он чем-то напоминает мне парня из фильма о короле Артуре. Того, что также играл в сериале, который Энди смотрела в начале этого года. Что-то про горячих мужчин на мотоциклах. «Сыны…»[7] чего-то там, насколько я помню.

– Вот, – Мэйсон протягивает коробку и горсть салфеток, вырывая меня из потока мыслей.

Моя любимая пицца: руккола, помидоры, моцарелла – лучшее сочетание в мире.

Мои губы растягиваются в улыбке. Спасибо, Мэйс.

Когда он собирается сесть, звонит его сотовый. Он вопросительно сдвигает брови так, что между ними образуется складка, достает телефон из кармана брюк и, быстро взглянув на экран, извиняется, кладет пиццу рядом со мной и исчезает в своей комнате.

– А-а-а-а! – без предупреждения вдруг кричит Дилан.

– Дилан! Ты же знаешь, что сыр всегда очень горячий, – предупреждает Энди и машет ему рукой около рта, что, конечно, не имеет никакого смысла – вместо того чтобы сразу вытащить кусок пиццы, он целиком засунул его в рот. В любом случае уже поздно, он давно обжег себе язык. Наверное, даже весь пищевод, потому что, насколько я его знаю, он проглотил весь кусок зараз. Он просто безнадежен.

Я беру себе восхитительный кусок пиццы, и только тогда замечаю, насколько мне нужно было что-нибудь сытное. Пончикам придется подождать.

Мы дружно едим в тишине, и для меня эти минуты покоя – словно бальзам на душу. Это бывает не часто, но иногда все же случается. Иногда, когда мне нужно немного больше времени, прежде чем я смогу поговорить о том, что пошло не так или что меня беспокоит. Тогда я благодарна за такие моменты. Те, в которых можно молчать и при этом не быть одинокой.

В то время как Энди и Купер, как всегда, обмениваются кусочками своей пиццы, Мэйс с задумчивым видом выходит из своей комнаты. Он напряженно проводит рукой по лбу, сотовый телефон возвращается в карман. Остальные поворачиваются к нему.

– Все нормально? В чем дело? – Купер внимательно наблюдает, как его лучший друг подходит к дивану, берет свою пиццу и снова садится рядом со мной.

Мы все с нетерпением ждем. Не только по мне можно отследить мое настроение, Мэйс тоже один из тех людей, по которым можно довольно быстро определить, что что-то произошло.

– Это Сьюзи. Она попросила меня отпустить ее.

– Так резко и внезапно? На нее это совсем не похоже. – Энди поправляет очки одним из своих чистых пальцев.

– Да. Причем на неопределенный срок.

Мэйсон открывает коробку с пиццей, но я понимаю, что он потерял аппетит.

– Что?! – в унисон спрашивают Энди и Купер.

– Она извинилась, но ей надо домой к родителям. В Мичиган. Она нужна маме сейчас, будет помогать в магазине. У ее отца случился еще один сердечный удар. Вероятно, она пропустит следующий семестр.

Сьюзи очень хороший человек, и она по-настоящему любит свою семью. Это хреново, что у нее сейчас все так плохо.

– Мы можем ей чем-нибудь помочь? – тихо спрашивает Энди, а Дилан опять ругается, но теперь уже из-за ситуации, а не из-за слишком горячего сыра.

– Нет. Я так не думаю. Есть вещи, которые нужно делать самостоятельно. Нам следует только быть рядом с ней, когда она вернется.

– Может, мне сейчас взять на себя некоторые обязанности Сьюзи? Например, согласование графиков смен?

Мэйсон был бы дураком, если бы отклонил предложение Энди. Никто не организует все так быстро и эффективно, как она. И он знает это, поэтому вздыхает с облегчением.

– Этим ты по-настоящему спасешь мою задницу, – отвечает он с искренним облегчением, и на губах Энди расплывается улыбка – пока она внезапно не нацеливается на меня и… Нет, Энди! Нет! Она ведь не собирается?..

– Знаешь, если тебе нужна дополнительная помощь, я имею в виду… – В эту секунду я изо всех сил бросаю огромную стопку салфеток ей в лицо, так что они летят над столом, пока не достигнут своего пункта назначения, и тем самым резко прерываю речь Энди. У нее не получается поймать их все, некоторые падают ей на пиццу. Но я ни о чем не жалею! Мы смотрим друг на друга.

У Купера просто бесценное выражение лица, Дилан давно уже вернулся к расправе над сыром, а я умело игнорирую взгляды Мэйсона и улыбаюсь Энди.

– Прости, милая. У тебя крошки теста на лице. Надо срочно от них избавиться.

Я ищу работу, да, но я не собираюсь работать на Мэйсона.

Это не обсуждается.