– Иду! Иду! – кричала она, подбегая к двери. Мельком взглянула на себя в зеркало – вроде нормально. Не считая, конечно, живота.
Открыла дверь. Он вошёл – стремительный, элегантный, с огромным букетом роз, за которым пытался прятаться. Костюм с иголочки, белоснежная рубашка, галстук под цвет глаз, начищенные до блеска ботинки, и улыбка – эта кроткая, волшебная улыбка.
– Это мне?.. – Не было слов, чтобы выразить восторг. – Кирилл, ты просто…
Он притянул её к груди и поцеловал. Поцелуй длился не меньше пяти минут – никто, кроме него, не умел делать это так долго.
– Как там наш малыш? – положил он руку на живот. – Не капризничает?
– Да нет, – отвечала она, – он хорошо себя ведёт. Только иногда чем-то недоволен бывает.
– Когда он родится, – шепнул он ей на ухо, – он будет доволен абсолютно всем.
В машине они разговаривали о её прерванной учёбе.
– Ну ты хочешь продолжать это дело? – спрашивал он её.
– Ой, даже не знаю. Когда академку брала – до смерти не хотелось учёбу эту на год затягивать. Помнишь, какая злая из-за этого была?
– Помню, – улыбаясь, кивал он.
– А сейчас… совсем всё желание пропало. Не знай, найду ли силы после родов? Почему-то кажется, что нет.
– Я вот тебе что хочу сказать, – после секундной паузы продолжал он. – Если тебе учёба в тягость – плюнь ты на неё! Я серьёзно. Не стоит из-за этого здоровье гробить. Материально ты будешь обеспечена. Я даже не хочу, чтобы ты работала. Дома сидеть будешь.
Она ничего не отвечала, будто раздумывая, но уголки губ так и складывались сами собой в улыбку.
– Я тебе, – потянулся он к бардачку, – подарок небольшой купил. Примерь, – протянул он чёрную коробочку.
Она открыла.
– Серёжки! Бриллиантовые! – смотрела на него в немом восхищении. Потом прильнула и чмокнула в щёку. – Паш, ты просто бесподобный!
Ресторан действительно впечатлял. Он располагался на третьем этаже и на каждом повороте лестницы, а ещё у входа и по углам стояли лакеи в ливреях.
Их проводили в зал, посадили за столик – они выбрали самый дальний. Заказали совсем немного – в её положении налегать на кулинарные изыски было бы рискованно. Он тоже не излишествовал – просто чтобы не дразнить любимую. Они потягивали вино, перебрасывались негромкими фразами и слушали печального саксофониста.
– Обожаю такую музыку, – говорил он ей.
– Я тоже, – отвечала она.
– Сейчас какую—то туфту народ слушает. Настоящая музыка уходит. Вот, единицы лишь хранят ещё её для нас.
Она вскинула понимающе глаза – говорить сейчас не хотелось, музыка пронимала до самых основ. Когда музыкант закончил композицию, они долго, правда почти беззвучно аплодировали ему.
– Сейчас я тебе покажу кое-что, – сказал он некоторое время спустя, заговорщически подмигивая. Засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Опля! – и достал бумажник.
А из бумажника – сложенный вчетверо листок.
– Взгляни, – протянул ей.
– Что это? – удивилась она.
– Прочти.
Она начала читать, но не сразу вникла в суть дела, нетерпение же в нём бурлило.
– Это контракт, – не выдержал он, – на покупку дома.
– Ты купил дом?!
– Ага… В очень живописном месте – тебе понравится. Правда он ещё не готов к заселению. Но… Это наш дом!
Она лишь качала головой.
– Федя, – вымолвила наконец. – Ты – чудо!
На набережной было пустынно. Ночь робко и бесшумно зажигала звёзды. Она была на удивление тёплой и ласковой, эта бескрайняя ночь. Река искрилась огнями, умиротворяла, ветер обдувал лица – был совсем не сильным, задумчивым каким-то. Задумчивы были и они.
– Ночь, звёзды, мир… – шептала она.
Он стоял сзади, обняв её за талию, положив голову на плечо – как и она, смотрел на воду.
– Я, ты, вселенная… – вторил ей.
– Так чудно, – шептала она снова. – Мы вдвоём наедине с бескрайностью. Вокруг пустота, вокруг тьма – лишь ты и я остались в этом мире. Почему? Почему лишь мы?
– Мы – самые счастливые, – отвечал он. – Все, кто был исполнен злобой и ненавистью, погибли. Их собственная злоба, их собственная ненависть поглотили их. Мы оказались единственными, кто верил в любовь.
– В любовь… – словно эхо вторил её голос.
– А ты знаешь, кто я? – спрашивал он её.
– Кто ты?
– Я – повелитель мира. Я правлю им миллионы лет. Я велик и могуч, лишь одного не хватало мне всё это время.
– Чего же?
– Тебя…
Она повернулась к нему лицом. Они смотрели теперь друг на друга, глаза в глаза – смотрели и тонули в этих взглядах.
– Чувствуешь ли ты этот мир? – шептал он ей. – Чувствуешь ли ты эту бескрайность?
– Да, – отвечала она.
– Она – твоя. Весь мир, вся вселенная – твои.
Они сблизили губы. Поцеловались.
– Значит, теперь я – повелительница мира? – улыбнулась она.
– Да. А наш ребёнок, – он нежно провёл ладонью по животу, – и будет для нас этим миром…
– Ваня, – спросила она, – а ты знаешь сколько осталось недель?
– Сколько?
– Всего две. Представляешь, через две недели у нас будет малыш!..
Прощались долго, но никак не могли сказать последних слов. Подъезд тонул во мраке, где-то наверху мяукала кошка, они стояли на лестничной площадке.
– Вот ты кого хочешь? – спрашивал он её.
– Мальчика. А ты?
– Наверное тоже мальчика. Но не расстроюсь, если будет девочка.
– А я расстроюсь.
– Почему?
– Я хочу только мальчика! Сына! Всегда мечтала о сыне.
– Ну, раз мечтала – сын и родится.
– Сплюнь.
Помолчали.
– Смотри, какая игрушка, – достал он из кармана что-то.
– Что это?
– Чёртик. Но не простой. Бессовестный. Его только вот так держать надо, за пояс.
– А почему?
– Ну попробуй по-другому.
Она схватила чёртика за голову. Штаны вдруг съехали с него и вся обнажённая натура выставилась наружу. Они грохнули со смеха.
– Валер, приходи завтра, – сказала она ему, целуя на прощанье. – У мамы день рождения, посидим немного. Всё будет очень скромно.
– Хорошо, – кивнул он. – Во сколько?
– В пять.
Перед тем, как переступить порог, она обернулась.
– Я люблю тебя, – шепнула ему.
И скрылась за дверью.