[PG. T. 29. Col. 209]
1. Все Писание богодухновенно и полезно (2 Тим. 3:16), для того написано Духом Святым, чтобы в нем, как в общей врачебнице душ, все мы, человеки, находили врачевство3 – каждый от собственного своего недуга. Ибо сказано: исцеление [Col. 212] утолит грехи велики (Еккл. 10:4). Но иному учат пророки, иному авторы исторических книг4 (ίστορικοί); одному наставляет Закон, а другому – увещание в форме притчи; Книга же Псалмов объемлет в себе полезное из всех книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же сколько можно истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое-то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным.
Дух Святой знал, что трудно вести род человеческий к добродетели и что, по склонности к удовольствию, мы нерадим о правом пути. Итак, что же делает? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове5. Так и мудрые врачи, давая пить горькое лекарство имеющим от него отвращение, нередко обмазывают чашу медом. Для этой-то цели изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом, или вообще не возмужавшие нравами, по видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особенно нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь, а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева, как только усладится слух его псалмом, пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением.
2. Псалом – тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом – посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может почитать еще врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ – любовь, вместо узла изобретя для единения совокупное пение и сводя людей в один согласный хор.
Псалом – убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов6, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное украшение [Col. 213] для жен. Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для новоначальных – это начатки учения, для преуспевающих – приращение ведения, для совершенных – утверждение; это глас Церкви (Έκκλησίας ϕωνή). Он делает празднества светлыми; он производит печаль ради Бога (2 Кор. 7:10). Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом – занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это – мудрое изобретение Учителя, устроившего, чтобы мы пели и одновременно учились полезному. Благодаря этому и уроки лучше напечатлеваются в душах. Ибо с принуждением выучиваемое не остается в нас надолго, а что с удовольствием и приятностью принято, то в душах укореняется тверже.
Чему же не научишься из псалмов? Не познаешь ли отсюда величие мужества, строгость справедливости, честность целомудрия, совершенство благоразумия, образ покаяния, меру терпения и любое из благ, какое ни поименуешь? Здесь есть совершенное богословие, предречение о пришествии Христовом во плоти, угроза Судом, надежда Воскресения, страх наказания, обетование славы, откровение тайн. Все, как бы в великой и общей сокровищнице, собрано в Книге Псалмов, которые из многих музыкальных инструментов7 пророк приспособил к так называемому псалтирю, давая тем, как кажется мне, разуметь, что в нем издает гласы благодать, подаваемая свыше – от Духа, потому что в этом – одном из музыкальных инструментов – источник [извлечения] звука находится вверху. В цитре и в лире внизу звучит медь под смычком, а псалтирь причины гармонических ладов имеет вверху, чтобы и мы заботились искать горнего и приятностью пения не увлекались в плотские страсти. Притом пророческое слово, как думаю, глубокомысленно и премудро самым устройством этого инструмента показало нам, что люди с прекрасной и благонастроенной душой удобно могут восходить к горнему.
После сего рассмотрим и начало псалмов.
3. (1) Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Строители домов, возводя в высоту огромные здания, и основания полагают соразмерно высоте. И кораблестроители, приготовляя корабль к поднятию больших грузов, укрепляют подводную часть, соображаясь с тяжестью нагружаемых товаров. И при рождении животных сердце, которое естественно образуется прежде всего, получает от природы устройство, приличное будущему животному. Почему телесная ткань образуется вокруг сердца соразмерно собственным началам; и отсюда происходят различия в величине животных. Но что значат основание в доме, подводная часть в корабле [Col. 216] и сердце в теле животного, такое же значение, кажется мне, имеет и это краткое предисловие в отношении к целому составу псалмов. Поскольку Псалмопевец в дальнейшем намерен увещевать ко многому такому, что трудно и исполнено бесчисленных подвигов и усилий, то он подвижникам благочестия предварительно указывает на блаженный конец, чтобы мы в чаянии уготованных нам благ беспечально переносили скорби настоящей жизни. Так и для путешественников, идущих по негладкому и неудобопроходимому пути, облегчается труд ожидаемым ими удобным пристанищем, и купцов отважно пускаться в море заставляет желание приобрести товары, и для земледельцев делает неприметными труды надежда плодородия. Посему и общий Наставник в жизни, великий Учитель, Дух истины (Ин. 14:17; 15:26; 16:13), премудро и благоискусно предложил наперед награды, чтобы мы, простирая взор далее тех трудов, которые под руками, поспешали мыслью насладиться вечными8 благами.
Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. – Итак, есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным; и это есть Бог. Посему и Павел, намереваясь упомянуть о Христе, говорит: по явлению блаженного Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа (ср. 1 Тим. 1:11; Тит. 2:13) 9. Ибо подлинно блаженно сие Самоисточное Добро, к Которому все обращено, Которого все желает, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая Благодать, сие неистощимое Сокровище. Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здоровье, блистательную жизнь – что все по природе своей не есть добро, потому что не только легко изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого богатство сделало справедливым, а здоровье – целомудренным? Напротив того, каждый из этих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху. Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастником благ неотъемлемых. Но каким образом узнаем его? Это тот, иже не иде на совет нечестивых.
И прежде нежели скажу, что значит не идти на совет нечестивых, намерен я решить для вас вопрос, здесь встающий10. Спросите: для чего пророк берет только мужа и его называет блаженным? Неужели из числа блаженных исключил он жен? Нет, одна добродетель для мужа и жены, как и творение обоих равночестно, а потому и награда обоим одинакова. Слушай, что сказано в Книге Бытия: [Col. 217] Сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их (Быт. 1:27). Но в ком природа одна, у тех и действования те же11; а чьи дела равны, для тех и награда та же. Итак, почему же Псалмопевец, упомянув о муже, умолчал о жене? Потому что при единстве естества почитал достаточным для обозначения целого указать на преимуществующее12 [в роде].
Посему блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Смотри, какая точность в словах и насколько каждое выражение исполнено поучительных мыслей (δογμάτων). Не сказал: «иже не ходит (Ὅς οὐ πορεὐεται) на совет нечестивых», но: иже не иде (Ὅς οὐκ ἐπορεύθη)15- Кто еще в живых, того нельзя назвать блаженным (см. Сир. 11:28), по неизвестности окончания жизни, но кто исполнил возложенные на него обязанности и заключил жизнь неукоризненным концом, того безопасно уже можно назвать блаженным. Почему же блажени ходящий в законе Господни (Пс. 118:1)? Здесь Писание называет блаженными не ходивших (οὐ γάρ τοὐς πορευϑἐντας), но еще ходящих (άλλά τοὐς ἔτιι πορευομἐνους) в законе. Это потому, что делающие добро за самое дело достойны одобрения, а избегающие зла заслуживают похвалу не тогда, когда они раз или два уклонятся от греха, но тогда, когда смогут навсегда избежать искушения во зле.
Но по последовательности мысли открывается нам и другое затруднение. Почему Псалмопевец называет блаженным не преуспевающего в добродетели, но не соделавшего греха? В таком случае и конь, и вол, и камень могли бы назваться блаженными. Ибо какое неодушевленное существо стояло на пути грешных? Или какое бессловесное сидело на седалищи губителей? Но потерпи немного, и найдешь врачевство14. Пророк присовокупляет: (2) но в законе Господни воля его. Поучение же в законе Божием принадлежит только разумному существу. А мы скажем и то, что начало к усвоению добра есть удаление от зла. Ибо сказано: уклонися от зла, и сотвори благо (Пс. 36:27).
4. Итак, премудро и благоискусно приводя нас к добродетели, Псалмопевец удаление от греха назвал началом добрых дел. А если бы он сразу потребовал от тебя совершенства, то, может быть, ты и замедлил бы приступить к делу. Теперь же приучает тебя к более легкоисполнимому, чтобы ты смелее взялся и за прочее. И я сказал бы, что упражнение в добродетели уподобляется лестнице, той именно лестнице, которую видел некогда блаженный Иаков (Быт. 28:12), одна часть которой была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого неба15. Посему вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока, наконец, чрез постепенное преуспеяние (προκοπή) не взойдут на возможную для человеческого естества высоту. Посему как первоначальное восхождение [Col. 220] по лестнице есть удаление от земли, так и в жизни по Богу удаление от зла есть начало преуспеяния. Вообще же всякое бездействие гораздо легче какого бы то ни было дела. Например, не убий, не прелюбы сотвори, не укради (Исх. 20:13–15); каждая из сих заповедей требует только бездействия (άργία) и неподвижности (άκινησία). Люби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 19:19); и продай имение твое и раздай нищим (Мф. 19:21); и: кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5:41) – вот уже действия, приличные подвижникам, и к совершению их потребна уже душа мужественная. Посему подивись мудрости Того, Кто чрез более легкое и удободоступное ведет нас к совершенству.
Псалмопевец предложил нам три условия, требующие соблюдения: не ходить на совет нечестивых, не стоять на пути грешных, не сидеть на седалищи губителей. Следуя естественному ходу дел, он внес этот порядок и в сказанное им. Ибо сперва мы начинаем обдумывать намерение, потом подкрепляем его, а после того утверждаемся в обдуманном. Посему первоначально должно назвать блаженной чистоту наших помышлений, потому что корень телесных действий составляют сердечные помышления16. Так, любодеяние воспламеняется сперва в душе17 сластолюбца, а потом производит телесное растление. Посему и Господь говорит, что внутри человека оскверняющее его (Мф. 15:18). Поскольку же грех против Бога называется в собственном смысле нечестием (άσἐβεια), то никогда не допустим в себе сомнений о Боге, по неверию. Ибо это уже значит пойти на совет нечестивых, когда скажешь в сердце своем: «Есть ли Бог, всем управляющий? Есть ли Бог на небе, распоряжающийся всем по отдельности? Есть ли суд? Есть ли воздаяние каждому по делам его? Для чего праведные живут в нищете, а грешные богатеют; одни немощны, а другие наслаждаются здоровьем; одни бесчестны, а другие славны? Не самослучайно ли движется мир? И не случай ли неразумный без всякого порядка распределяет18 каждому жребий жизни?» Если так помыслил ты, то пошел на совет нечестивых. Посему блажен, кто не дал в себе места сомнению о Боге, кто не впал в малодушие при виде настоящего, но ожидает чаемого, кто о Создавшем нас не возымел недоверчивой мысли.
Блажен и тот, кто не стал на пути грешных. Путем называется жизнь, потому что каждый из рожденных поспешает к концу. Как сидящие на корабле без всякого усилия несутся ветром к пристани и хотя сами того не чувствуют, однако же бег корабля приближает их к цели, так и мы с протекающим временем жизни нашей как бы некоторым непрерывным и непрестанным движением в незаметном течении жизни увлекаемся каждый к своему пределу. Например, ты спишь – а время утекает от тебя. Ты бодрствуешь – [Col. 221] и мысль твоя занята. Но вместе и жизнь тратится, хотя и скрывается это от нашего чувства. Все мы, человеки, бежим по какому-то поприщу, и каждый из нас спешит к своей цели; поэтому все мы в пути. И таким образом можешь составить себе понятие о сем пути. Ты путник в этой жизни, все проходишь мимо, все остается позади тебя: видишь ли на пути растение, или траву, или воду, или другое что достойное твоего зрения – полюбовался недолго и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни19, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние или иное что неприятное – поскорбел недолго и потом забыл. Такова жизнь: она не имеет ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных. Не твоя собственность этот путь, но и настоящее также не твое. У путников такой обычай: как скоро первый сделал шаг, тотчас за ним заносит ногу другой, а за этим и следующий.
5. Смотри же, не подобна ли сему и жизнь? Ныне ты возделывал землю, а завтра будет ее возделывать другой, после же него еще другой. Видишь ли эти поля и великолепные здания? Сколько раз каждое из них, со времени своего существования, переменяло имя [собственника]! Называлось собственностью такого-то, потом переименовано по имени другого, перешло к новому владельцу, а теперь стало именоваться собственностью еще нового. Итак, жизнь наша не путь ли, на который вступают то те, то другие и по которому все один за другим следуют? Посему блажен, иже на пути грешных не ста.
Что же значит не ста? Человек, находясь в первом возрасте20, еще ни порочен, ни добродетелен, потому что сей возраст не способен ни к тому, ни к другому состоянию. Но когда разум в нас созрел, тогда сбывается написанное: когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер (Рим. 7:9-10). Ибо возникают лукавые помыслы, рождающиеся в душах наших от плотских страстей. Действительно, заповедь пришла, то есть приобретено познание добра, и если она не преодолеет худого помысла, но попустит рассудку поработиться страстям, то грех ожил, умер же ум, сделавшись мертв чрез грехопадения. Посему блажен, кто не закоснел на пути грешных, но благим разумом перешел в жизнь благочестивую.
Два есть пути, один другому противоположные21, – путь широкий и пространный и путь тесный и скорбный (Мф. 7:13). Два также путеводителя, и каждый из них старается обратить к себе. На пути гладком и покатом путеводитель обманчив, это лукавый демон, и он посредством удовольствий увлекает следующих за ним в погибель; а на пути негладком и крутом путеводителем служит добрый Ангел22, и он чрез многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному [Col. 224] концу. Пока каждый из нас младенец и гоняется за тем, что услаждает в настоящем, до тех пор нимало не заботится он о будущем. Но, став уже мужем, когда понятия усовершились, он как бы видит, что жизнь перед ним разделяется и ведет то к добродетели, то к пороку, и, часто обращая на них душевное око, различает, что свойственно добродетели и пороку. Жизнь грешников показывает в себе все наслаждения настоящего века. Жизнь праведных являет одни блага будущего века. Путь спасаемых сколько обещает благ будущих, столько представляет трудов в настоящем. А жизнь сластолюбивая и невоздержная предлагает не ожидаемое впоследствии, но доступное уже сейчас наслаждение. Посему всякая душа приходит в кружение и не может устоять среди помыслов. Когда приведет себе на мысль вечное, избирает добродетель; когда же обратит взор на настоящее, предпочитает удовольствие. Здесь видит прохладу для плоти, а там ее порабощение; здесь пьянство, а там пост; здесь необузданный смех, а там обильные слезы; здесь пляски, а там молитву; здесь свирели, а там воздыхания; здесь блуд, а там девство. Поскольку же истинное благо удобопостижимо разумом только чрез веру (ибо оно отдалено от нас, и око не видало его, и ухо о нем не слыхало), а сладость греха у нас под руками, и наслаждение вливается посредством каждого чувства, то блажен, кто не увлекся в погибель приманками удовольствия, но с терпением ожидает надежды спасения и при выборе того или другого пути не вступил на путь, ведущий ко злу.
6. (1) И на седалищи губителей не седе. О тех ли говорит седалищах (τάς καϑἐδρας), на которых покоим тела свои? И какое отношение дерева ко греху, так что седалища, которое было прежде занято грешником, мне следует избегать, как чего-то вредного? Или надобно думать, что под седалищем разумеется неподвижное и постоянное коснение в одобрении греха23? Сего должно остерегаться нам, потому что ревностное коснение во грехе производит в душах некоторый неисправимый навык (ἕξις δυσκίνητος). Ибо застаревшая душевная страсть или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются или даже становятся совершенно неисцелимыми, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться к злу. А другой путь – тотчас по искушении бежать от него, как от удара, наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: ниже настави ока своего к ней, но отскочи, не замедли (Притч. 9:18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские [Col. 225] страсти и до самой седины24, по привычке к злу, пребывают во грехах. Как свиньи, валяясь в тине, непрестанно более и более облипают грязью, так и эти люди чрез сластолюбие с каждым днем покрывают себя новым позором. Итак, блаженное дело – и не помышлять о зле. Если же, уловленный врагом, принял ты в душу нечестивые помыслы, не оставайся во грехе. А если и тому подвергся, не утверждайся во зле. Посему не сиди на седалищи губителей.
Если ты понял, какое седалище разумеет Писание, а именно называет так продолжительное пребывание во зле, то исследуй, кого именует оно губителями (λοιμοί). О моровой язве люди, сведущие в этом, говорят, что она, если прикоснется к одному человеку или скоту, чрез сообщение распространяется на всех приближающихся. Таково свойство этой болезни, что все друг от друга наполняются той же немощью. Таковы и делатели беззакония. Ибо, передавая друг другу болезнь, все вместе страждут недугом и вместе погибают. Не случалось ли тебе видеть, как блудники сидят на торжищах, осмеивают целомудренных, рассказывают свои срамные дела, свои занятия, достойные тьмы, и перечисляют случаи своего бесчестия как подвиги или другие какие доблести? Это губители, которые стараются собственный свой порок передать всем и стремятся сделать многих себе подобными, чтобы избежать поношения, когда пороки будут общими. Огонь, коснувшись легковоспламеняемого вещества, не может не охватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламень с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи. Так, дух блуда не ограничивается тем, чтобы подвергнуть бесчестию25 одного, но тотчас присоединяются товарищи: пиры, пьянство, срамные рассказы и непотребная женщина, которая вместе пьет, одному улыбается, другого соблазняет и всех распаляет к тому же греху. Ужели мала эта зараза, маловажно такое распространение зла? А подражающий лихоимцу или человеку, который другим каким-нибудь пороком достиг значительной власти в обществе, стал правителем народов или военачальником и потом предался самым постыдным страстям, – неужели подражающий ему не приемлет в душу свою пагубы, делая собственным порок того, кому подражает? Блистательное положение в свете показывает вместе с собою и жизнь людей, поставленных на виду. Воины всего чаще подражают военачальникам, живущие [Col. 228] в городах берут для себя примеры с начальствующих, и вообще, когда многие почтут достойным подражания порок одного человека, тогда справедливо и прилично будет сказать, что от него распространяется в жизни какая-то пагуба душ. Ибо грех знаменитого человека многих удобопреклонных ко греху привлекает подражать тому же26. И поскольку один от другого заимствуют повреждение, то о таковых людях говорится, что они губят души. Итак, не сиди на седалищи губителей, не участвуй в собрании людей, повреждающих нравственность и пагубных, не оставайся в обществе советников на зло!
Но слово мое доселе медлит на одном предисловии, между тем примечаю, что обилие его превзошло должную меру, так что и вам нелегко соблюсти в памяти, если бы сказано было больше, и мне трудно продолжать служение слову, потому что, по врожденной немощи, недостает у меня голоса. Но хотя и недосказано то, о чем мы говорили, хотя, показав, что должно избегать зла, умолчал я о том, как усовершаться посредством добрых дел, впрочем, предложив настоящее благосклонному вниманию, обещаюсь, при Божией помощи, восполнить и недостающее, если только не наложено будет на меня совершенного молчания. Да дарует же Господь и нам награду за сказанное, и вам плод от того, что слышали, по благодати Христа Своего27, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
1. (1) Псалом Давиду, егоже воспет Господеви о словесех Хусиевых, сына Иемениина. Надписание седьмого псалма, по-видимому, противоречит несколько повествуемому [Col. 229] в Книгах Царств, где писано о Давиде, ибо там повествуется о Хусии, главном друге28 (άρχιεταΊρος) Давидовом (2 Цар. 15:32) и сыне Арахиином; а здесь Хусий сын Иемениин. Но так как этот Хусий не Иемениин сын, так из упоминаемых там нет и другого Хусия, сына Иемениина. Не за то ли разве назван сыном Иеменииным, что оказал великое мужество и доблестный подвиг, когда под личиной дружбы приходил к Авессалому и разорил совет Ахитофела, предлагавшего мнение, приличное человеку весьма оборотливому и знающему военное дело? Ибо сын Иемениин в переводе значит «сын десницы». Когда же Ахитофел советовал нимало не отлагать дела, но немедленно напасть на отца, еще не готового к сражению, Хусий не допустил, чтобы принят был совет Ахитофелов, яко да наведет, как сказано, Господь на Авессалома вся злая (2 Цар. 17:14). Но, напротив того, чтобы Давиду дать время собрать свои силы, рассудил он уверить их в пользе отсрочки и замедления, чем и угодил Авессалому, который сказал: благ совет Хусия Арахиина, паче совета Ахитофелева. Между тем чрез священников Садока и Авиафара дал он знать Давиду о распоряжениях Авессалома и требовал, чтобы Давид не оставался на ночь в пустыне Аравофской, но спешил с переходом. Поскольку же чрез этот добрый совет стал он правой рукой Давида, то получил наименование от доблестного своего дела и потому назван сыном Иеменииным, то есть сыном десницы. А в Писании есть обыкновение порочным давать имя чаще по греху, нежели по отцу, и добрых сынов именовать по отличающей их добродетели. Так апостол Павел именует диавола сыном погибели: доколе… не откроется человек греха, сын погибели (2 Фес. 2:3). И в Евангелии Господь Иуду назвал сыном погибели; сказано: и никто из них не погиб, кроме сына погибели (Ин. 17:12). Образованных же в боговедении наименовал чадами премудрости: и оправдана премудрость [Col. 232] чадами ее (Мф. 11:19). И еще говорит: и если будет там сын мира (Лк. 10:6). Посему неудивительно, если и теперь умолчано о плотском родителе первого друга Давидова; наименован же он сыном десницы, получив это приличное ему имя по своему деянию.
2. (2) Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. Подумаешь, что слова просты, что кому бы то ни было можно в прямом смысле сказать: Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. А на деле, может быть, и не так. Кто надеется на человека или насыщается чем-нибудь другим житейским, например могуществом, или деньгами, или чем иным из почитаемого у людей блистательным, тот не может сказать: Господи Боже мой, на Тя уповах. Ибо есть заповедь не надеяться на князей (Пс. 145:3); и сказано: проклят человек, иже надеется на человека (Иер. 17:5). Не должно как воздавать Божескую честь чему-либо кроме Бога, так и надеяться на кого-либо кроме Бога, Господа всяческих. Сказано: упование мое (Пс. 70:5) и пение мое Господь (Пс. 117:14).
Почему же пророк молится, чтобы его сперва спасти от гонящих, а потом – избавить? Знак препинания сделает речь ясной: спаси мя [Col. 233] от всех гонящих мя, и избави мя, (3) да не когда похитит яко лев душу мою. Что же за различие между спасением и избавлением? То, что в спасении собственно имеют нужду немощные, а в избавлении содержимые в плену. Посему, кто имеет в себе немощь, но в себе же находит и веру, тот собственной верой направляется к спасению, ибо сказано: вера твоя спасла тебя (Лк. 7:50); и еще: как ты веровал, да будет тебе (Мф. 8:13). А кто требует29 избавления, тот ожидает, чтобы другие за него представили должную цену30. Посему тот, кому угрожает смерть, зная, что один Спаситель и один Искупитель, говорит: «на Тя уповах, спаси мя от немощи, и избави мя от плена». Думаю же, что о мужественных Божиих подвижниках, которые всю свою жизнь много боролись с невидимыми врагами, чтобы избежать всех их гонений, и когда они находятся при конце жизни, князь века сего изведывает, чтобы удержать их у себя, если найдутся на них раны, полученные во время борьбы, или какие-нибудь пятна и отпечатки греха. А если будут найдены неуязвленными и незапятнанными, то, как непобедимые, как свободные, будут упокоены Христом. Посему пророк молится о будущей и настоящей жизни. Здесь говорит: спаси мя от гонящих, а там, во время испытания: избави мя, да не когда похитит яко лев душу мою. И сие можешь узнать от Самого Господа, Который пред страданием говорит: идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего (Ин. 14:30). Но Он, не сотворивший греха, сказал: не имеет ничего; для человека же довольно, если осмелится сказать: «идет князь мира сего, и во мне имеет немногое и маловажное». Стоит опасаться, чтобы это не случилось с нами, когда нет у нас ни избавляющего, ни спасающего. К двум понятиям приданы также два понятия: спаси мя от множества гонящих мя, и избави мя, да не когда буду похищен, не имея избавляющего.
3. (4) Господи Боже мой, аще сотворих сие, аще есть неправда в руку моею, (5) аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ: (6) да поженет убо враг душу мою, и да постигнет. Писанию обычно употреблять слово «воздаяние» не только в общепринятом смысле, когда добро или зло уже совершено, но и в отношении к чему-либо предначинаемому, как в следующем месте – воздаждь рабу твоему (Пс. 118:17) – вместо того чтобы сказать «даждь», сказано воздаждь. «Дать» значит положить начало благотворению; «отдать» значит возмерить равным за сделанное себе добро; а воздаяние есть какое-то второе начало и возвращение оказанного кому-нибудь добра или зла. А я думаю, что когда в Писании вместо прошения выражается как бы некоторое взыскание и требуется воздаяние, тогда оно представляет смысл, подобный следующему: какой долг попечения о детях по природе необходимо лежит на родителях – то же самое выполни и в отношении меня. Отец же естественной любовью к детям обязуется иметь попечение о жизни. Ибо сказано: родители должны собирать имение для детей (2 Кор. 12:14), чтобы сверх жизни доставить им и средства к поддержанию жизни. Подобным сему образом даяние, или воздаяние, нередко употребляется в Писании о действиях первоначальных. А теперь, кажется, пророк с уверенностью говорит: не воздах воздающим ми зла, не воздал подобным за подобное. Аще сотворих сие, аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ. Отпал от врагов тощ, кто лишился благодати, подаваемой от полноты Христовой.
Да поженет убо враг душу мою, и да постигнет, и поперет в землю живот мой. Душа праведника, отрешившись от соучастия в теле, имеет жизнь сокрытую [Col. 236] со Христом в Боге