Я полнилась ожиданием лета. Часы с кукушкой не предвещали ровным счетом ничего, ни романтических встреч под звездами, ни пляжей Коста-Рики, ни загородных прогулок на лошадях. Паруса моих надежд стояли без ветра, легкая меланхолия блестела на них, отражая лучи солнечного света. Мне почему-то дико захотелось кого-нибудь убить. Все равно кого: муху, таракана, кошку, собаку, слона, человека, – не важно. Я наругала себя за это гадкое чувство, набрала ванну, залезла туда и закурила сигарету. Похоронный марш Альбинони, доносившийся с кухни, подытожил мои размышления, по поводу прочитанного.
«Ангел, размышляющий о человечности влагалища, боже мой, как поэтично» – подумала я.
Когда Марат лежал в ванной, он, должно быть, тоже думал о человечности влагалища, а некая пизда взяла и зарезала его. И Ленин, наверное, только слез с трибуны, шел сквозь народ, заглядывал в их восторженные глаза и думал о человечности влагалища, а меньшевистская пизда взяла и выпустила в него три фалоподобные пули. А я вот лежу в этой убогой ванной, распариваю свое стареющее тело и за всю свою сермяжную жизнь, не зарезала ни одного Марата, не выстрелила ни в одного Ильича. Так и вся жизнь пройдет в заботах о своем человечном влагалище. Я вылезла из ванной, оделась и пошла в тату-салон.
– Что вы хотите? – спросил меня дылда современного типа с кольцами в ушах, носу, губе и брови, разукрашенный, как африканский попугай во все цвета радуги.
– Убить кого-нибудь, – сказала я и улыбнулась.
Он насторожился, но, видимо, почуяв свежий запах человечности, источаемый моим влагалищем, заулыбался и предложил мне присесть.
Я присела.