Зайка сухо попрощалась, пристроила под мышкой свой клатч и побежала к подъезду. Платон Андреевич проводил ее равнодушным взглядом и обернулся через плечо:
– Теперь ваша очередь – диктуйте адрес.
– Мне сейчас не домой, – возразила Вера. – Мне к дедушке. А он за городом живет. Если вы меня к вокзалу подвезете, я буду очень признательна.
В зеркальце заднего вида девушке было видно голубые Платоновы глаза. Директор устало покачал головой:
– На это я пойти не могу. Оставить личного помощника одну под дождем – недальновидно и просто опасно для бизнеса. Впрочем, Вера, вам не кажется, что наши с вами разговоры на удивление цикличны?
– Но тогда…
– Я отвезу вас к деду. К сожалению, я не очень ориентируюсь в вашем городе, поэтому пересаживайтесь. Будете моим штурманом.
Платон заглушил мотор, приоткрыл дверцу и выбрался из машины. Он раскрыл зонт, и Вера оказалась под его куполом в непосредственной близости от начальства.
– Я – мужчина старой школы, – вещал директор, сопровождая девушку к переднему пассажирскому сиденью. – Меня так воспитали. И вам придется с этим мириться.
Вера охнула, ступив в лужу. Платон подхватил девушку под локоток и ловко посадил в машину.
Устроившись на водительское место, скомандовал:
– Вперед, штурман! Указывайте дорогу.
– От проспекта – направо. Там – съезд на кольцевую. Давайте все-таки спросим у навигатора…
Дождь барабанил по крыше автомобиля, а Вера Лисицына думала о двойных стандартах хорошего воспитания. Зайку шеф даже не подумал под зонтом провожать.
Мин Джун глубоко вдохнул и набросил на голову капюшон. Встреча с командиром прошла удачно. Лисицын обещал подумать, а такое обещание из его уст дорогого стоило. Парень спустился по ступенькам тесаного крыльца; фургончик был припаркован неподалеку, и добежать до него, не намокнув, представлялось довольно простой задачей.
К вечеру посвежело – природа намекала на близкую осень.
Пак Мин Джун ступил на брусчатую дорожку, когда что-то заставило его замереть. Порыв ветра? Звук? Предчувствие?
Тело действовало быстрее разума. Оно успело отпрыгнуть и сгруппироваться в прыжке, приземляясь на клумбу – в кусты пышных осенних астр. Дом тряхнуло, как при землетрясении, дверь слетела с петель, из-за нее вырвался на улицу визжащий комок щупалец. Тварь пронеслась по дорожке, будто принюхиваясь. Крысиное попискивание ни на мгновение не прекращалось. Пак Мин Джун потянулся к ножнам и чуть не выругался: заговоренное оружие осталось дома – даже не в отеле, а за тысячи километров от него.
С негромким хрустом разошелся фундамент, из щели хлынули наружу десятки таких же тварей.
Парень стал пробираться к окну. Визжащие комки были безопасны ровно до тех пор, пока он не обнаружен. Если местные духи хоть немного похожи на те, с которыми Мин Джуну уже приходилось иметь дело, основная опасность поджидала его в доме. Шарики были чем-то вроде дозорных, а вот существо, которое выпустило их…
Рама поддалась легко – окно было двустворчатым и открывалось внутрь. Мин Джун осторожно переступил через подоконник, оказавшись в небольшой гостиной. Он помнил, как проходил мимо нее по коридору. Сейчас следовало отыскать Лисицына, вместе покинуть дом и вызвать Хо Мин Су. В вопросах изгнания братишка разбирался, как никто другой.
Пак Мин Джун обыскивал комнату за комнатой. Командир не обнаружился ни в одной из них. В кабинете на столе лежала большая раскрытая книга. Лисицына не было, зато из-за хозяйского кресла…
– Чего уставился, рожа косоглазая? – недовольно спросил монстр. – Так и подавиться недолго.
Он был похож одновременно на крысу и на очень раскормленную жабу. Склизкое пупырчатое тело, бесформенная голова с острыми ушами, длинная бородавчатая морда. Трехпалыми короткими лапами чудовище держало перед собой книгу в кожаном переплете.
– Уши заложило? – тварь широко раскрыла пасть, полную желтых зубов, и откусила уголок книги. – Не видиф, куфаю я! Грыфу гранит науки!
«Низший демон, – решил про себя Мин Джун. – Против таких хорошо помогают заговоренное железо, соль и обряд изгнания. Удивительно, что он решился мне показаться».
Рука парня как бы невзначай оказалась под столешницей. Ножи были на месте.
– Как твое имя? – клинок мягко скользнул в рукав.
На демона Пак Мин Джун не смотрел, его взгляд был прикован к лежащему на столе альбому для фотографий, а если точнее – к снимку на открытой странице.
Монстр сыто отрыгнул:
– А тебе на что? Или ты из тех чудиков, которые верят, что знание имени дает им какую-то особую власть?
Удар можно было нанести сейчас. Тварь расслабилась и не ожидает нападения. Но где Лисицын?
– Меня зовут Пак Мин Джун, и я гость в этом доме. Что ты сделал с хозяином?
– Кореец? То-то я чую – собачатиной запахло, – демон многозначительно принюхался. – А старик… Что старик? Был и сплыл. Со стариками так бывает, знаешь ли…
Левой рукой Мин Джун ухватился за мохнатые уши, в правой блеснуло лезвие ножа. Приставив острие к складчатому подбородку, парень спокойно повторил:
– Где хозяин? Отвечай!
– Да не знаю я! Не зна-ю! Пусти, рожа азиатская!
На визг начали сбегаться дозорные. С шуршанием протискивались они в дверь и занимали позиции у стен. Попискивали, их щупальца пульсировали. Мин Джун сжал пальцы еще сильнее.
– Да расскажу я все, расскажу. Только отпусти. Ай! Больно! Уши! Что тебя интересует? Имя?
– А еще – отзови своих тварей.
Демон гортанно взвизгнул. Копошащаяся у стен масса вздрогнула, пошла волнами и рассыпалась сотней крошечных мышей-полевок. Последовала команда «гулять!», и мышиное воинство покинуло кабинет. Топот когтистых лапок удалялся по коридору.
– Нож-то, нож от меня убери, а то еще порежешься ненароком. Слышь, кореец, ты говорил – гость в доме, а сам… Ты же пойми: мне плохо сделаешь – дому плохо будет. Вас в Корее не учили, что домовых обижать нельзя?
– Ты сонджу, домовой?
Значит, демон вообще не опасен. Лисицын сам впустил Мин Джуна внутрь, а статус гостя гарантирует человеку неприкосновенность.
Парень разжал руку и отер ладонь о штанину.
– Тогда ты очень странный.
– А кого ты ожидал увидеть? Мужичка в лаптях?
Демон прищелкнул языком, и вот уже на полу, скрестив ноги, сидел седовласый бородатый человечек в белой рубахе с вышивкой и полотняных штанах. Правда, ноги человечка были скорее лягушачьими – с плавательными перепонками, но общего впечатления это не портило. Человечек надул щеки, выдохнул и опять превратился в бородавчатое чудовище.
– Ну, как-то так… Я надолго не могу такой вид принимать. Силушка уже не та. Возраст… Диета…
Было похоже, что демон смущен.
– Меня зовут Книжный Крыс.
– Почему не книжный червь? – удивился Мин Джун.
– Кажется, кому-то здесь жить надоело? – задумчиво проговорил Крыс, глядя в потолок. – Кажется, здесь кто-то осмелился обозвать меня червяком? Меня?! Червяком?!
– Ты разрушил фундамент!
– Как разломал, так и починю, – демон напрягся, раздулся, черные глазки спрятались в огромных щеках.
Дом тряхнуло.
– Вот и все.
– А входная дверь?
– А самому молоточком поработать слабо?
Мин Джун задумчиво осмотрел нож, который все еще держал в правой руке.
– Ой, ладно… Угрозы тут еще всякие… Па-ах! – опять надулся и сдулся Крыс. – Давай уже, отпускай меня по-хорошему. Вот честное слово, последний раз людям на глаза показываюсь. Злые вы, недобрые, необщительные и асоциальные. Вот и хозяин такой же: лишний раз вылезти не смей, книжки жрать не смей, домработницу пугать не смей. Мышек еще моих гоняет… Бирюк, не ценящий простых радостей бытия. А мыши, между прочим, такая же часть экосистемы, как и вы; может, даже более важная.
Пак Мин Джун прислушался. С улицы донесся шум мотора. Автомобиль остановился перед домом. Парень бросил быстрый взгляд на наручные часы. Двадцать два ноль-ноль. Поздновато для гостей.
Крыс примолк, поставив уши торчком.
– Кажется, тебе сейчас люлей наваляют, кореец. Вот есть у меня такое хорошее предчувствие.
И бородавчатая туша начала бледнеть и истончаться.
– Главное, старика нет, в доме – следы борьбы… – молниеносный бросок раздвоенного языка – и стул с подломленной ножкой покатился по паркету. – И ты, как ясно солнышко, – вооруженный и очень опасный.
Со двора послышались голоса. Двое – мужчина и женщина. Слов было не разобрать.
– В шкаф, что ли, спрячься, бестолочь, – предложил уже полупрозрачный Крыс. – А то они сначала полицию вызовут, а потом ты уже в участке будешь ситуацию объяснять.
Крысиное рыльце указало в сторону книжных полок. Мин Джун приблизился. Книги стояли очень плотно друг к другу.
Крыс щелкнул хвостом, и одна из секций шкафа отъехала в сторону.
– Тайничок. Старинная конструкция, сейчас таких уже не делают.
Открывшееся за книгами пространство было небольшим – туда мог поместиться один человек, причем без возможности даже присесть. Мин Джун юркнул за панель. Вполне терпимо.
Щелчок хвоста, довольное хихиканье домового, и секция вернулась на место.
– Не дергайся, – интимно шепнул Крыс из-за Мин Джунова плеча. – Изнутри дверь не открывается, так что тебе придется ждать, пока кто-нибудь снаружи отопрет. Кто-нибудь, кто про тайничок знает… То есть я.
И демон с чпокающим звуком растворился в стене. Пак Мин Джун остался в одиночестве.
Под монотонный стук дождя Вера задремала. Платон Андреевич приглушил музыку, и если бы автомобиль не остановился у подъездной дорожки, девушка, наверное, проспала бы до утра.
– Мы уже на месте? – тихонько зевнув в кулачок, спросила Вера. – Спасибо. Я пойду?
– Подождите секунду, я провожу вас в дом – дождь усилился.
Королев первым вышел из машины и элегантно раскрыл над девушкой зонт.
– Не стоило…
Внимание директора Вере было приятно, но начинало тяготить. Что-то было в этом внимании… неправильное. У Веры почти не было опыта неформального общения с противоположным полом. Зато у нее была Зайка, этим опытом обладавшая в избытке и обожавшая делиться с подругой подробностями. А еще были книги – те самые, в мягких обложках, и телевизор с разнообразными мыльными историйками. И чудилось девушке в обходительности шефа что-то такое мыльное, искусственное, потому что представить себя Золушкой она не могла при всем желании, а шеф явно разыгрывал партию прекрасного принца.
Кирпичный домик окружал обычный дощатый забор. Директор подвел Веру к калитке.
– Ваш дедушка занимается оккультизмом?
Платон Андреевич с интересом рассматривал прикрепленную к одной из досок соломенную куклу.
– Нет! – рассмеялась девушка. – Что вы! Более прагматичного человека, чем мой дед, сложно себе представить. Это все его друг – дядя Гера. У него хобби такое – разные поделки из соломы вязать. По знакомым потом раздает, а они берут, чтобы пожилого человека не обижать. У меня самой дома пара его работ есть. А эта называется «Страж». Видите, у него в одной руке меч?
Королев оторвал взгляд от куклы и улыбнулся девушке.
– Что ж, Верочка, – он передал спутнице изогнутую ручку зонта, – свой джентльменский долг я выполнил. Встретимся завтра в офисе.
И, отмахнувшись от Вериной попытки вернуть зонт владельцу, Платон Андреевич сел в машину и завел мотор.
Девушка вежливо подождала, пока принц и его железный конь скрылись в ночи, и вошла в калитку.
И сразу накатила тревога – мучительная, ничем не объяснимая. Двор выглядел как обычно. Разве что была разворочена клумба с белыми астрами – дедушкиной гордостью. Света в доме заметно не было, но Вера знала, что вечера дед предпочитал проводить в кабинете, окно которого выходит на другую сторону. Она подошла к крыльцу, закрыла зонт и энергично им встряхнула, чтобы сбить капли воды. Сердце, казалось, билось прямо в горле, мешая дышать. А-ах! Приблудная полевая мышь возмущенно пискнула, чуть не попав под каблук. Вера отдернула ногу и пообещала себе завтра попросить у приветливой соседки Марты Олеговны кота.
Зонт она оставила на крыльце, прислонив к перилам, – нести сырость в дом не хотелось. Отперев дверь своим ключом, она вошла, включила свет в коридоре, пристроила рюкзак и сумку под вешалкой, разулась. Босым ногам стало приятно от теплой гладкости дощатого пола.
– Дед! Я дома! И очень-очень голодна. Покорми внучку!
Никто не ответил. Вера заглянула в кухню, потом в гостиную, захлопнула раскрытые оконные створки – на пол уже натекла довольно приличная лужа. Девушка еще немного повозилась, вытирая ее тряпкой.
– Ну как же так, дед? Дождина такой на дворе, а ты окно забыл закрыть!
В кабинете горела настольная лампа.
– Дед?
На столе лежал открытый фотоальбом, стул, а точнее – его обломки валялись на полу. Дедушки нигде не было. Вера побежала в спальню, сунулась в ванную и даже в кладовку. Паника заставляла ее делать сотни ненужных движений. Она зачем-то полезла в холодильник и осмотрела все кухонные шкафчики.
– Куда ты мог подеваться?
Она вытащила из рюкзачка мобильный и позвонила деду. Металлический голос сообщил, что вызываемый абонент находится вне зоны доступа. Девушка раздраженно бросила телефон на кухонный стол и опять понеслась в кабинет.
– Дедуля! Дедушка! Отзовись!
А если у него инфаркт, и он лежит где-нибудь в уголке, не в состоянии позвать на помощь? А что, если приступ настиг его снаружи? Надо обыскать пристройку, посмотреть в саду!
Вера подбежала к входной двери, стала нашаривать босоножки. Ее остановил шум подъезжающего автомобиля, нет – автомобилей. Взвизгнули тормоза, захлопали дверцы, послышались, приближаясь к дому, мужские голоса и топот шагов. Девушка выглянула в смотровое окошко. Фонарь выхватывал из темноты глянцевые бока двух внедорожников. Во двор один за другим входили люди. Дождевые капли блестели на их одинаковых черных костюмах, в одинаково подстриженных коротких волосах. Шестеро вооруженных мужчин. В оружии Вера не разбиралась, но в том, что в руках незнакомцев вовсе не стилизованные зажигалки, сомнений почему-то не было.
Соседи! Надо позвать соседей! И позвонить в полицию! Где мобильный? Она же только что деду звонила!
Первый же удар чуть не разнес дверь. Вера, забыв о телефоне, побежала в кабинет.
– Слава, аккуратней! Громить хату приказа не было! – перемежаемое бодрым матерком, доносилось с улицы.
– Так и ключа нам не давали.
– Отойди, я без ключа открою. Эх, молодежь, все бы вам ломать… А тут работы на пять секундочек.
– Ну, работай, Степаныч, покажи молодым класс.
Этих пяти секундочек девушке хватило, чтобы вихрем ворваться в кабинет, дрожащей рукой привести в действие рычаг, открывающий потайную дверцу, и буквально ввинтиться в тесное пространство тайника.
Дверь захлопнулась, сегмент шкафа съехал на место.
– Богато пенсионеры у нас в стране живут – скажи, Степаныч? – раздалось уже в кабинете.
А Вера тем временем почти задыхалась от невозможности закричать и от широкой твердой ладони, закрывшей ей рот.
Полутьму тайника рассекал луч света из смотровой щели. Это был очень маленький тайник, очень-очень маленький, не предназначенный для драк и резких движений. Пак Мин Джун чувствовал спиной все неровности стен, а животом…
– Не кричите, просто не кричите… Я друг, я хороший человек. Вы понимаете меня?
Голова девушки была на уровне его груди. Одной рукой Мин Джун зажимал ей рот, другой – придерживал затылок, чтобы девушка не вертелась. Пальцы его путались в волосах.
Если она не успокоится, придется надавить на сонную артерию. Приток крови к мозгу уменьшится, и девушка просто потеряет сознание.
Ладонь обожгла острая боль. Эта малявка посмела кусаться!
– Заткнитесь, наконец! – глаза за стеклышками нелепых очков были как грозовое небо. – Мне из-за вашего бормотания ничего не слышно!
Девушка поерзала, разворачиваясь. Щеки Пак Мин Джуна опалило жаром.
Эта малявка имеет хоть какое-то представление о приличиях?
– Я смотрю, ты времени зря не теряешь? – голос Крыса раздавался прямо из стены. – Можешь не отвечать. Барышня все равно меня не слышит – еще подумает, что ты сам с собой разговариваешь, и предпочтет героическую смерть от девятимиллиметровой пули.
Девушка приникла к смотровой щели и ни на что больше не реагировала. Пак Мин Джун склонился рядом. В комнате хозяйничали бандиты – настоящие, как в гангстерских фильмах. Ближайший, прислонившийся сейчас к письменному столу, как раз прятал в наплечную кобуру пистолет. «Глок 17», – автоматически определил Мин Джун марку оружия. У двух других – «Беретты М9», довольно дорогие игрушки. Они намеревались начать перестрелку в доме или это было всего-навсего элементом устрашения? Скорее, второе.
Судя по звукам, остальные бандиты обыскивали комнату за комнатой.
– Все чисто, – раздался от двери хриплый голос. – Дед, наверное, успел сбежать.
– Ну, и что теперь делать будем, Степаныч?
– А ничего, – обернулся от окна один из бандитов – пожилой кряжистый мужик с блестящей лысиной. – Добрыня велел деда припугнуть. Мы и припугнули, раз он от нас огородами дернул. Так что все – миссия выполнена.
Из соседней комнаты раздался визг. Бандиты выскочили из кабинета. Лысый Степаныч приблизился к письменному столу.
– Хотя, конечно, еще вопрос – кто испугается последним.
Глазами-щелочками бандит обвел комнату.
– Спасибо этому дому, пойдем к другому.
Мин Джуну показалось, что взгляд бандита задержался на книжных полках. Степаныч подхватил со стола альбом и вышел из кабинета.
– Ну, чего там опять случилось?
Костик был не простым бандитом, а идейным – борцом с системой. Как Робин Гуд или корейский Хон Гиль Дон. Мировые денежные потоки должны перераспределяться. Богатые должны делиться с бедными. И если они, богатые, этого не хотят, на помощь мировому порядку приходят вот такие Костики. Поэтому сразу после армии парень отправился на поклон к городскому «крестному отцу» – Денису Олеговичу Сошинскому по кличке Добрыня. Официально Денис Олегович владел ночным клубом «Каннам», а неофициально – крышевал оба городских рынка, массажные салоны и сауны. Молодые крепкие ребята всегда были нужны, и Костика без проблем «приняли в семью». Ребят своих Добрыня баловал – без дела не гонял и экипировал по последнему слову техники. В конце концов, лихие девяностые остались позади, так что боевики исполняли функцию скорее декоративную.
Новенькая, только накануне оттертая от фабричной смазки «беретта» приятно оттягивала плечевую кобуру, в животе плескались сто граммов вискаря, жизнь была прекрасна. Задание – проще не придумаешь: ввалиться в дом к должнику и слегка припугнуть. Костику казалось, что двоих на такое дело хватило бы за глаза, но шефу виднее, кого и куда посылать. Поэтому обыск Костик проводил без энтузиазма, для галочки. Гостиная, кухня. На белом кухонном столе лежал мобильник. Руки парня на автомате потянулись к нему.
– Хр-р-р! – раздалось из-под стола.
Костик заглянул под столешницу. На плиточном полу сидел и вылизывался большой серый кот. Животина была одноухой, шерсть ее свалялась и висела на жилистом теле неопрятными сосульками. Уличный, что ли?
Котов Костик не любил, тем более таких – даже на вид блохастых. Поэтому он топнул ногой:
– Брысь!
Кот не отреагировал, продолжая вылизываться. Его абсолютно голый хвост, похожий на крысиный, ритмично постукивал по ножке стола.
– Пшел, кому говорю!
Кот поднял на парня безумные желтые глаза и зашипел. У Костика по спине поползли мурашки. Периферийным зрением он заметил какое-то движение, резко обернулся. Из коридора в кухню забежала мышь, потом еще одна и еще. Мышей становилось все больше и больше, они втекали в помещение живой струйкой, перегруппировывались, окружая дрожащего парня.
Кот вышел из-под стола. Его лапы с лягушачьими перепонками шлепали по плиткам пола.
– С-с-сидеть! – скомандовал монстр. – С-с-сидеть на попе ровно!
Колени Костика подогнулись, и он упал.
– В глаза с-с-смотреть! Попробуешь закричать, я тебе нос откушу!
Пистолет запутался в кобуре, пальцы не слушались, наконец оружие было извлечено. Рука дрожала, «беретта» ходила ходуном.
Кот зашипел, мыши, набившиеся в кухню, пищали громко и пронзительно.
– С-с-с предохранителя снять забыл.
Парень перевел взгляд, и этой секунды чудовищу хватило. Молниеносный бросок длинного раздвоенного языка, и вот уже пистолет летит в угол кухни и скрывается под копошащейся мышиной волной.
– Ты асоциальный тип, – грустно сообщил кот. – Подумай о своей жизни, обязательно подумай. Потом, если жив останешься.
Костика колотило, как в падучей, руки не слушались, мышцы, казалось, превратились в кисель, неспособные поддерживать ставшее тяжелым и неуклюжим тело.
– Кто ты? Что тебе от меня надо?
– Это неправильный вопрос. А правильный – кто ты? И что тебе понадобилось от хозяина этого дома? Ну и контрольный: как ты думаешь, если у человека откусить нос, сможет ли он потом носить очки?
Страшная кошачья морда скалилась желтыми зубами.
Парень заплакал…
Рассказ занял минуты три. Больше Костик ничего не знал. И сейчас важным, архиважным стало, чтобы монстр поверил ему, Костику, и отпустил. А Костик никому ничего не расскажет, ни словечка от него о сегодняшнем случае люди не услышат.
Кот задумчиво цыкал зубом, искоса поглядывая на заикающегося парня.
– Давненько я ничьих носов не ел, – протянул задумчиво. – Но он же у тебя наверняка сопливый. Поэтому уходи, Константин Петров, проваливай. И больше не являйся в этот дом без приглашения.
Страшный кот и его мышиная армия растворились в воздухе, а парень все ползал на полу кухоньки, разыскивая свою «беретту», будучи не в состоянии перестать плакать. Он слышал, как в соседней комнате кто-то завизжал, как туда бросились остальные ребята.
Потом в кухню заглянул Слава.
– Прикинь, Сизый в мышеловку попал! Палец чуть на фиг не снесло. В травмпункт его отвезешь?
Костик кивнул и только потом, наконец, поднялся на ноги.
А утром, уже доставив зашитого и обколотого обезболивающим Сизого домой, Костик подъехал в головной офис и сообщил хозяину, что хочет уйти. Добрыня пожал пудовыми плечами, внимательно посмотрел на седые виски парня и разрешил.
С тех пор Костю Петрова никто не видел ни в ночных клубах, ни в кабаках. Ребята докладывали шефу, что Костик поступил в институт, что помогает старушке-матери, а по воскресеньям ходит на службу и поет в церковном хоре. Такая вот история.
Вера прислушивалась. Хлопнула входная дверь – кажется, бандиты оставили дом. Что же там у них произошло? Кто кричал?
Адреналин понемногу схлынул. Вера медленно (очень медленно) обернулась через плечо и встретила внимательный взгляд темных глаз, а точнее – одного глаза. Второго просто не было видно – угол обзора был очень узким, к тому же света, проникающего из кабинета, не хватало.
Сердце билось с такой оглушительной громкостью, что, казалось, этот звук заполнил все пространство тайника. Девушка чувствовала дыхание незнакомца на своей шее. Пахло мятой и тем особым ароматом, который дает очень дорогой мужской парфюм. Внешность мужчины – нет, парня – никак не хотела складываться во что-то определенное. Твердая линия скулы, длинная шея, проколотая в нескольких местах аккуратная ушная мочка… Волосы не рассмотреть, но они точно есть – спускаются волной на ткань капюшона. «Китаец или кореец, – решила про себя Вера. – Или вообще японец. Может, он клонированный – японцы, кажется, в последнее время продвинулись в этом направлении. Вон дылда какая – в природе таких азиатов, наверное, не бывает. А я ему еще „заткнуться“ предлагала. Оскорбительная невежливость!»
– Как… вы… сюда попали?
Здраво рассудив, что закатывать истерику уже поздно, а извиняться – тем более, Вера решила сразу взять деловой тон. Правда, находясь так близко от собеседника, это было затруднительно. Слова выталкивались, как колючие шарики. Вера попыталась отодвинуться, но так становилось еще хуже. Казалось, ее спина приклеена к торсу парня горячим клеем и раскаленные ниточки тянутся от нее, не позволяя полностью прервать контакт, притягивая, возвращая на место.
Парень не отвечал, глядя в стену поверх Вериной головы, как будто не слышал вопроса.
Девушка смешалась. Может быть, все-таки нужно было извиниться? Может, он не понимает по-русски? Хотя говорил же он с ней? Говорил. И почти без акцента. И еще неизвестно, кому в этой ситуации извиняться надо. В конце концов, она у себя дома, а он…
– Кто вы? Почему прятались здесь? – четко повторила Вера. – Предупреждаю сразу: я уже вызвала полицию.
Длинный темный глаз теперь смотрел на нее в упор, и девушка опустила голову, почувствовав, как щеки заливаются румянцем.
Вера по жизни была асексуальна. То есть против близости она ничуть не возражала. Чисто теоретически, и если эта близость предлагалась не ей. В конце концов, Зайкины рассказы о весело проведенном времени в компании молодых людей отвращения у нее не вызывали, даже самые интимные. Впрочем, как и особого интереса. К тому же… Давайте начистоту. Для некоторых людей, скажем так, внешней привлекательностью не отличающихся, асексуальность служит чем-то вроде защитного панциря. Ведь не так больно недополучить от жизни того, чего не очень-то и хотелось. Верин «панцирь» был безупречен – не зря остроумная Зайка дала подруге прозвище Черепаха. При любой, даже самой гипотетической опасности Вера замыкалась в себе, пережидала, чтоб через некоторое время осторожно выглянуть наружу и продолжать жить, как ни в чем не бывало. Панцирь был безупречен до сегодняшнего дня. Может, потому что никто не пытался его сковырнуть?
– Я прошу прощения за свое недостойное поведение, – проговорил незнакомец и зашевелился. Вера испуганно дернулась, потом сообразила, что незнакомец пытался изобразить вежливый поклон – максимально изогнул шею, отчего длинные волосы упали на лицо.
Его теплое дыхание все равно было ледяным по сравнению с ее горящими щеками. И уши у нее, наверняка, как маков цвет – хорошо, хоть здесь темно. И зачем только она пила это проклятое Зайкино пиво?
– Меня зовут Пак Мин Джун, – продолжал парень.
Он убрал голову, тряхнул ею, отбрасывая с лица челку. Вере сразу стало легче дышать.
Никто не пытался сковырнуть, говорите? А не сегодня ли утром она уже была в примерно такой же ситуации? В лифте – с мужчиной и стулом? А в машине? Ведь они с Платоном Андреевичем были там одни, и Вера помнила, что, когда она задремала, предупредительный Королев немного опустил спинку ее сиденья, чтоб ей было удобнее. Почему тогда она не краснела, у нее не перехватывало дыхание, и сердце не пыталось вырваться из грудной клетки?
– Извините? – переспросила девушка, со стыдом понимая, что пропустила все, что только что говорил незнакомец. Как его зовут? Мин Джун. Пак Мин Джун! Точно.
Он коротко вздохнул, будто раздраженный ее невнимательностью.
– У меня была встреча с Петром Григорьевичем. Затем, когда она закончилась, и я покинул дом… Мне показалось, что происходит нечто странное, и я решил проверить.
– Что говорил вам дед – он собирался куда-то уходить?
– Я не обнаружил господина Лисицына, дверь тайника была открыта, и когда я решил войти сюда, она захлопнулась…
Вера не верила ни одному его слову. Дед никогда не открывал потайную дверь. Это было ее, только ее место.
С самого детства, когда Веру мучили кошмары, она могла спрятаться от них только здесь – вскарабкаться в мансарду, чувствуя босыми ногами каждую неровность ступенек, нажать скрытый рычаг и избавиться от страхов, поджидающих снаружи, сжимая в дрожащих ладошках «билет на волю» – старинный ключ в кованых завитушках. Ключ тоже был с секретом – он мог как отпереть дверь, так и заблокировать ее, чтобы никто не мог открыть тайник снаружи. Верины пальцы помнили каждый изгиб, каждую бороздку ключа.
– Кажется, теперь мы можем выйти и продолжить беседу в кабинете? Вы сможете нас выпустить?
Какой хороший вопрос! Она до последнего класса школы носила ключ на шее, как защитный амулет, и только пару лет назад стала использовать в качестве брелока. И теперь ее «билет на волю» украшал связку обычных ключей. А связка, как ей и положено, лежала в рюкзачке, а рюкзак – в коридоре под вешалкой, если только чернокостюмные бандиты не прихватили его с собой.
– Не могу…
Черт! Вера прислонилась лбом к двери. Кажется, ситуация серьезней, чем она полагала.
Пак Мин Джун был очень напряжен. Стараясь как можно дальше отодвинуться от девушки, он вжимался в стену и все равно чувствовал ее дрожащую спину и острые лопатки. Растрепанные волосы его невольной соседки, казалось, пытались занять вообще все пространство тайника. Как у нее только голова не отваливается во время ходьбы – такую копну на себе носить? Девушка была обыкновенной – по крайней мере, так казалось, когда она носилась по кабинету, бестолково заглядывая во все углы. Невысокая, худенькая, порывистая, она постоянно звала: «Дед, где ты, дед?» Мин Джун следил за ее метаниями сквозь смотровую щель. (К слову, щель находилась на странной высоте, будто пользоваться ею полагалось человеку низкорослому или вовсе ребенку.) Но теперь, когда эта мелкая оказалась заперта с ним…
Парень вздохнул. Другая на ее месте уже билась бы в истерике и пыталась выцарапать ему глаза или вообще упала в обморок. Второй вариант был даже предпочтительней – тогда она перестала бы безостановочно ерзать. Ащщ…[1]
– Вы сможете нас выпустить? – говорить приходилось медленно и отчетливо: кажется, внучка Лисицына не понимала и половины произносимых Пак Мин Джуном слов.
– Не могу… – девушка равнодушно отвернулась, прислонившись лбом к двери.
Завтра концерт, а это значит – нужно хорошо выспаться, провести еще одну репетицию, посмотреть, как техники выставили свет. А вместо этого ему приходится… Ащщ!
– У вас есть мобильный телефон? – внучка говорила в стену, от этого ее голос звучал слегка глуховато. – Мы могли бы вызвать кого-нибудь на помощь.
Мин Джуну очень захотелось стукнуть себя по лбу, но вместо этого он, по-змеиному извиваясь, опустил руку в нагрудный карман куртки. Сейчас он позвонит Хо Мин Су, и братишка разрешит это досадное недоразумение.
Связи не было. Пак Мин Джун чуть не взвыл от разочарования.
– Здесь слишком толстая кладка, – чуть повернула голову девушка. – До перепланировки это была печная труба. Дайте мне! Я попробую найти сеть.
Парень неохотно передал телефон. Девушка еще больше пригнулась и осторожно просунула мобильный в смотровую щель.
– Еще немножко! Смотрите! Почти получилось…
Внучка все ерзала, пытаясь найти наилучшую позицию, нарушая все писаные и неписаные нормы приличия. Пак Мин Джун страдал. Как ее все-таки зовут? Молодой человек ей представился, а она даже не ответила. Какая невоспитанность! Мелкая, лохматая…
– Черт!
Неловкое движение тонких пальчиков, и телефон исчез в отверстии. До узников донесся негромкий звук удара, когда мобильный стукнулся о книжную полку, а затем еще один – когда он достиг пола.
– Черт! Черт! Черт!
Плечи девушки дрожали. Мин Джун испугался, что она плачет.
– Что за день сегодня такой! Проклятый вторник! Терпеть не могу вторники, терпеть не могу дождь. Терпеть не могу…
Она обернулась к Мин Джуну:
– Похоже, нам придется ждать утра. По средам к дедушке приходит помощница по хозяйству – кажется, к девяти.
И, видимо, решив, что тема для разговора исчерпана, внучка опять уткнулась лбом в дверь.