[Люмьер. Душа, как Иона]

– 1-

И ты в числе безымянном

живёшь, как в люмьеровской будке,

где слова орех, в камень вросший,

размотан на стены и сутки

припавшего, будто ребёнок,

совсем безымянного света,

в чьей мгле сотворенья лежишь ты,

а речью ещё не одета.

Не прах и не прочерк – светильник

в механике глаза беспечной —

ты видишь, как слово и имя

тебя начинают с предплечий,

и свет поднимается выше

природы своей непонятной,

над угольной крошкой и глыбой,

где спят слепота и котята.

Но ты ли разлом мой, Иона,

что тело моё из деталей

как мир, соберёт и не дрогнет,

как будка в сеанса начале?

– 2-

В ките из кожи, снега и любви —

лежит прозрачный камень-лабиринт

чтоб говорить то свистом, то по Брайлю,

немую речь используя, как бинт.

Кит – это лунка, испытанье эха

от камня, что проглочен будто тьма —

так расширяется до голоса монетка,

когда достигнет своей жизни дна

так свет продет был сквозь его дыханье,

как человек чрез голоса свои,

и выдохнул вокруг себя пространство,

чтобы внутри его теперь поплыть.

Он нам отсюда камень вдруг напомнит,

и осветит круги, как лабиринт

внутри его иссиня-белой кожи,

что, как вода, намотана на винт.

– 3-

[Иона в утробе]

Изображения размытое пятно,

что созревает там, где колос пасти

становится то облаком, а то

разрывом на воде и неба счастьем.

Кто плавает над облаком? кто там

стучит – как в жабры – в чаек барабаны?

Чей ты, челнок, вспугнувший воды, как

тот человек, что стал своим экраном.

Чьё жало раскрывается тобой

и вырастает в жалости к утробе

окаменевшей рыбы, где прибой

тьме говорит: пожалуйста, не трогай

кинопроектор, зверя, пустоту

в которую размотаны, как сети,

все эти смыслы, что держал во рту,

как смерть свою, которой не заметил.

– 4-

Так вылетают голуби из рыбы,

как будто совершилась чешуя

в предназначении своём, и дивно

её обличие, в котором скоро я

перелечу немую киноплёнку

которая дождём меня троит

на зрителя и трещины на стенке,

и руку, что – бобину раскрутив —

всё это обозначит, но не скоро,

но точно – так же берег далеко

расчерчивает бездну своим светом

и рыбине становится легко.

О, небо, что свершается над нами,

о, рыба, та, что бабочка и рой

из бабочек размноженных ногами

идущего из кожи высоко.

Загрузка...