Со смерти Розы Распутиной прошло четыре года. Первые несколько месяцев муж и сын не находили себе места: они мало ели; практически не спали; у Константина на работе возникли проблемы, и его едва не уволили; Иван скатился по учебе в самый низ и очень много болел из-за недоедания и недосыпания. Казалось, что жизнь закончилась, и дальше нет никакого просвета. Жизнь после внезапной потери казалась серой, словно пепел или прах.
Со временем боль стала уходить. Ночные кошмары, очень яркие и мучительные в первые дни и недели после смерти Розы, постепенно отступали. Мучительная боль очень медленно, но затихала, уступая место тоске и доброй памяти. Туман времени постепенно обволакивает, унимая даже самое сильное чувство утраты.
Время не только убивает, но и лечит…
А может быть, это одно и то же?
В конце концов, жизнь начала возвращаться в прежнее русло, словно никакой Розы Распутиной никогда и не существовало. Словно все фотографии с ней и все ее вещи – это не более чем иллюзия. Не более чем фантазия. Не более чем подделка.
Всего лишь прошло. Как далекий и почти забытый сон.
Отец и сын какое-то время противились тому, что в их жизни больше нет верной жены и любящей матери. Какое-то время. Но, в конце концов, Роза стала воспоминанием, а холодную пустоту глубоко внутри заполнили бытовые вопросы: где заработать денег; как провести выходные; что приготовить на завтрак, обед и ужин.
Ивану исполнилось шестнадцать лет. Затем теплое солнечное лето закончилось. Внезапно, как это всегда и происходит. Налетела холодная осень. Вновь начались дожди, слякоть и грязь. Небо заволокли свинцовые тучи.
Начался новый учебный год, и Иван пошел в одиннадцатый класс. А все потому, что класс Ивана был экспериментальным – министерство образование проводило авантюрный эксперимент.
Когда-то очень многие школы вели обучение по программе «1-3». Но потом все классы всех школ перевели на программу «1-4». Министерство можно было понять: современный век; огромное количество информации; новые технологии. В том, чтобы обучаться на один год дольше, смысл определенно был. Но для чего понадобилось вновь сокращать время обучения – это было загадкой.
Но Иван, как и его одноклассники, был только рад такой авантюре. Да, первые три класса приходилось сидеть в школе с восьми утра до пяти вечера. Да, первые три класса приходилось учиться по субботам.
Но.
Сэкономленный год жизни того стоил. Хотя еще было неизвестно, как экспериментальный класс сдаст итоговые экзамены. Возможно, он завалит проверки и отправится на улицы мести мусор и листья. Или в ларьки – торговать яйцами, газетами и сигаретами.
Время покажет.
Во время летних каникул Иван помогал отцу в кое-каких подработках. В основном работа была вида: принеси, подай, отойди и не мешай. Но несколько раз парню довелось поработать с электросваркой, дрелью и болгаркой.
И ему это очень понравилось.
Парень вдруг ощутил то, чего не ощущал уже очень давно. Это был азарт.
Иван ничего не имел против тех людей, сердце которых начинает биться быстрее при мысли о больших деньгах или славе. У каждого свои предпочтения, ведь о вкусах не спорят. Но Иван был уверен на все сто, что самая сильная мотивация – это азарт.
Азарт заставляет стучать быстрее даже сердце дряхлого старика. Азарт разогревает кровь, заставляет ее буквально закипать. Азарт оживляет атрофировавшиеся мозги. Азарт заставляет действовать.
Не страх умереть с голода. Не желание подтирать задницу крупными купюрами. Не мечта ездить на дорогой машине, которая стоит больше квартиры.
Азарт.
Существуют и другие чувства, более древние и более мощные…
Которым еще не придумали названия.
– Отец, я бы хотел в жизни заниматься тем же, чем занимаешься и ты, – сказал однажды Иван.
Константин очень серьезно посмотрел на своего сына, а потом ответил:
– Однажды я сказал своему отцу то же самое. Мне тоже понравилось ему помогать. Мне понравилось варить металл электросваркой. Я влюбился в запах жженого металла и горящего масла, когда я работал с болгаркой. Меня подчинил сладкий опьяняющий запах сохнущей краски…
Константин замолчал, продолжая смотреть на сына.
– И что было потом, отец? – спросил Иван.
– Мне тогда было столько же, сколько и тебе. Мой отец, твой дед, позволил мне заниматься тем, что мне нравится, но он ничего не сказал о цене выбора в столь юном возрасте, – последние слова Константин произнес с сожалением и нескрываемой обидой.
– О цене? – переспросил Иван.
– Да, о цене. Знаешь, что происходит с любимым занятием, которое ты решаешь превратить в работу?
– Что?
– Любимое занятие превращается в каторгу! Если бы я знал об этом тогда… Но мой отец меня не предупредил. А потом он умер. Наверное, лишь затем, чтобы не пришлось объясняться передо мной. Я начал заниматься тем, чем занимаюсь до сих пор, в шестнадцать лет. В том самом возрасте, когда человек способен осваивать действительно сложные вещи и становиться профессионалом, закладывая прочный фундамент своего благополучия. Но у меня в голове играли гормоны…
Константин присел на один из ящиков с инструментами и обтер грязное потное лицо жирной перчаткой.
– И я стал заниматься вот этим, – он обвел глазами несколько ящиков с инструментами, краской и гвоздями. – Мне тогда казалось, что это довольно простая работа. Пришел, поработал два часа, получил несколько сотен. Мечта подростка! Быстрые и почти легкие деньги… И думать не надо! Тогда из меня фонтаном била энергия и сила, а теперь… Теперь уже нет. Мне уже сорок лет, Иван. Я всю жизнь занимаюсь вот этим всем, но до сих пор едва свожу концы с концами. У меня больные суставы. У меня в спине грыж больше, чем позвонков. Мы живем в квартире, которая разваливается от старости, и питаемся едва ли не отходами…
Тут Константин замолчал и стал вытирать глаза.
Иван тоже молчал, уставившись в пол.
– Прости меня, Вань, это я виноват, в том, что у нас такая жизнь, – срывающимся голосом сказал Константин, и зарыдал.
– Отец, – тихо сказал Иван.
– Что?..
– Ты сделал все, что было в твоих силах?
– Да… Я сделал и делаю все, что в моих силах, но…
Но Иван грубо перебил отца.
– Тогда вытри слезы, отец! Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня и… и для мамы.
– Из-за меня мы всю жизнь живем в бедности, – сказал отец, сморкаясь в рукав рабочей куртки.
– Не из-за тебя, отец…
– Из-за меня!
Неожиданно даже для самого себя Иван дал отцу хороший подзатыльник. Грязная кепка слетела с головы мужчины и упала на пол, весь он был усыпан опилками и металлической стружкой. Константин замер, не поднимая глаз. Внутри у парня все похолодело.
– Прости, пап, я…
– Нет! – рявкнул отец. – Нет… Мне это было нужно. Спасибо, сын.
– Я сам не понял, как это вышло… – залился краской Иван.
– Ты все сделал правильно, – отец поднялся и стал собирать инструменты. – Здоровенный бородатый мужчина расселся на ящике и стал пускать сопли… – Константин нервно и презрительно усмехнулся, укоряя самого себя. – Нет, ты все сделал правильно, Иван. Иди-ка сюда.
И отец обнял сына, да так крепко, что у того затрещали кости.
В тот день Иван решил послушать совет отца и не связывать свою жизнь с примитивным ручным трудом. Но помогать отцу Иван продолжал все равно. И делал он это с огромным удовольствием. Не смотря на то, что его отец был очень крепким, все же работа начинала приносить Константину много физической боли. Ужасной боли.
Отец постоянно сидел на обезболивающих таблетках. Уже несколько раз он ложился в больницу, чтобы ему сделали укол в больной локоть. Тот самый укол, который убивает нервы. Даже после этого боль проходила не до конца. С каждым разом укол становился все менее и менее эффективен – хроническое воспаление распространялось на близлежащие ткани. Вскоре начали болеть и кости.
Вылечить больной локоть не представлялось возможным. Поверхность сустава была серьезно повреждена из-за многолетней работы с перфоратором и болгаркой. Регулярные перегрузки и частое переохлаждение стали причиной хронического воспаления и инфекционного поражения локтевых связок.
Лечащий врач предупредил Константина, что болезнь будет прогрессировать. И если не прекратить нагружать больной локоть, то дело вполне может закончиться ампутацией. Или, даже, смертью, если внутри локтя внезапно разовьется серьезное заражение. Константин каждый раз очень серьезно слушал врача, кивал, а на следующий день вновь отправлялся на работу с перфоратором или болгаркой в руках. Даже если был мороз или сильный ливень.
Потому что Константину нужно было оплачивать счета за свет, покупать себе и сыну еду, одежду и учебники.
Нужда и обстоятельства сужают выбор…
Даже когда его нет.
Иван помимо того, что помогал отцу, еще успевал подрабатывать курьером, а так же в библиотеке. После смерти матери ему предложили освободившееся место. Иван думал недолго, всего четыре года, прежде чем согласился.
Платили курьеру мало. В библиотеке платили чуть больше, но если бы Иван жил один и только лишь на зарплату библиотекаря, то он давно бы умер с голода. Или повесился.
С миру по нитке, но денег вполне хватало на то, чтобы питаться качественной едой, а не полуфабрикатами. Счета оплачивались вовремя. Одежду отец и сын успевали обновлять раньше, чем на ней появлялось более одной большой дырки. Но денег на переезд в достойное жилье не было. Их не было даже на основательный ремонт.
В школе все так же продолжали издеваться над Иваном. Избивали его почти ежедневно. Каждое избиение было непохожим на все предыдущие. В этом плане истязателей Ивана отличала настоящая изобретательность.
Один раз парня даже избили по голове свернутой в трубочку газетой. Неделю после этого Иван плохо слышал. Но следов никаких не осталось.
А еще был случай: один из затейников принес в школу мощный электрошокер и сунул Ивану в шею, пока тот, ничего не подозревая, переобувал в раздевалке сменную обувь. Несчастный парень пролежал в раздевалке без сознания несколько часов. Его нашли лишь тогда, когда первая смена кончилась, и число курток и обуви в помещении значительно сократилось. На теле парня не осталось никаких следов, кроме двух темных точек сбоку шеи. Но и они были скрыты под волосами. Иван узнал, чем это его так приложили лишь через неделю, от преподавателей.
Поэтому, недолго думая, в середине осени парень пошел в секцию – заниматься карате.
Он зашел в зал весь такой худой, высокий и сутулый. А на него смотрели широкоплечие мускулистые парни и девушки. Челюсти их были квадратными. Иван поговорил с тренером.
Тренер был ростом под два метра и весил не меньше ста сорока кило. Лицо его было настолько серьезным, что Иван не рискнул бы даже спать с этим человеком в одной комнате. Когда Иван разговаривал с ним, ему почему-то казалось, что тренер развлекается по выходным, отрывая людям головы, руки и ноги.
Или коллекционирует вырванные вместе с черепом хребты, как один известный пришелец из фильмов.
Потом парень пошел пожать руки всем присутствующим. В зале было тринадцать человек, не считая тренера. Большинству было примерно столько же, сколько и Ивану. И когда он пожимал руку последнему, то уже едва ли стоял на ногах от боли в хрустящей руке. Всю следующую неделю правая кисть парня была опухшей и синей, словно по ней проехал грузовик.
– Господи, если у них такое рукопожатие, то что меня ждет во время тренировок… – думал Иван каждый день перед отходом ко сну. И по лицу от этих мыслей скатывались холодные капли пота.
Занятия для худого и сутулого парня начались с новой недели, в понедельник. Первую тренировку Иван не забудет никогда. После нее его буквально принесли домой. Но тренер тогда позвонил Константину и сказал:
– У него очень большой потенциал, но важно заниматься регулярно в течение длительного времени.
– Да, я все понимаю, – ответил Константин.
А вечером Иван сказал отцу:
– Пап, они там все садисты и пытаются меня убить! Тренер сказал, что у них часто случаются несчастные случаи. Особенно с теми, кто его не слушается…
Отец минут двадцать смеялся тяжелым басом. До слез. Соседи даже вызвали полицию, и та приехала через полчаса, чтобы выяснить, что это там за шум.
Время потихоньку шло, Иван посещал тренировки, подрабатывал курьером и библиотекарем. Парень стал преображаться прямо на глазах: исправилась осанка; тонкое тельце начало обрастать мышцами; стала пропадать робость; прошла хроническая простуда.
В школе парня били все реже и реже. Не потому, что Иван давал сдачи (хотя уже вполне мог), а потому, что окружающие стали замечать реальные перемены в телосложении и характере хлюпика. Да и бить хлюпика уже становилось слишком больно – карате закаляло его тело, делало его жестким и менее чувствительным к боли.
Каждую субботу отец с сыном продолжали ездить на рыбалку или в лес. Когда Ивану дали в библиотеке небольшую премию, он с отцом приобрел ружье (отцу пришлось добавить еще столько же, чтобы хватило). Можно было приобрести вместо ружья хорошую надувную лодку. Но отец с сыном решили, что ружье лучше. Небольшое, из него можно было завалить разве что утку или зайца, но зато настоящее и, самое главное, свое.
Константин радовался этой покупке, как маленький ребенок, которому купили то, что он очень давно просил. Отец всю жизнь мечтал об огнестрельном оружии, но средств на него не было. Да и жена была против.
– В моем доме не будет оружия! – каждый раз кричала она. – Не будет, и все!
Но Роза умерла. Ее сожрал рак.
В первую же субботу после покупки отец с сыном поехали в лес. Погода была сырая, моросил дождь. Густой туман сделался еще гуще, как только отец с сыном выехали за город. И если в городе туман позволял видеть метров на сто, то загородом – всего на тридцать.
– Как бы нам не потеряться в лесу из-за такого тумана, – говорил Иван.
– Не потеряемся, у нас же есть GPS-навигатор, – уверил отец, доставая устройство из бардачка и пристраивая его в специальный зажим, который на липучке был приклеен в центр лобового стекла.
– С этими навигаторами потеряться еще проще, чем без них, – сказал Иван. – Я однажды вообще уехал в аэропорт, вместо центральной улицы. Ну, тогда, когда я в девятом классе ездил на конференцию в Самару.
– Все будет нормально, – уверил отец. – Вот увидишь.
И они заблудились.
Потом машина увязла в огромной луже. А под конец еще и навигатор сломался (как оказалось после, устройство замкнуло из-за сильной сырости). В тот день пришлось идти пешком до трассы несколько километров. По колено в грязи, под моросящим дождем, против сильного ветра. В густом тумане. Еще несколько часов ушло на то, чтобы поймать подходящий внедорожник (по трассе в том месте в основном ездят тяжелые грузовики).
Машину тогда вытащили, но уже под вечер. Ехать на охоту пришлось в воскресенье. Но охота была первоклассной – Константин настрелял несколько уток, а Иван завалил пару огромных зайцев-мутантов.
А потом машина снова застряла.
Основательно, конечно, но не так, как в субботу. Отец и сын смогли преодолеть трясину за несколько часов, нарубив и подложив под колеса веток. Домой в тот день приехали уже за полночь. Машине после приключений пришлось менять сгоревшее сцепление и помятый глушитель.
– Ну… зато у нас теперь много мяса, – сказал Иван, чтобы хоть как-то оправдать возникшие финансовые затраты.
– Да. Только мне неделю придется ходить на работу пешком, – сказал Константин. – Прежде, чем у нас появятся деньги на новое сцепление. И на глушитель.
На автобусе он принципиально не ездил. А таксисты частенько опаздывали, даже если машину заказывали заблаговременно.
В основном, так отец с сыном и жили. Иван продолжал ходить после занятий на стадион, чтобы попинать мяч. Он все так же стоял на воротах, но его уже не били. Чаще дело ограничивалось словесной перепалкой.
Бобик все так же бегал по стадиону. Он уже хромал от старости, был слеповат и глуховат. Пару раз его слегка сбила машина. Но он выжил. Длинный розовый язык по-прежнему болтался, когда облезлый пес бегал за мячиком и гавкал своим радостным, но глухим и хриплым лаем собаки-ветерана.
Иван продолжал заниматься карате, участвовал во всех соревнованиях, каких только мог. Прошло примерно полгода с того момента, как он начал заниматься единоборствами. За это время он: набрал больше десяти кило мышц; научился бороться в партере; научился бить ногой с разворота; освоил броски и стал садиться на шпагат. В конце каждой тренировки тренер заставлял учеников выполнять набивку.
Суть набивки заключалась в том, чтобы избить друг друга почти до потери сознания. В основном – избить по ногам и животу. От этого мышцы становились менее чувствительными к боли и кровоизлияниям при получении ударов. Связки и сосуды становились крепче.
Боль закаляет тело…
Как и душу.
Первое время Иван падал после одного легкого лоу-кика (удар ногой ниже пояса, чаще всего – удар голенью в бедро). Но постепенно мышцы стали привыкать, и парень выдерживал уже несколько десятков тяжелых лоу-киков, прежде чем у него окончательно отсыхали ноги. В какой-то момент Иван поймал себя на мысли, что ему нравится то гудящее теплое чувство, которое приходит, едва успевает стихнуть боль.
– Господи, – подумал он тогда, – Я ведь становлюсь таким же садистом, как и они! Они заразили меня садизмом!
Иван продолжал подкармливать бездомных животных. Теперь еды у него было значительно больше, чем в начальных классах. Иногда он даже заранее покупал несколько сосисок, чтобы отдать их плешивому Бобику на школьном стадионе, перед началом занятий. Дворнягу, конечно, подкармливали и другие ученики, но делали они это не регулярно. У пса из-за худобы торчали ребра, а брюшко было настолько впалым, что сквозь него почти просвечивал собачий позвоночник.
Иван внезапно почувствовал непреодолимую тягу к женскому полу. Она возникла столь же неожиданно, сколь неожиданно умерла Роза. Тяга возникла, как гром среди ясного неба.
Парень, не смотря на то, что его характер значительно окреп (как и его тело), все же оставался довольно необщительным и замкнутым. Друзей у него по-прежнему не было. Большая часть девушек школы подшучивали над Иваном, и он очень хорошо чувствовал это. Даже спиной. Именно это не давало ему возможности пригласить девушку погулять. Не давало возможности начать отношения.
А гормоны тем временем кипели. Даже убийственные тренировки и изматывающие соревнования не позволяли парню сжечь сексуальное желание без остатка. Иван тренировался все тяжелее и тяжелее. Даже тренер-живодер удивлялся тому, сколько в недавнем хлюпике скрытых резервов. Мышечная масса Ивана продолжала расти. Одежду, которая полгода назад еще висела на парне мешком, пришлось менять. Она стала ему мала. Голос его грубел, становился ниже и мощнее.
– Такими темпами, тебе скоро можно будет исполнять шансон, – смеялся отец.
На лице у шестнадцатилетнего каратиста проступила первая щетина. И она была не такой мягкой и редкой, как у его ровесников. Щетина Ивана была жесткой и густой, словно парню было и не шестнадцать вовсе, а все тридцать.
После очередных соревнования Иван буквально приполз домой от усталости и болей в мышцах. Все тело было в синяках. Большая часть связок рук и ног была растянута во время решающей борьбы в последнем раунде. Левый глаз слегка покраснел – Иван пропустил тяжелый удар и едва не отправился в нокаут. В нескольких местах на руках на коже были сильные растяжки. На шее образовались красные пятна – мелкие сосуды не выдержали мощных захватов и полопались.
Но сексуальное влечение никуда не делось, а лишь усилилось. Особенно на следующее утро. Иван около часа не мог отогнуть свой кол, чтобы опустошить переполненный мочевой пузырь. Он по-всякому пытался направить свой ствол в унитаз. Даже пробовал закинуть ноги на стену, опершись руками в пол. В туалете было тесно, и Иван едва не свернул шею.
– Если меня сейчас кто-нибудь увидит… – и с этими мыслями Иван рассмеялся так, что даже прослезился.
А потом поскользнулся и упал. И в течении добрых десяти минут не мог выбраться из тесного туалета.
Нервы начинали шалить из-за бушующих гормонов. В голову все назойливее лезли мысли о девушках, о сексе, о драках и многом другом, нехорошем. И Иван начал мастурбировать, чтобы хоть как-то сбросить пар.
И это помогло. Ненадолго, но помогло. Сразу после своей первой мастурбации Иван почувствовал такое облегчение, словно с его горба сняли огромную жгучую ношу. Поллюции у него начались еще в тринадцать лет. Первая осознанная мастурбация с семяизвержением произошла в шестнадцать.
Конечно, Иван знал, что многие его одноклассники и одноклассницы мастурбируют уже несколько лет, ведь общение между подростками было довольно публичным и откровенным. В этом не было ничего такого.
Интимные темы обсуждались во весь голос. Администрация школы закрывала на это глаза.
Современная молодежь…
Да здравствует свобода личности!
Многие пары из старших классов даже занимались сексом. Очень часто это случалось в стенах школы. Иногда даже во время уроков…
Но Иван относился к этим скользким темам довольно напряженно и болезненно. Стеснялся самого себя и своих чувств, хотя чувства его и были совершенно естественными.
– Биологически обоснованными, – как говорила преподавательница биологии. Весьма раскованная в сексуальном плане женщина, чуть старше тридцати.
Возможно, Иван и не стеснялся. Он не мог классифицировать свои «загоны». Понятия не имел, что с ними делать. И куда это все вообще идет.
Особенно острое и неприятно ощущение Иван почувствовал через несколько минут после своей первой мастурбации. Сперва, было хорошо, но потом стало очень стыдно перед самим собой, перед своими родителями. Появилась внутренняя опустошенность.
– Что я делаю, Господи, – думал Иван. – Это же… Это же так… Нехорошо…
Но очень быстро Иван привык сливать, и тема мастурбации больше не была для него чем-то вроде табу.
Когда переступаешь через какую-либо черту, она слегка стирается, размывается, стаптывается…
Если переступить черту достаточное количество раз, то она исчезает.
Полностью.
Впереди была тема секса. И она заставляла крепкого мускулистого парня с грубой щетиной на лице краснеть, потеть и трястись. И он ничего не мог с этим поделать.
И еще, Иван все сильнее чувствовал свое одиночество. Он его и раньше чувствовал, но теперь, в период активного полового созревания, он ощущал себя совершенно чужим и голым в этом враждебном мире.
Он ощущал себя Бобиком, который бегает по стадиону. Кругом звучат крики, смех или плач. Кругом полно людей.
Но они другие. Не такие.
Чужие…
Зима кончилась. Началась весна. Птицы стали возвращаться из теплых краев. Снова началась слякоть. Река разлилась, затопив несколько ближайших поселков и дач так сильно и внезапно, что за неделю в пригороде утонуло несколько человек. Стариков, в основном. И маленьких детей.
Пара человек пропала без вести.
Школьные занятия становились все напряженнее, ведь приближались итоговые экзамены, которые и определят дальнейшую судьбу выпускников (подопытных крыс, которые проучились десять лет вместо одиннадцати).
Несколько семнадцатилетних девушек из выпускного класса «залетели», но продолжали посещать занятия, надеясь вызвать своим пузиком жалость у преподавателей. Но беременные, видимо, не понимали, что поблажки принесут им лишь неприятности, ведь выпускные экзамены нужно будет сдавать государственной комиссии. А там с людьми, пусть даже беременными школьницами, долго возиться не будут.
Дадут задание, дадут время, потом отберут задание. Кинут его в конверт и отправят на проверку. Те все проверят, выставят балы и пришлют результат.
– Свяжут, подвесят и выпотрошат, – говори Константин о государственных машинах. – И дело с концом. Плачь – не плачь, а делу это уже не поможет.
К концу учебного года Иван уже завоевал несколько призовых мест на городских и областных соревнованиях. В спортивных кругах его уже довольно хорошо знали. Парню даже дали прозвище, которое ему особо не нравилось.
Вернее, не нравилось ему вообще.
В тот день Иван потренировался на славу. Сперва отрабатывал удары. Затем – борьбу. После набивки парень на полчаса отправился в тренажерную комнату, после которого собирался домой. К тому времени в зале остался лишь тренер-садист и сам Иван. Остальные давно ушли. Внезапно нагрянула комиссия, и Ивану пришлось демонстрировать ей, что тренер-живодер их реально чему-то научил. Чему-то полезному. Пока парень показывал комиссии приемы и удары, все его лицо было белым от налипшей магнезии.
– Неплохо, – сказал глава комиссии после проверки. – Очень неплохо, молодой человек. Сколько вы занимаетесь?
– Меньше года, – сказал Иван.
Высокий худой мужчина (помощник главы комиссии) с очень серьезным лицом делал пометки в своем дорогом блокноте. Молодая девушка фотографировала спортивный зал и тренажерную комнату. Затем несколько раз сняла Ивана и тренера.
– Спасибо, – сказал, наконец, тренер Ивану. – Ты можешь быть свободен, а я с ними еще побеседую. Спасибо, Иван.
– До свидания, – сказал парень уставшим голосом и ушел домой.
– До следующей тренировки, – сказал тренер.
На следующий день в главной городской газете появилась статья. В ней рассказывалось о результатах проверки того самого школьного клуба, в котором занимался Иван. Как следовало из статьи, клуб содержался на государственный деньги в рамках программы по развитию национального спорта. Единоборств вообще и карате в частности. Имя Ивана Распутина мелькало в статье. Одного из самых успешных учеников прозвали «Белая Маска».
Все старшеклассницы школы, выпускных классов и не только, стали проявлять к «Белой Маске» интерес. А вот старшеклассники лишь больше стали ненавидеть светловолосого каратиста. Иван лишь через какое-то время понял, что стал популярным. В тот самый момент, когда директор показал ему выпуск газеты двухнедельной давности.
– Ого, это же я! – удивился Иван.
– Да, это вы, – сказал директор. – Совет школы решил выделить вам премию, если это можно так назвать. За то, что вы защитили честь нашей школы, нашего тренера и спортивного клуба.
Иван весь раскраснелся и не мог вымолвить ни слова.
– Знаете, – продолжал директор. – Если бы вы в тот вечер не произвели на комиссию такого хорошего впечатления, вполне возможно, что спортивный зал прикрыли бы. И весь город узнал бы, какие бездельники работают здесь. Но благодаря вам, Иван, город выделяет миллион на модернизацию нашей школы и на поддержание ее спортивной инфраструктуры.
Иван слушал и продолжал краснеть. Парень уже был цвета томатной пасты, когда директор закончил свое неофициальное объявление благодарности.
Через несколько дней состоялось торжественное мероприятие, на котором директор лично поблагодарил Ивана за защиту чести школы и клуба. А потом он вручил парню грамоту и большой блестящий чек на пятьдесят тысяч рублей. Чек, конечно же, был бутафорский, чисто для вида. Наличные директор отдал отцу парня в руки под роспись. В тот же день, вечером.
– Идиотское прозвище, – сказал Иван, когда выходил с отцом из кабинета директора.
– Может быть, – согласился Константин, пытаясь запихать десять пятитысячных купюр в свой потертый бумажник, в котором такой суммы еще никогда не лежало. – Я очень тобой горжусь, сын, – сказал отец, потрепав Ивана по волосам.
– И фотография в газете идиотская, – сказал парень.
Отец рассмеялся.
Сдача итоговых экзаменов пролетела слишком быстро и напряженно, чтобы можно было что-то сказать, кроме:
– Все позади, ура!
Первым предметом шел русский язык. Его Иван, по собственным впечатлениям, сдал очень неплохо. Результаты по русскому языку пришли через неделю. Парень набрал 67 баллов (твердое «хорошо»).
Затем шла математика. С этим предметом у парня тоже не возникло никаких проблем. Особенно это касалось самого сложного раздела экзамена, раздела «В».
Раздел «А» представлял собой тест, в котором необходимо было выбрать один или несколько верных ответов из шести возможных. Всего в разделе «А» было тридцать заданий.
Раздел «Б» был чуть сложнее, в нем было пятнадцать задач из разных разделов: геометрии, статистики и математического анализа.
Раздел «В» был самым сложным и состоял из пяти очень хитрых задач. Даже хорошие преподаватели-математики с двадцатилетним стажем не всегда могли решить этот раздел без единой ошибки. Большинство выпускников не пыталось выполнить задания из этого раздела, хотя за них и давалось больше всего баллов.
Иван же выполнил все задания раздела «В». Как потом оказалось – без ошибок. Но сто баллов (высшая оценка) Иван так и не набрал из-за просчетов в части «А». Результат Ивана в математике: 89 баллов (твердое «отлично»).
Чем больше стараешься, тем больше делаешь глупых ошибок…
Так всегда было и всегда будет.
Эти предметы были основными, и сдавать их приходилось всем без исключения. Помимо основных предметов были еще и вторичные: история, обществознание, физика, информатика и литература. Для того чтобы получить аттестат «общего среднего образования» необходимо было сдавать минимум еще один вторичный предмет. Парень решил, что этим предметом для него будет информатика.
Многие парни выбирали физику. А практически все девушки – обществознание. Иван был единственным в школе, кто выбрал информатику. Предмет этот не пользовался популярностью потому, что был весьма тернист. Хотя со стороны информатика выглядела довольно незамысловато. Иван не завалил и этот экзамен, набрав 71 балл (совсем немного не дотянул до «отлично»).
Через неделю после того, как стали известны результаты всех экзаменов, был выпускной. Многие еще не очухались после сильного стресса. Некоторые – завалили какой-то предмет и должны были пересдавать его в конце лета.
Одна девушка покончила с собой из-за того, что завалила математику. Она бросилась с железнодорожного моста. Под поезд. Но повисла на проводах. И зажарилась до хрустящей корочки.
Все остальные явились на знаковое мероприятие, даже если им предстояла повторная сдача.
Как можно было не прийти? Это же уникальное событие!
В жизни оно бывает только раз. Даже такая «трагедия», как свадьба, может произойти не единожды. А вот выпускной из старших классов – уникален.
В девятом классе он тоже проводится. Выпускников там гораздо больше, ведь немногие потом идут доучиваться дополнительные два года. Но тот выпускной – лишь прелюдия. То – маленький. А это – большой.
Большой отмечали гораздо ярче: пригласили дорогую тамаду; наняли несколько машин, чтобы под утро всем составом отправиться на пляж; школа даже заплатила одной местной рок-группе, чтобы та сыграла что-нибудь эдакое, забористое; был школьный салют, из-за которого едва не начался серьезный пожар; был шашлык прямо возле школы; несколько крутых выпускников приехали на дорогих машинах; в школьном дворе гремела тяжелая и дорогая акустика.
Алкоголь лился рекой, и никого не смущало, что большинству выпускников всего 16 или 17 лет. Даже полицейских, которые установили вокруг школы настоящий кордон.
Конечно, в основном на столах стояло легкое вино и дешевое шампанское. Но ведь в каждом классе есть «задиры» и «авторитеты». Они всегда приносят на выпускной ящик водки, заранее пряча бутылки в сливные бачки унитазов в школьном туалете. Или под крышку пианино.
В каждой школе есть пианино.
Выпускники гуляли всю ночь до самого утра. За это время кто-то успел подраться. Кто-то – заняться сексом в каком-нибудь темном закутке. Один из полицейских решил присоединиться к празднованию, и уже через час валялся в туалете в доску пьяный в собственной моче и рвоте.
Иван, вообще говоря, не употреблял спиртного. Он даже квас и кефир старался не пить. Но в этот день он выпил. Совсем немного – всего пару стаканчиков шампанского. Вкус ему показался настолько ужасным, что его едва не вывернуло.
– И как они пьют эту гадость… – подумал Иван.
Но через минуту у него по телу разлилось горячее вязкое тепло, и ему стало хорошо. Это чувство очень напоминало то, которое возникает в мышцах после набивки. Но в случае с алкоголем тепло растекалось по всему телу. И особенно крепко оно заливало голову.
Мир едва ощутимо поплыл. Музыка стала звучать приятнее и глубже, хотя музыка была та же самая, а рок-группа уже начинала уставать и все сильнее фальшивила.
Иван пошел прогуляться по школе. Она была двухэтажная и весьма немаленькая, но каждый темный угол ее был забит выпускниками. У людей имеется склонность сбиваться в маленькие группы по интересам.
Под школьной лестницей смеялись пять тощих парней-геймеров. Они обсуждали какие-то игры. Кажется, это были «Dota 2» и «WoW». В руках у парней были тяжелые зеленые бутылки с шампанским.
Древние инстинкты гораздо старше человека…
Возле школьного фонтана какая-то школьная пара обжималась и громко целовалась. Иван не мог разобрать, кто это там, потому что у фонтанчика было совсем темно.
Иван заглянул в мужской туалет, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Два парня курили нечто очень тяжелое и забористое, обсуждали что-то свое и постоянно смеялись. В туалете было так много дыма, что Иван не видел даже пол под своими ногами.
Мочи на полу было по щиколотку, не меньше.
Когда парень помыл и стряхнул руки, его слух уловил подозрительные шлепки и тяжелое дыхание. В соседнем помещении располагался женский туалет, и было совершенно очевидным, что сейчас там кто-то занимается сексом.
Иван постучал по кафелю и громко сказал:
– Эй, але! Имейте совесть, ваши стоны слышно даже на улице!
Но вместо того, чтобы стихнуть, шлепки лишь ускорились, а громкое дыхание перешло в стоны. Потом там что-то громко упало. Громыхнуло так, что под ногами задрожал пол. Стоны стихли. Но шлепки продолжались, хотя и стали медленнее.
Иван решил выйти на улицу и подышать свежим воздухом. После насквозь прокуренного туалета у него кружилась голова, и это головокружение не проходило, потому что воздух в школьных помещениях пропитался запахом сигарет и алкоголя. Воздух был мертвых – затхлым, горячим и густым.
Едва Иван открыл дверь на улицу, как ему в лицо ударил прохладный ночной ветерок. Он был сладким и живым.
– Как хорошо, – тихо сказал парень, остановившись на большом школьном крыльце, закрыв глаза и глубоко вдыхая ночные ароматы.
Откуда-то издалека доносились глубокие громовые раскаты. В ближайшее время должна была начаться сильная гроза. Ветер медленно, но верно усиливался.
На школьном крыльце было несколько человек. Они тоже держали в руках бутылки с шампанским, что-то обсуждали и громко смеялись. Высокая стройная девушка стояла в стороне и курила, поглядывая в небо на полную луну, которая то и дело скрывалась за рваными клочками тяжелых черных туч.
Без бутылки и сигареты Иван чувствовал себя отшельником, слишком откровенно «не таким». Белой вороной. Парень, сам того не осознавая, подошел к курившей девушке и заговорил с ней. Тогда он еще не знал, к чему это приведет.
Мы знаем, к чему приведет наш выбор…
И это скорее хорошо, чем плохо.
Почти все провидцы считают себя проклятыми.
– Хорошая сегодня ночь, – сказал Иван.
– Для кого как, – ответила девушка, делая глубокую затяжку.
Голос ее был звонким и приятным, хотя в нем и слышались нотки, присущие курильщикам. Но эта едва уловимая сиплость придавала молодому женскому голосу какой-то необъяснимый шарм.
Девушка вполне могла стать успешной вокалисткой. Особенно, если вокал будет немецким. И искренним.
Иван бросил на нее быстрый взгляд. Сделал это так, чтобы она не заметила.
Это оказалась Катя Акинфеева из параллельного класса. Тоже выпускница. Обычно она собирала свои длинные светлые волосы в тугой пучок, но теперь они свободно свисали до самой талии. Поэтому Иван не сразу ее узнал.
Фигура у Кати была просто идеальной. Можно сказать – модельной. Девушка была ростом всего сантиметров на пять ниже, чем Иван, а Иван был в школе самым высоким – 187 сантиметров. К семнадцати годам у Кати уже был второй размер груди.
В эту ночь девушка была в тугих светлых джинсах, больших белых кроссовках и красном свитере со светлыми полосками. Воротник свитера доходил до самого подбородка.
Иван обратил внимание на ее наряд и спросил:
– Почему ты не в платье?
Она не ответила.
Практически все девушки-выпускницы были в дорогих нарядах, а на головах у них от лака сверкали самые невероятные прически. Правда, дорогое далеко не всегда выглядело красиво. Многие наряды и прически смотрелись глупо и даже смешно.
Все без исключения парни в эту ночь были в костюмах-тройках. Включая и тех из парней, что всегда ходили в обносках или грязных рваных засаленных тряпках.
Катя сделала еще одну глубокую затяжку – сигарета сгорела до самого фильтра. Девушка пульнула бычок в сторону так профессионально и ловко, что окурок улетел метров на восемь.
– Ого, – заключил про себя Иван. – Должно быть, курит она уже давно.
– У тебя что-то случилось? – спросил парень. Он чувствовал себя глупо, но заставить себя отойти в сторону не мог.
Гормоны начинали бурлить, затуманивали рассудок и подавляли волю.
Катя повернулась и взглянула в лицо Ивану. Тут он заметил, что глаза и лицо девушки опухли и покраснели, а к мокрым щекам прилипло несколько волосков. Было ясно, что она весь вечер рыдала. Глаза ее округлились, и она, наконец, спросила:
– А… Это ты «Белая Маска»?
– Идиотское прозвище, – сказал Иван и отвернулся, поглядывая на машину и двух угрюмых полицейских, что были недалеко от школы.
Судя по кислым и отекшим лицам, полицейским не нравилось то, что их заставили торчать возле школы всю ночь. Еще было понятно, что они не собираются вмешиваться в праздник, штрафуя всех несовершеннолетних за распитие алкоголя и курение. Даже в общественном месте – в школе.
Сегодня был особенный день! Полиция не вмешается, даже если в школе прямо сейчас начнут нюхать кокаин! Нюхать кокаин целыми лопатами!
Стражи порядка дежурили лишь для галочки. Чтобы в школу не вломился какой-нибудь террорист. Ну или на тот случай, если пьяные обкуренные выпускники устроят поножовщину, и кто-то начнет собирать свои потроха в тазик.
– Ты классно дерешься, – сказала Катя, достав из заднего кармана джинсов пачку сигарет.
Иван покосился на упаковку и сказал:
– Давно ты куришь?
– Пару лет.
– Мне кажется, не стоит этого делать, – сказал Иван.
Рука с сигаретой замерла на пол пути к губам, а потом опустилась.
– Почему, – спросила девушка, ощупывая собственные карманы в поисках зажигалки.
– Это вредно, – пожал плечами Иван. И голос его прозвучал так, словно ему было не шестнадцать, а восемь.
Катя засмеялась, продолжая хлопать по карманам в поисках зажигалки. Потом сказала:
– Вредно… А получать каждый день по голове и почкам – не вредно?
– Не знаю, – честно признался парень. – Но до сих пор мне все это шло только на пользу.
– Зажигалку потеряла, – сказала Катя, а затем сломала сигарету и выкинула ее в ту же сторону, куда совсем недавно улетел бычок.
– Бывает, – сказал Иван, стараясь незаметно протолкнуть черную зажигалку поглубже в карман своих брюк.
Он вытащил ее из заднего кармана девушки, так ловко, что и сам не понял, как она этого не заметила. Иван не понимал, зачем он это сделал. И еще ему было очень смешно от самого себя, но он старался сохранять серьезность.
– Пошли прогуляемся? – предложила Катя.
– П… Пошли, – сказал Иван. Ладошки его моментально намокли, а лицо залила краска.
Катя обязательно бы заметила, как покраснело лицо «Белой Маски», если бы возле школы было нормальное освещение. Сейчас же школьный двор и крыльцо освещались двумя заляпанными грязью натриевыми лампами. Оранжевый свет был тяжелым и густым.
И они пошли прогуляться вокруг школы.
Иван вновь глянул на полицейских, те о чем-то шептались, поглядывая в сторону парочки. Кислую отекшую физиономию того стража порядка, что сидел за рулем, прорезала неприятная улыбка. Иван понял, о чем они там шепчутся.
Небо на какое-то мгновение озарила далекая молния. Через минуту снова заурчал гром. Теперь уже гораздо ближе и громче. Со стороны стадиона доносились: рев мощных моторов; грохот дорогой акустики; крики; смех, свист и звон бьющихся бутылок.
– Ты плакала? – наконец, спросил Иван.
– Да. Нет. Не твое дело, – но в голосе девушки звучало: – Давай, спроси меня, я хочу тебе все рассказать. Спроси же!
– Тебя бросил парень? – отважно предположил Иван.
Катя помолчала. Потом вновь потянулась за сигаретами. Достав пачку, девушка вспомнила, что потеряла зажигалку, и сунула мятую пачку обратно в правый задний карман.
– Вроде того, – тихо ответила она, но в интонации ее продолжало звучать: – Давай же, спрашивай еще! Чего ты ждешь, болван!? Бери инициативу на себя!
Иван не особо следил за тем, кто в школе с кем встречается. Друзей у него по-прежнему не было. Если он с кем и общался, то лишь по делу, обмениваясь парой коротких фраз.
Ивану со стороны всегда казалось, что все встречаются со всеми. Девушки-старшеклассницы вели себя очень развязно. Иногда они встречались сразу с несколькими парнями. Плели какие-то мутные интриги. И были причиной постоянных разборок и драк.
А Иван тем временем пропадал в спортзале, на соревнованиях, в библиотеке и подрабатывал курьером. Иван встречался лишь с книгами, боксерской грушей и гантелями.
И дрочил.
Он не знал, какой вопрос задать следующим. В голове у него крутилась настоящая рулетка, на которой вместо цифр были лишь надписи:
«Кто был твоим парнем?»
«Из-за чего он тебя бросил?»
«Хочешь, я с ним поговорю?»
«Вы с ним спали?»
Стоп.
Иван тряхнул головой, стараясь сделать это так, чтобы Катя этого не заметила.
Наконец, он спросил:
– Вы с ним… Эээ.. – Иван до крови прикусил язык и сделал вид, что пытается откашляться.
– Болван, что ты несешь! Возьми себя в руки, ты же выглядишь, как полный идиот! – крутилось в голове.
Наконец, Иван прокашлялся и спросил:
– Из-за чего он тебя бросил?
Гормоны кипели. В паху нарастало напряжение. Пистолет Ивана медленно, но уверено, поднимался, и ничто уже не могло его остановить. Даже если сейчас начнется конец света, даже если сейчас со всех сторон полезут разлагающиеся ожившие покойники.
Пистолет будет вставать – это неизбежно.
Этот процесс уже не остановить.
– Только не это… – подумал Иван.
Он был в тонких шелковистых брюках, через которые стояк очень и очень хорошо видно. Даже на большом расстоянии и в темноте. Даже слепой бы его заметил. Зажигалку, кстати, тоже было видно. Но Катя ее пока не заметила.
А может и заметила, но решила вести «свою игру».
– Потому что я ему не дала, – просто ответила Катя.
Такой простоты и прямоты Иван не ожидал. От неожиданности он едва не споткнулся.
– Ты ему не дала? – только и спросил он, нелепо прочистив горло.
Он вновь ощутил, как намокли его ладошки. Но в этот раз намокли не только они. За какую-то секунду спина покрылась крупными каплями пота, и рубашка моментально и намертво прилипла к телу.
– Ну да, – беззаботно улыбнулась Катя.
Иван снова прочистил горло и сочно сплюнул, для вида. Хотя он никогда не сплевывал. Особенно если рядом были люди. Особенно, если рядом были девушки.
В голове у него крутилась монетка. На одной ее стороне было написано «Спроси, почему она не дала?», а на другой «Нужно срочно сменить тему!». Пока монетка продолжала крутиться, Иван и Катя просто шли по школьной аллее, ничего друг другу не говоря.
Очередной разряд молнии осветил ночное небо. На этот раз гораздо сильнее. Через несколько секунд школьные стекла зазвенели от оглушительного раската грома. Ветер стал еще злее, теперь он поднимал в воздух тучи непонятно откуда взявшейся пыли, сухих прошлогодних травинок, листьев и конфетные фантики, коих возле школы валялось великое множество. Ветер развевал девушке длинные шелковистые волосы.
Монетка исчезла, так и не упав ни на одну из сторон.
Иван понятия не имел, что ему следует говорить или делать дальше. Он попал в мертвую зону своей компетенции. И они с Катей просто шли по темноте и молчали.
Когда длинная школьная аллея закончилась, они повернули направо. Там был внутренний школьный двор: бетонная площадка размером примерно с половину школьного стадиона. Вокруг площадки стояли широкие клумбы, в которых росла обыкновенная трава. Когда начинается лето, и открывается школьный лагерь, эту площадку обставляют палатками, столами и стульями, а травяные клумбы служат местами для загара. Зимой же бетонную площадку превращают в школьный каток.
Сейчас на заднем дворе было совершенно темно, ведь ламп поблизости не было. Сквозь большие школьные окна, что выходили на эту сторону, свет не просачивался совсем, потому что изнутри окна были занавешены тяжелыми плотными шторами, чтобы создать интимную атмосферу внутри помещения.
Это было распоряжение директора. Он – тот еще затейник.
– Боишься ли ты темноты, – шепнула Катя и, внезапно, взяла Ивана за руку.
Парень слегка вздрогнул, не ожидая такого поворота событий, но руку не убрал.
Горячая и абсолютно сухая рука девушки казалась ему маленькой, худенькой и хрупкой. Рука же Ивана была мокрой и холодной. Катя заметила это и едва слышно хихикнула. Парень вспотел еще больше.
– Темнота, – соврал Иван. – Я не люблю темноту.
Но Катя знала, что дело не в темноте. Она, может, и не отличалась большим умом, но прекрасно понимала, почему Иван так нервничает.
Она сделала вид, что купилась на его ложь и сказала:
– Я тоже ее не люблю. Но вместе мы справимся…
Пара шла по бетону темного заднего двора школы, держась за руки. Через пару минут бетон закончился, уступив место влажной земле, траве и высоким декоративным кустам. За кустами располагался школьный стадион.
Там все еще гремела музыка, и ревели моторы дорогих авто. «Обычные смертные» праздновали внутри школы, а «самые крутые» – на стадионе.
– Пойдем к турникам, – сказала Катя.
– Ну, пойдем, – кивнул Иван.
С неба едва ощутимо стал капать дождь. Ледяные капли обжигали кожу холодом. Молнии теперь уже сверкали со всех сторон. Тяжелые раскаты грома гуляли по ночному городу. Казалось, что они заблудились среди бесконечного бетонного лабиринта и ищут выход, но никак не могут его найти.
Вскоре к урчанию грома, реву двигателей и грохоту музыки добавился стук поезда. Совсем недалеко от школы №29 проходила железная дорога. И сейчас по ней несся поезд. Судя по медленному и тяжелому звуку – товарный, а не пассажирский. Загруженный под завязку чем-то очень тяжелым.
Катя продолжала держать Ивана за руку. Парень уже немного привык к этому и потел не так обильно.
– Промокнем, – сказал Иван, имея в виду начинающийся дождь.
– Ага, – кивнула девушка. – Я уже намокла…
Иван сглотнул.
По стадиону носилось три автомобиля: большой черный джип с открытым верхом, синяя Mazda-6 и красная BMW, которая была больше похожа не на машину, а на огромную тапочку с колесами.
У джипа на днище была установлена зеленая подсветка. Иван заметил это не сразу потому, что вся она уже была залеплена грязью. Зеленое сияние едва пробивалось сквозь слой земли, травы и прошлогодних листьев.
Дождь усиливался.
Иван ощутил непонятную тревогу. Острый холодный укол в районе сердца. Это чувство было похоже на испуг, но это был не испуг.
Это было чувство приближающейся беды.
Он на секунду остановился, не выпуская руку девушки.
– Что с тобой? – обернулась Катя.
– Ничего, – сказал парень. – Ничего, пошли.
И они пришли к турникам, возле них никого не было. Катя закинула руки на брусья и уставилась на гоняющие по стадиону машины.
Совсем недалеко от школы сверкнула ослепительная вспышка, и через секунду воздух сотряс оглушительный грохот. Земля под ногами задрожала. Иван пригнулся, а Катя продолжала спокойно стоять и смотреть на машины, мотая левой ногой. Гуляющая толпа засвистела еще громче, как бы приветствуя бушующую стихию.
– Мне кажется, что в такую погоду нам лучше уйти со стадиона, – сказал Иван.
– Ты ведь всегда стоял на воротах? – спросила девушка.
– Ну да, всегда.
– Помнишь Диму, мяч которого ты отбил, а потом он дал тебе в нос?
Иван постарался припомнить такое событие. Это было непросто, ведь раньше его били практически каждый день. Да и Дим в старших классах было несколько.
Целых три.
– Тебе тогда было десять, – подсказала она.
– А… Кажется, помню, – сказал Иван, закидывая руки на брусья, но продолжая крутить головой по сторонам в ожидании очередной молнии, словно готовясь увернуться от нее.
– Так вот, он.
– Он?.. – не понял парень.
– Тот Дима и бросил меня сегодня.
– Оу… – Иван замолчал и задумался, а потом через силу выдавил из себя вопрос: – Почему ты ему не дала?
Катя засмеялась так неожиданно и таким смехом, что Ивану стало не по себе. Он вновь ощутил холодный укол тревоги. Теперь уже сильнее.
Дорогие машины продолжали кружить по стадиону, свет их ярких ксеноновых фар то и дело освещал турники и брусья, среди которых стояло всего два человека.
– Потому что он самодовольный и эгоистичный кретин, – ответила Катя, перестав смеяться и вытирая глаза от слез.
Либо у девушки была очень хорошая косметика, которая не смывалась слезами, либо она, в самом деле, была такой красивой и без косметики вовсе. Иван склонялся ко второму варианту.
– У тебя ведь нет девушки, да? – спросила Катя и вплотную придвинулась к парню.
Иван ощутил ее сладкое горячее дыхание.
– Нет, – ответил он, несколько секунд поколебавшись.
– Почему? – тоненьким голоском пролепетала Катя.
– Ну… – Иван на секунду замялся. – Я не знаю, – сказал он ложь, но затем добавил горькую правду: – Наверное, я их просто стесняюсь…
Парень весь покраснел и еще больше вспотел. Хорошо, что тут было темно, и шел дождь. Иван ожидал от девушки смеха, но его не последовало.
– Ты не смеешься? – удивился Иван.
– Нет, – очень серьезно ответила Катя.
– Почему?
– У тебя вообще никогда не было девушки? – спросила она.
– Дай-ка припомнить… Кажется, нет, – усмехнулся Иван. – Хотя знаешь… Нет! Я бы такое запомнил…
Напряжение стало растворяться. Парень почувствовал себя гораздо комфортнее.
– И ты никогда не трахался? – просто спросила Катя.
Иван едва не отправился в нокаут от такой прямоты. Удар был неожиданным. И угодил в самое слабое место.
Он очень хорошо знал, где находится та едва уловимая черта, за которой человек теряет сознание. Не важно, от чего: шокирующего известия; недостатка кислорода; потери крови или просто из-за того, что ему очень крепко дали по роже.
И сейчас Иван оказался на этой самой черте, едва не соскользнув вниз, в темноту.
Напряжение вернулось. И неловкость вернулась тоже.
– Нет, – тихо ответил он. Во рту у него пересохло, а в горле появился песок.
– И не целовался? – Катя продолжала допрос.
– Нет, – ответил Иван, помолчал и добавил: – Представляешь?
– Не думала, что такое бывает, – ответила она.
Иван отвернулся от кружащих по стадиону машин, прислонился к брусьям спиной и скрестил руки на груди. Чувствовал он себя очень необычно.
С одной стороны – ему было стыдно, неловко и вообще неуютно после того, как он ответил на такие личные вопросы. Ответил на них впервые не только лишь себе. Ему хотелось убежать, чтобы никого не видеть. Чтобы никто не ковырялся в его внутренностях и не трогал больные темы.
– Не позволяй людям залезать языком тебе в жопу, – говорил Ивану отец. Что это значило, парень понимал смутно, но ощущал, что прямо сейчас происходит нечто подобное.
Но с другой стороны…
Катя его все сильнее цепляла. Он начал испытывать к ней эмоциональную симпатию, а не только половое влечение.
Ствол Ивана все еще стоял. Теперь он был каменным. Казалось, что им уже можно колоть дрова.
– Вот такой я ненормальный, – сказал Иван, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.
– А мне кажется, это очень даже мило, – ответила Катя. – Таких чистых людей осталось совсем мало…
– Да, – согласился Иван. – Большинство вылечилось, а остальных закрыли в дурдоме. Один я пока бегаю на свободе…
Катя совершенно искренне засмеялась, а потом пододвинулась к Ивану еще ближе и перекинула одну руку на брусьях так, что теперь парень оказался в ловушке: слева и справа от него были тонкие женские руки, за спиной – брусья, а впереди – стройное тело и сексуальное лицо без единой капли косметики.
Хитрая женская мордашка была совсем близко от покрытого щетиной лица. Машины сделали еще один круг, и яркий свет осветил женское лицо. Лишь на мгновение, но и этого мгновения хватило, чтобы Иван заметил, как его новая подруга прищурилась.
Вдруг, он понял, что девушка прижимается низом своего плоского живота к его стволу.
– Значит, «Белая Маска», – хитро прошептала Катя.
Иван чувствовал, что его брюки сейчас просто порвутся, не сдержав того, что сокрыто под ними. Внизу живота была буря. По телу разливался жар. Сердце билось с такой силой, что во рту появился привкус металла, а перед глазами стали мелькать белые точки. Грудь было больно, словно внутри по ней били огромным молотком.
Давно он так себя не чувствовал. Очень давно.
Парень попытался что-то сказать, но в голове была абсолютная пустота. Вакуум, словно в космосе. В горле уже был не песок, а самый настоящий гравий, с добавкой битого стекла, с лезвиями и ржавыми гвоздями.
На спине происходило нечто невероятное: обволакивающий холод постоянно сменялся мурашками, те уступали место обжигающему жару, и так повторялось по кругу. Пот хлынул рекой. В животе что-то громко и противно заурчало.
Катя улыбнулась, и было в этой улыбке нечто дьявольское, жгучее и скользкое. Иван не сомневался, что она наслаждается его дискомфортом.
Его агонией.
– Суккуба, – подумал Иван. – Как же она похоже на Суккубу…
Лицо девушки приблизилось к лицу Ивана почти вплотную. Их носы соприкоснулись. Парень почувствовал целый букет ароматов: духов, терпких сигарет и кислого алкоголя. И еще горячий и сладкий запах возбужденной девушки. Кипящий мед пахнет так же.
Снова близкий рев моторов. Свет фар. Красивое женское лицо. Темнота.
Парень попытался незаметно сглотнуть, чтобы как-то смочить пересохшее горло. Глоток, конечно же, получился очень громким. В таких ситуациях глоток звучит громче, чем взрыв атомной бомбы.
И еще, Иван чуть не подавился собственным языком.
– Я тебя хочу, – прошептала Катя, хитро улыбаясь и облизывая свои мягкие розовые губки.
И она не лгала, парень чувствовал это. Чувствовал исходящий от ее тела жар.
Снова сверкнула молния. Она ударила в школьный громоотвод с таким неистовством, что весь мир вокруг на несколько мгновений погас. Но на этот раз Иван не отреагировал, продолжая смотреть девушке в лицо, на губы, на маленький аккуратный нос.
В упор.
Катя приблизилась еще и коснулась губ парня своими. Иван сдался окончательно, закрыл глаза и решил просто наблюдать за тем, что будет происходить дальше. Больше он ничего сделать не мог.
Это был первый поцелуй в его жизни.
Судя по тому, как целовалась Катя, для нее поцелуй первым не был. И даже сотым не был.
Целовалась она просто мастерски…
Парень обнял девушку за талию левой рукой, а правую очень аккуратно положил ей на ягодицу. Сжал ее. Тугие светлые джинсы туго облегали упругий женский зад.
Иван почувствовал себя так хорошо, как еще никогда прежде. Это было просто невероятное ощущение. Он догадывался, что это приятно, но не представлял, что настолько. Левой рукой Катя нежно шевелила Ивану его светлые намокшие под дождем волосы. Он и она просто стояли и целовались. Парень довольно быстро приноровился дышать носом и правильно двигать языком, чтобы попадать в такт, но временами бился зубами о зубы девушки.
Сколько прошло времени, сказать было трудно. Время за этим процессом словно остановилось. Иван был возбужден уже настолько сильно, что все его стеснения и смущения бесследно ушли. Парень чувствовал себя терминатором.
Наконец, бесконечный поцелуй прервался. Парень и девушка вновь посмотрели друг другу в лицо. Посмотрели так, словно были знакомы уже тысячу лет. Словно были одним целым.
Дождь лил, как из ведра. Машины перестали кружить по стадиону. Теперь они просто стояли с открытыми дверями и багажниками посреди стадиона. Вокруг машин кружила толпа. Она все так же кричала, свистела и смеялась.
Иван вновь ощутил холодный укол тревоги. Даже бушующие гормоны не смогли заглушить это неприятное ощущение.
Катя заметила у него на лице тень тревоги и спросила:
– Что с тобой?
– Не знаю, – сказал он. – Что-то надвигается…
Теперь его низкий голос звучал решительно и ровно. От смущения не осталось и следа.
Мы всегда боимся того, чего с нами еще не случалось…
А когда все закончится, начинаем смеяться:
– Не так уж это и страшно, да?
Со смертью будет так же?
– О чем ты? – прищурилась Катя, по ее лицу тоже промелькнула холодная тень.
– Что-то плохое, – ответил Иван.
Парень посмотрел в небо – там была настоящая дискотека из молний. Стадион – очень открытое место. Кругом торчали железки: турники, брусья, ворота, железный лабиринт, баскетбольные стойки. Казалось просто невероятным, что ни один разряд еще не обрушился на головы гуляющей молодежи.
– Пойдем в школу, – твердо сказал Иван. – Быстрее, пойдем.
– Ну, пошли, – согласилась Катя.
– Погоди, надо же предупредить остальных…
И они пошли к машинам, взявшись за руки. Под ногами хлюпала грязь, а с неба стеной лил дождь. Со всех сторон сверкали вспышки: фиолетовые, белые, голубые, зеленые. Словно на дьявольской дискотеке.
– Ты думаешь, что одна из молний ударит по стадиону? – спросила Катя.
– Не знаю, – ответил Иван. – Я не могу объяснить, но что-то должно произойти.
Ивану на какое-то мгновение показалось, что девушка не хочет идти к машинам и упирается ногами. Показалось всего на мгновение.
Когда пара подошла к стоящим посреди стадиона, Иван вновь ощутил холодный укол в сердце. Тонкий и глубокий, словно в мотор ему втыкали длинную ржавую иглу.
Парень остановился и бросил быстрый взгляд на Катю. Она стала какой-то растерянной и бледной.
– Эй… Эй! – крикнул Иван, стараясь привлечь к себе внимание толпы. – Эй!
Толпа отреагировала лишь после третьего оклика. Музыку сильно убавили, но не выключили совсем. Как оказалось, она звучала из BMW. Той самой, что была похожа не на машину, а на тапочку с колесами. Иван никогда раньше не видел эту машину возле школы. Возможно, родители одного из богатых выпускников сделали ему в этот знаменательный день такой подарок. А может – просто дали свою тачку напрокат.
Из «тапочки» донесся ленивый пьяный голос:
– Что там случилось?
– Вам нужно уйти со стадиона, – сказал Иван, указывая на разряды молний в небе.
Они сверкали так близко, что их жар буквально ощущался всей кожей. Даже сквозь одежду.