Вот большие аэропорты, которые собирают нас, приманивая пересадкой на другой самолет; это система расписаний рейсов, подчиненная движению. Но даже если в ближайшие несколько дней мы никуда не собираемся, любой аэропорт стóит того, чтобы познакомиться с ним поближе.
Когда-то они располагались на окраине, служа дополнением к городу, наподобие вокзала. Однако сегодня аэропорты уже обретают собственное лицо. Скоро можно будет утверждать, что это города являются их придатками, обеспечивающими рабочие и спальные места. Ведь известно, что подлинная жизнь и есть движение.
Чем сегодняшние аэропорты хуже обычных городов? Там проходят интересные выставки, есть конференц-залы, в которых устраиваются фестивали и просмотры. Есть сады и променады, осуществляются просветительские проекты. В Схипхоле[27] можно увидеть прекрасные копии Рембрандта, а в одном азиатском аэропорту имеется отличный музей религии. Есть и приличные отели, и всевозможные рестораны с барами. Маленькие лавочки, супермаркеты и торговые центры, в которых можно не только купить все необходимое для путешествия, но и сразу приобрести сувениры, чтобы потом, на месте, не тратить на это время. Есть фитнес-клубы, салоны классического и восточного массажа, работают парикмахеры и торговые менеджеры, представительства банков и сотовых компаний. Наконец, удовлетворив физические потребности, мы можем получить духовную поддержку в многочисленных часовнях и комнатах для медитации. В некоторых аэропортах проходят литературные и авторские вечера. Где-то в рюкзаке у меня до сих пор хранятся программки: «Психология путешествий: история и основная проблематика», «Развитие анатомии в XVII веке».
Все прекрасно организовано; траволаторы помогают пассажирам перебираться из одного терминала в другой, затем те перемещаются из аэропорта в аэропорт (иные из которых разделяет десять с лишним часов лету!), а неприметная служба порядка контролирует безупречное функционирование этого огромного механизма.
Это уже больше, чем аэродром, это – особая разновидность города-государства, местоположение которого постоянно, а граждане переменны. Аэро-республики, члены Всемирного союза аэропортов, пока не имеющего представительства в ООН, но это вопрос времени. Пример государственного устройства, при котором внутренняя политика менее важна, чем связи с другими аэропортами-членами Союза – поскольку они являются единственным оправдывающим их существование. Пример экстравертного строя; конституция напечатана на каждом билете, а единственным удостоверением личности является посадочный талон.
Число жителей здесь неустанно меняется и колеблется. Интересно, что население растет в туман и в грозу. Чтобы повсюду чувствовать себя комфортно, гражданам рекомендуется не привлекать к себе внимания. Порой, когда стоишь на траволаторе, а мимо проплывают братья и сестры по путешествию, может показаться, что все мы – анатомические препараты, глазеющие друг на друга из стеклянных сосудов с формалином. Персонажи, вырезанные из иллюстраций в журнале, фотографий в путеводителе. Наш адрес – место в самолете: скажем, 7D или 16А. Огромные транспортеры развозят нас в противоположных направлениях: кто-то в шубе и шапке, кто-то – в футболке с пальмами и бермудах, у этих глаза выцвели от снега, у тех – прикрыты темными очками; одни пропитались северной сыростью, запахом гнилой листвы и размокшей земли, другие несут в сандалиях песок пустынь. Одни – смуглые, подгоревшие, закопченные, другие – ослепительно-белые, флюоресцирующие. Те, кто бреет голову, и те, кто никогда не стрижется. Высокие и грузные – вроде этого мужчины, и миниатюрные, как статуэтки – вроде той женщины, ему по пояс.
И музыка здесь особая. Симфония самолетных двигателей, набор бесхитростных звуков, распростертых в лишенном ритма пространстве. Ортодоксальный двухмоторный хор, мрачный, минорный, инфракрасный, инфрачерный, largo, основанное на одном аккорде, что сам себе наскучил. Реквием с мощным introitus[28] старта и заходящим на посадку «аминь» в финале.