Резеда перезвонила мне, как только я вышел из аэропорта в Женеве. Сам виноват, не подумал, когда перешел на неформальные отношения. Звонила она не потому, что соскучилась. Она билась в истерике.
– Это ты виноват.
Хорошая связь в Швейцарии, звук очень четкий. Только ничего понять невозможно. Надо подождать, когда истерика пройдет, а потом уже разговаривать, но момент оказался неподходящий. В этот самый момент я встречался с г-ном Шварцем, который отрекомендовался добрым другом России и просил звать его Оскаром.
– Что-то случилось? – осведомляется вежливый Оскар.
Я пожал плечами и вернулся к его вопросу о здоровье Лосева.
С языком не возникло проблемы. Хотя тут говорят на швейцарском французском, я понимаю собеседников. Не прошло и получаса, а я уже болтаю свободно. Тут все вежливы до крайности. Если возникает непонимание, к тебе смущенно обращаются с извинениями. С Оскаром мы говорим по-немецки, он почти всю жизнь прожил в Германии. Агата, по-видимому, местная и свободно владеет всеми наречиями. С официантом она беседовала по-итальянски, а на заправке – вообще, на каком-то странном языке, потом я узнал, что это ретороманский.
Наши отношения с Оскаром складывались наилучшим образом, а ведь сначала он не хотел выходить из машины. Я даже принял его за инвалида, прочитал наклейку на заднем стекле. Нет, ошибся. Он мог передвигаться и мог проходить приличные расстояния, просто опасался это делать. Год назад он перенес операцию на удаление тромба, окончательно и бесповоротно уверившись в своей смертности. Это заставило перейти его на облегченный вариант земного существования.
Он стар, ему скоро 80, и он сносно говорил по-русски. Его лицо практически не двигается, словно заморожено азотом.
Машину вела его подруга Агата, болтушка, одетая просто, но необычайно эффектно. Я хвалю ее наряд, и ей это нравится. Она предложила нам вместе пообедать.
– Погода приятная, и мы посидим на открытой террасе.
Меня поразило их приверженность к свежему воздуху и здоровому образу жизни. Температура воздуха доходила до 15 градусов, но это никого не смущало. Я обратил внимание на черную тучу, предвещавшую дождь, которую они не замечали. но мне сказали. Что до дождя мы все успеем.
Воспользовавшись передышкой, звоню Исмаилу Азаеву, но удается связаться с какой-то юной девицей, и она подзывает его через десять минут.
– Ты знаком с Абрашкиным? – спросил даргинец, ничего не объясняя.
Не только знаком. С ним мне довелось встретиться в день отъезда. Доктор был в резиновых сапогах, возвращался из деревни. Он спросил, не нужны ли мне деревенские яички. Я ответил, что сейчас брать не буду, но сделал заказ для Милы, и он остался доволен. Потом мы покурили, и он рассказал, что кур разводит его сестра в Шатуре, и он туда мотается, а потом развозит заказы по клиентам. Они довольны, потому что у яиц двойные желтки. Так что доктор спросил, будет ли доставка постоянной. Я поинтересовался, почему у яиц двойные желтки, но он только посмеялся.
– Моя племянница хочет с тобой поговорить, – сказал Азаев, передавая трубку.
Резеда напоминает мне нашу последнюю встречу на улице, когда мне предложили купить фермерские яйца, а я отказался, потому что уезжал. Так вот, она их купила. Все это она рассказывает в подробностях, но я не проявляю заинтересованности. Она шумно дышит, судя по всему, ритм сердца слегка учащенный, но в пределах нормы. Вероятно, она выжидает, пока дядя уйдет, или слушала, когда я стану признаваться ей в любви.
Ее молчание обходилось дорого, и я даю отбой.
Я тут не вполне один и не страдаю от одиночества. Меня побоялись оставлять без присмотра, а потому в помощь мне прислали заслуженного бильярдиста Оскара, который знает русский язык, он имеет много знакомств в российской ассоциации. А потому знает про наши дела все. Его не смущает, что я недавно вышел из психушки. «Разве я женщина и рассчитываю иметь от вас детей?» – шутит он. Он постоянно шутит и не всегда удачно. При других обстоятельствах мы могли бы подружиться. Но сейчас у нас слишком мало времени, чтобы узнать друг друга, поэтому мы стали сразу друзьями.
И еще Оскар стар. Очень стар. Он рассказывает о своих делах, он садовод – о своих грушах, сливах, инжире и хурме. В этом климате, слишком холодном для теплолюбивых деревьев, у него все растет великолепно. Как это ему удается?
Его подруга – риелтор и дизайнер интерьеров, она составила себе состояние на русских, которые приобрели в этом курортном городке недвижимость. Нас познакомили с расчетом, что я стану ее клиентом. Мы сидим на веранде жилого дома и угощаемся арбузом и черным растворимым кофе.
Агата берет за сделку умеренный процент – полтора против десяти от официального брокера. Мы с ней поладили. Меня смутило, что старушке 77 лет, но она заверила меня, что имеет большой опыт и уже продала две квартиры, моя будет третья. Настроена она оптимистично, сходу сказала, что ей нравится загородный дом, и она продаст ее дорого.
Я спросил Агату, не приходится ли она родней г-ну Оскару. О нет, просто учились в одной школе. В этом маленьком городе все друг другу или родня, или одноклассники. Моя знакомая простодушна и щебечет, как птичка. Собственно, от нее вся информация. Оскар всегда отличался предприимчивостью, так что идея продавать дома принадлежит целиком ему. Сам он по известным причинам ее осуществить не может, но у него есть машина, и он подвозит Агату, потому что в 77 лет даме уже сложно пешком передвигаться на значительные расстояния. Вместе они ездят в дешевый супермаркет за продуктами и покупают все по выгодной цене.
Кафе, где мы остановились, тоже не из дорогих. Еды мы не заказываем, ограничиваемся кофе. Я смог объяснить официанту, что буду пить его со сливками, но вместо сахара просил положить мед. Увы, здесь мед подавали только к тостам, искусственный, в порционном пакетике. Оскар поспешил мне на помощь, он получал удовольствие от изумления неискушенного прислужника. Будучи не ограниченным во времени, я сделал еще один заказ. Большую кружку, кофе черный и несладкий. Мой выбор привел их в недоумение, но что делать, у меня это так работает: после кофе с меда выпивать несладкий.
Мы возвращаемся к обсуждению здоровья Лосева. У меня не дрогнул и мускул, когда я докладывал о его самочувствии. Все-таки я часто бывал у него. Описать его дом и образ жизни для меня не составило трудности.
Оскар знает Вадима Владимировича лично и спрашивает, отчего он не отвечает на звонки. Приходится врать, что он уехал в Подмосковье. Они кивают головами. Для них это все равно, что на Алтае.
– Если у тебя готовы документы, ты можешь забрать все, для этого ты и приехал?
– У меня масса всяких поручений, – ответил я уклончиво.
– Все мы выполняем поручения.
– Tchin-tchin! – произнесла Агата.
– Santé! – ответил Оскар.
Агата выпила шерри, Аскар – морс из клюквы, а я мартини. Они работают слаженно, привыкли ассистировать друг другу и весело поддерживают разговор.
Оскар сказал, что его подруга приобрела востребованную профессию риелтора. И это в 77 лет.
– Многие русские продают свои дома. Ты ведь тоже приехал из-за недвижимости? – поинтересовалась Агата.
Мы договорились встретиться с ней на следующий день и обсудить наше сотрудничество, а пока я рассказываю, что Лосев переехал в Подмосковье, где у него запущенный дом. Чтобы его отремонтировать, нужны деньги.
– Вы русские только и разговариваете о деньгах. А у нас отдыхают и занимаются водными видами спорта. Хочешь, я познакомлю с хорошим тренером? Она разговаривает по-русски.
К тому же Агата сводница. Она подробно рассказывает, как мне найти Таю, инструктора по водным видам спорта.
Оскар уточняет, где я остановился, и это повод сообщить, что сам он прожил в этом пансионе месяц, пока не нашел местечко потише.
– Тут сложно найти отель, особенно в сезон, – роняет он, между прочим.
Странно, а ведь во время прогулок по городу я вижу много объявлений о сдаче комнат и квартир. Местные жители не упустят случая сдать свое жилье и переехать к родственникам.
Дождь хлынул, когда я заселился в отель. Перед сном я вспоминал, что я делал в свой последний день в Москве. Не сразу, но мне пришло на ум, что мы разговаривали с Владиславом Бертольдовичем, который интересовался, не хочу ли я фермерских яиц. Я уже собирался в аэропорт, но не успел ему это сказать, потому что появилась Резеда и сказала, что яйца нужны ее дедушке, который оправляется от болезни. Я представил, как медленно опускается рука Абрашкина под тяжестью мелочи и купюр. Вот и все, что я помню.
Со мной беседовала пожилая женщина в белом платье, которая неплохо болтала по-русски:
– Проходите, это теперь ваш дом.
Я оплачиваю неделю проживания, заодно снимаю с карты деньги себе на житье. Не с европейской, а китайской, куда мне кладет деньги Локтев. Он настаивает, чтобы я не тратил валюту со швейцарской карты
Мой номер находился на втором этаже. В спальне роились мухи роились, я открыл шкаф и обнаружил там протухшее мясо. Консьержка опознала в нем бок пропавшего барана, который искала полиция. Внизу живут сквоттеры, их жилище обшарили, вот они и воспользовались пустующим номером.
Я намерен съехать. Помимо барана, есть еще исподнее, которое консьержка вывесила перед моим окном. Она не только не поливала газон, который на солнце пожух, она воткнула два колышка и сушит там трусы. Решила ознаменовать торжественный день моего вселения стиркой. Трусы кружевные, но сильно состиранные, красоты пейзажа они не добавляют. Утверждает, что это общественная земля. У нее совсем маленькая коморка, прилепилась к моему номеру. Все время открыты двери, она постоянно на улице, когда не моет лестницу и не сортирует мусор.
Я хватаю чемодан, снимаю с вешалки куртку и одеваюсь.
Тут выясняется, что мой паспорт затребован в ассоциации, и там он и останется на какое-то время, а без прописки никто меня не поселит. К тому же у меня нет местного номера телефона, да и на счету двести евро, а с такими деньгами тут не разгуляешься.
Оскар расспрашивает, когда я научился играть на бильярде. Он сомневается, так ли хорошо я играю, что смог выиграть турнир, а сам он не очень разбирается. Я слышал, как он рьяно допытывается у игроков относительно моей игры. Так что будет лучше, если он обо мне узнает от меня. Рассказываю, что овладел этим мастерством в университете, когда мои товарищи штурмовали вершины знаний. Г-н Шварц смеется, он тоже не был примерным студентом. Из его истории трудно установить. О каком университете идет речь или же о каком городе, ясно только, что факультет юридический. Во время учебы он принимал наркотики, от которых он впоследствии отказался. Этот человек мне импонирует. Он признается в ошибках и не осуждает других. Только тот, кто часто ошибался, способен это оценить.
Я спрашиваю об Оскаре у консьержки, местный ли он. Она затрудняется ответить, потому что сама живет здесь девять лет. Приехала из Словении. Приходится обращаться к Агате, она подтверждает, что Оскар – местный парень (ну да, они же закончили местную школу), но учился в Цюрихе.
Савва Локтев первым дал о себе знать. Я просил его сообщать обо всех случаях на Солянке, стоящих внимания, и я получил первый отчет. Резко ухудшилось состояние здоровья главы рода Азаевых, и в этом возлагали вину на меня, потому что я порекомендовал им фермерские яйца, которые продавал доктор Абрашкин.
Из его рассказа выяснилось, что Резеда Камиловна, принимающая в гостях своего дедушку Чилима Камиловича из Дербента, самолично приготовила для него омлет, от которого ему стало плохо. Переполох продолжался всю ночь, и вся Солянка не могла заснуть из-за машин скорой помощи, которые приезжали на вызовы. Эта новость не давала мне уснуть, и я долго ворочался на кровати. Устав бороться с бессонницей, я подошел к окну.
Если бы Савва спросил меня, как я живу (а ему и в голову не пришло это сделать), то я упомянул бы, что отель располагается в обшарпанном доме, подъезд выкрашен синей краской, а две квартиры внизу наводят ужас. Это сквот или притон, где собираются бездомные.
Утром чуть свет меня разбудил звонок. Это дал о себе знать Тимур, брат Резеды, который разговаривал очень вежливо и спросил, как я устроился в Швейцарии.
Я ограничился сообщением, что меня поселили в маленьком отеле. Он сказал, что тоже жил в подобном, тут везде аккуратно и чисто.
Младший Азаев сдержанно извинился за ночное вторжение в магазин, но я сказал, что материального ущерба нам не нанесли, поэтому и говорить не о чем. Извинения приняты, но ими дело не ограничилось. Тимур попросил заступиться за сестру. Поскольку наследство записано на Резеду, она являлась главной подозреваемой.
После завтрака я принял приглашение зайти в гости. Серфингистка Тая проживает в соседнем номере, мы пили чай из кружек, расписанными артелью незрячих – тут все поддерживают друг друга. У неё есть машина, и она обещает меня покатать, показать окрестности. Раньше она работала на гончарном круге и предложила мне приобрести свою керамику, я отказался, и на этом наше знакомство встало.
Под халатом у нее черный трикотажный купальник, оказалось, что это ее рабочая форма, ведь она тренер по водным видам спорта.
– Обо мне рассказывала Агата, помните? Я пришла договориться о занятиях.
Заниматься водными видами спорта не входит в мои планы. Мне требовался информатор, не более. Прежде, чем выписывать доверенность на имя Агаты, я хотел навести о ней справки, но не у Оскара мне о ней расспрашивать! Поэтому я сидел за столиком пляжного кафе с тренером по водным видам спорта. Тая оказалась моей соотечественницей, вернее, говорила по-русски, а национальность я не стал уточнять. Сказал, что хотел бы восстановить свои спортивные навыки. А заодно и наладить отношения, но про это не упомянул.
Обсудив тему виндсерфинга, мы переключились на Агату, поскольку она являлась нашей общей знакомой. Я старался избегать прямых расспросов, памятуя, что Агата – клиентка, на которой моя знакомая зарабатывает деньги, да и вряд ли девочка осведомлена о ее личной жизни, для этого она слишком молода. Пару раз Тая указала мне на женщин, принимающих солнечные ванны, упомянув, что они дружны с Агатой. С одной из них, немкой из Франкфурта, я встретился в супермаркете, а потом вечером на бульваре. Она первая обратилась ко мне, тот ли я русский, который играет в бильярд. У нее имелся бильярдный шар, семейная реликвия из Швеции, которую прислал отец-эмигрант, женившийся на шведке. Распутывая то, что так лихо закручено, она пыталась выйти на русские корни. Мы поговорили на эту тему десять минут, она сказала, что я милый, так и составилось наше знакомство, которое ни к чему не привело.
Это ненадолго отвлекло меня от Резеды и семейства, пока не позвонил Савва Локтев и сообщил о предъявляемом Резеде обвинения в убийстве старика Азаева, которое следователь Варский квалифицировал по п. "е1" ч. 2 ст. 105 (убийство из корыстных побуждений и по мотиву кровной мести), что грозило ей пожизненным лишением свободы. Эта версия послужила предлогом зацепиться за даргинцев.
– Все наследство в 13 млн рублей, что по их меркам совсем немного, но Варский на этом деле озолотится, – пророчествовал Локтев, который и сам не отказался бы пощипать Азаевых, с которыми вроде бы находился в дружбе.
Я сказал, что мне тоже звонили по этому поводу.
– И что тебе пообещали за помощь?
– Что отступятся от магазина.
– Обманут. И вообще не ввязывайся в это дело, – советует Локтев. – Еще и должен будешь. У даргинцев своя бухгалтерия. Two is one, one is none. Вот и весь расклад.
– Да не стану я ввязываться. У меня в Швейцарии дела.
– Но что-то ты обещал? Ладно, попробую получить для тебя бонусы. Ты не умеешь торговаться.
Он приступил к дележке шкуры неубитого медведя, и я направил его мысль в другое русло:
– А что по убийству? Когда умер старик и при каких обстоятельствах?
– Не интересовался. Не до того. Попрошу Альберта выяснить. Он тогда позвонит.
– Пусть Варский разрешит осмотреть тело. И я хотел бы, чтобы это сделал Владислав Бертольдович.
– Врач в бегах. А Варский не разрешит.
– Он чего хочет мне разрешит, я для него задание выполняю.
Знай, о чем речь, Савва не обрадовался бы, но он не стал спрашивать, а я и не стал объяснять.
– А зачем Абрашкин? Я могу и другого врача найти.
– Он обидится, если ты его не позовешь.
Не стал говорить, что эксперт сделает только то, о чем его просят, а наш терапевт землю рыть будет, чтобы доказать свою непричастность. Сейчас он забился в угол и переживает. Вряд ли его раньше обвинялся в убийстве. Ситуация нереальная. Потом он придет в себя и начнет сотрудничать. Хорошо бы со мной, а не с Варским.
В дверь постучали. Похоже, Тая давно вернулась домой и не стала ждать, когда я о ней вспомню. К тому времени она согласилась стать моим поручителем в фитнес-клубе, а взамен я обещал ей игру на бильярде. Пожаловавшись, что здешние такси кошмарные, и таксисты не понимают ни один из европейских языков, я получил телефон одного милого молодого человека, услугами которого она сама пользовалась. От нее я узнал некоторые подробности из жизни Агаты, моя милая подруга проработала в африканских странах, выпуская из местных университетов студентов, которым преподавала экономику. Будучи опытной во всем, что касается размещения денег, старушка давала друзьями ценные советы.
Утром вместе с Агатой мы направились в банк. Этот малыш-филиал, отпочковавшийся на побережье от солидного финансового учреждения в Цюрихе, не обладал многими полезными функциями, зато брал минимальный процент за обслуживание. Мне пришлось продираться через кипу бумаг, чтобы получить счет для обслуживания недвижимости. Оставалось ждать, оправдаются ли и дальше рекомендации бабуси.
Сам дедуся тоже оказался не лишен недостатков, хотя в Москве его считали швейцарским оракулом. Я утверждаю обратное, потому что исходил из качества отеля, куда Оскар меня привез.
В первую ночь я плохо спал, среди ночи меня разбудили шаги внизу. Каблуки перестукивались, словно перебрасывались фразами, а потом настал черед босых подошв. Почему-то тапочки у соседей не водились. Я совершил обход коридоров и остановился у соседней двери, но ничего там не услышал; не удивительно ли – только что громыхало и вдруг разом стихло.
Утром я пожаловался соседке на беспокойство, но она сказала, что сама она почти спала из-за возни сквоттеров, но я мог поклясться, что звуки доносились с ее половины. Тем более удивительно для одинокой женщины, у которой не бывает посетителей.
Я спрашиваю, не доставляют ей неудобства соседство с арабами снизу. Моя знакомая удивлена. Возможно, шумели на улице, а то и в другом доме. Расстояние до ближайших домов недалеко, но его скрывают густые заросли. А стук каблуков и топот босых ног мне приснился.
Опишу свой отель как следует, потому что за день я успел изучить его в деталях. Первый этаж принадлежит частным лицам. На балконе сушится джинсовка и женский лифчик. Это берлога Таи. Если я рассчитывал познакомиться с ней поближе, то ошибся.
– Не надо стоять у двери, – говорит она по-немецки. – Подойди к домофону. Нажми кнопку. Вот так и будем говорить.
Сквот на первом этаже с левого угла, а справа – квартира этой Таи, как раз подо мной, вот я и спустился узнать о ночном переполохе. Она разговаривала со мной через дверь. Тоже сказала, что шумят соседи, сквоттеры, а у нее тихо и чисто.
– В следующий раз просто нажми кнопку, когда захочешь поговорить со мной. Незачем спускаться по лестнице. Береги себя.
В коридоре приятно пахнет алоэ, но примешиваются посторонние запахи. Это консьержка выставляет ведро с гнилыми фруктами и очистками. Воняет так сильно, что мне приходится пить чай в респираторе, хотя это и невозможно. Тая говорит, что может пить чай, стоя на голове в водолазном костюме.
Ведро с гнильем стоит полдня, потом его забирают.
Эта старуха убирается в квартирах, которое сдают внаем жильцам. Я видел ее днем: распахнута дверь, работает пылесос, и она сидит на стуле посреди комнаты, уставившись в одну точку.
Я приступил к работе. Со стороны казалось, что я шатаюсь по отелю, маясь от безделья, поглядываю на запертые квартиры. Одна дверь оказалось прикрытой, и я потянул ручку на себя, гадая, чем служила эта комнатка. Понятно, хозяйственное помещение. К чему это знание, я пока не решил, зато знаю, что рядом с моим номером есть конурка, вроде электрощитовой. Потом увидел, как старуха отпирает дверцу. Там ведра, швабры, упаковки туалетной бумаги. То есть это владения консьержка. Лестницу в доме она не моет, нанимает для уборки кого-то помоложе.
Еще у нее имеются ключи от всех номеров. Вероятно, она устраивает себе экскурсии в отсутствие жильцов. Надо это выяснить. И еще я хочу установить личность своего таинственного соседа.
Он постоянно хлопает дверью, входит и выходи. Всю ночь я слышал его шаги в коридоре рядом со своей дверью. Стена, у которой я сплю, начинает вибрировать, я физически ощущаю колебания двери, хотя никаких металлических звуков нет. И это в половину четвертого ночи. Я встаю и зажигаю свет.
Я никого не нахожу. Остается сильный ветер, от которого сотрясается дом. Неужели от его порывов дергается стена?
После обхода я решил позавтракать. В номере есть плита и кое-какая кухонная утварь, так что я сделал себе яичницу. Я отстоял свое право готовить. В первый день мы сильно поцапались с консьержкой, с тех пор она меня избегает и делает вид, что не ощущает запахов пищи из моего номера.
Малости хватит, чтобы улучшить человеку настроение. Тут-то меня и настиг телефонный звонок. Генеральша Прянишникова сообщила, что у нее неприятности. Странно, она слишком стара и благоразумна, чтобы попасться на удочку мошеннику. Хлопотала она не за себя, а за своего доброго знакомого.
– Умер человек, и Абрашкина в этом обвиняют. Вероятно, все дело в испорченных яйцах.
Я попросил, чтобы доктор позвонил мне. Он отозвался сразу же, сослался на генеральшу Прянишникову, которая дала ему мой номер. Даже по телефону передалось странное подергивание его челюсти – это служило надежным барометром, что он говорит правду. Без этого подтверждения я бы счел это розыгрышем. История вышла невероятная. Он перескакивал с пятого на десятое, пока не дошел до того, что меня интересовало. Дедушка-даргинец, член известной мне семьи, умер после того, как отведал яиц. Его тело увезли в морг.
Уже ночью снова позвонил снова Локтев, но я попросил его положить трубку, чтобы не занимать мой номер. Все, что надо, я узнаю из первых уст. Надеюсь, что мой друг не обиделся.
Утром из отеля я направился на берег озера, который выглядел, как на картинке – чистый белый песок и люди, загорающие на берегу. Пляж переходи в альпийский луг, на котором пасутся невинные овечки.
Пройдя мимо пустующих шезлонгов и кабинки для переодевания, я разделся и без долгих раздумий вошел в воду. Меня обожгло сотней огненных игл, как это бывало во время купания на Крещенье, но я прыгнул в воду с головой и погреб на глубину. Я предполагал, что купаться будет прохладно, но не до такой же степени.
Когда я вышел из воды, Тая подала мне полотенце.
– Вы – настоящий русский, только они и купаются в это время года!
Я спросил, большие ли у нее запасы полотенец и сколько она распродала. Она ответила, что это единственное.
Я машу рукой знакомым, которых у меня тут множество. Они тоже берут уроки виндсерфинга, правда у другого тренера.
По озеру ходят волны и яхты, за которыми я любуюсь издали, потому что Тая считает меня новичком и отказывается допускать к воде. Это меня никак не огорчает, тут есть чем заняться. Судя по всему, Тая – скрытная особа, но мне с ней детей не крестить, я и обхаживаю ее лишь для того, чтобы разузнать про Оскара. Не нравится мне этот пройдошливый адвокат, который ничего не делает без выгоды для себя. Я бы не возражал, если бы не знал, что выгода для него означает опустошение моих карманов, а я хотел привезти домой все, что мне причиталось. Так что придется разговорить эту интровертку и даже заняться водными видами спорта, хотя, видит бог, я бы предпочел не соваться в воду без серьезных оснований. В жизни и без того хватает места для риска, который почему-то называют подвигом. Так что я подписался на виндсёрфинг, пополнив ряды богатых мажоров, на которых водные тренеры делают деньги.
Вечером она оделась в платье и туфли на каблуках – это смотрелось изысканно и мило.
– Кто счастливчик, ради которого ты принарядилась? Наверное, это один из клиентов? – начал я ее дразнит.
– А ты ревнуешь?
Ее фигурка манит воображение, рисуя страстные картины, но она не актриса, а я не поэт, поэтом красивой картины не складывается. Чувствую холодная шершавость парапета – таково на ощупь и ее безразлиие. Возможно, она стесняется своего друга. Спасатель далеко не молод, но элегантен в красный шортах. Собственно, кроме шортов на нем ничего нет. В его обязанности входит поднимать красный флажок, это означает запрет входить в воду. Этот тип сразу мне не понравился своей нелюбезностью, есть в нем что-то высокомерное.
Когда мы видимся первый раз, спасатель чинит доску для серфинга. Она выглядит эффектно: белая с голубым, но на ней трещина во всю длину, и ее проще выбросить, но он покрывает ее лаком. Я удивился, почему он ее даже не проклеил, но давать совет не решился.
В первый же день я получаю в аренду доску, с которой обрывается цепочка, уверен, он подстроил это специально, чтобы выставить меня дураком. Приём туристов тут не на высоте. Не знаю почему, он сразу затаил против меня злобу. Возможно, это из-за Таи. Не похоже, что он ищет ее благосклонности, они просто товарищи.
Так что в первый же день у меня оборвалась цепочка, я потерял доску, и мы с Тай ныряли в бухте, когда ее вылавливали. Тут и спасатель на своем скутере нам помог. Спасатель он хороший, способен одним взглядом загонять купальщиков в озеро либо оттаскивать их от воды – в любом случае они в восторге от него. Есть в нем сумасшедшинка, ну да бог с ним.
Город переживает золотой месяц отпускного сезона, когда стабильная ясная погода с комфортной температурой привлекает отдыхающих. Природа цвела во всей красе, и все спешили этим попользоваться. После покупки легендарного швейцарского ножа я получил совет от продавщицы: «Слишком белый. На пляж!» Это совпадало с моими планами.
Агата взяла надо мной шефство. Она вела активный образ жизни и по утрам посещала пляж. Я удивился, встретив любительницу плавания в холодной воде, но она заверила меня, что иногда озеро бывает теплым, и тогда она позволяет себе окунуться. Вскоре выяснилось, что она посещает пляж не столько ради водных процедур, но и для поддержания контактов. Уже в первые пять минут нас удостоил приветствием молодой человек по имени Роан, он таксист, услугами которого тут все пользуются.
Мне напомнили о Тае еще раз и вот каким способом. Мы сидели на веранде у Агаты, она приготовила баклажаны с сыром. Она опубликовала объявление на сайте сделок с недвижимостью и принимает звонки. Большей частью, интересуются риэлторы. Соотношение примерно 30/70 между жемчугом и всем прочим, особенно вначале. Оскар говорит, что это хорошее соотношение.
К вечеру понизилась температура, и тогда Оскар попросил принести свою куртку. И что мне думать, когда из кармана выпала визитка Таи?
А ведь всего-то я один раз шиканул и обмолвился, что подумываю о занятиях водными видами спорта. Отдаю должное, он умелый таргетолог.
Тонко.
Я не стал говорить, что мы уже познакомились. По джинсовке и черному лифчику я узнал, что Тая – моя соседка с первого этажа. Знакомство сразу забуксовало, потому что кофе у нее не нашлось и вообще еды ни крошки, она питалась в кафе. В свободное время она обучала крысу кататься на серфинговой доске.
Я спросил, сможет ли она меня научить серфингу.
– Крыса занимается каждый день. Так что если ты сможешь тренироваться, как она…
Мы уславливаемся на семь утра, потому что весь день я занят делами Лосева: веду переговоры с потенциальными покупателями, оформляю бумаги для банка и ожидаю визита в ассоциацию любителей бильярда.
Первым делом Тая спросила есть ли у меня девушка, я почему-то стал рассказывать про Резеду, а потом свернул разговор прибавив что 15 лет разницы это много.
– Ничего не много, – ответила Тая.
Она так и ждет, что я начну за ней ухаживать. Хочется сказать: «Не строй ожиданий. Ожидания будут лопаться как мыльные пузыри».
Просто смотри. Наблюдай. Дыши. Радуйся тому хорошему, чем наполнено твоё сегодня.
Что я чувствовал, когда первый раз плыл на доске для серфинга? Я держался за нее всеми руками и ногами, и мне казалось, что я превратился в гигантское насекомое.
По утрам мы встречаемся с Таей на озере, а вечером уславливаемся о встрече в клубе. В дневное время я разбираюсь с убийством.
Не знаю, скольким людям Савва Локтев дал поручения по этому делу, но ни один не справился. Мне звонили незнакомые мужчины с резкими командными голосами, задавали вопросы. Возможно, они работали в прокуратуре, не знаю. Всех интересовал Абрашкин. При такой востребованности доктор быстро бы оказался в СИЗО, так что он поступил мудро, что скрылся и отключил телефон. Надо поторопиться и его найти так, чтобы об этом не узнали другие.
Альберта как доверенное лицо я забраковал. У него грехов, как на собаке блох, и он сдаст меня невоспитанным мужчинам с грубыми голосами.
Я обратился к генеральше Прянишниковой. Она сделала вид, что в этой просьбе нет ничего необычного. Вероятно, покойный муж смело доверял ей государственные секреты. Она с интересом выслушала меня и подтвердила, что и сама пользовалась услугами Владислава Бертольдовича. У меня появился свидетель, который ел яйца и остался в живых. Не то, чтобы это прояснило, но являлось весомым фактом в отношении невиновности доктора Абрашкина.
Надо действовать, и я усиливаю натиск.
– Простите, Антонина Ивановна, не хотел вас беспокоить, но это насчет вашего доктора, мне надо с ним связаться. Я знаю, что он пропал и на телефон не отвечает, но найти его легко, у него сестра в Шатуре.
К счастью, она там бывала.
– Владислав Бертольдович мог бы припомнить кое-какие детали. То, что мы понимаем каждый по-своему, еще не значит, что это правильно. Для него это может значить совсем другое. Это важно.
– Хорошо съезжу. – Прянишникова сказала, что она умеет водить машину, у нее есть права. – Я могу взять кашеринг.
Я сомневался, что в семьдесят лет безопасно путешествовать в одиночку. Как выяснилось, она работала с напарницей.
– Роза будет рада составить мне компанию. А во время дороги мы сможем послушать аудиокнигу.
Когда я узнал про Розу, у меня мелькнула мысль, а не сам ли Азаев направил ко мне лазутчика.
– Тогда еще попытайтесь разговорить ее насчет Варского. Она из вас всех самая информированная.
– Вы можете сами спросить, о чем хотели, она рядом.
Меня интересует, что говорит на сей счет Исмаил.
– Что совершилось ужасное злодеяние, однако ни Резеда, ни доктор к этому не причастны. Но кто это сделал, он не знает.
– В целом, верно, – одобряю я.
Скоро мне позвонил Азаев и сказал, что Резеду ежедневно вызывают в полицию и допрашивают на предмет всех нераскрытых убийств, которые явно примеривают на нее. На одни дни у нее есть алиби, на другие – нет. Исмаило это выводило из себя, он кричал на меня, словно это я перед ним чем-то провинился. Ему немного надо, чтобы сорваться.
Я сказал, что работаю по его поручению, а вот волноваться не надо, потому что его специально так изводят, чтобы отнять у него банк. Возможно, это так, а может и нет, но даргинец призадумался. Свой банк он любил больше племянницы. Теперь он станет держать себя в руках и не звонить мне с нотациями.
Я попросил, чтобы вечером со мной связалась Резеда. Хотелось знать, какие преступления ей примеривают.
А у меня с утра по плану водные виды спорта. В тех условиях, когда все замедляют мою деятельность, хочется чего-нибудь быстрого. И я отправляюсь на серфинг.
Уроки плаванья на доске под парусом мало чем отличаются от уроков бильярда. Моя наставница потешалась над моим таймингом, я фиксировал время прохождения дистанции уже с первых занятий. Если на первом уроке я впервые встал на доску, то на втором уже записал время прохождения дистанции. Мне удавалось продержаться на воде тридцать минут. Тренерша долго смеялась и потом сказала, что это бесполезное занятие. При штиле можно затратить и час, а если будет ветер в нужном направлении, то вы пересечете озеро Леман за минуту. На парусе можно летать, сказала она.
Я летал вокруг городка аки птица, а Оскар Шварц выглядывал из окна своего дома, словно куница.
Тая мне понравилась. Даже интонацией она напоминала Резеду, однако отличалась большей уступчивостью. Все понятно, ведь я же ее клиент. Она спросила, когда я готов приступить к серьезным занятиям. Я предложил начать прямо сегодня, но на озеро мы не пошли, к вечеру небо затянуло тучами.
– В дождь не плаваем, – сказала Тая.
– А если с зонтиком? – предложил я, и девушка рассмеялась.
Меня смущала ее манера смотреть себе под ноги, словно она боялась споткнуться. Она поднимала голову от земли только, чтобы взглянуть на телефон.
Я спросил, что она там собирается найти.
– Извини, это привычка. На улице всегда можно встретить арабов, а им не стоит смотреть в глаза. Один раз я это сделала и жалею.
Спасатель не работал в воскресенье с утра, потому что он ходил в церковь. Стоило только видеть, какими глазами он смотрел на Таю. Пользуясь случаем, он отвел меня в сторону.
– Тая не рассказала тебе про нас, откладывает, так что я скажу сам: мы с Таей близки и собираемся пожениться.
Я ответил, что это меня не касается. Разве можно вываливать на человека такие конфиденциальные сведения! Похоже, этот спасатель – совершенно невоспитанный тип. И что Тая в нем нашла?
Локтев до меня не дозвонился и связался с Оскаром. Он и рассказал, что я на озере Леман, занимаюсь виндсерфингом. Там у меня телефона нет.
– Все верно, я у спасателя телефон оставляю.
– А ключи ты у тоже ему доверяешь? – удивился Савва, словно я заговорил иероглифами.
– Ясно. Спасибо за подсказку.
Иногда и старые друзья небесполезны.
Что до Саввы, то у него свои планы на мои деньги. Мне с моим финансовым благосостоянием охрана бы не помешала, вот, что он хотел сказать. Но ведь мы в Швейцарии, это богатая страна. Правда, в последнее время стало не так спокойно, да и придурков везде хватает. У сквоттеров дня не проходит, чтобы не случилось заварушки.
Тая не хочет брать с меня денег за уроки серфинга, и я обещаю покормить ее обедом.
– Давай закажем пиццу.
Мы съели пиццу на пляже и пили чай из термоса, глядя со скалы на бушующее озеро Леман. Я и не предполагал, что меня ожидало романтическое приключение. Оказалось, ей просто не хочется возвращаться домой. Там слишком тихо.
Не согласен, тихой жизнь в этом городе не назовешь, она богата на события. Один праздник сменяет другой: то парусная регата, то ярмарка фермерских продуктов, то дегустация меда или выставка-продажа изделий народных промыслов, и это, не считая зрелищ для любителей сценических искусств. На скалистом берегу полным ходом шла подготовка к фестивалю церковной музыки: готовили помост для хора и солистов, а также сидения для зрителей. Дизайнер мастерски обыграл плоское нагорье: над ним возвышался массивный деревянный крест, удерживаемый мощными швеллерами, здесь будет выступать хоры и детские коллективы.
Даже рыбаки готовились к своему традиционному мероприятию, когда всех желающих угощали ухой, а в кафе и ресторанах готовили фирменные блюда из рыбы.
Мне не хотелось возвращаться в отель. Ночью опять начались постукивания, словно кто-то обустраивается. И это странно, потому что консьержка тут очень строга, она даже не разрешает пользоваться плитой, потому что уборка на ней. Сколь бы ни скрытен мой сосед, передвигавшийся практически бесшумно, я его выследил. Его выдал скрип двери. Так что я выглянул, когда он уходил. Сначала я решил, что это подросток, так он худ и строен, но когда он повернулся, то увидел лицо старика. Возможно, это алкоголик, иначе трудно сохранить фигуру 42-го размера и столь морщинистое лицо, что на коже не осталось ни одного гладкого места. Впрочем, поступь его, твердая и упругая, говорила о неплохой физической форме.
Я собираюсь на встречу в своей любимой джинсовой курточке, но Оскар заставляет меня переодеться. Он стал моим имиджмейкером.
– Ты бы еще пошел в шортах. – Ему доставляло удовольствие критиковать меня.
На протяжении всех сорока лет жизни меня ни разу не будили ночью для делового разговора. В Швейцарии предпочитали обращаться по ночам даже те, кто не имел со мной никаких дел. Покупатели звонили с вопросом о недвижимости – тоже ночью. Агата уговаривала дать им скидку – после полуночи. Умеют они выбирать время для разговора.
С утра начинаются настойчивые звонки по телефону. Это секретарь Густава Дюсселя из бильярдного клуба спрашивает, когда мне удобно прибыть в офис. Бильярдисты организуют мне прием.
Я говорю, что буду в 10. А надо в 9. На том конце бросают трубку.
Утром меня ждала машина. Оскар договорился со мной на без четверти девять, и из-за раннего часа я едва успел позавтракать.
– Поедем, – ему нравилось выступать командиром.
– Куда, на пляж?
– На работу. В комитет. Тебя ждут.
По пути я расспрашивал его, законно ли то, что мы делаем. Я читал в новостях, что Европа закрывает счета россиян.
– Иногда приходится действовать во обход санкций. Но я их убедил. Так что да, все законно.
Оскар работал юристом, и Локтев уверял, что ему можно доверять. Чертовски храбро так утверждать. Мне он показался непростым человеком.
– Это профессиональная черта – всё проверять, – уверял он. – Не будь и я столь подозрителен, как вы, я бы давно прогорел.
Он возражал, что дело серьезное, и быстро такие сделки не устроить, когда я начинал его торопить, требуя приема в бильярдном клубе. Его удивляло, что я не пользовался случаем провести несколько недель, объедаясь швейцарским сыром и шоколадом. Я объяснял, что без деликатесов я как-нибудь проживу. Намекал, что время – деньги. Он отнекивался:
– Боюсь, что нескоро. Это очень занятой человек. Надо ждать.
Оказалось, что с г-жой Дюссель он раньше не имел дела.
– Вы ее сразу узнаете, такая полная пуф-пуф. Следит, чтобы все шло по закону.
Оскар Шварц сплоховал, разве можно такими словами представлять королев? Даже я, который видел ее только на фотографии, потрясен. Очень киногенична.
– Я тебя провожу, – предлагает Оскар.
Председатель бильярдной ассоциации удостоил меня личной встречи. Я бы назвал это аудиенцией. Меня приняла дочь покойного председателя, она уже много лет не выходила из дома, этим и объяснялся выбор места для встречи. Отец Марии Дюссель (да-да, Густав принял фамилию жены), организовал этот бизнес, но, прежде чем удалиться от дел, старик основал в городе бильярдную ассоциацию, под которую отвел половину своего трехэтажного особняка, выходившего фасадом на набережную. Подобные широкие жесты у швейцарцев не в ходу, поэтому банкир стал заметной личностью в городе, а его дом – известной архитектурной знаменитостью, и его называли не иначе, как зданием с двумя фасадами.
Нынешний глава ассоциации, д-р Дюсссель приезжает на «Мерседесе» в одну минуту десятого. Мне не пришлось изнывать в ожидании. Я вхожу в помещение без одной минуты девять. При этом секретарь укоризненно качает головой, словно я опоздал, а босса встречает сияющей улыбкой: «Вы, как всегда, пунктуальны».
Мы пожали друг другу руки. Выдающийся бильярдист выглядел весьма скромно, распорядитель таких фондов мог бы приодеться и получше, но Оскар объяснил, что все жители покупают вещи на распродажах.
Стоило мне переступить порог дома, как меня обступили бильярдисты, всем хотелось пожать мне руку и немедленно. Только хозяйка дома – крупная и застенчивая дама стояла поодаль в ожидании, когда я обращу на нее внимание. Она носила шелковое платье в мелкий цветочек –слишком скромный наряд, чтобы бросаться в глаза, но одна из помощниц взвыла почище сирены, возвещая о приходе хозяйки, и внимание сразу переключилось на г-жу Дюссель.
Мария немедленно распорядилась запереть двери и никого не пускать. В ожидании начала заседания собравшиеся перекидывались сплетнями, из которых я узнал, что она опасается мужниного брата. Мария не одобряла дружбы своего супруга с этим мерзавцем, но не могла ничего поделать.
– Ну, не удивительно, наш председатель такой трудолюбивый человек, а его брат – бездельник и наркоман, – говорил Оскар, словно забыв, что я совершенно не в курсе местных реалий.
Все мужчины с дамами, и я чувствую себя неудобно. В перерыве на кофе звоню Тае и приглашаю приехать. Она сначала соглашается, но потом, узнав, куда надо ехать, наотрез отказывается.
– Мне туда нельзя.
В клубе все произносят речи. Мне дают понять, как нелегко им далось решение выплатить мне наградные. Есть несогласные, но они не будут вредить. Все хорошо отзываются о Лосеве, этот человек пожертвовал большие деньги местной бильярдной организации.