После второго курса всех студентов РТ-80 – в обязательном порядке – отправили в стройотряд. Никто, впрочем, отлынивать – в смысле, косить – и не пытался, в те времена деньги в стройотрядах можно было заработать вполне значимые – хватало на всю зиму.
На всех пошили – в специализированном ателье – стройотрядовскую форму защитного цвета: штаны, скроенные по джинсовым лекалам, и куртки, украшенные всякими и разными цветными эмблемами. После прохождения медосмотра, сопровождаемого многочисленными прививками, студентов усадили – под знаменитый марш «Прощание славянки» композитора В.И. Агапкина – в самый обычный пассажирский поезд, следующий по маршруту Ленинград – Инта.
Но до Инты стройотряд «Восход» так и не доехал, поступила строгая начальственная команда – десантироваться на железнодорожной станции Косью. То ещё было местечко. Сердце всего посёлка, его истинный и наиглавнейший центр – это котельная, дающее зимой живительное тепло, а уже вокруг неё и группировалось всё остальное. В смысле, разномастные и уродливые бараки всех оттенков серого цвета. Ничего другого в посёлке не было…
Пятьдесят пять вновьприбывших стройотрядовцев разместили в самом большом и холодном бараке, обеспечили раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями. Выдали ватники, брезентовые штаны, кирзовые сапоги, фланелевые портянки и утеплённые чёрные шлемы с белой шнуровкой – так называемые «монтажки».
Несмотря на то, что на дворе стоял июнь месяц, было очень холодно. По утрам на лужицах даже образовывался тоненький ледок, а днём температура окружающего воздуха поднималась – максимум – до плюс семи-девяти градусов. Ещё и мелкий дождик постоянно моросил – гадость страшная, тоска…
Первые полторы недели «восходовцы» усердно и старательно строили «заборчик» – так это сооружение называл пожилой и хмурый прораб. На самом же деле, речь шла о толстенных и тяжеленных сосновых брёвнах, вкопанных в землю на добрые полтора метра и оплетённых многими рядами (натуральной стеной, чего уж там!) колючей проволоки. «Заборчик» огораживал местную автобазу – несколько длинных бараков, забитых под завязку ржавыми железяками и столитровыми бочками с соляркой.
Прежде, чем вкопать толстый столб, сперва – по строгим технологическим нормам – полагалось ломами выдолбить в вечной мерзлоте глубокую яму объёмом в один кубический метр. Объём этот определялся сугубо на глаз: подготовили ям десять-двенадцать – надо звать строгого прораба. Закапывать (укреплять в мерзлоте) столбы можно было только после его отмашки.
Откровенно-сволочной была эта «заборная» работа. Вечная мерзлота, она как камень, да и настоящие камни-валуны попадались постоянно. Вокруг царствовала непролазная грязь, регулярно переливавшаяся через края кирзовых сапог. Сосновые брёвна весили килограмм по двести пятьдесят каждое, руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба начислялось по десять рублей. Как-то вечером посчитали – за неполную неделю каждый боец отряда заработал по месячной стипендии.
Но не лёгкими были эти деньги, ей-ей! Спины ломило просто невыносимо, руки и ноги покрылись чёрными синяками – от постоянного контакта с колючей проволокой. Непростое это дело, как выяснилось, натягивать между сосновыми столбами – плотной стеной – проволоку колючую…. А ещё примерно половина списочного состава отряда – абсолютно прогнозируемо – простудилась: зелёные сопли текли рекой, по утрам канонада от кашля не затихала ни на минуту. Держались, конечно же, как могли: старательно лопали анальгин, вёдрами пили чай с мёдом – это отрядный комиссар подсуетился и где-то раздобыл целую бочку липового мёда…
Наконец, «заборчик» был возведён и, даже, принят в эксплуатацию до невозможности важной Государственной комиссией.
Ещё через сутки отряд – телефонограммой из Инты – разделили на две группы. Первую – под руководство ротмистра Кускова – на вертолётах забросили куда-то в горы, где находился заброшенный прииск: на вторичную промывку золота. Второй же группе поручили работу ответственную и наиважнейшую, а именно, строительство телятника. Бригадиром назначили Михася – как исконно-деревенского жителя, понимающего всю значимость – для посёлка Косью – данного объекта.
Телятник строили из шлакоблоков. Направляющие для опалубки заранее были возведены настоящими, то бишь, взрослыми строителями. Стройотрядовское же дело нехитрое: прибить обшивочные доски к опалубке, лопатами загрузить в бетономешалку цемент, песок и шлак (из той же котельной), после тщательного перемешивания выложить образовавшуюся массу на носилки, тащить к опалубке, вываливать туда и тщательно трамбовать массивными деревянными плахами. Вроде бы, всё просто, но носилки с цементно-шлаковой массой весили килограмм шестьдесят-семьдесят, удовольствие, откровенно говоря, ниже среднего…
По мере застывания раствора, доски опалубки надо было передвигать вверх, поэтому пришлось строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно росли в высоту, деревянные помосты – следом за ними. Таскать тяжеленные носилки становилось всё труднее. Работа по установке «заборчика» уже представлялась детским лепетом…
Руки, ноги и спину уже даже не ломило – эти части тела просто-напросто не ощущались, словно бы их вовсе не существовало. Жизнь постепенно превратилась в самую натуральную каторгу: проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел, доплёлся до койки, не раздеваясь, рухнул на неё и забылся тяжёлым сном. Далее – строго по кругу….
Тогда-то Серый и понял, что означает словосочетание – «круги ада». Именно, что, круги…
Бытовые проблемы – тем временем – неуклонно углублялись и расширялись. Жилой барак постепенно превратился в запущенное логово бомжей: на раскладушках – грязно-серое постельное бельё, везде и всюду разбросаны вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки и многочисленные окурки.
Сидел как-то на низком барачном подоконнике бригадир Михась, лениво курил и задумчиво рассматривал дырявые носки на своих грязных лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно и заинтересованно изучал Мишкины пальцы: вдруг, между ними завёлся кто-нибудь съедобный? Михась медленно перевёл взгляд на помещение, долго – с вселенской грустью во взоре – взирал на этот бардак, потом сплюнул в сердцах на пол, затушил хабарик о подоконник, сильным щелчком отправил его куда-то – между коек товарищей – и ёмко высказался:
– Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
Но ничего было не изменить и не исправить: смертельная усталость, она сильнее любви к чистоте, не оставалось уже сил на героический подвиг – хоть немного убраться в этой норе…
Приехал как-то в Косью (вернее, в Кожим) «большой» проверяющий из регионального штаба ССО. Смело открыл дверь, вошёл в барак…. И через пять-шесть секунд выбежал обратно, стошнило его, беднягу, прямо на крыльце. Смущённо сделал пару дежурных замечаний, и в помещение уже не заходя, проверяющий умчался куда-то, наверное, по делам более важным…
С личной гигиеной – постепенно – образовалась конкретная задница. Холодной воды было – море. Вернее, бурный ручей, что протекал за бараком. Но вода в нём была ледяной, а единственный кипятильник – ещё в первые дни – исчез в неизвестном направлении…. Через неделю многие стройотрядовцы перестали чистить зубы, и – все поголовно – бриться. Полноценная же помывка являлась заветной и призрачной мечтой, для многих – полностью невыполнимой. Душ с тёплой водой имелся только в котельной, но попасть туда было нереально – по причине вечной длиннющей очереди. Типа – до морковкиного заговенья можно было в ней стоять и, в конечном итоге, так и не достояться…. Был ещё электрический водогрей на автобазе, но туда пускали только «блатных»: комиссаров, бригадиров, прорабов и прочих начальников.
Серый и Лёха решили эту проблему быстро и кардинально, уже на третий день после приезда в Косью. А именно, спёрли с какой-то ближайшей стройки (недалеко молдавские шабашники возводили новый барак) четыре рулона толи, и одной местной старушке – за пару вечеров – наставили на протекающую крышу дельных заплат. За эту пустяковую услугу бабулька им иногда протапливала крохотную баньку – аккурат к завершению рабочего дня. Как остальные бойцы целый месяц обходились без нормального мытья? Серый так и не разгадал эту шараду…
Потом-то стало гораздо проще. В конце июля установилась жаркая погода, студенты вычистили с десяток столитровых пустых бочек из-под какой-то химии и выкрасили их – и снаружи, и изнутри – в чёрный цвет. Половина посудин предназначалась для мытья грязных тел, другая – для постирушек. С утра дежурный по базе наполнял их водой из ручья, потом летнее солнце – весь день – работало на совесть, и к вечеру тёплой воды было – хоть залейся. Очерёдность купания в бочках устанавливал честный жребий, ни каких тебе пакостных привилегий, самая настоящая и натуральная демократия: бойцы строго по очереди, друг за другом, влезали в вожделенные бочки. Сомнительной и, безусловно, несерьёзной являлась такая гигиена, но ничего тут не поделаешь, другой-то не было…
Одновременно пришли две замечательные новости. Во-первых, возвращалась часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Во-вторых, в магазин леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее «Яблочное» вино в бутылках по пол-литра.
– Шестнадцать на шестнадцать! – торжественно объявил Лёха. – То есть, шестнадцать алкогольных оборотов и шестнадцать же процентов сахара. По прямому договору с кубанским колхозом «Путь к коммунизму!». Лес в обмен на портвейн…
Подумав немного, бригадир Михась так объединил две эти две новости в одну:
– Братьев усталых, на, приезжающих с золотых приисков, на, надо встретить достойно? Надо, на! Предлагаю, на, незамедлительно организовать мобильную и ударную группу, на…
Серого – как паренька серьёзного и ответственного – назначили командиром ударной группы. А ему в помощь – в качестве грубой физической силы – были приданы Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин, мол: – «А вдруг, предстоит транспортировать груз немалый?».
До означенного леспромхоза было километров двадцать пять, которые предстояло пройти сугубо по узкоколейке, заброшенной ещё в незапамятные времена. Имелась, конечно, и наезженная грунтовая дорога, но по ней получалось все восемьдесят-девяносто километров. А попуток в этих непростых краях отродясь не водилось, тем более – за вином, конкуренция, однако.
Они выступили затемно, примерно за час до рассвета.
– Если для бешеной свиньи – семь вёрст не крюк, то для советского стройотрядовца и двадцать километров с гаком – не в зачёт, – тихонько бормотал Лёха. – Ерунда ерундовая…
Ударная мобильная группа дошагала до пункта назначения вовремя, то есть, к самому открытию магазина. Вокруг торговой точки наблюдался нездоровый ажиотаж, создавалось устойчивое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались-съехались в это место.
– Может, объявили какой-нибудь конкурс? – неуверенно предположил Серый.
– Точно, конкурс! – нервно хохотнул Лёха. – Типа, а кто в этой тайге является самым крутым? Победителю – алкогольный приз!
Пришлось принять в «конкурсе» самое непосредственное и живое участие. Вернее, это Лёха «принимал», а Сергей с Молдаванином, проявляя ленинградскую вежливость, относили бесчувственные тела лесорубов в тенёчек.