Сидит в чапорском Джус Центре группа жителей Анжуны. Один из них спрашивает товарища.
– Расскажи-ка, Хаем, как твоё здоровье, память не подводит? Уж больно ты много куришь.
– Нет, здоровье отличное, вот раньше всё забывал, а теперь память ясная, четкая, лучше, чем у ребёнка. Я к доктору хорошему сходил, курс лечения прошёл.
– Слушай, мне тоже надо, прям ничего не помню. Как доктора-то зовут?
– Ээ, дай соображу… как же его зовут… сейчас вспомню… подскажи мне, есть ещё такой цветок красный…
– Мак?
– Нет, какой мак…. Такой ещё, с шипами….
– Роза?
– Во-во-во. Роза, Розочка, скажи, пожалуйста, дорогая, как зовут того доктора, который меня от склероза вылечил?
«Удвой удой, утрой удой, иначе ты пойдешь в убой», – вспомнился лозунг, виденный мною в совхозе отгадайте с трех раз имени кого, когда мы отбывали почетную барщину всех работников НИИ в милые советские годы. Для тех, кому не повезло с рождением застать то благословенное время, поясняю. Раз в год, а то и чаще, студенты, работники НИИ, короче, все бездельники, чьё присутствие или отсутствие на рабочем месте никак не сказывалось на макро и даже микроэкономическом состоянии Родины, вынь-положь должны были две недели отработать, как тогда называлось, «в колхозе». За это у них шла зарплата, что-то платили за их сельхоз труд, давали отгулы. Молодежь относилась к этому, как к приключению, возможности оттянуться, попьянствовать и провести эти денечки «сексуально распущено», в необычной обстановке и с новыми людьми. Примерно тем же занимаемся мы сейчас, вырываясь «в заграницы», санатории и т. д. Даже термин такой существовал по аналогии с «курортным» – «колхозный роман». Старшее же поколение разживалось справками о состоянии здоровья или отрабатывало «колхоз» на овощной базе, перебирая стухшую капусту с морковью, не выезжая из города и без отрыва от семьи.
Игорь отогнал нахлынувшие приятные воспоминания и толкнул дверь с надписью «Адвокат Удой Найк». Луис, местный тусовщик, бывший жиголо и наркодилер, хотя это и не характеристика – тут многие по совместительству в свободное от основной работы время наркодилеры – отрекомендовал его, как «очень хороший адвокат, мы с ним столько рома вместе выпили, он и кокаин любит нюхнуть, и хеш курит, но не в рабочее время». Возможно, в глазах Игоря Ганди, прозванного местными жителями так за круглые очки и проживание в деревне среди рыбаков, а не в среде соотечественников, подобная характеристика должна была добавить авторитета.
Адвокат нужен ему был для того, чтобы составить «агримент», то есть договор о том, что байк, то есть мотоцикл, куплен на его деньги, но на имя того самого Луиса, ибо купить форенеру, то есть иностранцу, недвижимость или средства передвижения на свое имя возможно, лишь став резидентом, а он пока резидентом был только в душе. Таков закон штата Гоа. Но законы меняются и сейчас стали мягче. Короче, вопрос, который надо было решить с помощью адвоката с такой спортивной фамилией, был из серии «говно-вопрос», по-русски эта бумажка называется доверенностью.
В Индии практически любой юрист называется адвокатом, кроме нотариуса – у того особый статус. Ганди позвонил ему еще утром, чтобы договориться о встрече, трубку взяла девушка, по всей видимости, секретарь.
– Да, сэр, Луис предупреждал нас, – произнесла она на индийском английском, который, впрочем, для Игоря был более понятен, чем англичанский, потому что он вырос в Дели, прожив здесь с родителями почти четыре года. – Мистер Удой ждет вас в пять часов, не опаздывайте, мы работаем до шести, у вас будет час на составление договора, этого вполне хватит, до встречи.
Лаконичность и деловой тон помощницы вселили в него надежду, граничащую с уверенностью, что юриспруденция в Индии отличается от остальных отраслей хозяйствования большей точностью и пунктуальностью.
Дорога в Панаджи, или Панджим, что одно и то же, столицу штата, где располагался офис мистера Найка, шла по мосту через довольно широкую полноводную реку. Несколько лет назад, когда моста еще не было, переправляться приходилось на пароме или, по-местному, фариботе. Потом построили мост, но переправу оставили – она сокращает путь на четыре километра, если едешь со стороны Калангута или Кандолима. Для не самого богатого на земле крестьянства это большое подспорье в экономии бензина, учитывая его стоимость более доллара за литр, с потерей времени, конечно, но на такие пустяки здесь внимания никто не обращает, этого добра хватает – спешить гоанцы не умеют. Еще один плюс фарибота, кроме экзотичности – Игорь часто катался на нем со своим сыном Ильёй – то, что приходит он непосредственно в центр города, где можно ездить без хелмета, то есть шлема. А мост считается хайвеем, там без хелмета ну никак нельзя, за этим следит бдительная и не всегда бескорыстная, как и всё ГАИ стран второго, третьего и четвертого мира, полиция в белых рубашках. Корысть их за вашу езду без шлема исчисляется пятьюдесятью рупиями с человека тёмной наружности и сто с форенера. Ганди вполне искренне считал себя почти местным, ну уж, по крайней мере, по-прозвищу. Больше полтинника, а это доллар с небольшим, не отдавал, говорил по-русски: «Хрен вам, суки» и прочие матерные слова серьезным деловым тоном. Показывал взятое в Москве в посольстве Индии письмо, начинающееся словами: «Всем, кого это интересует…», и разъясняющее, что он приехал сюда проводить международный фестиваль мультипликации «Гоанима». Это действовало безотказно, учитывая преклонение местных официальных лиц перед официальными бумагами. А многозначительное: «Я работаю вместе с вашим гаверментом…», то есть правительством, чаще всего давало возможность вообще быть отпущенным бесплатно. Конечно, для русского человека разойтись с гаёвцем за тридцать рублей не просто смешно, а истерически смешно. Но здесь и гаишник другой, и жирует он не столь варварски, и совершенно другая система ценностей. Подтверждением тому является стоимость переправы – она составляет десять рупий с автомобиля, а байки, люди, гаишники и животные вообще бесплатно. И это не единственное бесплатное, что делает правительство для своего народа. Можете представить себе, например, ситуацию, если поменять на время в качестве обмена опытом мэра Панаджи и Москвы? У Юрия Владимировича от такого безобразия кепка дыбом встанет, он скажет своим пацанам, и на подъезде к парому поставят шлагбаумы, сделают платную стоянку и т. д. Да, господину Лужкову с семьёй есть чему поучить бестолковых туземцев…
…Игорь отогнал нахлынувшие мысли и толкнул дверь. Традиционно разувшись и оставив обувь перед входом, он прошел в офис. Контора адвоката состояла из двух комнат без дверей между ними: кабинета босса, в котором сидела и помощница, а также довольно большой, захламленной, для прочих работников. Посередине заботливо накрытая вышитой салфеткой стояла древняя швейная машинка с ножным приводом, напоминающая прабабушкин «Зингер», виденный Игорем во время редких приездов в Саратов к родственникам. Около неё сидел, уткнувшись в бумаги, работник, который сразу же отвлекся и встал, приветствуя вошедшего.
– Намастэ ту эври боди, – поздоровался Ганди, сложив вместе ладони.
– Намастэ, – ответили хором работники Фемиды. – А вы мистер Игор Ганди, – произнесла, также сложив в приветствии ладони, девушка вполне приятной индийской наружности.
– Посидите пять минут, господин Удой звонил, что едет, он был на встрече, текст готов, осталось только распечатать и проверить данные. Если бы мистер Луис Кардозо прибыл с Вами, мы бы успели все сделать сегодня…
«Так, начинается», – подумалось Игорю, неплохо разбирающемуся в восточном восприятии времени и его течении. Если арабские пять минут могут уложиться в полчаса, то индийские, бывало, доходили и до суток. Успокаивало то, что до конца рабочего дня оставалось полчаса, ибо он сам опоздал на полчаса, но в Индии это допустимо. И каким бы трудоголиком не был этот замечательный Удой, вряд ли он промаринует его здесь долго, небось, друзья и кокаин ждут. Главное, чтобы он вообще появился, но вроде бы звонил…
Ганди сел на предложенный стул и начал оглядывать комнату. Кроме целеустремлённого работника в некогда белой рубашке, черных брюках и, естественно, босиком, упомянутой прежде столь необходимой юридической конторе исторической бытовой техники, в комнате находились шкафы с папками, покрытыми сантиметровым слоем пыли. Впрочем, папки лежали и на полу, и на стульях со сломанными спинками, и даже под столами. А пыль в Гоа – столь неотъемлемая часть быта, что вытирать её, с точки зрения индийца, занятие бестолковое, а может, даже кощунственное, будь то адвокатская контора или пятизвездочный отель.
Сегодня у господина Найка восприятие времени оказалось почти европейским – буквально через пятнадцать минут, то есть за пятнадцать минут до закрытия конторы, в дверях появился по индийским меркам высокий, улыбающийся, уже за пятьдесят, человек в строгом черном костюме, белой рубашке и галстуке. Естественно… босиком, а его правая штанина была закатана.
– Намастэ, – он протянул после индийского приветствия руку. – Сейчас включу компьютер и мы распечатаем агримент. – Он проследил за взглядом Ганди, тот случайно скосил глаза на штанину. – Сори, сэр, – он потряс ногой. – Я на работу езжу на велосипеде, здоровье, знаете ли, не молод я на байках ездить…
«Ну да, особенно гашиша покурив, а снюхав добрую „дорожку“, так „газу“ дает, что байки „в заднице“ остаются», – подумал тот.
Включение компа было мгновенным и заняло минуты три.
– Ну, вот. – Приговаривал адвокат, косясь в ксерокопию гандивского гербастоорластого, из чего Игорь сделал вывод, что готовностью договора даже не пахнет, и эта смуглая клуша-помощница просто его обманула, сказав, что агримент готов – мистер Найк его только сейчас набивает самолично. Может, у неё допуска к компу шефа нет, ведь сидела, дура, полдня, «вола мучила» или не в курсе была, что не готов…?
Ровно в шесть, надев на ноги свои стоявшие у двери «чапалы», взяв под мышку портфель, так как руки были заняты прощальным Намастэ, и по-гоголевски согнувшись, контору покинул невзрачный служитель. Ленивая секретарша, испросив разрешения на местном языке конкани, также удалилась. Они остались с боссом вдвоём. Еще через пятнадцать минут господин Удой откинулся на стуле, оглядывая результат своей кропотливой работы.
– Готово. – Удовлетворенно произнес он. – Вы купили титульный лист с водяным знаком?
– Если бы я знал, что это такое.
– Не расстраивайтесь, сегодня все равно бы не успели, ведь мистер Кордозо не смог приехать, а его подпись необходима. Завтра в это же время я жду вас обоих на подписание, и не забудьте привезти бумагу, о которой я говорил, она продается в любом книжном… Луис знает.
«Вот гад», – подумал Игорь, – «а на хрена надо было мне сюда переться, или без стояния над душой они…».
После шести вечера возвращаться можно было и через мост, чтобы не толкаться на переполненном в связи с окончанием рабочего дня фариботе. Выполнившие план гаишники уже не бдили на хайвее, и распоясовшиеся мотоциклисты носились, нагло сняв хелметы, что, впрочем, мало сказывалось на аварийности, скорее, на благосостоянии семей полицейских. Вечереющий Панаджи радовал глаз зажигающимися огнями, плавучее казино, напоминающее помесь крейсера «Аврора» с новогодней елкой из-за выступающего вперёд у воды носа и весёленьких гирлянд, выдвигалось «в ночное», проплывая под мостом и выходя в открытое море. По закону на земле штата игровые заведения располагать запрещено, но «бабло всегда побеждает зло», да и про воду нигде ничего не сказано, поэтому казино устроили на корабле, и с вечера до утра оно прекрасно себя чувствовало, курсируя вдоль берегов благочестивого Гоа.
Переехав реку, он заглянул на рыбный рынок, расположенный почти у моста – последние лотки закрывались, распродав вечерний улов. Он купил за пять долларов полтора килограмма королевских креветок – Валя просила что-нибудь на ужин. Тигровых он не любил, они были очень большие и их надо разделывать, вынимая черную кишку, проходящую вдоль спины, иначе песок скрипит на зубах, да и ощущение поедания чужих какашек не добавляло аппетита. Хотя есть ценители, утверждающие, что это придает некую вкусовую пикантность. Скорее всего, они просто ленятся их чистить и находят себе оправдание. А по сложившейся в их семье традиции, приготовление мяса и рыбы было на нем, и, чтобы облегчить задачу, он выбрал королевские, которые не нуждались в подобной обработке да и стоили дешевле.
В пятнадцать минут шестого следующего дня теперь уже вдвоем с господином Луисом, предварительно купив в ларьке местной «союзпечати» требуемый листочек с водяными знаками, они подъехали к знакомому офису. Интерьер его все так же напоминал бытовку кладовщиц где-нибудь в промзоне на улице Ивана Франко, швейная машинка стояла на том же месте, местный Акакий Акакиевич так же, согнувшись, приютился за ней, только рубашка его стала чуть серее. Что делать, все мы вышли из гоголевской «шинели», если вы думаете по-другому, внимательнее перечитайте классика. Адвоката так же не было. Сегодняшнее расположение звезд уменьшило продолжительность «файф минутс» еще на пятнадцать минут, затем последовала трогательная церемония встречи адвоката с господином Кардозо. Они три раза обнялись на «братковский» манер, после чего минут десять живо рассказывали на конкани друг другу семейные новости, а может, о чем-то договаривались на непонятном форенеру языке. Одет господин Удой сегодня был в элегантный строгий серый костюм с галстуком. Он был, естественно, босиком, правая штанина была… закатана…
– Ну, все, – хлопнул он себя по лбу, сострив при этом. – Время – деньги, как говорят у вас. Ха-ха.
Он сел за компьютер и стал с умным видом поглаживать клавиатуру.
– Дело в том, что документ не сохранился, вы же знаете, как часто у нас происходят отключения электричества, да и компьютер – вещь настолько неизученная… он же практически живой и живет по своим законам, не всегда подвластным человеку…
«Ну, вот оно и началось, – подумал Ганди, – « … а в это время проводница девятого вагона…», – словно прозвучал в голове голос Семена Альтова.
– Да вы не волнуйтесь! – посмотрев на Игоря с испугом, воскликнул адвокат. – Файф минут и все сделаем, тем более, и мистер Луис тут, все подпишем в лучшем виде…
Перспектива стать счастливым обладателем замечательного японского байка да еще купленного за его же собственные деньги опять откладывалась на магические восточные пять минут.
Мистер Удой уперся в экран старинного монитора, занимающего половину стола, быстро одним пальцем правой руки застучал по клавиатуре, крепко придерживая её левой, чтобы она не скакала по гладкой поверхности.
Не прошло и получаса, как агримент, состоящий из шести листов формата А4, прошитый нитками, металлическими скрепками, в красивой обложке из купленной государственной бумаги с водяными знаками, почему-то значительно превосходящей по размеру, с наставленными на неё шестью адвокатскими штампами и печатями, лежал на столе. Мистер Найк довольно покачал головой из стороны в сторону – этот знак у индийцев обозначает согласие, или слово «да», или все, что угодно, кроме отрицания.
– Ну, все, поздравляю вас, документ готов. – Он глянул на часы. – Осталось только к нотариусу, чтобы он его заверил, и ездите спокойно на легальных условиях… но к нему вы сегодня не успели… ничего, я дам вам свою визитку, завтра пораньше, пока у него никого не будет, часам к десяти подъезжайте, он здесь напротив, покажите мою карточку, и он все вам сделает без проволочек…
Они пожали друг другу руки – все-таки, приятно иметь дело с деловым человеком и вышли в знакомый португальский дворик вечереющего Панаджи. Посмотрели на темные окна нотариальной конторы, в которую завтра Игорю придется ехать уже в одиночку. Луис пошел проведать приятеля, раз уж он попал в столицу. Ганди сел на свой еще не легализованный байк, на котором уже месяц ездил незаконно, и помчался в сторону парома.
Влажная жаркая духота сменилась прохладной, вечерние «кормильцы», готовые пожарить вам на примусе омлет или другую яичницу, выкатывали тележки делать свой маленький бизнес. Жизнь была прекрасна, ведь это Индия, это Гоа, здесь адвокаты ездят на работу на велике и курят гашиш, а пять минут – понятие, скорее, философское, здесь люди не знают, что такое Макдональдс, а маленькие дети просят «бакшиш», добавляя слово «сэр», здесь на улице может возникнуть пробка, когда стадо мотоциклов объезжает задумчивую корову, устало прилегшую отдохнуть на перекрестке у Мэрии. Так было и так будет… ведь это – жизнь…
Сиеста в Гоа – понятие строгое и бескомпромиссное. По крайней мере, таким оно выглядит сейчас. В других штатах в жаркое время после полудня люди просто ложатся передохнуть в тенёк, на газетку и спят себе. Здесь подход более цивилизованный, с европейским оттенком и доставшимся в наследство от португальских оккупантов названием. Примерно в половине второго рынки пустеют, магазины закрываются, дороги становятся совсем свободными. Народ откушивает и дрыхнет, готовясь к самому активному, во всех смыслах этого слова, времени суток, наступающему с четырёх часов вечера и до десяти, после чего по законам штата шум должен быть прекращён, ибо надо отдыхать, так как завтра снова трудиться, зарабатывая на чапати насущную. К двум часам пополудни столбик термометра упирается в цифру сорок и тоже засыпает, перегревшись. Асфальт подплавляется, размягчая полотно дороги и искажая визуальное восприятие пространства звенящим маревом медленно восходящих при полном штиле потоков горячего воздуха. Мир впадает в контролируемый анабиоз, наблюдая бессознательным взглядом сквозь полуприкрытые веки за белыми сумасшедшими туристами, готовыми пожертвовать собственным здоровьем, чтобы как следует отдохнуть и не упустить не единого часа выстраданного отпуска. Они вяло бороздят околоасфальтовое пространство, рассекая густой воздух покрасневшими телами, усаженными на прокатные скутера. Шумно паркуются возле Баньяна, чтобы сделать фото на память. Или дружно окружают меланхольную, поджарую корову с той же целью, внося дисгармонию в привычный распорядок хода событий.
У местных рыбаков и прочего мужского населения деревни Моржим Бич этот бар назывался просто Бар. То ли на большее фантазии не хватило, то ли не было смысла изгаляться, придумывая название, ведь кроме Бара в деревне было второе заведение общепита под названием Ресторан, которое, впрочем, ни размером, ни сервисом, ни ассортиментом от Бара не отличалось. Туристы сюда заглядывали редко, из форенеров лишь местные русские заходили купить воды или бухла на вынос. Завсегдатаями являлись местные «синяки» и хозяин рюмочной, у которых не было выбора и деваться им было некуда. Вся компания полусидела, полулежала на относительно свежем воздухе, внутри здания находиться было невозможно, там стояла прединфарктная духота. Мистер Дэ, хозяин русского клуба «Гоа Фемили», в миру предыдущей жизни – морской офицер Российского военного флота Дмитрий, заехал в Бар случайно, по пути в свою гостиничку под названием «Наша Раша». Это была последняя точка, где можно было купить бутылку минералки. Хозяин стряхнул дремоту, чтобы дотянуться до холодильника с водой и ящичка с мелочью, потом снова скосил осоловевший взгляд в бесконечность. Дэ сел на завалинку из пальмовых стволов и стал пить прямо из горлышка. Хозяина Бара звали Ишвар, что может переводиться как Иисус, одно из имен которого Христос, которое у гоанских индуистов идентифицируется как Кришна, хотя они и сами ещё до конца не разобрались. Возможно, ответственность такого имени и положение собственника Бара обязывали тёзку великого (-ких) пророков вести себя соответствующе солидно. Что, в свою очередь, сказывалось на его авторитете в деревне. В свои двадцать четыре он являлся старостой и был весьма уважаемым. Нарушивший послеобеденную медитацию старый знакомый форенер раздвоил его личность. Одна её часть продавала минералку, а вторая продолжала постигать законы вечности, глядя в неё через положенную на бок цифру восемь, образованную сплетёнными ветками дерева манго у входа в Бар. Потом личности совместились, вернувшись из различных миров в окружающую реальность. Ишвар глянул на часы и сказал сонным голосом.
– Вовремя приехал, Мистер Дэ, сейчас интересное явление будет происходить. – И указал на дерево, на котором кемарил, покачиваясь на ветке, молодой обезьян. Под деревом, также сложив осоловелые глазки в кучку, лежал в пыли пёс породы гоагардендог, весьма гордый своей родословной. Судя по экстерьеру, в роду его встречались предки благородных заморских кровей, возможно, даже немецкой овчарки. Пёс, как будто подчиняясь приказу сверху, нехотя поднялся, расправил на лице морды складки, понюхал воздух вокруг и потрусил метров на десять в сторону. Там, в пыли, он нашёл засохшую куриную косточку и наклонился с мыслью употребить её в пищу. В это время клюющий носом примат, как ниндзя из засады, свалился с дерева, подлетел сзади к четвероногому другу человека и со всей дури, ухватив их обеими лапами, дёрнул яички бедного животного вниз. От боли собака подпрыгнула на полтора метра, перевернулась в воздухе, шлёпнулась на землю, подняв облако рыжей пыли. Сонную тишину деревни разорвал дикий вой боли и рычание звериной злобы. Пёс метнулся за обезьяной, брызжа слюной и выкатив красные глаза. Не догнав вернувшегося на исходную позицию садиста, он ещё минут десять заливался лаем и подпрыгивал, стараясь достать свисающий хвост маньяка. Примат сидел на ветке, свесив расслабленную пятую конечность, которая висела так, чтобы униженный потомок волков не мог её достать, но совсем немного. Пес в бешеном энтузиазме продолжал попытки, пока силы совсем не покинули его. Обезьян нагло хохотал человеческим смехом и хлопал, как ребёнок, в обезьяньи ладошки. Потом обессиленная собака затихла и свалилась в пыль. Тишина вновь окутала звенящим зноем расплавленное сонное царство. Дэ обернулся к Ишвару.
– Чего это они не поделили, ты про это явление говорил? Во, блин, бандерлог чуть собаку не кастрировал, в принципе, смешно.
– Смешно, наверное, не каждый день обезьяны собакам яйца отрывают… Да, и не везде в мире, такое происходит.
– А ты откуда знал, что это произойдёт?
– Посиди полчаса, посмотри, что дальше будет.
Дэ попил ещё водички, восстанавливая водно-солевой баланс организма, голова стала соображать яснее. Они ещё поболтали с хозяином Бара о русских туристах, не заметивших новый полицейский блокпост возле Арпоры и снёсших его в три часа ночи мотоциклами. Порадовались, что обошлось без жертв с обеих сторон. Оценили перспективы русского нашествия в следующем сезоне и последствия этого процесса, как положительные, так и отрицательные. Прошло минут сорок…
Пёс, как будто подчиняясь приказу сверху, нехотя поднялся, расправил на лице морды складки, понюхал воздух вокруг и вспомнил про забытую заначку. Он отыскал косточку и уже наклонился с мыслью употребить её в пищу. В это время клюющий носом примат, как ниндзя из засады, свалился с дерева, подлетел сзади к четвероногому другу человека и со всей дури, ухватив их обеими лапами, дёрнул яички бедного животного вниз. От боли собака подпрыгнула на полтора метра, перевернулась в воздухе, шлёпнулась на землю, подняв облако рыжей пыли…
– Что это было? – Повернулся к подсчитывающему выручку в кассе хозяину питейного заведения, Дэ.
– Я уже три дня думаю, что это такое. Может, ты поймёшь? Начинается обычно около двенадцати и так каждые сорок пять минут, может час, повторяется, потом в шесть часов прекращается. Собака уходит куда-то, обезьяна в стаю возвращается, что в роще на берегу поселилась…, а на следующий день, к полудню, как на работу…
– День сурка какой-то получается, фильм такой был. Там человек каждое утро просыпается в одно и то же число и всё повторяется сначала, только там – день, а здесь час. И там человек пытается что-то изменить, попробовать разные варианты продолжения событий, а здесь, кажется, всех всё устраивает. А вы точно их ничем таким не накормили? Может, туристы наркоты подсыпали?
– Ну, да и так три дня приезжают к одиннадцати, ловят собаку, потом обезьяну, вдувают им в нос кокаин, какой-нибудь и так далее…
– Странное всё-таки это место… – после некоторой паузы произнёс Дэ. – Ну, люди приезжие здесь с ума сходят, это понятно, энергетика другая, наркотики опять же. Но у собак по определению ума нет, им сходить не с чего, а ведь сходят. Что за симбиоз такой, может, они от этого обоюдное удовольствие получают?
– Я твоих слов не понимаю, мы здесь все рыбаки, науки нам не нужны. Мы по-другому понимаем. Мы не понимаем, мы чувствуем, видим и знаем. В них духи вселились, и не просто так, это знак кому-то. Может и тебе, раз ты сейчас заехал…, но это моё мнение, ты можешь не верить.
– Что-то я не могу расшифровать такие знамения, нет у меня никаких ассоциаций, когда вижу, как обезьяна собаку за яйца дёргает.
– Ты подумай, может, вспомнишь, чего-нибудь. Я слышал, есть у русских выражение: «наступать на ту же кирку», а может, всё это ерунда, ты плюнь. Как твоя жена, рожать будете здесь, или в Москву поедете? – Сменил тему Ишвар.
– Здесь, конечно…, как ты сказал, «те же грабли»? И здесь по кругу… и по яйцам… интересно, интересно, надо подумать. Ну, ладно, давай, удачи. Я поехал.
– Ты посмотри, посмотри, какие у пса яйца, этот гадёныш ему их за три дня знаешь, как оттянул…
Пёс дремал, вытянувшись, на боку, мошонка его, действительно, была неестественно увеличена и лежала рядом с собакой в рыжей пыли. Обезьян сидел на ветке, клевал носом, тыкаясь в собственные коленки. До завершения часового цикла оставалось несколько минут.
Вхождение Васи в Гоа было каким-то незаметным, не сильно выдающимся. Зато потом он расцвел, раскрылся и стал, довольно знаковой фигурой в этом странном полумистическом уголке Земли. Он привез сюда жену с дочкой, жену от предыдущего брака, кучу друзей и еще большую кучу баулов, свертков и мешков с одеждой марки «Хэмп», сделанной из конопли – остатки былой роскоши, а также былого российского бизнеса, которым он занимался в славном городе Самаре, имея там одноименные магазины. Там, на Волге, он вел вполне нормальный размеренный образ жизни постсоветского бизнесмена средней руки с непременными пятничными загулами в клубах, рыбалками на выходных, летними выездами в Анапу или Крым, а с образованием дырок в железном занавесе в Турцию и Египет.
И так бы ему и жилось, и можелось, не встреть он на пути своем друга по имени Олег и, что еще удивительней, фамилия будущего друга была – Кураваркин. Удивительно потому, что фамилия Васи звучала, как Кураваров. По такому замечательному поводу они направились в клуб «Звезда», где и нажрались водкой «Триумфальная». Как говорится – денежка к денежке, подруга к другу, или наоборот, но скучающая за соседним столиком весьма самостоятельная молодая дама приятной наружности с сексуальным блеском в глазах через тридцать минут корректных переговоров также была включена в список отмечающих историческую встречу и даже посажена между мужчинами под тем предлогом, что по фамилии и духу они вполне могли считаться тезками, а может и братьями, а может даже близнецами, в тот момент они еще не разобрались.
Пинок под зад, нанесенный судьбой, от которого эта троица оказалась в данном месте и в данный момент, имел более серьезные последствия. Новоиспеченные приятели отнеслись к обмыванию с настоящей русской ответственностью, и через два часа пребывания в Развлекательно-Культурном Центре Лена решила от греха увезти новых друзей оттуда, ибо поведение их соответствовало только первому слову в названии центра, а слово «культура» из него можно было убирать. Она сложила их на заднее сиденье своей «Нивы» и попыталась развести по домам. С Олегом у неё это получилось – он жил неподалеку и смог членораздельно выговорить свой адрес. С Васей дело обстояло сложнее – он спал и мило улыбался во сне похотливой улыбкой джинна, предвкушающего бурную ночь после тысячелетнего воздержания в тесном кувшине. То, что браки заключаются на небесах, вам подтвердит любой батюшка в церкви, но он не станет рассказывать о состоянии брачующихся, у христиан оно чаще отдает ароматом ранее употребленных спиртных напитков…
Развод и новая свадьба произошли как-то сами собой, без лишних условностей и разборок. Более того, отправленная было в отставку первая жена Ольга, с Леной стали не просто подруги, а практически полноправные жены и воспитатели родившейся через год дочери, которую, не мудрствуя лукаво, назвали Василеной, просто сложив имена родителей.
Однажды, отдыхая на Волге с семьёй и Олегом, они забрались на небольшой островок, разбили палаточный лагерь и две недели жаркого августа посвятили рыбалке, пьянству, купанию и нанесению загара на различные места тела, в том числе и скрытые в обычное время нижним бельём. Как-то вечером, когда на «стрелку» вышли комарики, Вася надел длинные штаны, взятые из своего магазина, с большим лейбаком на кармане, изображающим конопляный лист – эмблему фирмы «Хемп». Реакция Олега на подобное изображение, подогретая все той же водкой «Триумфальная», не вызвала у обладателя штанов удивления, потому что он тоже принял «на грудь», чем вскрыл в себе дух экспериментаторства, и без того ему присущий, но задавленный бытовыми и трудовыми заботами по будням.
– А ты хоть врубаешься, что у тебя штаны из «дури» пошиты? – спросил Кураваркин.
Вася знал, что коноплю курят и даже пробовал, как большинство мужского населения России, выполняя свой «почетный долг и обязанность» в рядах доблестных вооруженных сил. Но тогда ничего не почувствовал, кроме головокружения, а последующее блевание, интенсивность которого определил как «дальше, чем видишь», полностью отбило у него желание возобновлять попытки. Но все плохое когда-то стирается из памяти, освобождая место подвигу и мыслям о том, что вот еще раз, и точно получится, у других же получилось…
– Да, но курить их, смысла нет. – Ответил он, – Кто их шил, тот оттуда уже весь кайф химически вытянул, сука. Даже на этикетке написано, типа: «Но смокинг, плиз, беспонтово это эбсолютли…»
– Гонят, если бы они так не написали, им Минздрав, хрен разрешил бы их продавать в России.
– Не, Минздрав по-русски с трудом пишет, ты видал, какие там деды наше здоровье охраняют, они уже и русский-то скоро в маразме забудут, потому, раз австралийцы написали, знать, правда, те врать не будут.
– А я говорю – гонево это все. Мажем на литр, что вставит?
– Ну, мажем… – Кураваров пытался при этом сообразить, каким образом они будут доказывать друг другу свою правоту.
– Вот смотри, – Олег одним рывком оторвал задний накладной карман с этикеткой. – Нет, пожалуй, этот кусок не пойдет, маленький, ты говорил они, химики, оттуда алкалоиды уже отсосали, да и лейбак капроновый, хрен отпорешь…, а с ним курить – отравимся нафиг.
– Да уж, – Вася уже определился с ситуацией, – нож давай. Он надрезал одну штанину ниже колена и вдоль шв, и попытался оторвать.
– Вот, сука, крепкое какое растение, хотел, не снимая… Штаны были сняты, штанины отрезаны, жены заняты кто ребенком, кто приготовлением ужина и не обращали на приятелей внимания. Вася, надев остатки штанов, критически их разглядывал, соображая, к какому роду одежды отнести получившуюся модель. Олег, разглаживая вырученные куски материи, предвкушая возможный в будущем кайф, обдумывал метод, которым следовало употребить их вовнутрь с наименьшими для здоровья последствиями и наибольшим наркотическим эффектом.
– Между прочим, не хилые бриджи вышли, вещь в гардеробе ценная по нынешнему жаркому лету, – громко, чтобы услышали женщины, продекламировал новоиспеченный модельер. – Да, и модная вышла, края рваные, как сейчас носят…
– А без кармана просто «Гучи» какие-то…, – дополнила Лена, соображая, чего бы такое сшить для дочери из получившихся довольно больших кусков материала, – А из этих кусочков я Васеленке… и лейбачок давай отпорю, представляешь, как такой листочек на детском комбезике смотреться будет…
– Ага, прогрессивная ты моя, бери карман с этикеткой и на кухню, а то ты нам всю чистоту эксперимента портишь.
Кураваркин тем временем набрал в котелок углей из костра, скомкал одну штанину, положил на тлеющие угли и, накрывшись брезентовой штормовкой вместе с котелком, начал усиленно вдыхать дым от занявшейся тлением материи.
– Я где-то читал, что наши предки, как их там, скифы, что ли, такой метод изобрели, – донеслось из-под куртки, – они траву на раскаленный щит бросали, вдыхали дым и таким образом торчали, хитрецы.
– Ты там все не выдыши, скиф потомственный, еще мне и девчонкам оставить надо, – постучал его по плечу Вася. – Вообще-то с них начинать надо было: и по этикету положено дамам в первую очередь, да и вдруг это отрава какая-нибудь, зачем же сразу на себе, им бы дали… и посмотрели потом.
Солнце завершало отработанный за миллиарды лет, и каждый раз такой неповторимый ритуал с грустным названием «закат». Двое мужчин и две женщины в полной магической тишине, нарушаемой лишь редкими всплесками играющей на вечерней зорьке жирующей рыбы, заворожено вглядывались через реку в бескрайнюю, не раз топтаную скифскими конями волжскую степь. Конечно, дым от догорающих Васиных штанов фирмы «Хемп» не дал ожидаемого воспаленным алкоголем мозгом эффекта. Но случившийся вдруг эффект превзошел все ожидания. То ли звезды так встали в этот вечерний час, то ли великое таинство природы в виде заходящего солнца, то ли все-таки в конопляных волокнах еще содержались остатки тетрагидроканабинола, а может, все эти факторы, сложенные вместе, произвели в мозгах этих жителей планеты Земля такую химическую реакцию, но с этого вечера жизнь их радикально изменилась. Их осенило, вернее, отсинило, то есть отвратило от «синьки», или, проще сказать, они перестали с этого момента «синячить», а по-русски – бухать или употреблять алкоголь.
Вот так для этих жителей планеты Земля началась новая, не всем понятная жизнь. Странная до такой степени, что множество друзей покинуло их, появились новые, еще более странные, чем они сами. Вася закрыл в городе все магазины, купил полноприводный мотоцикл «Урал» с коляской 57-го года выпуска, абсолютно новый, весь в смазке, полвека хранившийся на армейских складах. Разжился по случаю сварочными очками, в которые вставил стекла разного цвета – одно розовое, другое зеленое. Постригся на манер монаха-капуцина, а из оставшихся по бокам волос сделал себе рожки, стянув их резинкой, которые, впрочем, больше напоминали беличьи ушки с кисточками. И в таком виде на пару с неизменным другом они стали завсегдатаями транс-психоделик-техно-и-т.д.-фестивалей, тусовок, пати и прочих мероприятий данной направленности от Сарочан и Казантипа до Ибицы и знаменитых гоанских «опенэйров». Конечно, Ибица и Гоа не имели счастья наблюдать великое достижение советского мотоциклостроения, технически очень сложно и финансовоёмко пересекать государственные границы на советском мотоцикле, выпущенном полвека назад. Но «Незалежная» Белоруссия и родные психоделические просторы хорошо запомнили «боевой экипаж» самарских «братьев» с белочкой в сварочных очках, одно стекло которых было розовым.
Именно поездка в Гоа на «Фул Мун Пати», организатором которой по традиции был возмутитель московского попсового спокойствия и благоденствия Тимур Мамаев, вписавший свое имя в историю мирового трансового движения большими буквами DJ Икс Пи, и стала определяющей в Васином решении перебраться жить в Индию. Вернее, в маленький, зажатый между двумя большими штатами, штатик, который Индией-то стал лишь в шестидесятые годы прошлого века. А до этого принадлежал Португалии, в отличие от остального полуострова Индостан, где хозяйничали англичане. А своё прозвище, Самрастит, которое некоторые считают фамилией, Вася впоследствии получил… Но об этом немного позже…