Лозунгом этой глухой провинции, который был взят на вооружение практически в каждой семье, будь то крестьяне или аристократы, можно было считать поговорку: «В тесноте, да не в обиде». Люди здесь жили скученно, вне зависимости от социального положения. И никто не ворчал, не требовал себе отдельного места, не пытался выбить комнату для проживания. Считалось благом иметь как можно больше детей. С одной стороны, их потом надо было и одеть, и накормить. С другой, при благоприятных условиях, у родителей уже через семь-десять лет после родов появлялись рабочие руки, бесплатно помогавшие по хозяйству. Хорошая экономия на той же прислуге у нищих аристократов.
У тех же графов Артанасских, живших неподалеку от меня, всего лишь в получасе неспешной ходьбы, было шестеро детей. И четыре-пять человек прислуги, на все их большое поместье.
Сам глава семьи, Арчибальд Артанасский, был первым ребенком из пяти своих братьев и сестер. Потому, собственно, и получил после смерти родителей разваливавшуюся усадьбу, пару деревушек с крестьянами и небольшой клочок земли с полями, заливным лугом и прудом.
Его жена, Оргалья Артанасская, дочь местного герцога, такого же нищего, как и остальные аристократы, принесла ему неплохое по местным меркам приданное – две деревушки крестьян, речку с многочисленной рыбой и лес с кишащей в нем живностью. Вот благодаря этому семейство и выживало, кое-как сводя концы с концами. Все двадцать человек. Помимо детей, с супругами проживали еще дядюшки-тетушки с обеих сторон и престарелые родители жены.
В гости друг к другу семьи ходили редко, не чаще пары раз за полгода, плюс изредка виделись на званых вечерах у соседей побогаче, куда приглашали только взрослое поколение. И все равно такие, предписанные этикетом, появления бывали в тягость принимающей стороне. Мне, например, чтобы накормить шестерых детей и двух родителей, надо было хорошенько потратиться. Купить и муку для хлеба, причем для лишней буханки, и два литра молока вместо одного. Араса будет готовить с раннего утра, с перерывом на покупки. Причем готовить исключительно для гостей. Ничего, кроме этого, она просто не успеет сделать. И съестся все приготовленное буквально за несколько минут – и взрослые, и дети придут ко мне голодными, чтобы сэкономить на обеде в собственной усадьбе.
Я должна буду развлекать дорогих гостей разговорами. А вернее – выслушивать пространные рассуждения супружеской четы о погоде, соседях, домоводстве и прочих неинтересных мне темах. А значит, сама я наесться не успею. И все труды Арасы уйдут исключительно в желудки гостей.
В общем, следующий день точно пройдет впустую.
Покончив с чаепитием, я взяла с собой лучину в плошке и вернулась в свою спальню. Там наспех переоделась, загасила огонь и легла в постель. Спать. Срочно спать. Завтра предстоял тяжелый день. И следовало чувствовать себя хоть немного отдохнувшей.
Я заснула практически сразу же. Снились мне повседневные заботы в этом мире. То, что делалось каждый день, в том числе и мной. Я смотрела на свою работу со стороны и все больше убеждалась в необходимости скорого замужества. Иначе уже через пару-тройку месяцев я окончательно подорву свое и так не особо хорошее здоровье. И прибавится Арасе хлопот – ухаживать за еле живой мной. А так, если в доме будет хотя бы три-четыре служанки, да еще и рукастый муж, уже не так страшно жить. И тем более – зимовать. Кто-то да поможет, согреет, накормит. С голоду точно не помрем.
С этой мыслью я и проснулась рано утром.
За окном светало. Солнца еще не было видно, но ночная тьма уже уходила и в комнате уже можно было рассмотреть очертания предметов. Совсем скоро через стекло заглянут и первые лучи солнца. Тогда уж точно нужно будет вставать и заниматься делами.
Я тяжело вздохнула, не спеша вставать.
Замуж и правда придется выходить, хочу я того или нет. То, что есть в моих владениях, выжить мне не поможет.
Сегодня мы с Арасой встречали гостей, поэтому день можно было считать испорченным, не пригодным для работы. А завтра, если не будет дождя и сильного ветра, обязательно пойдем в лес, росший неподалеку от нас. Побродим, погуляем, подышим свежим воздухом. Может, что съедобное отыщем. Запасы сделаем. Араса утверждала, что эта часть леса никому не нужная, бесхозная. Мол, ни одного владельца никогда не появлялось. Никто не предъявлял права на дичь здесь. И потому крестьяне всегда собирают по осени в этих деревьях грибы и ягоды. Ну вот и мы пособираем немного. Если что-то осталось.
Зимой все пригодится.
А еще в голове постоянно зудела мысль, что не хватит нам уже заготовленных припасов. А холода наступят уже скоро. Так что надо побыстрей искать то, что поможет выжить. Ну или того, кто поможет. Мы с Арасой, хоть и женщины, воздухом не питались.
Я решительно отпросила от себя все дурные помыслы, наконец-то поднялась с постели, немного размялась, сделав несколько физических упражнений, и отправилась в мыльню – приводить себя в порядок.
Еле теплый душ особо не взбодрил, но сонливость рассеял. Я перестала зевать.
Добравшись до спальни, я переоделась из халата в платье, длинное, темное и закрытое, без всяких украшательств, с матерчатым поясом, призванным не подчеркнуть талию, а всего лишь убрать лишнюю ткань с боков, чтобы не мешала при ходьбе, и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Монашка, как есть монашка. Только платка на голове не хватает. Или как там назывался их головной убор?
И спрашивается: кому я в таком излишне скромном виде смогу приглянуться? Разве что глубокому старику, которому нужна живая грелка по ночам.
– Тихо шифером шурша, – пробормотала я.
Ну вот о чем я думаю? Тем более сейчас, когда вроде бы уже решила выходить замуж? Ну чушь же! Надо обязательно взбодриться, хотя бы перед приходом гостей.
К сожалению, ничего более нарядного в своем гардеробе я не имела. Так что моим гостям придется любоваться мной такой. Ну и потенциальным женихам – тоже.
Оторвавшись от зеркала, я решительно зашагала на кухню, откуда уже доносились умопомрачительные запахи. Вот поем, и настроение сразу же улучшится.
Наверное…