Балканские мифы. От Волчьего пастыря и Златорога до Змея-Деспота и рыбы-миродержца - читать онлайн

Глава 1. Корни балканского мифа

Балканский полуостров, расположенный в Юго-Восточной Европе, омывается на востоке Черным морем, на юге – Эгейским и Средиземным, на западе – Адриатическим и Ионическим. В контексте природных и климатических условий эта территория отличается, с одной стороны, немалым разнообразием, а с другой – сложным рельефом, который в ряде регионов издавна усложнял торговлю и делал пастбищное животноводство и охоту более предпочтительным занятием, чем земледелие. Но есть на Балканах и равнины, чьи плодородные почвы и благоприятный климат иной раз считали подарком волшебных существ – прекрасных фей (вил и самодив).

Привычное, всем известное название Балканского полуострова происходит от прежнего именования горной цепи Стара-Планина, которая пересекает Болгарию с запада на восток и представляет собой продолжение Южных Карпат. Древние греки называли этот горный хребет Гемом (Αἶμος, Haemus), и вместе с горной цепью Родопы, расположенной на территории Болгарии и Греции, он вошел в миф о том, как фракийцы Гем и Родопа, брат и сестра, полюбили друг друга. Он назвался Зевсом, а она – Герой, за что оба были наказаны превращением в горы. Вот как об этом повествует Овидий в «Метаморфозах», в сцене состязания Афины и Арахны:

Географическое положение Балкан таково, что испокон веков эту территорию в прямом и переносном смысле считают мостом между Востоком и Западом. Почетный эпитет скрывает века, тысячелетия бурной истории: на мосту – совсем как в древнем славянском мифе о герое и змее, стерегущем границу, – постоянно сталкивались интересы и армии, культуры и цивилизации, языки, религии и прочие факторы, оставляя неизгладимый след, меняя расклад сил, преобразуя традиции, устремления и идеалы, искусство, идентичности, жизненный уклад и мифический ландшафт. Порожденные этими мощными и скорее стихийными, чем управляемыми, процессами архетипы оказались ценными не только для региона, но и для Европы в целом и даже мира как такового. Балканы – часть славянского пространства и одновременно уникальная мозаика культур и традиций, грозный котел, который не перестает кипеть.

Родопские горы и средневековая церковь Успения Пресвятой Богородицы.

vargala81 / Shutterstock

Первые следы деятельности древнего человека, найденные на Балканах, очень старые: так, в болгарской пещере Бачо Киро были обнаружены орудия труда и образцы, датируемые средним и верхним палеолитом (то есть уходящие в глубину веков на 70 тысяч лет) и представляющие собой наиболее раннее свидетельство присутствия в Европе Homo sapiens. В эпоху неолита возникли первые оседлые общества и культуры, оставившие свой след, но что касается верований, мы можем их лишь реконструировать, опираясь на накопленный опыт изучения других народов.

Одной из первых цивилизаций, повлиявших на историю и мифологию Балкан, стала фракийская, существовавшая с начала бронзового века до эпохи римских завоеваний. Многочисленные фракийские племена обитали на северо-востоке полуострова и северо-западе Малой Азии, говорили на фракийском языке, относящемся к раннеиндоевропейским палеобалканским языкам.

Поскольку фракийцы не оставили достаточных письменных свидетельств, первые сведения об их религиозных культах исследователи почерпнули у греческих и римских историков. Сложность толкования текстов Геродота и других авторов заключается в том, что им не всегда можно верить, поскольку они представляют собой интерпретацию – нередко с чужих слов – варварских культов с позиции цивилизованного грека или римлянина, который, ко всему прочему, склонен не передавать подлинные имена богов, а заменять их на привычные (Зевс, Арес, Дионис, Артемида и так далее)[2]. В частности, Геродот отмечает, что у фракийцев только три божества: Арес, Дионис и Артемида, но при этом цари – в отличие от остального народа – клянутся именем Гермеса и утверждают, что сами от него произошли.

Он также повествует о религиозном культе, бытующем среди гетов, «самых храбрых и честных среди фракийцев», считающих себя бессмертными. Геты, по словам великого историка, каждые пять лет посылали к великому богу Залмоксису (или Гебелейзису) выбранного по жребию посланца, который должен был передать все их чаяния. Ритуал заключался в бросании избранного вестника на три копья, причем если он не умирал сразу, считалось, что весть не доставлена по назначению, и к богу отправляли кого-то другого. «Эти же самые фракийские племена во время грозы, когда сверкает молния, пускают стрелы в небо и угрожают богу, так как вовсе не признают иного бога, кроме своего», – отмечает Геродот.

Он упоминает и слух, согласно которому Залмоксис был не божеством, а талантливым мистификатором, проведшим некоторое время в рабстве у Пифагора, поддерживавшего идею бессмертия и переселения души. Когда Залмоксис обрел свободу и вернулся к соотечественникам (как упоминалось выше, историк признавал храбрость и честность гетов, но это не мешало ему считать их недалекими в силу нищеты и варварского образа жизни), он разыграл сложный спектакль, включавший удаление от мира под видом смерти и трехлетнее проживание в специально обустроенном подземном покое. Увидев «воскресшего» Залмоксиса, геты уверовали в его божественность и учение, согласно которому сами могли обрести вечную жизнь.

Прав ли Геродот, утверждая, что у фракийцев всего-навсего три – или даже четыре – бога? Он все очень упростил, что показано, например, в работах болгарских фракологов Александра Фола и Ивана Маразова[4]. Пантеон фракийцев был частично восстановлен с опорой как на древнегреческие и древнеримские тексты, так и на материальные свидетельства неписьменного характера – многочисленные предметы, в том числе вотивные[5], найденные в гробницах и кладах на территории бывшей Фракии и имеющие глубокий религиозный и мифологический подтекст, который ученым удалось частично расшифровать. Кроме того, важным подспорьем оказались достижения в области реконструкции праиндоевропейской религии и методы сравнительной мифологии. Отметим, тем не менее, что подобные реконструкции часто подвергаются критике, и в силу объективных причин мы можем воспринимать их лишь как гипотезы, которые современный объем достаточно противоречивых знаний о фракийцах не позволяет подтвердить целиком и полностью.

Хотя чужеземные имена богов и богинь зачастую подходят тем сущностям, которым поклонялись фракийцы, – и они, конечно, испытали на себе воздействие культов, бытующих в соседних регионах, – принципиальная основа фракийской мифологии сильно отличается от древнегреческой, зато демонстрирует некоторое сходство со скифской и иранской.

По мнению некоторых авторов, символическим обозначением мира, космоса фракийцев была хищная птица с зайцем в когтях и рыбой в клюве. Три живых существа являли собой три части мироздания: птица – небесный мир, заяц – земной, а рыба – подземный.

Изображение на фракийском кубке: хищная птица с зайцем в когтях и рыбой в клюве. IV в. до н. э.

Отрисовка Веры Пошивай

Главным божеством фракийского пантеона, прародительницей всего сущего, была богиня-мать Бендида, чей культ, предположительно, попал во Фракию из Малой Азии, и потому ее можно сравнить с фригийской Кибелой. Образ Великой матери отождествлялся с горой, объявшей классические четыре стихии: в ее недрах таилась пещера, где били подземные ключи (вода), каменное тело (земля) вздымалось к облакам (воздух), а с небес в вершину ударяла молния (огонь). Согласно некоторым интерпретациям, от этой молнии богиня родила первого бога, олицетворение мужского начала, о котором подробнее расскажем дальше.

Как и Кибела, Бендида пребывала на границе между мирами – человеческой цивилизацией и дикой природой, живыми и мертвыми, порядком и хаосом, – выступая посредницей. У нее было два аспекта, отражающих понимание основных ролей, доступных женщине в архаичном обществе: дева и матрона.

Бендида, восседающая на льве[6]. Изображение на фракийском кувшине. IV в. до н. э.

Отрисовка Веры Пошивай

Бендида-дева также отличалась двойственным характером: она выступала в роли охотницы, напоминающей греческую Афродиту, и в роли хранительницы домашнего очага – не в современном, семейном значении, а в самом прямом смысле, связанном с землей, на которой стояли этот очаг и дом. Если богиня-охотница представала повелительницей дикой природы, изначально враждебной по отношению к человеку и постоянно грозящей ему смертью, то богиня – хранительница очага наделяла силой того, кто сумеет ее покорить. Именно поэтому с образом Бендиды-девы связан мотив священного брака между царем и царицей, богом и богиней, которые во фракийском мифическом сознании сливаются друг с другом, и именно женщина – то есть богиня – наделяет мужчину-царя подлинной властью над землей и всеми ее богатствами.

В образе охотницы Бендиду изображали с короткими волосами и без явно выраженной груди, похожей скорее на юношу, чем на девушку. Она была одета в простой короткий хитон и вооружена луком и стрелами, копьем или двумя копьями. В образе хранительницы очага богиня могла превращаться в хтоническое существо – змею.

Бендида-матрона была покровительницей брака и материнства, более привычной и понятной богиней-матерью (ведь «дева», в строгом смысле слова, не мать – скорее, ее противоположность). В этой ипостаси ее могли описывать как великаншу. В отличие от девы, у матроны на изображениях женская прическа из длинных волос, а также явно выраженная, большая грудь, свидетельствующая о том, что она не только родила, но и выкормила своих детей.

По мнению Ивана Маразова, Бендида произвела на свет верховное мужское божество – Зиса (в этом имени смутно угадывается греческий эквивалент «Зевс»), который был фракийской версией индоевропейского Небесного Отца и имел несколько ипостасей, в том числе, солярную, хтоническую и героическую. Бог солнца, владыка подземного мира и защитник всего живого от сил зла – в интерпретации болгарского фраколога это не три отдельных бога, а один.

Гипотеза о многоликости верховного бога не лишена оснований, и более того, можно предположить, что солярный (отождествляемый с Аполлоном) аспект Зиса был более древним, чем хтонический (отождествляемый с Дионисом). Соперничество старого и нового культов отразилось в древнегреческом мифе о Ликурге и Дионисе и закончилось победой последнего, однако в дальнейшем Орфей – еще один важный персонаж во фракийском пантеоне – примирил две ипостаси верховного божества, и далее им поклонялись как единому целому.

Фракийский всадник, вотивная табличка. II в. н. э.

Eco-Museum Research Institute Tulcea

Героический аспект Небесного отца назывался Кандаон и был близок к греческому Аресу. Это бог-воин, отождествляемый с волком («волком-воином» его называет древнегреческий поэт Ликофрон в своей поэме «Александра»). К этой ипостаси была близка еще одна, в которой Зис представал богом-охотником Героном, чьи многочисленные сохранившиеся изображения обозначаются совокупным термином Фракийский всадник.

Верховный бог в облике охотника, вступающего в противоборство с силами зла, всегда куда-то едет верхом на коне (конь у многих древних народов был одновременно солярным, солнечным животным и существом, связанным с подземным миром), один или в сопровождении верных псов. В роли его противника – кабан, медведь, лев, воплощение хаоса. Иногда на том же изображении присутствуют дерево (древо жизни), алтарь и женщина (богиня-мать). Если дерево обвивает змей, библейские ассоциации неуместны – это змея, и в архаичной фракийской парадигме она символизирует обновление природы, потому что просыпается весной и может сбрасывать шкуру. Таким образом, Герон стоит на страже установленного порядка вещей, известного мира, оберегает космос от хаоса.

Герон убивает медведя, а у ног его коня – убитый волк. На наколеннике всадника изображен лик Бендиды, что свидетельствует о ее покровительстве. Изображение на детали конской сбруи. IV в. до н. э.

Отрисовка Веры Пошивай

Небесный отец выполнял множество функций: в своей дионисийской ипостаси, например, он был еще и богом прорицателей, поэтому на одной из сохранившихся деталей конской сбруи изображен царь-жрец с зеркалом в руке, а за зеркалом – его мифический оппонент, трехголовый дракон хаоса.

Царь-жрец с зеркалом и трехголовый дракон хаоса. Изображение на детали конской сбруи. IV век до н. э.

Отрисовка Веры Пошивай

И наконец, упомянутый Геродотом Гермес, чьим именем клянутся фракийские цари и утверждают, будто произошли от него, – это тоже Небесный отец в ипостаси бога военной аристократии, которая считала его своим предком. Фракийский Гермес был связан со скотом, поскольку стада были еще одной разновидностью богатства, неподвластной Бендиде-деве в роли хранительницы очага, потому что ее вотчиной оставалась земля и то, что неподвижно пребывает в ней или на ней.

Согласно интерпретации Фола и Маразова, третьим важным богом или полубогом – назовем его так для краткости, на самом деле у него довольно запутанный и многогранный статус – в пантеоне фракийцев был Орфей, в фигуральном смысле дитя Бендиды и Небесного отца. Но поскольку миф об Орфее заслуживает особого внимания в силу своего влияния на развитие древнегреческой философии, мы вернемся к нему в седьмой главе.

Еще одним важным балканским народом стали иллирийцы, населявшие северо-запад Балкан – тот регион, где в наше время расположены Албания, Черногория, Босния и Герцеговина. Название собирательное, на самом деле иллирийцы – как и фракийцы, не один народ в строгом смысле слова, а целая совокупность племен. Согласно мифу, их предком был Иллирий, сын циклопа Полифема и нереиды Галатеи (его брат Кельт и сестра Гала властвовали над кельтами и галатами соответственно). Об этом предании упоминает, например, Аппиан Александрийский в десятой книге «Римской истории». Они промышляли морским разбоем, не были такими искусными мастерами, как фракийцы, и оставили куда меньше символических предметов, связанных с религиозными культами, поэтому об их мифологии известно не так уж много.

В погребальной практике иллирийцев нет единообразия, что обычно считается доказательством их смешанного происхождения, включающего как индоевропейские, так и не индоевропейские элементы[9]. Материальные свидетельства, добытые из захоронений, мало что проясняют по поводу верований, связанных с мертвецами, хотя есть основания полагать, что в ряде случаев их хоронили под полом, превращая в хранителей очага. Что касается суеверий иного характера, Плиний Старший со ссылкой на Исигона Никейского, чьи сочинения до нашего времени дошли лишь в виде фрагментов, пишет, что среди иллирийцев встречались «люди такого же [колдовского] рода, которые взглядом околдовывают и губят тех, на которых они слишком долго смотрят, особенно когда глаза гневные, так как взрослые легче чувствуют их зло. Более примечательным является то, что в каждом глазу у них по два зрачка»[10].

Кувшин с изображением змеи – традиционный атрибут румынских свадеб, символизирующий будущую плодовитость молодой пары.

The Museum of Oltenia

Иллирийцы, судя по всему, не разработали универсальной космологии, на которую опирались бы их религиозные практики[11], хотя в сверхъестественных существ и богов они, разумеется, верили, о чем свидетельствует символизм сохранившихся предметов и орнаментов. Часть из них удостоверяет поклонение солнцу, с которым были связаны водоплавающие птицы, змеи, кони и некоторые геометрические мотивы (круги, колеса с восемью спицами и так далее). Найдены и святилища, относящиеся к змеиному культу, – в том числе посвященные змеиной паре, Дракону и Дракайне, – как богам плодородия. Этот культ в какой-то степени отразился в древнегреческом мифе о Кадме и Гармонии: Кадм, убивший священного дракона бога Ареса, в конце жизни – после того как поселился у иллирийцев – сам стал драконом, а его жена попросила богов о возможности разделить участь мужа, что и произошло. Как культ солнца, так и культ змеи в определенной степени (на уровне бытовых суеверий, ритуалов, орнаментов) сохранились практически до нашего времени в тех краях, где раньше жили иллирийцы.

Иллирийские боги были запечатлены на памятниках римской эпохи, нередко под видом классических римских богов. Судя по всему, они были региональными, то есть у иллирийцев в целом не имелось единого или хотя бы доминирующего божества. Джон Уилкс перечисляет имена богов и богинь, которые сами по себе практически ни о чем не говорят: Эйя, Малесокус, Бория, Ирия; либурнская Венера Анзотика (хотя вопрос о том, считать ли либурнов иллирийцами, вызывает споры); Латра, Сентона, нимфа источника Ика из восточной Истрии; у племени яподов были алтари, посвященные локальному божеству Биндусу, аналогу Нептуна. К северу от яподов найдены алтари для поклонения Видасусу и Тане, которых можно сравнить с Сильваном и Дианой[12].

Чуть больше мы знаем о Медавре – боге-покровителе Ризинума[13]. Уроженец этого города, будучи римским наместником в Ламбезе[14], воздвиг храм с изваянием и оставил вотивную табличку – к настоящему моменту утраченную – со стихом, из которого следует, что Медавр был всадником, метающим копье правой рукой[15]. Это самое информативное из немногих имеющихся упоминаний бога. По описанию заметно, что он напоминает Фракийского всадника.

Некоторые другие элементы иллирийской религии и мифологии, предположительно, сохранились в албанском фольклоре, и к ним мы вернемся в следующей главе.

Можно ли с уверенностью утверждать, что пантеон древних фракийцев выглядел именно так, как предположили болгарские фракологи? К сожалению, нет. Теория Фола и Маразова отличается стройностью, логичностью и поэтической красотой, но фракийские племена для такого были слишком разрозненны. С учетом культурного влияния греков и римлян, множества возможных интерпретаций, противоречивых описаний и невосполнимых пробелов, нельзя исключить, что общей для всех фракийцев иерархии божеств не существовало – или что мы вряд ли сумеем ее восстановить.

В VIII веке до н. э. началась греческая колонизация – расселение древних греков по берегам Средиземного, Адриатического, Эгейского и Черного морей. Переселенцы основали немало колоний на Балканском полуострове, за пределами современной Греции, и некоторые существуют до сих пор, как Эпидамн, переименованный римлянами в Диррахий, а ныне Дуррес, второй по величине город Албании; Трагурион – современный хорватский Трогир, чей исторический центр внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО; Аспалатос, позже ставший Спалатумом, а в настоящее время – Сплитом, вторым по величине городом Хорватии, где расположен дворец императора Диоклетиана; албанский Берат, над которым возвышается мифическая гора Томорр, и так далее. Греческие города превращались в центры торговли, а также культуры, учености и религии, вследствие чего греческое влияние на балканских соседей – в том числе в контексте мифологии – в ряде регионов неуклонно усиливалось.

Со II века до н. э. началась эпоха римского завоевания Балканского полуострова, которое происходило совсем не так, как греческое. Римляне не просто устанавливали торговые и культурные связи, они объявляли земли частью растущей империи, подавляли местное сопротивление и внедряли собственную культуру, которая, однако, не смогла перечеркнуть то, чего добились греки-колонисты. Тем не менее римляне оставили неизгладимый отпечаток в тех краях, где какое-то время были владыками: в одних местах до сих пор стоят разнообразные памятники прекрасной архитектуры, а в других, например в бывшей римской Дакии, сложился новый язык на основе латинского диалекта переселенцев.

Руины дворца Диоклетиана в Спалатуме. Рисунок Роберта Адама. 1764 г.

The Metropolitan Museum of Art

Следующим важным этапом в развитии мировоззрения Балкан стал приход христианства – начало новой религиозной эпохи, которая уже не просто изменила мифический ландшафт региона, но и полностью его переделала.

Первые миссионеры на Балканах появились еще в апостольские времена: Андрей Первозванный, Павел, а также некоторые апостолы от семидесяти[16] – Епафродит, Ерма, Ермин, Пармен, Тит, Урван. По преданию, первую епископскую кафедру на территории нынешней Болгарии основал Амплий, ученик апостола Павла. Случилось это в Одессосе, который мы сейчас знаем как Варну.

В 313 году римские императоры Константин и Лициний выпустили так называемый Миланский эдикт, который позволил христианам «хранить свою веру и свое богопочитание» и уравнял все религии в правах. После этого распространение христианства на Балканах ускорилось (появились христианская епископия в Скопье, Салонийская – в Далмации, Сирмийская митрополия, включавшая приходы между Дравой и Савой, притоками Дуная), но во время аварских набегов VI века случился регресс.

В 732 году сербы перешли под юрисдикцию Константинопольского патриархата, однако христианство утвердилось в регионе лишь после того, как там побывали святые братья Кирилл и Мефодий, а также их ученики. В 865 году произошло всеобщее крещение болгарского народа; 4 марта 870 года болгарская церковь стала автокефальной (автономной), а с 1019 года ее статус был низведен до Охридской архиепископии. Частично под ее юрисдикцией состояли и сербы, не имевшие своей церковной организации до 1219 года, когда святитель Савва (в миру – Растко Неманич, младший сын основателя династии Неманичей Стефана) был рукоположен в сан архиепископа сербского и одновременно Сербская православная церковь стала автокефальной.

В X веке началось активное распространение богомильства – это еретическое течение гностического толка, возникшее в Болгарии, чьи последователи разнесли его не только по большей части Балканского полуострова, но и далеко за пределы. Приверженцев учения (или тех его вариаций, которые произошли от изначальной доктрины) в каждом регионе именовали по-разному: манихеями, патаренами, катарами, альбигойцами и так далее. Оно оказало заметное влияние на европейскую историю и культуру, и у него была собственная, особая мифология, которую мы подробнее рассмотрим в седьмой главе.

Таковы лишь некоторые факты из весьма сложной истории распространения христианства на Балканах. Этот процесс был тесно связан с историческими событиями и политическими процессами, не дававшими региону покоя век за веком. Где-то строили церкви и монастыри, изучали духовную литературу и создавали очаги культуры посреди охваченной смутой и страдающей от бесконечных войн земли; где-то писали и переписывали книги в тишине скрипториев; еще где-то решали судьбы людей и народов на поле боя или в ходе замысловатых интриг. Неотъемлемой частью происходящего было формирование апокрифической культуры, которая стала заметной частью балканской мифологии. Предания на библейскую тему, прямо или очень косвенно связанные с событиями и именами, встречающимися на страницах главной книги христиан, в балканском изводе представляют собой причудливое отображение деяний самых разных святых – а также Иисуса Христа, Богоматери и самого Бога, – сквозь лики которых просматриваются образы древних богов, чьи имена в основном оказались навсегда забыты. В контексте старинной русской народной жизни подобное явление называлось двоеверием. Например, упомянутый ранее святитель Савва, христианский святой, в апокрифических преданиях сербов стал фигурой сродни демиургу-творцу божественного масштаба и до сих пор вызывает безграничное уважение верующих.

Балканские крестьяне молятся в пещерной часовне. Картина Теодора Валерио. Около 1867 г.

The Walters Art Museum

Таким образом, Римская, а затем и Византийская империи способствовали распространению и закреплению христианства в качестве одной из главных религий Балканского полуострова. Христианское мироощущение легло на разнородный, многослойный языческий фундамент из фракийской, греческой, римской религии, суеверий и обрядов и породило сложную народную мифологию, в которой сохранились многочисленные реликты древних времен и культов, включая ритуалы, до сих пор определяющие фольклорный облик и наследие многих балканских стран и культур. Но, конечно, эта поразительная мозаика будет неполной без еще как минимум двух очень важных фрагментов – прихода славян на Балканы в VI–VII веках и османского завоевания, начавшегося в XIV веке.

В IV–VII веках в Европе произошла миграция населения, вызванная двумя основными причинами: общим похолоданием (климатическим минимумом), продолжавшимся несколько столетий после римского климатического оптимума, и вторжением гуннов с востока в середине IV века. В рамках Великого переселения народов случилось и важнейшее в историческом смысле перемещение славянских племен с исконных территорий на Балканский полуостров, только его активная фаза чуть сдвинута во времени и приходится на VI–VIII века.

Процесс оказался неравномерным, сложным, в нем были фазы активного продвижения и отката, зависящие от многих обстоятельств – в первую очередь от военных успехов той или иной стороны (впрочем, историки отмечают, что переселение происходило и мирным путем, не только вслед за армией – включая армию Аварского каганата, – захватывающей все новые территории). Империя в этот период была ослаблена многочисленными затяжными конфликтами в других регионах – с вандалами, вестготами, остготами и персами, – поэтому сопротивлялась натиску чужаков с переменным успехом. В 540 году они впервые подошли к стенам Константинополя, а через восемь лет совершили опустошительный поход на Иллирию. Византийские войска чаще оказывались не в состоянии выдержать натиск противника, который постоянно оттачивал военное мастерство, хотя бывали и периоды затишья, связанные с внутренними имперскими процессами, а также успешные походы, позволившие к концу VII века отвоевать часть земель.

На протяжении этого периода славяне постепенно заселяли пригодные для жизни места, сливаясь с византийцами и ассимилированными коренными обитателями. Вражда и мирное сосуществование сменяли друг друга, смешивались традиции, обряды, топонимы и языки. К концу VII века «переезд» в целом завершился, и этническая, демографическая карта Балканского полуострова радикальным образом изменилась. Теперь наряду с оставшимся иллирийским, фракийским, греческим и прочим населением здесь жили сербы, хорваты, словенцы, образовывали свои княжества и территориальные объединения. Что касается политической карты региона, то она постоянно менялась: кто-то обретал и терял силу, союзы возникали и распадались, периоды относительного благополучия сменялись раздорами. Однако впереди у Балкан был период не менее сложных перипетий, в которых – на уровне стран и народов – принимали участие новые действующие лица.

Что касается мифологии, то именно в этот период сформировалась южная часть общеславянского пространства, в рамках которого мы узнаём в балканских мифических персонажах знакомые черты.

В 1356 году начался весьма сложный период в истории Балканского полуострова, связанный с экспансией Османской империи на запад. Через тридцать с небольшим лет – в 1389 году – на Косовом поле сошлись противники: османская армия во главе с султаном Мурадом с одной стороны и сербы вместе с союзниками во главе с князем Лазарем – с другой. Из кровопролития и смерти родился Косовский завет, который до сих пор представляет собой важную часть сербской национальной идентичности и мифологии, выражаясь в том числе посредством эпических народных песен, к которым мы вернемся в дальнейшем. В той битве сербы потерпели поражение, хотя и нанесли османам значительный урон, однако это сражение было лишь первым из многих, и его исход стал символом начала османского господства на Балканах, которое быстро углублялось и расширялось. На этом этапе балканской истории проигравшим приходилось служить победителям, проливать кровь и гибнуть в их битвах, а также менять веру, для вида или по-настоящему. В итоге часть населения приняла ислам, который и в настоящее время остается одной из основных религий Балканского региона.

Битва между войсками Лазаря Хребляновича и султана Мурада. Миниатюра из манускрипта XV в.

KB, National Library of the Netherlands

В 1396 году османы в битве при Никополе разбили христианское войско короля Сигизмунда Венгерского, а в 1453 году пал Константинополь, и Балканы практически целиком оказались под контролем Османской империи. Сперва на завоеванных землях было основано бейлербейство Румелия, которое к концу XVI века преобразовали в эялет, охватывающий в том числе территории современных Албании, Болгарии, Македонии, Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины, Южной Хорватии (Далмации). Эялет делился на санджаки, которыми руководили санджак-беи.

Вместе с мусульманской религией, законом, обычаями и культурой на Балканы пришли мусульманские мифы, и в фольклор проникли персонажи, которых там раньше не было: прекрасные пери, опасные джинны и некоторые другие. Впрочем, исследователи отмечают, что это не повлекло за собой каких-то радикальных перемен в мифологии. На фоне партизанской борьбы с турками родилось немало эпических песен, включая обширный цикл о гайдуках и ускоках