Маренн открыла глаза. Она сразу ощутила его тепло рядом. И, откинув жесткую полу расстегнутого кителя, положила руку на его разгоряченное тело под рубашкой. Шелковое белье постели приятно холодило ее обнаженную спину. В камине все еще потрескивал огонь. Йохан поцеловал ее в висок.
– Я люблю тебя, – сказал тихо, почти прошептал. – Теперь я точно тебя люблю. Ты будешь изменять мне там, в Берлине?
– Нет, не буду, – она ответила просто и ясно, как всегда отвечала на все вопросы.
Он приподнялся на локте. Взглянул ей в лицо.
– Не буду, – она не отвела взгляда. – А зачем?
– И будешь ждать?
Она улыбнулась.
– Зачем ждать? Я пойду и выпишу приказ, и снова приеду туда, где будешь ты. Я сделаю это быстро. Я конечно же не буду обращаться к адъютантам, с ними одна волокита, я отдам приказ Марте, а она передаст его рейхсфюреру при удобном случае, за завтраком, например. Она же раньше была у него секретарем и продолжает исполнять обязанности, но не для всех, конечно. Можно сказать, только для меня. Но буду ждать, – она обняла его за плечи, – буду ждать каждый день, когда подпишут, когда приеду, когда увидимся.
– Ты очень красивая, – он опустил голову, целуя ее грудь, – ты сумасшедше красивая, верно.
Она с улыбкой гладила его волосы.
– А сколько времени?
Он поднял голову. Глаза потемнели от чувств, которые обуревали его.
– Не волнуйся. Доктор Виланд не только еще не подготовил наркоз, он вообще еще видит десятый сон. Он любит поспать, наш доктор Виланд.
Вдруг за стеной совершенно ясно послышалось:
– Да, группенфюрер, слушаю, группенфюрер…
Маренн подняла голову, откинула длинные, спутанные волосы.
– Группенфюрер?
– Там Шлетт. Там Шлетт, и этого достаточно.
– Будет исполнено, группенфюрер. Непременно, группенфюрер. Завтра же.