Полина скинула куртку и кроссовки в прихожей, влезла в мягкие тапки без задников, усталая, направилась на кухню – ставить чайник – и застыла на пороге. За столом безмятежно сидел её бывший супруг Антон – с отёкшим сероватым лицом, и маленький курносый нос терялся в этой одутловатости. Серовато-грязные лохмы нависали над ушами. Недельная, наверно, небритость закрывала его щёки и подбородок. Он отхлёбывал чай из любимой кружки Полины с нарисованным зайчиком на боку.
Она бессильно опустилась на табуретку:
– Чертяка, напугал меня! Ты как сюда пробрался? Я же ключи поменяла!
– К счастью, ты оставила старые рамы и не установила решётки на окна! – усмехнулся незваный гость. – Только вот засада: после моего проникновения они плотно не закрываются. Но я принесу инструмент и сделаю.
Антон обернулся к окну: сквозь щёлочку боковой рамы поддувал лёгкий ветерок. Но в этот майский день такое проветривание было даже приятным.
Полина прикусила губу, мысленно ругая себя за самонадеянность. Размышляя, продавать эту квартиру или нет, она отложила планы на установку стеклопакетов, да и денег лишних не было. И ничто ведь не предвещало таких нашествий: окна её квартиры выходили на оживлённый внутридворовый проезд, мимо туда-сюда сновали люди, а неподалёку наискосок ещё располагался и районный пункт милиции. Но разве Антона остановят такие обстоятельства?
– Дай пожрать, подруга, – примирительно попросил Антон.
Полина вскипятила воду, заварила чай, разлила напиток по кружкам. Достав из холодильника, что было, сделала для Антона бутерброд с колбасой, а себе с сыром. Антон с жадностью накинулся на бутерброд, тотчас проглотил его и сделал уже сам себе второй. Расправившись и с ним, наконец приступил к деловому разговору:
– Слушай, Полин, такое дело. Я поживу у тебя месячишко. Строительство моего жилья что-то застопорилось, а за съём квартиры платить нечем. Я сейчас на мели.
Полина закатила глаза к потолку и вздохнула. Слишком хорошо она знала своего бывшего мужа – у него месячишко и в полгода может вылиться. Держать слово не в его привычке. Она взглянула на его засаленные лохмы, на обрюзгшее лицо, невольно вдохнула запах несвежей футболки:
– Конечно нет! Вначале заселишься, потом к холодильнику прилепишься, потом дружков-подружек приведёшь?!
Антон встал со своего места, обошёл стол кругом, остановился рядом с сидящей на краю табуретки Полиной и нежно опустил руку на её шею. Кисловатый запах водочного перегара захватил Полину. Она мотнула головой, скинув его ладонь.
– Не надо. Уходи, Антон!
– Мне негде жить.
– Но где-то ты ночуешь? Где-то лежат твои вещи?
– Знала бы ты, где я ночую, – вздохнул Антон. – Ладно, завтра уйду опять в подвал: спасибо, дворники-гастеры из жилконторы приютили. Но разреши ночку переспать, душ принять, постираться.
На миг сердце Полины дрогнуло, и она хотела выспросить, как и почему бывший муж оказался в подвале, но сдержала свой порыв отзывчивости и сухо ответила:
– Душ можешь принять, а потом выкатывайся! И футболку эту выброси, я сейчас тебе из старого, чистого что-нибудь в шкафу поищу.
– Да, сейчас скину. А ты мне станок для бритья поищи – я ведь оставлял его в этой квартире.
Прошло ещё полчаса, пока Антон мылся. Вышел посвежевший, с выскобленным подбородком и щеками, с волос ушла накопившаяся копоть и грязь, и он снова превратился в белёсого блондина. Снова попросил поесть и наконец выкатился на улицу.
Антон был самой большой ошибкой её жизни. Поженились они в институте, учились на одном курсе. И до рождения ребёнка продолжали вольную жизнь: по выходным крутились на аттракционах в ближайшем парке, гуляли в кафешках после стипендии и даже вместе посещали бассейн, если удавалось купить абонемент, подхалтурив на уличной рекламе. Вначале они жили в коммуналке, в комнате Полины (её мать к тому времени умерла, а отец снова женился и переехал к новой жене), а позже умерла бабушка Антона, и путём сложных комбинаций молодые переместились в эту двушку на проспекте со счастливым, казалось, названием – Космонавтов.
Полина и Антон защитили дипломы в один год, получив квалификацию инженеров по военным приборам. Но тогда, на рубеже веков, оборонная промышленность переживала кризис, и найти работу по специальности им не удалось. Антон, вспомнив увлечение студенческих лет скалолазанием, устроился убирать зимой снег с крыш, а летом чинить кровлю. Полину приняли на работу секретаршей в небольшую фирму, продававшую телефоны. Вскоре она ушла в декретный отпуск. В Музей игровых аппаратов она устроилась позже.
Когда появился Федюшка, Антон, утомлённый вечно плачущим ребёнком, все реже и реже бывал дома. Как-то бездетная подруга Полины встретила Антона в ночном клубе, где он зажигал с какой-то девицей, и рассказала о его времяпровождении жене. Однако Полина предпочитала не видеть и не слышать этого, думая лишь о ребёнке. Целыми днями готовила еду для малыша и семьи, чистила, намывала всё вокруг. И всё же обстановка в семье подтолкнула к развитию у Полины послеродовой депрессии. Она вдруг потеряла ко всему интерес и теперь лежала целыми днями, лишь вынужденно давая ребёнку грудь. Муж наконец заметил её состояние и отправил в поликлинику. Врач после тщательного осмотра настоятельно рекомендовал посещать бассейн. Иначе, сказал, придётся её госпитализировать.
Антон согласился проводить с ребёнком два вечера в неделю. Сыну было почти десять месяцев, так что его можно было оставить на отца, а Полина купила абонемент в бассейн. Плавала она хорошо, поскольку мать водила её в бассейн ещё в детстве, и теперь, вырвавшись из однообразия забот о маленьком ребёнке, рьяно старалась использовать отведённое на плавание время. Она, опустив голову в воду, делала сильные гребки руками и быстро одолевала всю длину бассейна. На средней дорожке, предназначенной для умелых пловцов, народу всегда было мало, а порой она и вовсе рассекала бассейн в полном одиночестве. Но однажды, потеряв бдительность, не заметила присутствия другого пловца и так разогналась, что впилилась головой в плечо парня, плывшего навстречу. Внешне почти неотличимый от других мокрое лицо, наполовину закрытое очками для плаванья, голова, обтянутая чёрной спортивной шапочкой. Отличался он лишь некорректным поведением на дорожке: плыл посередине, а не держался разделяющей линии, как положено. Вынырнув из воды после столкновения, оба дёрнулись в разные стороны и благополучно разошлись. Однако на следующих тренировках Полина уже проплывала мимо него с опаской, хотя парень теперь размахивал руками осмотрительнее.
Однажды товарищ по дорожке подошёл после тренировки к столику в вестибюле, где сидела с чашечкой кофе Полина. Налил себе кофе из стоявшего рядом автомата, присел напротив – завязался лёгкий разговор о порядках в бассейне. Там, в воде, он не произвёл на неё впечатления: слегка костлявый, какой-то худосочный – даром, что длинный. Но сейчас, в разговоре, она наконец разглядела его. Влажные после душа волосы слиплись тонкими прядями и топорщились, особенно непослушной казалась короткая чёлочка, по-детски спадавшая на лоб. А карие глаза, прикрытые длинными ресницами, были устремлены куда-то в сторону, будто парень стеснялся смотреть на Полину. По виду совсем мальчишка, лет семнадцати! Когда позже он сказал, что ему двадцать, она не поверила: определённо прибавил годков! Поведение его было по-юношески эпатирующим. Почему-то не назвал своё имя, а важно объявил:
– Называй меня просто Поэт!
Эра соцсетей с присущей ей анонимностью и никами наступила чуть позже, но парень, опережая время, напускал на себя загадочность. Впрочем, для случайного знакомства в бассейне это было уместным – такая вот игра! Полина подыграла новому знакомому – опустив имя, представилась музой русского писателя Тургенева:
– Виардо!
Юный Поэт улыбнулся и продемонстрировал, что и он в теме:
– Ты любишь Тургенева?
– Очень! А ты, конечно, пишешь стихи, господин Поэт?
– Я не просто пишу стихи, я каждой клеточкой своего тела Поэт!
Все следующие вечера за чашечкой кофе товарищ по водной дорожке читал ей стихи известных поэтов, и Полина, чуть шевеля губами, неслышно повторяла знакомые с юности строки вместе с ним. Свои стихи читал редко, оправдываясь тем, что они у него ещё в работе. Также Поэт сказал, что, хотя работает сейчас, летом, на аттракционах в парке, собирается вскоре поступать в Литературный институт в Москве. Читая свои стихи, он закатывал глаза к потолку, так что тёмные зрачки прятались под ресницами. Казалось, вверх устремляется и его душа. Полине мальчишка нравился, но, общаясь с этим романтичным, как ей казалось, школьником, она испытывала лёгкую грусть, понимая, что её юность прошла. Однако Поэт, казалось, не замечал разницу в возрасте и всё заметнее оказывал Полине знаки внимания – наливал из автомата кофе, подвигал ей поудобнее стул, – несмотря на то что она почти сразу призналась, что дома её ждут муж и маленький ребёнок.
Задерживаться в бассейне Полина не могла, но оба уже не представляли сеанс плавания без этого сладкого послесловия: без кофе, разговоров, стихов. И теперь они пораньше выбирались из воды, не дожидаясь финального свистка тренера, чтобы подольше посидеть в кафе вестибюля. Поэт, когда читал стихи, уже не закатывал глаза, а пронзал Полину глубоким влажным взглядом из черноты зрачка, и его прекрасные ресницы лишь едва вздрагивали. Оба подавались плечами друг к другу, и казалось, только столик кафе мешал им обняться. Но Полина, взглянув на часы, висевшие в вестибюле, вспоминала, что ей пора домой, и, тихо вздыхая, чуть отодвигалась от мальчика вместе со стулом.
Неизвестно, к чему бы привело их дальнейшее поэтическое общение, но однажды всё оборвалось. Поэт пришёл в последний раз. Он пришёл и сообщил, что его вызывают в Москву для прохождения творческого конкурса в Литинституте. Сказал, что домашнего телефона у него нет (а мобильных телефонов ещё не было ни у кого). Спросил телефон Полины – для него она по-прежнему была Виардо. Она покачала головой: нет, она не может дать свой телефон… Однако назвала сквер, где обычно гуляет с коляской. Там он всегда сможет найти её в определённый час.
– Понимаю: муж, свекровь… – высказал Поэт догадку. – Ну ладно, пусть будет сквер. А я решил сделать тебе подарок: свои стихи!
Поэт помолчал, затем достал из спортивной сумки самодельный блокнот в зеленоватой обложке, полистал его. Листки стихов, распечатанные на компьютере и скрепленные степлером, веером прошелестели перед лицом Полины.
– Даже не знаю, смогу ли я такой подарок принять. – Полина сразу подумала о своём ревнивом муже. Однако взяла в руки блокнот – и тут разглядела на зелёной обложке написанные почему-то карандашом слова: «Стихи Константина Симонова».
Полина раскрыла первую страницу: «Жди меня, и я вернусь/только очень жди…».
Лёгкое разочарование отразилось на её лице: действительно, Симонов.
– Это стихотворение я знаю, спасибо.
Полина, чуть шевеля губами, прочитала про себя стихотворения на следующих страницах. Все они оказались ей незнакомы и слегка шероховаты по форме. Возможно, из ранних стихов Симонова. Она уже почти закрыла блокнот, Но Поэт остановил её руку:
– Прочитай последнее – я его сегодня утром для тебя сочинил. И все остальные стихи мои, кроме первого. Я же знаю, что у тебя муж и всё такое… Поэтому замаскировал сборничек под Симонова. – Влажная чёлочка на лбу Поэта поднялась дыбом.
Полина с лёгкой улыбкой прочитала посвящённые ей строки:
Ты в серебряном блике света
Отдыхаешь, устав слегка.
Ты в простые одежды одета,
Очень близкая издалека.
Весёлые искорки промелькнули в её глазах:
– Спасибо, конспиратор ты мой! И прощай!
– Лучше – до свидания! Я ведь буду приезжать в Питер к родителям! А может, меня ещё и не примут в Литинститут.
– Обязательно примут!
Поэт проводил Полину до автобусной остановки. Они постояли рядом, подержались за руки, но на большее не решились. Подъехал автобус, Полина вскочила в салон и помахала Поэту уже через оконное стекло.
Со временем мимолётное знакомство с юным Поэтом превратилось для Полины в романтическое воспоминание. Самодельный сборник стихов она поставила на полку книжного шкафа и вскоре забыла о нём.
После трёх месяцев регулярного хождения в бассейн Полина окрепла и вернулась к своим обязанностям. Первое время, гуляя с Федюшей в сквере, она ещё оглядывалась по сторонам, выискивала глазами Поэта, но скоро это невинное приключение забылось совсем.
Для Антона эти месяцы тоже стали особенными. Занимаясь с малышом, он привязался к ребёнку, а когда сын подрос, охотно стал проводить с ним свободное время. Он водил его на те же аттракционы в парке, куда в студенческую пору они ходили вместе с женой: на колесо обозрения, на цепные качели, на головокружительные «тарзанки». Больше внимания стал уделять и жене.
Казалось бы, жизнь семьи наладилась, Полине только хотелось, чтобы Антон сменил работу, ведь у него имелся диплом инженера. Но, проработав несколько лет кровельщиком, Антон не хотел иного. Начальство жилкомсервиса его ценило, шло навстречу, давая при случае отгулы, а высоту он любил.
Он сам и вывел раз сына-подростка на крышу – показать ему красоту города сверху, – но сын превзошёл отца. С группой ребят заделался руфером, прыгающим по этим самым крышам, – и вот трагический исход: погиб в пятнадцать лет.
Полина винила мужа в гибели сына, тот и сам считал себя виноватым, что не заметил опасное увлечение ребёнка, не заметил, как горели глаза мальчика, когда отец с лёгким хвастовством рассказывал о своей работе. От безутешного горя Антон запил и вскоре был уволен с работы. Какой кровельщик под градусом! Позже устроился посредником на выездной торговле, оказался предоставлен самому себе и скатывался всё ниже. Когда он возвращался домой, от него всё чаще попахивало перегаром или водочкой – он называл эти следы «издержками заключения сделок». Видимо, бутылка водки в иных случаях становилась смазочным материалом.
Шумные разбирательства, скандалы, возрастающая неряшливость двойной нагрузкой ложилась на Полину – мать, потерявшую ребёнка. У неё не было «лекарства», как у Антона, и её страдания шли прямо через сердце, иссушая её. Она заметно постарела от горя и выглядела почти анорексиком – без груди, ввалившиеся щёки и ранние морщинки, бегущие от носа к губам. Если бы не помощь Татьяны Ивановны, Полина могла бы и в психушку попасть! Но с той поры, как удалось освободиться от Антона, оформить развод, жизнь её стала налаживаться. Она даже поправилась на несколько килограммов, так что и щёки её округлились, и сгладились едва обозначенные морщинки на лице. Однако оставалась болезненная стройность фигуры, которой могли бы позавидовать и профессиональные фотомодели!
Этим вечером, собирая на новый день свою сумочку, она обнаружила, что из потайного места в кухонном шкафу исчезли все деньги, до последнего рубля! Там лежала крупная сумма. Полина весь год копила себе на отпуск, легкомысленно сохраняя деньги дома, а не на банковской карте! Сейчас она убедилась, что Антон не забыл местоположение когда-то их общего тайника, а ей и в голову не могло прийти, что он распорядится им, как собственным кошельком. Теперь денег не осталось ни на отпуск, ни на новые решётки на окна.
От бессилия Полина не могла даже заплакать, её грудь сковало, будто льдом. Она одна, совершенно одна. И даже дома не может чувствовать себя в безопасности.
Слёзы на глаза навернулись только тогда, когда она забралась в свою постель.
Наступила долгожданная суббота. Корпоративная вечеринка работников администрации проходила в старинном особняке на Неве: золочёные карнизы, плафоны, расписанные маслом известными художниками, гобелены на окнах, красивого узора дубовый паркет. У высоких – под фуршет – столиков, покрытых белыми скатертями, толпились сотрудники администрации и приглашённые гости, держа на весу бокал с вином или бутерброд с икрой. На общем столе стройными рядами стояли бокалы с золотистым или кроваво-красным вином, и рядом на блюдах аппетитные канапе – крохотные бутербродики с насаженными на шпажки деликатесами.
Виктор Данилович сновал между столиками: чисто выбритая голова, как магический шар, поблёскивала лысиной на макушке, пиджак нараспашку, а едва наметившийся животик, обтянутый белой рубашкой, аккуратно заправлен под брючный ремень. И дорогой галстук тёмно-синего цвета с выпуклым узлом у шеи, напоминающий один из галстуков Президента. Хотя Петренко недавно перешёл на работу в администрацию, все его знали и он знал всех. Он перекидывался словами со своими коллегами и с приглашёнными гостями. Уже несколько раз возвращался к угловому столику, где скромно стояла рядом – но не вместе – с посторонними женщинами и Полина. Виктор Данилович опекал свою сотрудницу: то подводил к столику чиновников, знакомил их с хранителем своего музея, то пристраивался ненадолго сам с бокалом вина или чашечкой кофе.
Полина поначалу чувствовала себя скованно, выпрямившись у столика с тарелкой в руках, будто официантка: тёмное её платье с узким белым воротничком, плотно прилегающим к шее, походило на униформу работника кафе. Но после пары бокалов сухого вина напряжение ушло, щёки её порозовели, и слегка расширились зрачки её карих глаз, придав загадочность и очарование её облику. В очередной раз Петренко подошёл к столику один. Остановился перед Полиной, склонил свою шарообразную голову и протянул вперёд руку:
– Приглашаю вас на танец, дорогая гостья!
У Полины ноги уже сами пританцовывали в такт играющей в зале музыке, поэтому она охотно откликнулась на предложение потанцевать.
Танцевал партнёр превосходно, несмотря на лишний вес, легко крутился сам и вертел партнёршу, распугивая танцующих рядом коллег.
Когда музыка ненадолго прекратилась, на сцене зала появились энергичные аниматоры. Они профессионально шутили, зазывая гостей принять участие в конкурсах и викторинах. Но Виктор Данилович предложил партнёрше пройти вместе с ним в доступное лишь для избранных небольшое кафе. Красивые белые двери с золотым ободком-прямоугольником были плотно закрыты, но легко поддались движению руки чиновника.
– Проходите, Полина Валерьевна, это у нас как бы кают-компания для высшего руководства. Здесь можно спокойно поговорить.
Вошли в небольшой зал кафе, сели напротив друг друга за столик у окна. В эту белую ночь вид за окном казался искусно нарисованной картиной. Застывшая в медленном течении широкая Нева, а на другом её берегу – гармоничное трио Петропавловской крепости: шпиль, устремлённый в небо, и два купола, тянущихся за ним. Официант принял заказ у новых гостей и отошёл.
– Ну как, Полиночка, нравится вам наша команда управленцев?
Директор и прежде в обращении иногда опускал отчество, но Полиночкой называл очень редко. Она почувствовала волну тепла в груди, будто ей признавались в любви.
– Всё нормально, Виктор Данилович.
– Давайте Данилыча опустим, – расплылся в улыбке кавалер. – Я же не намного старше вас. Поди, могли бы и в студенческие годы столкнуться. Скажем, вы – первокурсница, а я – аспирант! – фантазировал чиновник.
Казалось, оба сейчас перейдут на «ты», но этого не случилось. Полина держала себя в руках и старалась не поддаваться на подходы начальника.
Вскоре на столе появились заказанные блюда: салаты с сыром и зеленью, какие-то мясные шарики и небольшой графинчик коньяка.
Выпили по рюмочке, ели не торопясь, разговаривали о банальном: о еде, погоде.
Наконец Виктор Данилович завершил трапезу, вытер губы салфеткой и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
Затем позвонил своему шофёру, и вскоре машина подкатила к старинному парадной, выходящей на набережную Невы.
Через полчаса бесшумный «мерседес» домчал пару к дому Полины. Несмотря на позднее время, вокруг было так же светло, как днём, ведь наступил уже июнь – пора белых ночей. Пассажиры вышли из машины и остановились у куста сирени, прямо перед окном Полины.
– Ну вот, здесь я живу.
– На каком этаже? – поинтересовался Виктор Данилович.
– На последнем, – зачем-то солгала Полина, хотя солидный чиновник, в отличие от непутёвого мужа, очевидно, не полезет к ней в окно, даже узнав, что её квартира находится на первом этаже. – Дальше не провожайте.
– Ну как же! Я вас провожу до квартиры. Вдруг, пока мы поднимаемся по лестнице, надумаете меня пригласить выпить кофе!
– Нет-нет, я не могу!
– Не можете или не хотите? Я почему-то думал, что вы одна живёте. Я ошибался?
– Да, какая разница, с кем я живу? – грустно усмехнувшись, произнесла Полина. Ей вдруг стало обидно, что печать одиночества уже легла на её лицо. – До свидания, Виктор.
Полине пришлось сделать над собой усилие, чтобы назвать сегодняшнего компаньона без отчества. Войдя в квартиру, она успела посмотреть сквозь щелку занавески, как Виктор задумчиво курил, стоя под кустом сирени, как бросил окурок в сторону урны, но промахнулся. Прошёл неторопливо к машине и, открыв заднюю дверцу, влез внутрь.
Полина облачилась в домашнюю пижаму и устало опустилась на диван. Какая же она дура! Грудь тоскливо сжалась, заныло в животе: организм своего требует, мается она без мужика – почему не пригласила Виктора в квартиру?! Опять, как школьница, ждёт принца на белом коне, отвергая кавалера в чёрном «мерседесе».