Брат Тибо оказался прав: настоятельницу Сенте-Мари, матушку Юдифь, не расстроило известие о предстоящем замужестве Азалии. Аббатиса, правда, немного поворчала по поводу того, как легко девицы отказываются от служения Богу, и посетовала на нынешние нравы, но, в конце концов, благословила несостоявшуюся Христову невесту на брак, сказав ей на прощание:
– Если Господь вразумит тебя, и ты прежде, чем предстать перед алтарем, решишь не выходить замуж, наши сестры тебя примут к себе.
– Оказывается, матушка Юдифь не такая уж и суровая, – удивлялась Азалия по пути домой. – А я ее побаивалась.
На самом деле она не побаивалась, а до замирания сердца боялась строгую аббатису, но никогда, никому в этом не признавалась.
А на следующий день Азалия случайно услышала часть беседы бабушки и дяди.
– Вот уж не думала, что аббатиса Сенте-Мари такая покладистая, – удивилась Жаветта.
Брат Тибо хмыкнул:
– Вряд ли она была бы столь же покладистой, давай мы за нашей девочкой не малое количество серебра, а виноградник.
Азалия тут же выбросила из головы этот разговор. Ей было не до раздумий о матушке Юдифь, потому что предстоящее событие занимало все ее мысли. Она ждала и вместе с тем боялась нового появления Бертрана.
Он прибыл, как и обещал, на Крещение, остался на весь праздничный день в аббатстве Сент-Ирией, переночевал там, а утром пришел вместе с братом Тибо пешком в усадьбу, где Жаветта его приняла с родственной теплотой. Бертран выглядел радостным и часто бросал пытливые взгляды на невесту, отчего та краснела.
– Аббат Реми доволен, что мы дали согласие на брак, – сообщил брат Тибо родным, когда гость ненадолго вышел.
Азалия счастливо улыбнулась.
– Значит, мой жених понравился святому отцу?
– Да, понравился, – подтвердил монах. – Как оказалось, мессир Бертран очень благочестив.
Жаветта тяжело вздохнула. Она, конечно же, желала внучке счастья, однако не могла при этом не думать и о своем грядущем одиночестве. Видя страдания бабушки, Азалия начинала испытывать перед ней вину, и пыталась себя оправдать.
«Нам бы все равно пришлось расстаться. В замужестве я хоть изредка смогу ее навещать, а из Сенте-Мари сестер совсем не выпускают».
Бертран готов был жениться хоть завтра, но родные невесты этому воспротивились.
– К чему такая спешка? – возразил Тибо.
– Люди потом решат, что мы торопились сбыть Азалию с рук, – поддержала его мать.
По их мнению, свадьба должна была состояться не раньше, чем через месяц, однако Бертран, проявив настойчивость, сумел снизить срок до двадцати дней. Жаветте скрепя сердце с этим согласилось, хотя, конечно же, хотела, чтобы ее расставание с внучкой произошло как можно позже.
После окончания переговоров гость сказал:
– Я не прочь посмотреть на ваш виноградник, если вы, конечно, не возражаете.
Монах пожал плечами.
– А почему мы должны возражать? Мессир Бертран, очевидно, желает совершить прогулку на виноградник вдвоем со своей невестой?
– О, да, мне хочется побыть в обществе Азалии.
– Проводи, милая, своего жениха – обратилась Жаветта к внучке.
Во дворе Бертран попытался взять невесту за руку, но она вздрогнула и испуганно отдернулась. Азалия сама не понимала, почему ее так испугало прикосновение жениха, но на мгновение ее охватила настоящая паника, но тут же ей стало за себя очень стыдно, и она залилась краской.
Он вовсе не рассердился, а ласково сказал:
– Со временем ты ко мне привыкнешь, душа моя.
– Обязательно привыкну, мессир Бертран.
– Для тебя я теперь просто Бертран.
– Хорошо, – послушно согласилась она.
– Назови меня по имени! Скажи: «Я скоро к тебе привыкну, Бертран».
– Я привыкну к тебе, Бертран, – повторила за женихом Азалия.
Она чувствовала себя неловко рядом с ним и была благодарна ему, за то, что он не пытался после первого раза к ней прикоснуться. Они добрели до виноградника, где погуляли около часа между голыми лозами. Бертран задавал вопросы о винограде и вине: то есть, о том, в чем его невеста хорошо разбиралась. Он сумел разговорить девушку, и она поведала ему о премудростях выращивания винограда и изготовления хорошего вина. К концу прогулки Азалия уже не чувствовала неловкости рядом со своим будущем мужем. Если бы Бертран вновь попытался бы взять ее за руку, она не возражала бы, но он, очевидно, решил не торопить события.
К концу прогулки у девушки разыгралось воображение. Она представляла себе, что сейчас вдруг ей станет угрожать какая-то опасность, и жених храбро ее защитит. Но ничего не случилось, они благополучно покинули виноградник и вернулись домой.
После обеденной трапезы Бертран уехал, а для его невесты потянулись напряженные дни. С утра до вечера она и бабушка занимались тем, что шили, вышивали и пряли, готовя приданое. За работой Жаветта открывала внучке тайны семейной жизни. Подробности интимных отношений мужа и жены так испугали неискушенную девушку, что она едва не пожалела о своем отказе от монашества.
– Это надо обязательно? – жалобно спросила Азалия, узнав, что будет делать с ней муж в постели.
– Надо, – ответила бабушка. – Иначе у вас не будет детей.
Азалия очень хотела детей, поэтому и вынуждена была смириться с неизбежным.
– Должно быть, все женщины страдают от этого? – смущенно пробормотала она.
– Женщины к этому привыкают, а мужчинам это очень нравится. Если жены слишком целомудренны, то мужья заводят любовниц или идут к продажным девкам.
– К каким таким продажным девкам? – не поняла Азалия.
– Есть грешницы, удовлетворяющие похоть мужчин за плату.
– Ой! Неужели! – ужаснулась девушка.
Заметив, что она слишком разволновалась, Жаветта перевела беседу в другое русло, а позже, если и возвращалась к теме интимных супружеских отношений, то крайне осторожно.
Старуха не хотела, чтобы в Нарбонне не узнали о предстоящем замужестве ее внучки. В этом с Жаветтой были солидарны и ее сын, и аббат Реми.
Брат Тибо сказал по этому поводу:
– Как не прискорбно, но никто, кроме нас, не желает нашей девочке счастья.
– Ей многие зла желают, Господь им судья, – уточнила его мать.
Чтобы лишний раз не сталкиваться с любопытством горожан, Жаветта ни сама не появлялась на нарбоннском рынке, ни посылала туда Клодину, предпочитая готовить внучке приданое из того, что было под рукой.
Незаметно приблизился день, когда за Азалией должны были прибыть посланцы ее жениха. Жаветта, неважно себя чувствуя, не решилась на путешествие в соседнее графство. Внучка попыталась ее уговорить все же отправиться в путь.
– А вдруг меня хворь сразит в дороге или, того хуже, на твоей свадьбе? – возразила бабушка. – Не хочу я портить тебе праздник.
Сопровождать Азалию должен был ее дядя. Он вел себя весьма деятельно: осматривал приданое, давал советы, следил, чтобы ничего не забыли. В отличие от своей матери, брат Тибо был совершенно спокоен: казалось, что его совершенно не печалит грядущее расставание с племянницей.
И вот, наконец, в усадьбу прибыл от Бертрана уже знакомый Азалии и Жаветте Вадим. Когда он верхом на гнедом жеребце въехал во двор, девушка почувствовала учащенное сердцебиение, что было воспринято ею, как волнение перед свадьбой.
Гость спрыгнул с коня и поклонился вышедшим встречать его хозяевам.
– Ты один? – спросила удивленная Жаветта.
– Остальные люди отправились в аббатство – ответил Вадим. – Утром они прибудут сюда.
– И много вас? – осведомился брат Тибо.
– Я и десять ратников.
– Большой эскорт у моей внучки, – обрадовалась Жаветта. – это хорошо: дорога на Русильон не безопасная.
– Мы последуем в крепость? – поинтересовался монах.
Вадим отрицательно покачал головой.
– Нет, вначале мы посетим Перпиньян. Мессир Бертран будет нас там ждать – он хочет представить свою невесту графу Гислаберту и графине Белиарде.
Это известие привело Азалию в смятение.
«Ой! Как же быть? Если я появлюсь перед столь знатными особами в своей нищенской одежде, то опозорю своего жениха!»
Тем временем Вадим отвязал от седла небольшой мешок и с учтивым поклоном отдал Азалии.
– Это подарки мессира Бертрана его невесте.
Девушке не терпелось узнать, что прислал ей жених. Улучив момент, когда бабушка и дядя повели гостя в дом, Азалия юркнула в опочивальню, где высыпала все из мешка на постель. Она едва не взвизгнула от восторга: перед ней лежали синее платье из тонкой шерстяной ткани, серебристый плащ с золотой застежкой, добротные красные башмаки и золотая диадема в виде тонкого обруча. В таком наряде уже не стыдно было появиться перед графом и графиней.
Послышался недовольный голос Жаветты:
– Азалия! Куда ты пропала?
Девушка поспешила в большую комнату.
Отъезд намечался на завтрашнее утро, и Жаветте хотелось оставшиеся часы побыть рядом с внучкой. Ловя на себе горестный взгляд бабушки, Азалия с трудом сдерживала слезы.
Что касается Вадима, то он недолго задержался в усадьбе и даже отказался от обеда, как его не уговаривала Жаветта. Посланник Бертрана уехал в аббатство, пообещав вернуться рано утром.
– Хорошо, что Бертран прислал Вадима, – сказала Жаветта внучке. – Теперь я буду твердо уверена, что в дороге с тобой ничего плохого не случится.
Азалия в очередной раз подивилась тому, как безоглядно доверяет ее бабушка Вадиму.
Остаток дня Жаветта и ее внучка не отходили друг от друга ни на шаг, а ночью Азалия тихо плакала, прижимаясь к бабушке, пока не уснула.