На стене старинные ходики
Отмеряют за часом час,
И под звуки простой мелодии
Мы танцуем любимый вальс.
Сколько вместе лет уже прожито,
Было всякое – боль и грусть,
Время нашу жизнь подытожило…
Сединой в висках, ну и пусть.
На окне герань разноцветием
Всё пышнее из года в год,
Душу радуя долголетием,
Нам любви и сил придаёт.
Сколько вместе лет уже пройдено,
Переплыто глубоких рек,
Но всё те же старые ходики
Отмеряют нам новый век.
Разногласия, красноречия
Мы в шкатулке резной храним,
А ещё одним летним вечером
Наше счастье добавим к ним.
Горизонт нас манит дорогами,
Лентой стелется ровный путь.
Ты махни рукой у порога мне
И в пути обнять не забудь.
На стене старинные ходики
Отмеряют за тактом такт.
Мы простую нашу мелодию
Вместе слушаем просто так.
Сколько прожито, сколько пройдено,
Но исправно стучат для нас
На стене старинные ходики,
Отбивая за часом час.
«Ну здравствуй, это я, ну как дела?
Вчера в бою я был смертельно ранен,
Лишь про себя успел подумать: «Рано!»
А ты всё утро весточки ждала.
Стояла на рассвете у окна,
В кармане теребя платочек алый,
Но глядя вдаль, конечно же, не знала,
Что в этот миг осталась ты одна.
И не спешил усталый почтальон
К тебе прийти с такой тяжёлой вестью,
Он так привык с тобой нас видеть вместе,
Но, без сомненья, был в тебя влюблён.
Ты только, дорогая, не грусти,
Впусти рассвет в открытое окошко,
Ты подожди меня ещё немножко —
Моя душа уже к тебе летит.
А я пока пишу тебе письмо,
В нём о любви лишь три коротких слова,
Но знаю, скоро встретимся мы снова:
Ты верь, мы будем вместе всё равно.
Ну ладно, дорогая, не скучай,
Ты посмотри, какое нынче лето!..
Прости, что не дождался я ответа!
Целую и люблю! Твой Николай!»
Жизнь наши годы крадёт без зазрения,
Время меняет и точку, и зрение,
Катится солнце за новым вчерашнее,
Завтра придёт, чтоб о прошлом не спрашивать.
Звёзды порхают, сияя и падая,
Осень над лесом шуршит листопадами,
Снег серебрится полосками белыми,
Вдаль убегая ручьями несмелыми.
Жизнь с каждым годом мудрее становится,
Прошлого тень за туманами кроется,
С толку сбивая и точку, и зрение,
Время меняет своё направление.
Вихри под небом неистово вертятся,
С каждым падением в лучшее верится,
Эхом разносится грома знамение,
Ветер меняет своё направление.
Солнце к закату стремится размеренно,
Жизнь на века бесконечно разменяна.
Ветер вздохнёт и в одно лишь мгновение
Вновь поменяет и точку, и зрение.
На чердаке, среди старого хлама
Лежат давно забытые вещи:
Вот самокат, что купила мама —
На нём теперь лишь множество трещин.
А самолёт, что дарили брату:
Давно разбился тот истребитель…
В тот день пилоту дали награду,
Теперь у брата личный водитель.
А эта кукла, что плачет вечно:
Её сестрёнка нашла под ёлкой.
И платья, шитые бесконечно,
Теперь не модны уже нисколько.
А этот стол: сколько в жизни видел!
Гостей, рождений, поминок, плясок.
И первый ламповый телевизор
Его как будто украсил сразу.
И тот комод, что давно без ножки,
В углу томится покрытый пылью…
И стопка книг в помятых обложках
Расскажет внукам, как это было…
На чердаке среди старого хлама
Лежит давно ушедшее детство…
А нам яичницу жарит мама.
Ну что ты? Вот же мы! Дай раздеться.
Где-то там, нулевым километром непрожитой жизни
Мы уходим в закат, раздвигая завесу небес.
И за точкой отсчёта немеет зеркал закулисье,
Отражая черты горизонта невидимый блеск.
Где-то здесь недосказанных слов нераскрытая тайна,
Мы уносим её, оставляя лишь памяти след.
А за серым туманом звенит колокольчик печально,
Навсегда разделяя дорогу на «было» и «нет»!
Тихо встав у последней черты неушедшего лета,
Мы махнём, обернувшись, дрожащей рукой в пустоту.
Может, вспомнят о нас на другом, не на том километре
И зажгут незаметно вон ту голубую звезду.
Где-то там, где в багряном закате купается солнце,
Мы присядем на миг перед тем, как уйти навсегда…
Слышишь, словно кудрявый мальчишка задорно смеётся
На другом километре, где ночью зажжётся звезда.
Я подарил тебе Монмартр,
Собор и Эйфелеву башню,
И это всё нарисовал…
Я на обоях в спальне нашей.
Едва к рассвету я успел
Шедевр свой праздничный закончить,
Как твой будильник зазвенел,
Что в чистом поле колокольчик.
И ты, прекрасна, как заря,
В рассвет вошла под солнца лучик,
И улыбнулась, говоря,
Что нынче сон приснился лучший.
Что снился сумрачный Париж,
Собор и Эйфелева башня,
Что на Монмартре ты стоишь,
/Но всё как будто в спальне нашей/.
А за окном осенний дождь,
Под ним, свиданья ожидая,
Продрог, но ты всё не идёшь —
Сегодня опера в Ла Скала…
А мы стояли у окна
В родной московской спальне нашей,
И сквозь осенний дождь видна
Была Останкинская башня,
Там Москва-Сити и Большой,
А там Арбат художник пишет…
Мы были счастливы с тобой
В том нарисованном Париже.
Осенний дождь стучит в стекло,
Промозглый ветер рвётся с крыши,
И так с тобой мне повезло
Пусть здесь, в Москве, а не в Париже.
Я приглашу тебя в кафе,
Где на двоих накрытый столик,
Приятный запах Нескафе
И мой рисунок на обоях…
Сидим счастливые вдвоём
На стульях, сдвинутых поближе…
И ароматный кофе пьём
В том нарисованном Париже.
Взрывая интегралами нули,
Взрезают ночь небесные качели,
И сходятся под красками Дали
Хвост ласточки и скрип виолончели!
Даёт судьба неистовый отпор
Стенаниям великого маэстро,
Но снова боль вступает в разговор,
И стоптанное сердце рвётся с места.
Высок и нежен ласточки полёт,
Как состраданье, смешанное с горем,
Но в небо ей подняться не даёт
Виолончель своим жестоким воем.
Раскинув эфы выгнутой змеёй,
Скрипит по нервам, издавая звуки!
И, разрушая сладостный покой,
Ведут смычок невидимые руки.
Предвестником беды и катастроф
Последние штрихи на холст слетели,
Сведя под параллелями усов
Хвост ласточки и скрип виолончели.
Белых бабочек покрывало,
Паутинками бахрома.
Ты так часто любовь писала,
Что влюбилась в неё сама.
Мягкий локон ложится лентой,
Чертит кружево воротник.
А в пастельных штрихах портрета
Отражается нежный лик.
Чёткой линией спелых вишен,
Ярким проблеском карих глаз
Вся палитра как будто дышит,
В крыльях бабочек растворясь.
Всё вокруг наполняя светом,
Сотни бабочек пляшут твист.
А в пастельных штрихах портрета
Кружит первый осенний лист…