Автобиография йога - читать онлайн

Глава 2 Смерть моей Матери и мистический амулет

Больше всего на свете Мать желала, чтобы мой старший брат женился.

– Ах, когда я увижу лицо жены Ананты, я обрету рай на земле! – я часто слышал, как Мать подобным образом выражала присущее индийцам стремление укрепить и расширить семейное древо.

Мне было примерно одиннадцать лет, когда Ананта обручился. Мать уехала в Калькутту заниматься радостными предсвадебными хлопотами. Мы с Отцом остались вдвоем в нашем доме в Барели. Сюда, на север Индии, Отца перевели после двух лет службы в Лахоре.

Прежде мне уже доводилось присутствовать на двух великолепных свадебных торжествах, когда замуж вышли мои старшие сестры, Рома и Ума. Но в честь бракосочетания Ананты как старшего сына планировался по-настоящему грандиозный праздник. Мать принимала многочисленных родственников, ежедневно прибывающих в Калькутту издалека. Она разместила их с комфортом в большом, недавно приобретенном доме на Амхерст-стрит, 50. Все было готово: угощения для свадебного стола, забавный трон, на котором моего брата должны были доставить в дом будущей невесты, разноцветные гирлянды, гигантские картонные слоны и верблюды, приглашены английские, шотландские и индийские музыканты, профессиональные артисты, священнослужители для проведения древних ритуалов.

Мы с Отцом, пребывая в праздничном настроении, планировали присоединиться к семье как раз к началу церемонии. Однако незадолго до дня торжества у меня случилось зловещее видение.

Это произошло в Барели в полночь. Я спал рядом с Отцом на веранде нашего бунгало, и меня разбудило странное трепетание занавески от москитов, укрепленной над кроватью. Тонкие шторки раздвинулись, и я увидел образ своей любимой Матери.

– Разбуди Отца! – едва слышно прошептала она. – Садитесь на самый ранний поезд, который отходит сегодня в четыре часа утра. Поторопитесь в Калькутту, если хотите застать меня живой!

Призрачная фигура исчезла.

– Отец, Отец! Мать умирает! – мой голос звенел от ужаса, и Отец моментально проснулся. Рыдая, я сообщил ему роковую весть.

– Тебе это просто приснилось, – Отец, как всегда, отрицал грядущие перемены в жизни. – У твоей Матери отменное здоровье. Если мы завтра получим плохие новости, то сразу же отправимся в путь.

– Ты никогда не простишь себе, если не поедешь к ней прямо сейчас!

Мучительные страдания заставили меня с горечью добавить:

– И я никогда не прощу тебе этого!

Наше утро было омрачено недвусмысленным посланием: «Мать опасно больна. Свадьба откладывается. Приезжайте немедленно».

Мы с Отцом выехали, пребывая в смятении. Один из моих дядей присоединился к нам на пересадочном пункте. По рельсам загрохотал поезд, все увеличиваясь по мере приближения. Охваченный переживаниями, я внезапно решил броситься на железнодорожные пути. Я чувствовал, что уже лишился Матери, и не мог вынести мысли, что мир внезапно опустел без нее. Я любил Мать как самого дорогого друга на земле. Взглядом своих черных глаз она умела утешить меня в минуты случавшихся со мной в детстве мимолетных огорчений.

– Она еще жива? – перед прыжком решил я напоследок спросить у своего дяди.

– Конечно, жива! – он видел отчаяние, написанное на моем лице. Но я едва ли поверил ему.

Когда мы добрались до нашего дома в Калькутте, там нас ждало лишь ошеломляющее таинство смерти. Я впал в почти безжизненное состояние. Прошли годы, прежде чем мое сердце смогло хоть как-то смириться с потерей. Мой плач достиг самих врат рая, в итоге призвав Божественную Мать. Ее слова окончательно исцелили мои гноящиеся раны: «Это я присматривала за тобой, в каждой жизни воплощаясь в нежную мать для тебя! Узнай в моем взоре взгляд тех черных глаз, утраченных прекрасных глаз, которые ты ищешь!»

Предав обряду кремации мою горячо любимую Мать, мы с Отцом вскоре вернулись в Барели. Каждый день на рассвете я совершал трогательное паломничество к большому дереву шеоли, отбрасывавшему тень на ровную золотисто-зеленую лужайку перед нашим бунгало. В моменты вдохновения мне казалось, что белые цветы шеоли с готовностью и преданностью падают на покрытый травой алтарь. Смешивая слезы с росой, я часто наблюдал странный потусторонний свет, исходящий от рассветного солнца. Меня наполняла острая боль тоски по Богу. Я испытывал сильное желание отправиться в Гималаи.

Один из моих кузенов, только что вернувшийся из путешествия по священным горам, навестил нас в Барели. Я жадно слушал его рассказы о высокогорной обители йогов и свами[13].

– Давай убежим в Гималаи, – однажды предложил я Дварке Прасаду, младшему сыну владельца арендуемого нами дома в Барели, но тот не проникся перспективой путешествия и все рассказал моему старшему брату, который как раз приехал повидаться с Отцом. Вместо того чтобы добродушно посмеяться над этой неосуществимой выдумкой маленького мальчика, Ананта намеренно поднял меня на смех.

– Где твое оранжевое одеяние? Без него ты не сможешь быть свами!

Но, как ни странно, слова брата возбудили мое воображение. Я отчетливо представил себе, как стал монахом и странствую по Индии. Возможно, во мне пробудились воспоминания о прошлых жизнях. В любом случае, я постепенно осознал, что родился для того, чтобы носить одеяние этого основанного в древности монашеского ордена.

Беседуя однажды утром с Дваркой, я почувствовал, как любовь к Богу снисходит на меня мощной лавиной, и разразился пылкой речью. Мой собеседник не особо обратил на это внимание, но я всем сердцем прислушивался к себе.

В тот день я бросился бежать в сторону Найнитала, расположенного в предгорьях Гималаев. Ананта решительно пустился в погоню и нагнал меня. Я был вынужден с грустью вернуться в Барели. Мне разрешили совершать паломничество лишь к дереву шеоли, к которому я привык ходить на рассвете. Мое сердце оплакивало утраченных Матерей: земную и небесную.

Смерть Матери оставила зияющую дыру в когда-то прочном полотне нашей семьи, и эта утрата была невосполнима. Отец так и не женился повторно, хотя прожил еще почти сорок лет. Взвалив на себя трудную обязанность быть и Отцом, и Матерью для стайки своих детишек, он стал заметно нежнее и ближе к нам. К решению различных семейных проблем Отец подходил спокойно и мудро. Каждый вечер, вернувшись с работы, он уединялся в своей комнате, словно отшельник в келье, и в сладостной безмятежности практиковал Крийя-йогу. Спустя многие годы после смерти Матери я попытался нанять английскую медсестру, чтобы она заботилась о моем родителе и сделала его жизнь более комфортной. Но Отец только покачал головой.

Рис. 4. Мать. Ученица Лахири Махасайя

– Никто не сможет позаботиться обо мне так, как твоя Мать, – его взгляд затуманился воспоминаниями о любви всей его жизни. – Я не приму помощи ни от какой другой женщины.

Через четырнадцать месяцев после смерти Матери я узнал, что она оставила мне важное послание. Ананта был у ее смертного одра и записал ее слова. Хотя Мать просила передать мне ее напутствие через год, мой брат задержался с выполнением поручения. Вскоре ему предстояло уехать из Барели в Калькутту и жениться на девушке, которую выбрала для него наша Мать[14]. Однажды вечером он подозвал меня к себе.

– Мукунда, долгое время я не решался передать тебе такое необычное послание, – виноватым тоном начал Ананта. – Я боялся разжечь в тебе желание покинуть дом. Но ты в любом случае полон божественного пыла. Когда в тот раз я перехватил тебя на пути в Гималаи, мне открылась очевидная истина. Я не должен больше откладывать выполнение своего торжественного обещания.

С этими словами брат вручил мне маленькую коробочку и передал послание Матери:

«Пусть эти слова станут моим последним благословением, мой возлюбленный сын Мукунда! Пришла пора мне поведать о череде необыкновенных событий, которые произошли после твоего рождения. Я узнала о предначертанном тебе пути, еще когда ты был младенцем у меня на руках. Тогда я принесла тебя в дом моего гуру в Бенаресе. Стоя позади целой толпы учеников, я едва могла видеть Лахири Махасайя, который находился в глубокой медитации.

Баюкая тебя, я молилась, чтобы великий гуру обратил на нас внимание и даровал благословение. Я безмолвно обращалась к нему во все более пылкой молитве, и тут учитель открыл глаза и жестом пригласил меня подойти. Остальные ученики расступились передо мной, я преклонилась перед священными стопами. Мой наставник посадил тебя к себе на колени и положил ладонь тебе на лоб, как бы совершая духовное крещение: „Юная Мать, твой сын будет йогом. В качестве духовного посредника он доставит множество душ в Царство Божье“.

Мое сердце подпрыгнуло от радости, когда я поняла, что всезнающий гуру исполнил мои тайные молитвы. Незадолго до твоего рождения он говорил мне, что ты пойдешь по его стопам.

Позже, сынок, мы с твоей сестрой Ромой узнали, что ты видел Великий Свет. Из соседней комнаты мы наблюдали, как ты неподвижно лежал на кровати. Твое маленькое личико сияло, твой голос звенел железной решимостью, когда ты говорил о том, что хочешь отправиться в Гималаи в поисках Божественного.

Именно так, дорогой сын, я и поняла, что твой путь простирается вдали от мирских амбиций. Самое необычное пророчество в моей жизни подтвердил еще один случай, который и побудил меня оставить тебе предсмертное послание.

Однажды мне довелось беседовать с мудрецом из Пенджаба. В то время наша семья жила в Лахоре, и как-то утром слуга без стука ворвался в мою комнату и воскликнул: „Госпожа, к вам пришел странный садху[15]. Он настаивает на том, чтобы поговорить с Матерью Мукунды“.

Эти простые слова задели в моей душе какую-то струну. Я сразу вышла, чтобы поприветствовать гостя. Склонившись к его ногам, я почувствовала, что передо мной истинный Божий человек. „Мать, – сказал он, – великие мастера хотят, чтобы ты знала, что твое пребывание на земле скоро завершится. Твоя следующая болезнь унесет твою жизнь[16]“.

Мудрец умолк, но я не чувствовала тревоги, на меня снизошло невероятное умиротворение. Наконец он снова обратился ко мне: „Тебе суждено стать хранительницей особенного серебряного амулета. Я не принес его сегодня. Чтобы продемонстрировать правдивость моих слов, талисман материализуется в твоих руках завтра во время медитации. На смертном одре ты должна поручить своему старшему сыну Ананте хранить амулет в течение года, а затем передать его твоему второму сыну. Мукунда поймет значение талисмана от великих. Он должен получить это примерно в то время, когда будет готов отречься от всех мирских надежд и встать на предсказанный ему путь поиска Бога. Пусть он хранит амулет при себе какое-то время, и когда талисман послужит своей цели, он исчезнет. Даже если он будет храниться в самом потайном месте, он вернется туда, откуда появился“.

Я протянула святому[17] подаяние и склонилась перед ним в великом почтении. Не взяв подношения, он благословил меня и удалился. На следующий вечер, когда я сидела, сложив руки в медитации, между моими ладонями, как и обещал садху, материализовался серебряный амулет, холодный и гладкий. Я берегла его как зеницу ока более двух лет, а теперь оставляю на хранение Ананте. Не печалься обо мне, поскольку мой великий гуру сопроводит меня в объятия Бесконечности. Прощай, дитя мое. Небесная Мать защитит тебя».

Едва я взял в руки амулет, как на меня снизошла вспышка озарения, многие дремлющие воспоминания пробудились. Круглый и по виду очень древний талисман был покрыт санскритскими письменами. Я понял, что мне передали его наставники из прошлых жизней, которые незримо направляли мои шаги. Таилось в нем и что-то еще, но суть амулета так и не была до конца раскрыта.

Как талисман исчез при глубоко трагичных обстоятельствах моей жизни и как его потеря привела меня к моему гуру, я расскажу в последующих главах.

Но маленький мальчик, потерпев неудачу в попытке достичь Гималаев, ежедневно совершал далекие путешествия на крыльях своего амулета.