И были на земле времена, когда Олимп был еще обычной горой во мгле, а о богах никто ничего не видел и не слышал. Их и в помине тогда еще не было, о людях и говорить нечего. Но жизнь на земле тогда уже существовала. Хотя это был совсем другой мир, не сравнимый с тем, к которому все привыкли. И все еще было впереди: и трагедии, и радости, и титаны, и боги.
Трудно поверить, но они и не зародились еще, и им предстояло пройти весь путь от начала до конца. Они должны были появиться, повзрослеть, возмужать. А потом стать началом того великолепного и часто печального мифа, который складывался на протяжении многих последующих веков, обретая привычные очертания.
Сначала пришли великаны, их назовут потом Титанами. Они поддерживали небесный свод на могучих плечах, отделив его от земли, и на земле стала зарождаться жизнь, благодаря их усилиям и мужеству.
Они были первыми, самыми главными, и не было тогда еще силы, которая могла бы им противостоять. Сильны, могучи и прекрасны были эти создания. Не знали они о коварстве и хитрости ничего. И мир был прекрасен и удивительно справедливо устроен. И разве могли они подумать в бессмертии своем, что им еще предстоит узреть, насколько он со временем может перемениться. А жили они в благословенной Аркадии и радовались жизни, и веселились от души, в жизни их какие-то трудности конечно, случались, но они все одолевали и горя не знали сроду. И один из них, могучий светозарный Гелиос, со своей высоты освещал этот странный мир.
Порой он дивился, глядя на то, как складно и ладно все на земле устраивается. Да и не только он, но и все остальные верили в то, что все неизменно в мире этом. Так будет всегда. Так было.
№№№№№№№
И среди собратьев своих в прекрасной Аркадии жил и титан Япет. И был он умен, а среди них и вовсе слыл мудрецом. Это не могло устраивать всех, особенно тех, кто считал себя обделенным и обойденным в чем-то. Узнал об этом титан и ушел от них подальше, соорудил себе жилище на горе, там и остался. И родилось там у него семеро детей, были это прекрасные дочери, и всех вместе называл он их Плеядами. А после них родила ему жена и сына долгожданного, его назвали Атлантом. И была жена его Плеона кротка нравом, спокойна и покладиста. И ничто не могло казалось бы, помешать их счастью и благополучию. И на самом деле сначала горести и беды обходили их стороной. Да и не много их было в те чудные времена. Все началось значительно позднее.
– Тебе не о чем печалиться, так будет всегда, – уверял любимую жену Япет. И подрастая, веселились Плеяды, танцевали и радовались они безмятежно.
Солнце светило, они были все вместе, и мир прекрасен, как никогда прежде не бывал – это точно.
Но вдруг одна из Плеяд отстала от остальных, когда они на прогулку отправились. И загрустила она, как только без сестер своих осталась. И показалось ей вдруг, что она одна в целом мире, никого нет и не будет рядом. И словно бы все прозрачной стеной от нее отгородилось. И никак ни она, ни сестры ее не могли понять, что такое с ними случилось. И звали эту грустную Плеяду Лиропа.
Не всегда она была такой, а только после того, как случайно встретила и полюбила очень сильно Незнакомого Титана, которого звали Сизифом. И не могла она еще знать, что был он хитрым, властным и гордым И богини судьбы – Парки, твердили в один голос, что скверно он жизнь свою земную закончит. Да и на небесах не ждало его ничего хорошего. Но он только усмехался и ничего менять не собирался. Был уверен, то всех перехитрить и провести сможет, тем более теперь, когда он обо всем предупрежден. Они так глупы, что не стали даже скрывать от него этого, за что непременно должны были поплатиться.
Обо всем этом и узнала Лиопа, и насторожилась, это и заставило ее грустить. Она понимала, что если даже Сизиф и полюбит ее, то они не смогут быть счастливыми. Ведь о тихом счастье ее любимый мечтает меньше всего. И теперь она думала только о том, как избавиться от любви и забыть об этом Титане. Она знала, что хотя Сизиф и царь, но он простой смертный, такие тогда уже появлялись среди них. Настанет миг, когда ему придется расстаться с этим миром. Она снова останется одна. Как такое могло ее обрадовать? Да и отец бы никогда не согласился отдать ее Сизифу. Как не взглянуть на это, но счастье ее было невозможно. И страдала она от этого страшно. Но и любовь никак прогнать не могла. Сестры расспрашивали ее о том, что случилось, и никак не могли понять, почему она печалится. Но скрывала она чувства свои и ничего им сказать не могла, да и что тут скажешь? Укрылась она от своих близких и оставалась в одиночестве.
Никто не знал, как это случилось. Наверное, без проказника Эрота не обошлось, других объяснений не было, но встретившись с Плеядой грустной, полюбил ее Сизиф. Он знал, что смертен. Но так велика была любовь его, что решил он и смерть саму перехитрить. Об этом и говорил он все время, думая о том, как это лучше сделать. Атлант слушал его молча, а Сизиф меду тем говорил ему:
– Я знаю, чего боится сестра твоя, но из кожи вылезу, а отправлю смерть подальше. Она не сможет за мной угнаться. Усмехнулся только Атлант, когда он такие речи странные услыхал.
Несколько раз видел он могучего темного Ния, приходившего на землю за кем-то из людей и бесследно вместе с кем-то исчезавшего. И трудно ему было представить себе, как он может Ния перехитрить, что для этого надо было сделать. Но он был доверчив, и про себя решил, что возможно ему известно о чем-то, о чем еще не подозревает сам Атлант. Об этом не знал он ничего, да и не стремился узнать.
Когда исчезла Плеяда, то пусто стало на земле. Где привык все время ее видеть Сизиф. И он невольно устремился за ней вслед. И поняла тогда Плеяда, что и Сизиф в нее влюблен, и не знала она, радоваться или огорчаться этому. Он знал от Парок, что доживет до того времени, когда в мире придут и им будут править боги. И они вовсе не будут так милосердны. Если они и подарят ему бессмертие, то будет оно тягостным и страшным. И вовсе не на земле, а в подземном мире он тогда и окажется. И Лирона поняла, что ей придется, вопреки всему, связать свою судьбу с тем, кто любит ее. Но произойдет это на горе, а не на радость. И нет другого выхода, и оправдания нет у нее. Любовь ведь тоже может печали подарить, а не только радости. И это расплата за те чувства, которыми они были одарены.
Как спокойны и веселы были ее сестры. Не было у них ни забот, ни хлопот никаких, но она была обречена на страдания, и они с нее и начнутся.
№№№№№
А жизнь между тем текла своим чередом, Атлант, видя муки сестры своей, женился, не дожидаясь никакой любви, и был доволен и счастлив. И Плеяды на него глядя, так и стали поступать. И породил Титан вместе с женой своей пятерых дочерей. Но в отличие от тетушек своих были они плачущими, и от грусти и слез их родились на земле дожди и туманы. Так в их власти они внезапно и оказались. Правда, то, что приводило отца их Атланта в уныние, для людей казалось радостью и благом. Они радовались, что дождь помогал им растить урожай. Но порой слезы их были чрезмерными, тогда все страдали от влаги, проливавшейся на землю.
Один из таких потопов случился, когда они оплакивали юношу, которого все любили и никак не могли поделить. И стали они спорить о том, кому он достанется. Но почему он должен выбрать только одну, отвергнув всех остальных?
А юноша никак не мог решиться на что-то, ему так нравились все эти девицы, а еще больше он боялся тех бед и печалей, которые они могли наслать. Тогда, бродивший одиноко по горам он и оказался в лапах чудовища. Оно и растерзало парня на глазах у пришедших в ужас девиц. Теперь уж он никому не мог достаться, и все они рыдали безутешно. Все, кто видел их тогда, содрогнулись. Они не могли забыть и понять такого непреходящего горя, которое переживали дочери Антанта. Даже сердце Геры должны было бы сжалиться. И каждому хотелось как-то помочь несчастным девицам.
И все было прекрасно здесь, несмотря на мелкие такие неприятности, пока боги не одержали верха над Титанами. Атлант, все это время бывший где-то в стороне, следил издалека за своим братом Прометеем. А тот все время уходил и оставался на стороне Зевса.
Но видел Антант, со стороны всегда виднее, как коварный Зевс относился к помощнику своему первому и самому верному из Титанов. Он понимал, что избрал лучший из путей, не стоило вмешиваться в то, что там происходило. Ведь ему и обижаться было особенно не на что в таком случае. Но когда сам Зевс в гости к нему пожаловал, а тот любил по гостям ходить, то обо всем и рассказал ему Атлант открыта, ничего не утаил. Но ярость его обрушилась мгновенно. Лучше бы промолчал, только молчать он не мог и не собирался, вот в чем беда. И впервые понял Титан, что когда с Громовержцем связываешься, то не только дело, но и слово может оказаться разрушительным. Но остановиться он тоже не мог и бросил вызов разрушителю.
Даже тот, кто долго устранялся от дел, рано или поздно начинал действовать, так и Атлант. Не был он особенно наивен, понимал, что не оставит его Зевс в покое. Он казался яростным и злопамятным. Никто не смог остановить и усмирить его.
Тогда и пожалел Атлант о том, что не научился он хитрить и коварству предаваться. Сейчас бы это ему пригодилось.
Так и обрушились на их головы смутные и очень тревожные времена. Он сам чувствовал, как сильно переменился мир. Он не станет никогда прежним. А ведь они успели к нему уже привыкнуть основательно. А тут еще одна беда, откуда-то, как снег на голову свалилось на него ясновидение. Хотели его братья спасти и уберечь от главного его врага. И жена его Плеона уговорила мужа не отказываться от такого дара, она верила, что это им как-то поможет.
– Мы будем ведать обо всем, – твердила она.
– Я не могу тебе ни в чем отказать, но знай, что станет он главным проклятием для меня, – говорил Атлант
Ему не хотелось хоть в чем-то быть похожим на богов.
– Мы так прекрасно жили, так были счастливы все это время, – думал он.
– Ему не победить меня.
Но в словах его звучала угроза и мысли об опасности. Но и спорить с ним, и перечить мужу своему она не привыкла. Они так мирно жили до сих пор.
Но тогда чудную гору подарили ему боги.
№№№№№№
Не понравилось Зевсу то, что Плеяды не остались с Атлантом, когда он переманил их к себе, они быстро согласились, а он с самого начала знал, как страшно может оказаться предательство, какую злую шутку оно играет в мире. А он-то думал, что их похищать придется, как он привык делать прежде. Но этого не потребовалось. Если они предали отца своего, то его и подавно, – про себя решил Громовержец. Но вскоре он понял, сколько и забот и хлопот они ему могут доставить. Но не в силах мстить им, все зло свое он на Атланта и решил выместить.
Так ни о чем не ведая, благодушный титан и стал главным врагом Зевса, а ведь он как раз все делал для того, чтобы оставаться в стороне и не причинять ему никаких неприятностей, и того же хотел по отношению к себе. Но все, что начертано было в Книге Судеб, во все времена не могло не сбыться, так случилось и на этот раз. И хотя открыто Зевс ярость свою показать бы не решился, для того не было никаких причин, но и молчать тоже не собирался. Да и Прометей к тому времени развернулся не на шутку, пока он с Атлантом и строптивыми дочерями его возился, а они и делали из него Громовержца, именно тогда он свои громы и молнии и начал метать во все стороны, и вспыхивал от ярости, где надо и где не надо было.
Но к тому временем, когда Прометей совсем отбился от рук Зевса, и боги многие, а не только Титаны одни от рук Зевса отбились окончательно и бесповоротно.. Со всем миром властелину бороться приходилось. Да что о других говорить, если и Посейдон, и Аид злы и обижены на него были, хотя старались сначала и вида не показывать.
На пиру, разобиженный на всех, он на Атланте и решил отыграться, стал говорить им о том, что темны его помыслы были.
– Он на весь мир зол, даже собственных дочерей в темницах держит, и сам живет, как отшельник на краю земли, ни с кем общаться не собирается.
И поняли боги, слышавшие эти речи, что Зевс не на шутку рассердился. И тогда потребовал он от богини Тьмы Гекаты, чтобы стал Атлант горой каменной и с места сдвинуться не смог, сколько бы ни пытался.
Взглянула Геката пристально на Громовержца.
– Так ты весь мир против себя настроишь, – только и сказала она ему. Но как потом один против всех сражаться будешь?
– Делай то, что говорю, потом без тебя решу, что и как мне делать, – отвечал он на это.
– И не подумаю, – встрепенулся она, – кому может такой обращение понравиться, уж ей точно оно показалось дерзким и вызывающим.
– Это еще почему?
– А потому что он мне нравится, нет в мире более доброго и прекрасного парня, зачем ему каменеть, с кем мы тогда остаться должны?
Не ожидал Зевс такого отпора от нее, растерялся даже сначала, отступил.
– Он не должен травить жизнь близким, – только и сказал тот, кто себя считал выше всех и сильнее.
Но уже тогда он научился властвовать собой, и быстро приходил в себяА потом вместе с Цирцеей думала и гадала Геката, чем мог так прогневить Зевса Атлант.
– Он виновен уже в том, что не рассыпается перед ним в благодарности за то, что не отнял у них мир, – только и могла сказать волшебница, других причин для гнева и на самом деле не было.
– Да жить пытается, у него не спрашивая позволения, да на него не оглядываясь, вот и вся беда.
Она и сама терзалась в догадках. С одной стороны надо было оставаться вместе с Зевсом, куда от него деться. Но она не могла предать Атланта ради него, он не заслуживал этого. Не могла она простить Зевсу властолюбия его дикого и нрава необузданного
Атлант тоже не сидел на месте, отправился он к Прометею, чтобы посмотреть на то, что с ним стало. И увидел он брата, прикованным к скале огромной.
– Кронос, конечно, скотина хорошая, – только и смог сказать он, но сынок его еще хуже будет, – яростно воскликнул Атлант. Молча смотрел на него Прометей. Пока еще ни слова не произнес он в ответ на слова такие крамольные.
Тогда, присев на камень, стал вспоминать Атлант о давних временах. И обратился он к Прометею, чтобы немного отвлечь его от страданий.
– А помнишь, каким был мир, когда царил в нем хаос, – спрашивал он.
– Конечно, помню, – оживился немного Прометей, – а ты не помнишь, что было тогда, когда Кронос пожирал своих детей.
– Но он не от зла это делала, а потому что узнал страшную тайну. Он знал, что один из них должен свергнуть его с престола небесного. И не стал он слушать Гею, а только по зову собственного сердца и действовал. Но она ему твердила только о том, что любыми путями он должен сохранить свою власть.
Напрасно пыталась спастись от его притязаний Фемида. Она стала его жертвой, и тебе это известно не хуже моего.
– Она дала клятву – напомнил Атланту Прометей, что будет с ним бороться и ничто ее не сможет остановить тогда.
– Она стала богиней правосудия у Зевса.
– Хорошо правосудие, ничего не скажешь. Не эти ли двое праведных судей и упекли тебя сюда?, не особенно о чем-то заботясь
– Глупец, наш Кронос, как он мог быть уверенным в том, что боги позволят ему погубить всех его детей. Смерть всегда придет оттуда, откуда ты ее не ждешь.
– Тогда она ушла далеко и не говорила ему о том, что беременна.
– Гея решилась на многое и многим рисковала. Но она сделала то, что больше всего хотела.
Ушла она далеко и беременность свою втайне от всех держала. Она и от мужа готова была отказаться ради грядущего и спасения последнего сына своего, – задумчиво говорил Атлант.
Он пытался решить для себя лучше или хуже это для них станет.
– Это будет сын, который сокрушит его.
Но все они тогда на лучшее надеялись. Но никто и представить не мог, чем обернутся все их лучшие пожелания и стремления.
Никто, а особенно Титаны и не могли этого знать. Поступали они из добрых побуждений, но вышло, как и обычно бывает, только то, что и вышло. Теперь за свою беспечность приходилось поплатиться не только Кроносу, но и гордецу Прометею. И в каком он жалком положении был, такого и врагу лютому не пожелаешь.
№№№№№
В те дни Фемида отправилась, и только с оракулом она и общалась.
– Приведи ко мне Сивиллу, – просила она, у спустившегося к ней орла, – пусть она расскажет о грядущем.
Орел пообещал и исполнил свое обещание. Но тяжко добиралась Сивилла до этого места
С огромным трудом добралась Сивилла до того места, где укрылась от мира Фетида. И очень удивила ее та. Ребенок родился на высокой горе, и орел мелькал над ними в тот момент. Все в прошлом было так, как и в грядущем должно случиться. Где-то там Гея прятала когда-то и Зевса своего. Но она вряд ли заходила тогда так далеко.
– Тебя ждет любовь и светлое будущее, – говорила Сивилла, – грядущий властелин будет лучше Кроноса. И дня он без тебя не захочет прожить, хотя окружать его будут другие богини. И женой его считаться будешь не ты. Но все они, только минутные вспышки молнии и жалкие тени в сравнении с тобой. А вот сыну твоему повезет меньше, – тут же прибавила она, чтобы не слишком уж радовалась богиня.
Она так и сделала, не стала особенно ни радоваться, ни переживать, и равнодушно и похвалы и брань принимала.
– Сын, – прошептала она
– Но после того, как переживет все, будет он знаменит и славен, и никто с ним не сравнится в этом мире.
Сивилла слишком поспешно ушла. Она больше не хотела здесь оставаться, – путь и все остальное уходит прочь. И не могла очнуться от своего забытья Фетида. Она должна была прожить все это.
Орел скоро снова вернулся, и снова с ним была. Теперь, видя на все страдания, она и сама хотела помочь Фемиде. Во время рождения ребенка она не должна была оставаться в одиночестве.
– Ты добра ко мне, – только и отметила та.
– Я просто пообещала орлу и не могу нарушить обещания своего. Мне просто хочется, чтобы это завершилось скорее. Пусть все наконец успокоится.
Они не говорили, но чувствовали обе, как жутко становится в этом мире.
Ребенок появился на свет в глухой пещере на рассвете. И обе Титаниды потянулись к нему и стали любоваться тем, что видели они теперь перед собой.
– Он прекрасен, он богатырь, – с восторгом говорила Фетида, а Сивилла не могла произнести ни слова, так была она поражена увиденным.
Убедившись в том, что они здоровы, им не угрожает опасность, она скрылась, вдруг не прощаясь. Ей вовсе не хотелось там оставаться. Но и Фетида больше не чувствовала одиночества, она оставалась с младенцем, о нем надо было заботиться и растить его. Она знала, что придется взять ребенка и с ним отправиться к богам. Но почему она так боялась этого и медлила?
– Там опасно, – говорила она. И все время снилось ей, что не может она одолеть этого пути, как ни старалась. Но и оставаться здесь в одиночестве, на краю света больше не хотелось.
Тогда она и поняла, что с ним вместе должна идти к людям. Она и прежде бывала среди них и знала, что если богам скверно живется, то людям еще хуже. Они мерзнут ночью от холода в своих каменных пещерах, а летом жарятся от жары. Они мокнут под дождем, и жуткие звери нападают на них все время. Они всего боятся и не могут себя защитить. И может быть, после того, как она появится тут, хоть что-то изменится. Но ее сын с самого детства среди них и оставался.
– Я сразу понял, что я не такой как они. Но никто этого не мог знать, прошло мало лет. Он был так свободен и счастлив тогда, что кажется, его тяжелые оковы спали с рук и ног в тот момент.
– Я должен был для себя и для них что-то важное сделать, они были моими братьями, самыми близкими мне созданиями. Ни Зевс, ни Посейдон, ни Аид, никто из них никогда не жил среди людей, эта участь досталась мне. они всегда смотрели на них сверху вниз, я был среди них, понимал их и мне было проще.
Они слабы, но не должны все время мерзнуть и ничего не стоит им бояться.
Люди нужны были Прометею не меньше, чем он им, а потому он хотел о них позаботиться. Они станут главным его орудием в борьбе с Зевсом, и только вместе с ними рано или поздно он победит. Он любил власть не меньше, только помнил завет о том, что добиться всего должен был хитростью и коварством, а не грубой силой. А еще ему надо было позаботиться и о матери своей.
– Но ведь главное в другом, – гордо говорил Атлант, – ты должен был вернуть Титанов к власти и отдать им мир, который они навсегда потеряли.
– Да, конечно, только это оказалось для меня непосильным бременем.
– Я знал людей, но совсем не знал богов. И среди них я оставался чужаком. С богами надо было только познакомиться, но на это совсем не оставалось времени, и всей моей хитрости не хватило, чтобы перехитрить их
Он ждал ответа Антанта и хотел понять, где и в чем была его главная ошибка тогда. Но тот молчал, а Прометей продолжал.
– Я хорошо спрятался от них на земле в свое время, но когда пришлось к ним вернуться, спрятаться было уже невозможно.
В то время Гея спасла последнего своего сына. Она не собиралась больше потакать капризам своего строптивого мужа
– Мы должны были как-то с ним пересечься, но пока жили в разных мирах.
Атлант слушал с удивлением, он-то как раз жил совсем по-другому. Ему хотелось только отдалиться, не иметь с Зевсом никаких дел. Но Прометей (и это было сразу видно с самого начала) был настроен иначе.
.– Все говорят, что Кронос проглотил камень вместо младенца. И они все радовались этому. Они не знали, беды, которую они получат. Сначала все было и на самом деле замечательно, но то, что хорошо начиналось, скверно заканчивалось.
Она, как и ее мать прятала ребенка в горах, в пещере. Он проникся тогда такой нежностью к Зевсу – как все это было знакомо самому Прометею. Он считал его своим братом и не знал, что будет сожалеть обо всех своих добрых делах и чувствах
Прометей даже появился в той самой пещере. Там он впервые столкнулся с Ио, которая ухаживала за младенцем. Она казалась такой милой и такой покорной в этом полумраке. А Демоны так громко кричали, когда он ревел, и никто не мог его успокоить. Кронос ничего не услышал, надо похвалить их – со всем они отлично справились. Но сколько же всем тогда пришлось пережить.
Сердце Ио в пещере, а Геи во дворце сжималось от жуткого страха, они все не знали ни минуты покоя, да и сам Прометей, когда все увидел своими глазами, разве мог он быть спокоен и беспечен, как в старые, добрые времена. Он понимал, что все они втянуты в странную, жестокую игру, как только все откроется, пощады не будет никому. Ну а завершится все Тартаром. Но кому же хотелось провести целую вечность в кромешной тьме, не видеть белого света.
Геи как-то удавалось долго уходить от своего мужа. Она была слишком далеко и не собиралась возвращаться назад. Но разве кому-то удавалось уйти от судьбы? И Прометей решил быть с ними, а не против, иначе мир рухнет, перестанет существовать. Но Гея оказалась решительной, она готова была пожертвовать своим мужем, который становился неуправляемым и несносным. Но она хотела спасти сына, и верила, что он во всем окажется лучше своего отца.
Кронос пострадал и проиграл, потому что был уже страшно далек от всего, что творилось у него под самым носом. Прометей, за всем наблюдавший, все это прекрасно видел, он давно должен был с ними познакомиться и оставаться.
Тогда Гея в первый раз и поднялась вместе со своим сыном на небеса. Оттуда легче было следить за происходящим, он подрос, его проще было прятать в огромном дворце. Он уже не плакал истошно, все видел и все понимал. Но слишком быстро пришлось Фемиде разочароваться – там все оказалось уныло и пусто, мир жил в ожидании какой-то страшной беды, от которой невозможно было избавиться. И даже рассказы Геи о чудесном спасении не могли ее обрадовать. Она отнеслась к ним равнодушно.
– Пророчества Сивиллы сбудутся, дни Кроноса сочтены, – только и сказала она Прометею.
Но она не могла понять, как быть и что делать дальше. Но сына она решила прятать с еще большим рвением. Но от кого, от старого бога или от того, кто взрослел и мужал? Этого она пока и сама не ведала.
Но ей было легче и проще, хотя все складывалось скверно. Ни в горах, ни на земле, ни в небесах не находила она тихого уютного уголка. Да и был ли он хоть где-то в мире?
– Ты останешься не один в этом мире, вместе с Зевсом тебе будет легче и проще выжить.
Верила ли она своим словам? Трудно понять. Но хотелось верить в то, что так все и будет. И тогда Фемида стала искать встречи с Геей. Она хотела поговорить о грядущем. Ведь совсем скоро произойдет восстание против Кроноса, они должны быть готовы и действовать вместе. Они обе не знали или не хотели знать, что Зевс во многом обойдет отца своего. Но как они могли на что-то надеяться?
Фемида и Гея столкнулись в огромной холодной зале и пристально рассматривали друг друга. Они пока молчали, но пытались понять, как им действовать дальше. Гея была удивлена и раздражена. Она не могла доверять Фемиде. Она вообще никому в этом мире не хотела верить.
– Но этого уже нельзя остановить, – усмехнулась Фемида, – мы только пешки в руках богинь судьбы. Мы можем надеяться на лучшее. Но нам для этого что-то придется сделать и самим.
Гея промолчала в ответ. Им только и оставалось надеяться на лучшее. Все как-то возвращалось на свои места, хотя трудно было понять, как и что могло быть.
Фемида еще раз убедилась, что она сделала правильный выбор, теперь ей нужно быть вместе с Зевсом, во всем его поддерживать. Вернуться к поверженному Кроносу она не смогла бы, даже если бы и захотела. Но сколько всего ей пришлось пережить в то самое время, даже представить себе страшно.
Кронос между тем уходил в небытие, они прощались с ним без всякого сожаления, да и не о чем было жалеть. Только казалось богиням, что хуже уже не будет. Как они тогда заблуждались. Но в грядущем, как им казалось, ничего страшного с ними уже и не случится.
Гея и Фемида вместе появились в дальних покоях, где оставался теперь с матерью Зевс, и стали смотреть на младенца. Каким же милым и прекрасным он казался.
– Он справится с этим миром, он особенный, – с гордостью говорила Гея, стараясь оправдаться за всем, что творилось, она оправдывала и своим неприятные и не красивые поступки.
№№№№№№№№
Гея не переставала грустить обо всех исчезнувших без следа ее детях, она ласкала и нежила единственного сына. Но об этом лучше было не вспоминать, не думать вовсе – думы душили, казались невыносимыми.
– Наши сыновья все время будут вместе, – говорила ей Фемида, – он никогда не останется в одиночестве.
Она не стала говорить Гее о грустном в предсказании, – у нее и без того было немало печалей. Но о хорошем, светлом, почему бы не сказать?
Никогда больше они не разговаривали так откровенно и свободно, как в тот день и час.
А время текло своим чередом. Ребенок был еще слишком мал, чтобы можно было осуществить хоть что-то из задуманного. Оставалось только ждать и гадать.
Фемида, вернувшись на небеса, рассказала своему Прометею, обо всем, что ей стало известно. Мальчик с интересом и волнением слушал рассказ своей матери.
– Что сбудется, как это будет потом? Что от него потребуется? – снова мучительно думал он, понимая, что после чудесного спасения Зевса, покой им всем и ему в первую очередь мог только сниться.
– Зевса растят Демоны, сынок, – говорила Фемида, – с самого начала ребенок приучен к коварству и хитрости… Мы не должны забывать о том.
Она пыталась понять сама и предупредить сына о самом важном. Но Прометей улыбался и кажется не чувствовал всей опасности, которая могла на него свалиться внезапно. Судя по его плутовскому взгляду, это казалось ему даже забавным, хотя забавляться тут было нечему.
– Зевс никогда не уступит ему первенства, – думала грустная Фемида, – хотя Прометей старше и сильнее. Значит, всем придется подчиниться, но смогут ли они жить в подчинении сыну Кроноса? Надолго ли хватит их терпения? Но изменить она ничего не могла, избранным оставался Зевс, глупо и опасно было бороться с самой судьбой.
Право перворожденного и старшего больше не действовало, это принесет всем немало бед и страданий.
– Твой сын будет много страдать, – слышала она снова голос Сивиллы.
Фемида очнулась и вздрогнула. Прометей смотрел на нее и улыбался.
Пока они оба еще не понимали, какое это было мирное, какое прекрасное время.
– Он должен быть мужественным и стойким, чтобы устоять в этом противоборстве.
Так и складывалась тогда судьба самого яркого и мощного из всех титанов. Прикованный его вечным соперником к скале, он рассказывал брату своему Атланту о тех давних временах, о которых уже и не оставалось следа на земле. Внимательно слушал его Атлант. Он жалел только о том, что не видел и не помнил Прометея в детстве, каким славным, должно быть, был этот парень тогда.
№№№№№№№
Но Атлант вспомнил другое. Казалось, что это было совсем недавно. Он помнил пиры Кроноса. Казалось, что развлечениям, попойкам не будет конца и края. Он не сомневался в том, что разделался со своими детьми, и опасностями, которые еще недавно от них исходили.
Сколько не вспоминал его Атлант, то всегда был весел и пьян, упорно не замечал тех грозовых туч, которые все чаще над ним нависали. Вот на одном из таких веселых пиров, словно из-под земли, Зевс предстал перед ним во всей своей молодецкой красе.
Кронос пьяно таращился на него и никак не мог понять, кто же такой этот добрый молодец, откуда взялся и что ему надо. Все вокруг, кто громко, кто тихо стали убеждать его, что это его сын. Но верить в это грозный отец никак не мог, за что скоро поплатился.
Кронос, наконец, немного протрезвел и вспылил:
– Ты наглец и самозванец, – он повернулся к своим сотрапезникам.
– У меня нет никаких сыновей, и никогда не будет, убирайся туда, откуда явился, чтобы я тебя больше не видел и не слышал. Пока я добр и терпелив и прощаю тебя, но не вздумай снова появляться тут.
Только Незнакомец никуда не исчез, наоборот, он дерзко заговорил:
– Ты сожрал своих детей, почти всех, это правда, но наверное, даже и не заметил, что вместо одного из них тебе подсунули камень. Можешь выплюнуть всех и убедиться в том, что я не лгу.
Кроносу ничего не оставалось делать, как только при всех доказать ложь незнакомца и расправиться с ним. Тогда он и стал исторгать из своей утробы когда-то проглоченных им детей. Когда же к ногам его упал сверток с камнем, он подпрыгнул на месте, и убедился в том, что Юноша не лгал, ему были ведомы какие-то страшные тайны. Тогда трезвость и сознание очень медленно стали возвращаться к обманутому властелину.
Он понял, что вероломная женушка его обманула, этот негодяй вырос и теперь явился, чтобы осуществить то, что было записано в Книге Судеб. Это не самозванец, он сам породил этого доброго молодца, который и принесет ему погибель.
Вторжение оказалось слишком неожиданным, он разучился принимать решения. С кубком вина в дрожащих руках он окаменел, словно Зевс показал ему голову Медузы Горгоны. Отстранились все, кто еще недавно с ним весело пировали. Тогда и повернулся Кронос к жене своей, решив, что она должна ответить за то, что с ними теперь происходило. Но сразу понял, что она не станет его защищать. Сколько ненависти и тайного торжества было во взоре Геи.
А юноша грозный, сильный, яростный, уже грозной черной тучей нависал над ним. Он был зол и исполнен сил, желания сокрушить отца своего и занять его трон.
Кронос отступил и сдался. Он бросился бежать, но Зевс неотступно следовал за ним. Раздумывать было некогда, надо действоватьКронос правил слишком долго по любым меркам, привык к тому, что никто не смел бы подать голоса против него. Но ведь и хорошее, и дурное все однажды кончается. Разве есть в мире что-то вечное? Видно и его час пробил.
Слишком был уверен в себе Кронос, слишком поздно понял он, какая беда над ним нависла. И своим взрослым и сильным сыном был он загнан в угол в один миг. А что удивительного, просто сбывалось предсказание. Случилось только то, что и должно было случиться. С ним расправится тот, кто и должен был расправиться. А остальные его дети, хранимые до поры в утробе, оставшиеся в плену, вставали теперь за спиной у Зевса. Они никогда не подчинятся, не защитят его.
Это было похоже на настоящий кошмар. Он только смотрел на все, что происходило вокруг, и как —то сник и смирился с происходящим.
– Поздно, слишком поздно, – только и повторял верховный бог обреченно.
Узнав, что во дворце Кроноса что-то происходит, туда бросился и Прометей.
– Я был уже взрослым, – вспоминал он о том дне, – и мне хотелось все увидеть своими глазами, и помочь Зевсу. Ведь это и в моей жизни был самый важный миг.
Как можно оставаться в стороне в такой час? Я успел как раз вовремя. Я был с ними, молодыми, дерзкими, красивыми, освобожденными из многолетнего плена. Но мои братья Титаны вовсе не одобряли такого моего поступка. Прежняя жизнь для большинства была приятнее и удобнее этой. Не стоило обольщаться, нам предстояла долгая и упорная борьба за новый мир.
– Ты предал нас и ушел от своих к чужим. За это и придется расплачиваться.
– Я поступал так, как должно. С самого начала я был скорее с ними, чем со своими, и никого не предавал, – пытался разубедить родичей Прометей.
Атлант жалел о том, что тогда они были беспечны и не уделяли Прометею времени. Ведь они сами вырастили того, кто готов был потом сокрушить все на свете.
Кронос пристально взглянул на только что явившегося Прометея, на ту, которая в тревоге следила за сыном. Как ни коротка была его память, но он узнал в Фемиде когда-то изнасилованную им титаниду. Она повернулась к нему, угадав его мысли.
– Это мой сын и он отомстит за меня насильнику, ты испытаешь то же самое, что чувствовала я тогда, тебе не уйти от расплаты.
№№№№№№№№
– Как бы все продолжилось, трудно сказать, – вспоминал после Прометей, – если бы Титан Океан в то время не пришел к нам на помощь.
Ему нравились любые перемены, если они его самого не касались. Он вместе со мной встал на сторону молодых и дерзких, страшно разочаровавшись в Кроносе и всех вечных бездельниках, которые его тогда окружали.
– Что бы ни случилось, но к старому нельзя возвращаться, – яростно и страстно твердил он Кроносу.
– Но не забудьте, что слишком многие из старых против вас, – повернулся Океан к Зевсу, – борьба будет долгой и упорной.
Такой силой и мудростью от него повеяло, в тот миг, что кажется все и решилось сразу.
Прометей помолчал немного, а потом продолжал:
– Десять лет длилась изнурительная битва, возмужали и окрепли юнцы, когда-то все это затеявшие, а ей не было конца и края.
И хотя сам Кронос был слаб и беспомощен, но те, кто стояли за ним, никак не хотели и не собирались сдаваться. Порой наступал такой момент, когда Зевс и мы все уже собирались праздновать победу, но снова и снова на нашем пути вставали какие-то страшные силы, казалось, что все придется начинать сначала. Не было конца и края этой войне.
Гея за эти годы пережила слишком много разочарований. А Фемида успела влюбиться в Зевса, поняла, что просит ему все, что бы он ни сотворил, всегда останется на его стороне. Ему нравилась ее верность и преданность. Но мужая на глазах, Зевс становился тем богом, который им был нужен, которого так не хватало прежде.
Власть медленно, но верно переходила к нему. Все отчаяннее действовали вместе с ним и его братья Аид и Посейдон, который стал Океану ближе всех, и тот поделил с ним бескрайние просторы.
Только и Гея не дремала, она взяла, да и породила чудовищ, которые и бросились на помощь Титанам. Видно, ей хотелось искупить свою вину перед ними или просто остановить бойню, в которую так долго с ее помощью они все были вовлечены.
Тогда чудовища поднажали и оттеснили и Океана и богов к Олимпу. Было видно, что они уступают новым силам. Но такого поворота не было в предсказаниях. Да и победа уже была не за горами. Еще отчаяннее стали они сражаться плечом к плечу. Хотя все они были бессмертны, и гибель им не грозила, но провести во тьме Тартара всю оставшуюся жизнь никому не хотелось. Слишком они мечтали о власти на земле и в небесах
Зевс призвал все силы небесные в те отчаянные дни
– Я принес ему Перун, который во дворце Кроноса разыскал, и оружие это не только помогло оттолкнуть, оттеснить их от нас, но и в бездну сбросить.
И потрясая своим перуном, воскликнул Зевс с восторгом:
– Мы победим, они должны отступить. Как же велика была тогда наша общая радость.. Мы стремительно все вместе взошли на Олимп. Может, Громовержец был только немного впереди нас всех.
На том первом пиру на Олимпе, мы в последний раз были все равны. Только на следующий день Зевс поднял свой трон над нами, и все поняли. Что равенству и братству пришел конец. Но мы устали и были счастливы, вот и пропустили все мимо своих ушей. Счастье опьяняет больше, чем любое вино. Только похмелье может оказаться еще тяжелее, что с нами и случилось потом.
А пока мы отдыхали и наслаждались тишиной, вином, женщинами – богинями, ни о чем больше не хотелось думать – мы были победителями, а как жить и что делать – это потом. Как я был горд и счастлив в те дни – этого не высказать. Это был мой мир и моя победа, такая долгожданная, такая радостная. Моя мать впервые заметила в разговоре, что я был обделен, оставался только тенью Громовержца, меня он отправил на землю – с глаз долой из сердца вон. Может в этом и был какой-то смысл. Я не огорчался из-за этого. Но она никак не могла спокойно пережить увиденного. Ее обиды и волнения невольно все время передавались и мне.
– Бесплотная тень, можно быть богом на земле, но нет более неуютного и неустроенного места, чем там.
– Я не был так унижен и обижен, я был победителем, хотя это уже и вчерашний день. Но еще хуже было Аиду, оказавшемуся под землей, там где были сброшены все наши поверженные враги. Посейдон, как всегда, отделался легким испугом, ему достались все моря и океаны, которые ему придется делить только с титаном Океаном, потому он усмехался, и радовался такому повороту событий. Наша власть была над миром установлена, и пора было приниматься за дело.
– Я недаром захватил власть, теперь можно было осуществить все, о чем мы только мечтали когда-то. Да и люди, к которым я был брошен, станут совсем иными.
Они уже многому научились, не выглядели такими беспомощными, как прежде. Они жили и умели радоваться тому, что происходило в мире. Но где нам всем было знать, что Зевс в том узрел страшную опасность для себя.
– Он возмущался уже давно, а потом и вызвал меня для тяжкого этого разговора
Никогда прежде я не видел его таким разъяренным, – вспоминал потом Прометей, – Мы десять лет воевали, вопил он раздраженно. Ты видел, какими сильными и несокрушимыми были твои братья Титаны. Теперь ты хочешь, чтобы такими же стали и люди? Это безумие, и я не могу его допустить, как бы тебе этого не хотелось.
– Они не станут, да никогда и не смогут угрожать нам, – пробовал заверить я его, – не стоит их даже сравнивать с Титанами.
– Пусть не теперь, но такой час рано или поздно все равно настанет, и что тогда нам с ними делать? – не унимался Зевс.
Вражда в те дни вспыхнула с невероятной силой. Такой поворот хитрому и коварному Прометею и представить было тяжко. Но Зевс ощущал только предательство. Тот, который в самом начале предавал своих, теперь легко и просто готов был предать и его, и что же в том удивительного? Он не забыл, как доверчив был его отец Кронос, но Зевс не собирался повторять его ошибок. Но не доверял никому, даже бывшим своим соратникам, а им не доверял особенноНам хорошо было рядом оставаться. Но теперь все переменилось, я остался совсем один. И мне некуда было деться от него. Прометей сам виноват, он никогда со мной не советовался, и при этом позволяет себе слишком многое. Так не может продолжаться долго. Зевс не сомневался – Аид не был доволен своим положением, а Посейдон просто отстранился и хитрил, как обычно, но что делать теперь ему, когда он остался один и стоит над всеми.
Опасность исходила ото всех бывших соратников, но самым опасным прослыл все-таки Прометей. Впрочем, он всегда был таким. Зевс знал – если хватит духу с ним разделаться, все остальное он утрясти сможет, тогда волноваться не о чем. Кто сказал, что Прометей не хитер и не коварен. Но он с самого начала действовал наверняка. За ним земля и люди, до которых Зевсу никогда не было дела – это сокрушительная сила.
Если он накажет Прометея, то и боги и люди остановятся и не станут действовать так прытко, как теперь. Именно этого Громовержец и добивался.
Зевс пришел к не простому, но единственно верному решению. Порой приходится жертвовать многим, ради грядущего, и мира во всем его мире. Прометей должен быть принесен в жертву.
В те дни Зевс действовал стремительно. Его могла остановить мать Прометея – Фетида, все время остававшаяся рядом с ним на Олимпе. Но она не решилась на такой шаг, понимая, что будет только хуже. Она помнила о пророчестве, о словах сивиллы – ее сын примет страшные муки. Она долго убеждала себя в том, что сможет помочь своему сыну только если останется здесь, на Олимпе, около Зевса, и будет внимательно следить за тем, что происходит. Утешение, конечно, было слабым, но это хоть что-то в такие тяжкие, тревожные дни. Что случится, если она покинет его, разобиженная? Кроме нового приступа гнева и еще более отчаянного положения не будет больше ничего. Она оставалась богиней справедливости и правосудия, хотя это и казалось ей просто насмешкой.
Но Фемида решила все сделать для того, чтобы роль ее стала более весомой и значительной и подняла ее со временем до невероятных высот. Оставалось только взирать на сына своего милого, над которым уже занесен Перун Зевса. Она видела, что почти все время взгляд Громовержца был направлен на горы Кавказа. А там уже несколько дней не стихали проливные дожди, переходящие в ливни. И все было смешано с грязью. Холод и сырость сводили с ума не только людей, но и многих богов.
И тогда Прометей сделал последний безрассудный шаг – пробравшись на Олимп, Прометей похитил огонь для своих людей, он решил стать для них спасителем.
Возрадовались люди. Они смогли развести костры в своих пещерах и немного обогреться, а потом и пищи себе приготовить. Каким благом, каким чудом это показалось тогда. Но даже Прометей не подозревал, какую цену им за это придется заплатить, и как скоро грянет расплата.
Зевс чувствовал, что размышлять и медлить он не может ни дня. Он не мог отобрать у людей огонь. Это слишком утомительно и опасно, но того, кто все это устроил, наказать было необходимо. Он повелел загасить весь огонь, где это будет возможно. Но людям удавалось спрятать и уберечь его, теперь они были более опытны и осторожны. Они передавали его соседям, как бесценный дар, желая только одного – уязвить Зевса.
Прометей видел, как яростно борется с огнем и с людьми Громовержец. Он хорошо знал, каким может быть Зевс, понимал, как опасно было становиться у него на пути. Конечно, он не сможет погубить этих несчастных, потому что ему некем потом будет править, – рассуждал Прометей, когда его мать попыталась поговорить с ним.
В те дни Фемида долго говорила то с Зевсом, то с Прометеем, понимала, что все ее разговоры сводятся к решению, которое принял ее сын, напрасны
– Твои порывы благородны, дорогой, – с грустью произнесла она, но не стоит так все поворачивать. Ты совсем его не понимаешь, и все больше отдаляешься.
Зевс будет стоять до конца, и в чем-то он прав, – тихо прибавила она, – ему слишком дорого пришлось заплатить за власть. Он пойдет в вашем противостоянии до конца.
– Я шел вместе с ним, когда считал нужным, но теперь все изменилось, он обойдется без меня, а я буду делать то, что нужно, – не сдавался Прометей.
Оба они были страшно обижены и очень упрямы.
– Ты обрекаешь себя на страшные муки.
– Это только тело будет испытывать муки, но еще страшнее, если от мук будет корчиться моя душа, – только об этом и говорил тогда Зевс, – а потом, я уже сделал все, что мог. Поздно размышлять о том, чего нельзя исправить.
Он бессильно развел руками. Душа Фемиды готова была разовраться от жалости, когда она молча смотрела на сына.
– Я выбираю меньшее зло. Я долго думал и решал, все равно лучше ничего придумать не мог, – признался Прометей.
Люди получили огонь. Они были спасены. Это самое главное. Все зависит от того, смогут ли они его сохранить или нет. Если нет, я не виноват, я давал им такую возможность.
– Он никогда не остановится, – говорил Зевс Фемиде, – я должен остановить его. Согласись, что я и без того слишком долго терпел, а больше не могу и не хочу.
– Но Земля – его дом родной, разве не ты так решил? Он привязан к ней, он любит ее и понимает людей.
Он переживал голод и холод вместе с ними, и потому его можно если не простить, то понять.
– Ты требуешь от меня слишком многого.. Пусть я буду жесток и несправедлив, но я не останусь здесь с ними, – в этом есть что-то крамольное, но я достиг высшей власти и могу поступать, как мне вздумается
Что-то творилось в подземном мире, иногда в горах были бури и обвалы. Но с земли приходили самые явные угрозы. Там следовало начинать наводить порядок. Зевс всегда так думал, а теперь еще решил и действовать.
– Я должен наказать его, что бы ты ни говорила.
Но Фемида ничего ему в те минуты и не говорила. Она понимала, что это бесполезно, Зевс поступит так, как ему хочется.
– Мой сын глуп и упрям, – говорила Фемида, – но я не стану ему в том потакать и все рушить, – этого не должно случиться. Я останусь здесь. И возможно это будет самым разумным решением. Он будет считать меня предательницей. Но со временем, когда все устроится, я все для него сделаю, и он поймет и оценит мои страдания.
Но что бы решала Фемида, она только разговаривала сама с собой, все решалось только Зевсом, он привык действовать в одиночку, ни к кому не прислушиваясь.
Фемида мучительно принимала тот мир, в котором ей пришлось остаться без единственного любимого сына. Еще какое-то время Зевс хранил молчание, но никто не сомневался, что гроза разразится в ближайшее время.
Тогда и начался потоп. Прометей узнал о том первым, хотя сначала казалось, что это обычный ливень, затянувшимся на несколько дней.
– Я посмотрю, как он спасет их, – усмехнулся Зевс Посейдону.
Ему скучно было оставаться в одиночестве, вот и спустился на остров в океане.
Посейдон фыркнул, он никак не мог понять своего брата, неужели Прометей так достал его, что тот готов погубить мир, который они завоевали с таким трудом, а не слишком ли много чести для спесивого Титана?
Нет, не понимал таких отношений и противоборства повелитель морей, да он многого не понимал в последнее время. А вот ярость и упрямство родного брата заставило его волноваться и за людей, и за самого Прометея?
№№№№№
Но в то самое время пока Посейдон с Зевсом молча смотрели на происходящее, Прометей бросился на дальний остров, чтобы предупредить своего сына Девколеона. Он заставил его быстро соорудить ковчег, благо, что тот запасся лесом.
– Род людской не должен исчезнуть, – говорил он сердито. Зевс слишком разошелся. Он думал только о том, чтобы погубить землю. В этом его не остановить.
– Пусть хоть десять ковчегов строит, они не спасутся, – думал Зевс, когда узнал, что предпринял его вечный противник.
Прометей метался, он не представлял себе, что еще нужно сделать. Мешать Зевсу у него не хватило духа. Можно было только представить себе, что произойдет со всем этим миром.
– Он кажется безумцем, – думала в то время Фемида.
Но разлюбить его даже это не помогло. Мир стал молча готовиться к концу света. Радовались жизни только те, кто жил одним днем и ни о чем таком не догадывался. Но как же темно и уныло было вокруг. Дождь лил все сильнее. Все чаще говорили о потопе. Сивиллы скорбно говорили о том, что море снова вернется на свое место, а земля исчезнет, словно ее и не было..Конечно, владения Посейдона только увеличатся. Он должен быть доволен тем, что происходит. Но в море уже появился ковчег, в котором, судя по всему, оставалась жизнь.
Там оставались люди и животные, терпеливо ожидавшие пока стихнет ливень, появится земля, и они смогут передохнуть, а потом начать строить свой мир. Они надеялись на то, что тот, который спас их однажды, не оставит без помощи и в дальнейшем.
Зевс же старался не замечать этого плывущего острова, взирал на дело рук своих и даже не скрывал радости, которая жила в его душе. Он победил, он снова победил. Ни великаны, ни титаны не боги больше не станут ему противиться.
Спасенным же казалось, что вода останется навсегда, они никогда не доберутся до земли.
– Зачем мы все это делали, утонули бы с остальными и дело с концом.
Больше всего волновалась Пирра, жена Девкалиона, ей было особенно скучно и одиноко. Он угрюмо молчал, а она продолжала жаловаться:
– Затоплен весь мир, мы так и будем качаться на волнах, пока не умрем все от голода и жажды.
№№№№№№№№
Неизвестно, как бы все было, если бы в тот день Зевс не опомнился. Он и сам наконец понял, что перестарался. Ему некем было больше править. Надо же было так радоваться победе, когда и пировать не с кем.
Тогда он и бросился вниз, чтобы хоть кого-то там отыскать. Фемида сообщила ему, что погибли не все. По крайней мере двоим удалось спастись. Тогда только он немного успокоился и даже обрадовался.
Делишки Прометея на этот раз оказались полезными, Громовержец это признал. Вода тут же отступила, море вошло в свои прежние берега, и на глазах у богов появилась суша. Люди мирно спали и еще не знали этой радости.
Фемида была в отчаянье. Она не скрывала своего волнения, переходящего в ярость.
– Зевс оставит тебя в покое, только когда расстанется с тобой. Нам не удастся избежать беды.
Прометей совсем не хотел верить в то, что реальность такова, он оставался окрыленным фанатом того Зевса, которого давно и в помине не было.
На какое-то время на земле было затишье. Если бы в последние его деяния не вмешался Прометей, то он бы погубил землю окончательно. Но теперь, когда людей было так мало, он теперь ему нужен был меньше, чем прежде. И его надо было убрать подальше.. Он оказался самым яростным противником.
– Я слишком долго терпел его, но больше не собираюсь, этому надо положить конец.
На этот раз, желая успокоить Зевса и уступить ему, Гермес погасил огонь, который развела Пирра на новом месте. А другого им взять было негде. И Прометей, видя все это своими глазами, был не столько удивлен, как поражен. Он не верил в то, что Зевс знал об этом. Он давно видел своеволие и интриги Гермеса, и все-таки никак не мог понять и поверить, что Гермес все это без его ведома совершил. И на этот раз, словно дар богов, принес Прометей людям Олимпийский огонь. Они должны были благодарить его за это.
Фемида поняла, что это очередная ловушка, пыталась остановить его, но Прометей был упрям и непреклонен.
– Они погибнут, если я не спасу их.
– Это тебя уже ничто не спасет, не стоит испытывать терпение Зевса. Он жестоко накажет тебя, я больше ничем не смогу тебе помочь.
Она пристально смотрела на сына, не знала, что делать дальше.
– Даже если и так, я все равно не отступлю. Они во мне нуждаются, а он совсем потерял рассудок (Прометей не называл Зевса по имени).
Каким страшным и решительным он был в то время.
– Он признает, что на этот раз был не прав, – произнес Прометей.
Может матушка просто напрасно волнуется, ничего такого не случится?
№№№№№№№№№
Зевс все это прекрасно слышал, и решил наконец разделаться с ним, а не с теми, кого Прометей так упорно защищал. Это будет справедливо. Вместо пира на этот раз Зевс учинил настоящий допрос и разнос. Все остальные тихонько разошлись по сторонам.
– Откуда у людей снова огонь? – ревел, как грозный ураган Громовержец.
– Я его им принес, – спокойно отвечал Прометей, – он казался Зевсу если не сильным, то хитрым и дерзким, хотя и внешне был в два раза больше его.
Это и решило судьбу Прометея. Не выдержал бы такого и Посейдон с Аидом, а о Зевсе и говорить нечего.
– Ты признаешь, что нарушил мой запрет?
– Будто если я этого не признаю, что-то поменяется.
– Но больше я не позволю вредить и противиться, – усмехнулся Зевс.
После этих слов он в первый раз ощутил собственное превосходство. Откуда-то появился Гефест. Зевс подал ему знак.
– Скала на Кавказе, – вот то место, где ты теперь будешь обитать и оттуда наблюдать за тем, что происходит с милыми твоему сердцу людьми.
Но уйти ты оттуда не сможешь, об этом мой кузнец позаботится, – усмехнулся Зевс.
Фемида была поблизости, она только всплеснула руками – все случилось в один миг. Но она еще и теперь таила надежду на то, что Зевс остановится в последний момент. Но все уже разошлись, боясь, что кого-то из свидетелей постигнет участь Прометея, ведь никогда нельзя попадаться под горячую руку Зевса.
Зевс в один миг остался в одиночестве, и только раздраженно взирал на уходивших богов. Фемида была где-то за спинкой его трона, он не видел ее, но не сомневался в том, что она никуда не ушла.
– Он сам повинен в том, что с ним случилось, – бросил ей Зевс.
Он помнил о той, которая все время помогала ему и была рядом.
Зевс оправдывался, а виноват был ее сын, Фемида хотела оставаться справедливой. И ведь Прометей не собирался ни в чем признаваться, упрямство окончательно лишало его рассудка.
– Я не жду от него благодарности, – говорил Зевс, вся больше злясь.
Фемида не находила, что же она могла ответить. Бессилие и безмолвие, вот все, что она испытывала в тот страшный день. Фемида не видела, как Гефест приковал Прометея, смотреть на это ей было невыносимо. Об этом ей позднее рассказывал Гермес, он не мог упустить такого события. Страдания матери и сына только начинались, оба знали, что они растянутся на века.
Гермес все это время оставался рядом. Прометею это казалось насмешкой. Откуда взялся этот юнец, почему он так усердствует? – размышлял Прометей, чтобы хот как-то отвлечься от горьких размышлений.
Гермес не унимался, он дерзил, давал советы, словно это было так важно для Прометея.
– Ты останешься с ним, – усмехнулся Прометей, – тебе такая участь не грозит, потому что давно научился ко всем приспосабливаться..
Но разозлить Гермеса было невозможно. Он привык ко многому и не собирался отступать.
– И чем ты гордишься? Когда орел от тебя рожки и ножки оставит, тогда и посмотрим, кто из нас был прав, – самодовольно усмехнулся Гермес.
Впервые Прометей понял, что может быть и ему следовало быть более хитрым и гибким. Может тогда он не оказался бы в таком плачевном положении. Так в перепалке они и прибыли на край света, на Кавказ. Тогда все трое и остановились они у той скалы, где Прометею придется не один век коротать. Невольно забыв о спутниках, Прометей вспомнил о своем детстве, о такой же пещере, где он когда-то появился на свет.
Ничего в горах с тех пор не изменилось, только Тартар на этот раз оказался значительно ближе. Туда они вместе с Зевсом и сбросили титанов, теперь противники его оказались рядом. Это неприятно его удивило.
– Орел, уже круживший в небесах, приглядывался к Прометею. Гермес успел рассказать ему о том, что происходит, что требуется от этой птицы.
№№№№№№№№№
Гефест потрудился на славу. Не потому что он хотел послужить Зевсу. Он все делал очень хорошо, добротно всегда и не умел работать по-другому. Приковал он к скале Прометея основательно, не откуется сам, да и никто другой не оторвет.
– Он не сможет освободиться, даже если кто-то будет ему помогать, – размышлял между тем Гефест, – да и кто в ближайшее время решится его освободить?
Гермес на прощение еще раз взглянул на пленника. Он чувствовал себя страшно обиженным. Но Прометей не собирался молить о пощаде. Он был спокоен и не собирался с ним разговаривать.
– Я свободен, всегда останусь свободным, что же я могу поделать? И вам ничего не удастся больше сделать, – таковы были последние слова Прометея, когда спутники покинули его.
Гермес решил забыть о неприятностях, о том, что он увидел и почувствовал на далеком Кавказе. Мир слишком огромен и загадочен, если не думать о грустном, то все не так скверно. Он не помнил о том, как взирал на него Прометей, когда он покидал Кавказ.
Но Зевс уже вечером на пире стал расспрашивать, что он видел и слышал, что там происходило. Гермесу пришлось обо всем рассказать. Зевс поморщился от такого рассказа.
– Ничего, скоро он по-другому заговорит, куда еще денется его спесь, – постарался его утешить Зевс, но сам он вовсе не был уверен и спокоен.
Зевс не собирался возвращаться к прежнему. Никогда больше мир не будет таким, каким он был раньше, если ради порядка надо будет принести какие-то жертвы, то он готов был это сделать. Зевс не думал, что он волновался напрасно, Прометей покушался на его власть. Напрасно он злился и ярился, это Зевс почувствовал, он одинок, ему пусто и скучно без вечного соперника. Почти сразу захотелось вернуть его назад, но он едва удерживался от собственной непоследовательности. Освободить его уже сейчас было бы величайшей глупостью.
№№№№№№№№
Прометей остался в полном одиночестве. Его задору и героизму пришел конец. Все прелести новой жизни Титан ощутил почти сразу. Он почти не мог двигаться. Никого не было в том пустом месте, где он теперь оказался. Он взвыл от ужаса. Но как только первая ярость и обида прошла, он понял, что не сможет примириться со своим тюремщиком.
Утром, когда в муках была проведена первая ночь в горах, прилетел орел. Тогда и начались настоящие муки, когтями он разорвал грудь и стал терзать его печень. И ни рукой, ни ногой не мог пошевелить Прометей. Но это длилось только несколько часов, когда он проснулся на следующее утро, все было на месте. С той поры узнал Прометей, в чем будет заключаться кошмар его жизни в горах, в новом положении.
Птица стала его палачом, он же вечным мучеником. Это открытие заставило его взвыть так, что с горных вершин полетели камни. Прометей понял, что с ним будет, что станется в ближайшие века.
Прометей впал в забвение. Только иногда он открывал глаза и оглядывал пустое безмолвие. Ему казалось, что он даже спокоен и невозмутим. Рано или поздно кто-то появится, уж матушка не оставит его в беде – это точно.
Фемида обо всем случившемся узнала от Гермеса. Он рассказал ей обо всем, что случилось с Прометеем. Тогда она решила, что никогда не сможет туда отправиться, хотя Посланник предложил ей навестить его. Она была богиней справедливости, Зевс совершал ужасные поступки, но ведь и Прометей был во всем виноват. Она пообещала, что не станет упрекать Зевса. Она просто скорбно молчала, глядя на него. Эта скорбь Фемиды его страшно раздражала. И хотя он не собирался отказываться от Фемиды, она была ему необходима, но и оставаться рядом с ней в те дни он тоже был не намерен.
Он быстро начал скучать без бесед с нею. Но и сама Фемида нуждалась в общении с ним.
Гера внимательно следила за ними со стороны, тайно ревновала мужа к Фемиде, она не понимала, как можно простить его за то, что он сделал с ее сыном, почему он сам терпит ее молчаливые укоры и не расстанется с нею.
– Неужели ее чувства так сильны. Обычно ко всем своим возлюбленным он относился легко и просто, проведя с ними ночь, забывал о них, словно их не было больше. Но здесь были особые чувства и отношения.
Гера не выдержала, и появилась перед своей соперницей.
– Они считают тебя богиней справедливости, но мне так странно слышать это теперь, – размышляла она вслух, пристально разглядывая Фемиду.
Та молчала.
– Разве ты не ведаешь, что он сотворил? – говорила она, – но ты ведь даже за сына не заступилась.
– Он не младенец, я много раз предупреждала его, чем кончатся все эти игры. Он сам выбрал свой путь, решил, как ему поступить, вот и получил то, что получил.
– Но он твой сын.
– Он отверг мою защиту.
– Часто молчание бывает выразительнее слов, и любой истерики, думаю, Зевсу есть что сравнивать.
Камень был брошен в огород самой Геры, ей нечего было на это ответить. Она ничего не ответила, повернулась и пошла прочь. Гера убедилась в том, что Фемида не так безобидна, как казалась, и ничего не оставалось, как только терпеть ее рядом.
№№№№№№№№
Зевс чувствовал, что в глубине души Фемиды оставалась страшная обида, просто она боролась с ним по-другому. Для богини те дни сделались настоящим кошмаром.
Но и Зевс потерял сразу не одного, а двух очень близких людей, и повинен в этом был сам, надо было поступить как-то хитрее. Общение с Герой заканчивалось всегда скандалом. Он избегал, как мог, любого общения.
Чаще всего при столкновении с ней Громовержец молчал. Никто ничего не смог бы возразить.
Зевс все время решал проблему, что же ему делать – тайно ли освободить Прометея, а он поклялся водами Стикса, что не сделает этого, или забыть о нем и жить и править дальше, запретить даже имя его произносить.
В конце концов, он остановился на последнем. Даже в глазах любимой Фемиды он оставался тверд и непреклонен. И никто бы не посмел идти против него.
Однажды Зевс узнал от Афины, что Фемида собралась с духом и отправилась все-таки к своему сыну.
Она увидела знакомые места, но совсем другими глазами теперь смотрела на все, что видела. Над головой богини парил орел – тот самый, она прекрасно знала, что там происходит, зачем он прилетел. Он только что завершил свою трапезу, казался особенно сильным и могучим.
Она же увидела истерзанную грудь своего сына, поняла, что произошло, о чем ее пытался предупредить Гермес.
Тогда забыв обо всем, что она обещала, она и поведала ему главную тайну Зевса, чтобы и у него было оружие против Громовержца.
Прометей едва очнулся, едва расслышал все, что в отчаянии она говорила. Фемида произнесла заветные слова и казалась спокойной.
– Ты должен рано или поздно ею воспользоваться, дай мне слово, дорогой, что так будет. Я должна вернуться, здесь от меня слишком мало проку, – говорила Фемида. Прости меня, но если я от него уйду, будет еще хуже, тогда я не смогу тебе помочь.
Прометей только кивнул в ответ. Его мать всегда была мудра.
А тем временем бог лесов Пан с некоторым запозданием узнал о том, что Прометей встречается со своей матерью. Он почти насильно остановил летящего мимо Гермеса.
– Она поведала ему тайну о Зевсе, – усмехнулся он, – теперь у бунтовщика есть грозное оружие, и кто еще чьим пленником станет – это большой вопрос.
– Но что это за тайна? – удивленно спросил Пан.
– А вот этого я не услышал, она говорила так тихо, что все было бесполезно, Фемида не только мудра, но и хитра.
Так весь мир, пока кроме самого Зевса узнал о том, что есть какая-то страшная тайна.
– Ни я, ни нимфы мои не слышали ни слова, но о том, что она существует, я тоже ведаю, – признался Пан, – она слишком осторожна. Это и станет спасением для ее сына, – заговорщицки произнес Пан.
Гермес только чесал затылок, он никак не мог решить говорить ли о том Зевсу или лучше пока помолчать.
– Ты сам решай, как поступить, – предупредил Пан, – но не делай потом вид, что тебе ничего не было ведомо.
Гермес понимал, что Пан возник не случайно. Молчать обо всем он не сможет, даже если бы и захотел.
Потом, если что-то и приключится, никто на это не обратит внимания, его же обвинят во всех грехах. Потому уже вечером он сообщил Зевсу о тайне.
– Мы должны все узнать о ней, – настаивал Гермес.
– Ты это и сделаешь, и меня не интересует, как это случится, – услышал он в ответ.
Вот уж точно, не надо никогда лезть вперед, иначе тебя же и заставят потом за это расплачиваться.
Конечно, это могло быть только злой шуткой Фемиды, ее местью за все случившееся. Но сразу видно, как был встревожен Зевс, он не верил в такие шутки.
Он не собирался пытать Фемиду, понимая, что она ему ничего не скажет, а если и скажет, станет ли ему от этого легче, нет, для этого есть Гермес, и пусть он со всем сам разбирается. Посланник был немного обижен, но за близость к Олимпу и Зевсу ему приходилось расплачиваться. Иначе, как Пан окажется в какой-нибудь глухомани, и ничего больше не будет ему светить. А Гермес, привыкший блистать на Олимпе, не мог этого допустить. Стоило так много трудиться, стольким жертвовать, чтобы потом оказаться в глуши?
№№№№№№№№
Гермес злился, или делал вид, что злится, на самом деле ему было даже приятно, что вопрос жизни и смерти Зевс перепоручил ему, значит доверяет, и надо бы постараться, чтобы все разрешилось само собой.
– Нам не нужен другой верховный бог, – размышлял Гермес, – мы уже привыкли к этому, сжились с ним, а то снова какой-нибудь Кронос появится и что тогда? Зевс, конечно, не подарок, только не стоит менять его на Ареса или Аполлона – будет только хуже.
Хотя с другой стороны, такому созданию, как Гермес не хотелось быть только посланником, но ведь можно и им не быть, а стать тем же Прометеем или каким-нибудь далеким, ничем не приметным божком.
Нет, лучше быть посланником на небесах, чем первым богом на земле.
– Прометей хочет слишком многого, вот и не получил даже малого, – размышлял Гермес, направляясь в гости к пленнику. – Но как же я смогу узнать его тайну, почему Зевс не хочет склонить на свою сторону Фемиду, ведь у него же больше возможностей, хотя на то она и Фемида, чтобы ее никто, даже Зевс не смог склонить на свою сторону. Гермес парил в небесах и упивался этим чувством полета. На миг он взглянул на землю:
– Я должен в лепешку расшибиться, но добиться своего.
Он стал думать, как же ему все – таки не превратиться в лепешку, но узнать главное. Это было бы даже интересно, если бы цена за его промашку, ошибку, не была бы так велика. Гермес чувствовал, что ему нужно спасти свой мир, и он был полон решимости его спасти.
№№№№№№№№
Пока Гермес парил в небесах, Зевс оставался в одиночестве. Ему было ясно только то, что тайна на самом деле существует, и Фемида ничего ему о том не скажет. А это значило, что он оставался в страшной опасности. Этого не чувствовал Кронос, когда он к нему заявился, но сам Зевс не мог отмахнуться от того меча или молнии, который был занесен над его головой.
Надеяться он мог только на Гермеса.
– Я не смогу расстаться с Фемидой, она любит меня вопреки всему, и только она одна по-настоящему меня любит, уж лучше погибнуть, чем потом быть в одиночестве, – размышлял он, понимая, что не всегда жизнь – это лучший дар.
Но любя, как она может быть такой спокойной и беззаботной? Знает, что все обойдется, или ей уже все равно, что с нами со всеми будет? А не собирается ли она сбросить его с трона и подарить его сыну в нужный момент? Только пока она затаилась и ждет удачного случая.
Зевс понимал, что у страха глаза велики, видел, насколько они могут быть велики, но ему оставалось только ждать Гермеса, уж тот наверняка что-то придумает.
№№№№№№№
А тем временем Атлант оставался с Прометеем, и тот рассказал ему обо всем, что с ним случилось, и что происходило в мире, пока титан оставался на краю земли, и спокойно держал на своих плечах тот самый свод, уверенный, что он спасает мир, что без него все рухнет. Только после рассказа Прометея он стал сомневаться в том, что мир все-таки нужно спасать. И все-таки это сомнение было только мгновенным, а потом понял Атлант, что каждый должен заниматься своим делом. У него нет ничего другого, как только спасти этот мир, и держать небосвод на плечах, что бы ни случилось.
Гермес в то время встретил Геру, когда спустился передохнуть немного на поляне, а может быть он немного медлил, не желая прямо сразу оказаться в объятьях Прометея. Гермес не верил в победу, и потому старался немного отсрочить свое разочарование от поражения.
Гера была одинока и несчастна. Это потрясло даже невозмутимого Гермеса. Они стали говорить о той самой тайне, хотя Гермес не верил в то, что она может ему как-то помочь, но кто его знает, вдруг все-таки что-то может.
Гера в трудный момент была самым бесполезным созданием, только если развлечь скандалом остальных, помешать детям Зевса и ее соперниц, но ведь и из этого у нее почти ничего не получалось, а если получалось, то совсем не то, чего ей так хотелось. Гермес это прекрасно понимал, лучше самой Геры, но все-таки тешил себя какими-то надеждами на чудо.
– Атлант еще свободен, – неожиданно произнесла Гера, – когда Гермес замолчал.
Тот вспылил, он так и не смог понять, о чем она думает, при чем тут вообще Атлант. Нет, эти двое точно не понимали друг друга.
Гера оказалась тут не случайно, она знала, что Гермес направился к Прометею, и решила устроить свидание с Атлантом. Как только Гермес исчез, она направилась к титану. Не стала долго скрытничать, сразу произнесла:
– Зевс похитит твоих сестер плеяд, – наконец пояснила свои слова Гера, – и ты должен постараться их защитить, пока не случилось беды.
Гера внимательно смотрела на Атланта. Он понравился ей в тот момент. Окажись он, а не Зевс ее мужем, она была бы счастлива. Но каждый оставался на своем месте. Она лишь сожалела о том, что творилось.
Гера не могла понять, что Атлант вовсе не так прост и бесхитростен, как ей показалось. Атлант слушал ее спокойно. Ему вовсе не хотелось верить в то, что капризная и стервозная Гера говорит правду. Она могла преследовать и какие-то свои цели. Но видя, что Атлант ей не верит, она поклялась водами Леты, что не лжет.
– Мне трудно разобраться во всех ваших хитростях, – честно признался Титан, – я потому и ушел подальше, что не хотел участвовать во всем этом, но от твоего мужа никому и никогда не будет спасения. В этом наша беда.
Он казался растерянным и расстроенным. Простившись с Герой – долго оставаться с ней ему совсем не хотелось, он вернулся к сестрам и дочерям своим.
– Я запретил вам показываться там и покидать Аркадию, – яростно говорил Титан.
Но он не предупредил их о грядущей беде, не верил в то, что Зевс решится на такое, пока этого не случилось.
Они были испуганы и оставались в неведении. Они знали, что он скрывает что-то очень важное и печальное. А так, как ничего сказано не было, то они не знали, что делать и как быть.
Тучи сгущались, угрозы Зевса не прошли бесследно. Кто-то сказал им о том, что накануне Атлант встречался и о чем-то долго говорил с Герой. Вот после этого все титаниды стали волноваться еще сильнее. Но пока это были только слова, никаких явных угроз не было, жизнь в благословенной Аркадии тихо шла своим чередом.
Никто не говорил о плененном Прометее, он так давно оторвался от своих, что все считали его одним из богов. А вот всем остальным титанам, они верили в это, ничего не угрожает, кроме скуки. Но это было не самым горьким и страшным из всего.
№№№№№№№
Атлант стоял на морском берегу, когда неожиданно увидел Зевса (тот оказался легким на помине). Тогда Атлант решил отстраниться и не вмешиваться в происходящее. Немного позднее он узнает, что ничего не обошлось, все было предсказано. Зевс похитил речную нимфу Эгину. Он узнал об этом у перепуганных плеяд. Они ждали и требовали от него каких-то действий.
В тот же вечер к Атланту пришел речной бог Асоп. Он понял, что его дочь пропала, и начал искать ее повсюду. Атлант сразу вспомнил о предупреждении Геры, понял, что не сможет больше оставаться в стороне.
– Победитель, – возмутился Атлант, – и это и есть победитель, это его лицо.
Гера была права, – от него не будет никакого покоя.
Асопа еще больше испугали его слова. Он понимал, что больше никто не сможет ему помочь. Он надеялся обрести уверенность, но не мог понять, как же ему следует поступить. Атлант не Прометей, тем более теперь, когда он видел своего брата в плачевном состоянии, он не решился бы на открытый бунт против громовержца. Он поторопится уйти, понимая, что ему здесь больше нечего делать.
№№№№№№№№
В то время, когда Зевс осуществил свой план, Гера оставалась с вечным стражем Аргусом. У него была дочь, плеяда Майя, и когда Гера на миг ослабила свою бдительность, родила от Зевса сына Германия.
Это было очередное предательство для нее и только, не больше и не меньше. Никто не мог понять, почему Гера приняла это так близко к сердцу.
Увлеченная происшествием с Майей, и желанием отомстить этой несносной сопернице, она совсем забыла о плеядах. Вот уж точно, нельзя сразу везде успеть, не стоит семь дел разом творить. А Зевс, забыв о Майе и поверженном сыне, только и думал теперь о плеядах.
Оборотившись серой птицей, Гера отправилась к Майе, и ее не было рядом, он почувствовал, что настал самый подходящий момент для того, чтобы украсить Плеяд. Похищение совершил Громовержец без особого труда. Ему не о чем было сильно волноваться.
Гера в то время увидела грустную мать, напрасно поджидавшую своего возлюбленного, прекрасного младенца – он был и здоров и красив. И когда несчастная и разбитая, она вернулась назад, то поняла, что муж ее не терял времени даром и похитил уже целую толпу девиц на глазах у многих. Но тут она обвинила не его, а плеяд и Атланта, который обо всем был предупрежден заранее, как же можно оставаться таким беспечным.
– Он получил то, что должен. Я его предупредила, – говорила Гера, но от бессилия готова была и рыдать и смеяться.
Могла ли Гера сожалеть о плеядах или об Атланте, если самой обиженной и униженной была она сама?
Она предала своего мужа, но это им не помогло. Все было печально в те дни. Она, как и Атлант, для себя решила, что не сможет больше оставаться в стороне, делать вид, что это ее не волнует. По ее приказу, верный ее страж Аргус отправился к Атланту, чтобы во всех подробностях рассказать ему о случившемся, узнать, что он думает, что собирается делать. Гера должна была знать обо всем.
Атлант слушал Аргуса и не верил в то, что произошло. Даже Аргус поражался его наивности. Но он тут же указал на небеса:
– Посмотри, разве ты не видишь там своих сестер? – спросил он насмешливо.
Атлант молчал, все и без того было очевидно. Ему был брошен вызов. И ему пришлось его принять. Аргус все еще не сводил с него глаз. Он знал, о чем мечтает Гера – о схватке Атланта с Зевсом. Догадывался об этом и сам Атлант.
Кто-то должен остановить и проучить Громовержца, не может он так безнаказанно заниматься своими делами. Если Атлант победит, она расправится с его женой и сама займет ее место. Тогда можно и передохнуть. Она будет с ним и займет то место, которое должно принадлежать ей по-праву. Тогда Гера больше не будет посмешищем, которое всегда и всем только мешает.
– Не будет лучше и достойнее мужа, чем он сам. Гера вела свою игру. Она увлеклась не на шутку, стала забывать, что там реальность, а что только сон и ее фантазии.
Но Атлант остановился, он не собирался вступать в схватку с Зевсом, не верил он, что сможет победить того, перед кем рухнул сам Кронос.
Гера была страшно разочарована, когда наконец поняла, что же творится не в ее мечтаниях, а в реальности. С этим горьким известием Аргус и вернулся к ней, она ярилась, рвала и метала, но ничего нельзя было сотворить с тем, что происходило вокруг.
Опомнился Атлант. Когда Гера больше ничего от него не ждала, он бросил клич, стал звать титанов на сражение.
– Вы сильны и прекрасны, Зевсу не удастся превратить вас в чудовищ, – твердил он, пируя рядом с ними.
Титаны ели и пили молча. Атлант начинал снова:
– Разве вы забыли лучшие времена, когда Зевс черной тучей не висел над нами? Так почему бы нам ни вернутся в то время, не жить в прежнем мире. Прометей немало постарался, но теперь он лучше нас знает, что мы наделали все вместе. Наверное, он давно раскаялся в совершенном.
Атлант и сам до конца не ведал, что им делать теперь. Но надо было что-то делать.
– Я долго молчал и стоял в стороне. Больше такого нельзя допускать.
На его зов скоро откликнулись титаны гор и рек.
Жена Атланта с ужасом переживала все, что творилось тут. Никогда прежде она не тревожилась так о том, что с ними может случиться. Теперь она дрожала от ужаса, и не верила в то, что все обойдется. Десять титанов вместе с Атлантом двинулись на небеса.
В тот момент Гера была поражена не меньше других, когда сначала услышала, а потом и увидела все происходящее.
Но Аргус не хотел обмануть ее или Атланта что-то заставило передумать, понять этого она так и не могла. Их поход не оставался незамеченным.
Зевс предвидел что-то подобное, хотя до конца не верил в то, что Атлант сюда пожалует. Перун Зевса взлетел над головой в тот миг. Но когда они потеряли страх, почему они проделали этот путь?
Тогда и грянул поединок. Гера внимательно следила за поединком Атланта с Зевсом.
– Кто бы мог подумать, – говорила Гера Фемиде, – о том, что он решится на такое, о чем даже твой Прометей не помышлял, ведь он спокойно принял кару Зевсову, да и теперь муки сносит без всяких воплей. Атлант долго молчал, но зато каков он теперь.
Она знала, что останется с Победителем. И Фемида знала об этом, потому и повернулась гордо к Гере.
– Моя любовь от твоей тем и отличается, что, что я люблю Зевса, а ты ту власть, которую он завоевал. И ты всегда будешь для него наказанием.
Каким бы яростным не было сражение, но Зевс расслышал эти слова. В один миг все для него стало ясно.
Понял он, почему Фемида ему так дорога, почему так сердит он на Геру и неизменно изменяет ей и душой и телом. Да и когда рядом, он едва ее терпит. Она же теперь за Атланта болеет и готова к нему переметнуться, если тот сможет с ним расправиться, вот такая вот многократная верность получается.
Нет, только Фемида для него дар небес, который он получил в самом начале и никогда не должен с ним расставаться.
– С Зевсом я пережила слишком много и не хочу умножать свои печали, – размышляла в это время Гера, глядя, как сражается Атлант.
Она готова была оправдать свое вольное или невольное предательство, которая готова была совершить, глазом не моргнув.
Зевс не сразу понял, каким тяжелым будет для него этот поединок. В неописуемой ярости метал он своим стрелы снова и снова. Но Атлант их снова и снова ловил. И хотя ладони его были опалены, держался он стойко, отбрасывал их прочь.
Между тем, Зевс отправил Пегаса к циклопам за новыми огненными игрушками. Но в этот момент с большим трудом удалось Зевсу ранить его молнией, которую Атлант не сумел поймать. Он задохнулся в огне и дыму, тело его рухнуло на землю. Но и там, уже почти побежденный, Атлант никак не мог успокоиться, он схватил одну из вершин Олимпа, отломал ее и бросил в Зевса со всей невероятной силой.
Но Гера не обманулась. Ее любимей проигрывал, это был только жест отчаянья. Она видела, как Атлант полетел в бездну, и все его титаны полетели за ним. Они обессилили и не могли противиться.
Аполлон поспешил на помощь к отцу, прихватив новые стрелы-молнии. Он всегда был несчастен, всегда страдал от нелюбви, нуждался в ней, как в глотке воздуха, но и в этом ему было отказано.
Зевс знал, что это были те редкие минуты, когда он мог гордиться своим прекрасным сыном. Правда, появился он поздновато, теперь и без него победа была не за горами. Скоро все завершилось так, как и должно было закончиться.
№№№№№№№№№
Титаны исчезли, и только сам Атлант объединился с богом реки Сперхеем и продолжал сопротивляться. Он оторвал еще одну скалу, вывернул ее из земли, но силу иссякли, и он рухнул вместе с той скалой. И замолк титан на какое-то время, словно его больше и не было тут. Все посчитали его мертвым, и так бы оно и случилось, если бы он не был бессмертным.
Гера тяжело вздохнула, прощаясь со своими несбывшимися мечтами. Ей не удалось изменить свою судьбу, да видно никогда и не удастся.
Отдышавшись, понимая, что он повержен, вскочил Атлант на ноги и бросился бежать по земле под ликование богов. Но земля под его ногами стала рушиться, он должен был провалиться под землю.
Зевс же заметил, оглянувшись на остальных, что не все были довольны его победой. Это и удивило и огорчило Громовержца. Не только Гера, но и богиня туманов Нефина сорвалась и бросилась помогать Атланту. Она хотела спрятать его от грозного взора Зевса.
– У него все еще остались сторонники, – с грустью произнес Зевс.
Он велел богине вернуться, забыть о своих хитростях, но она спряталась за спиной Геры.
– Я хотела только подурачиться, -спокойно отвечала она, – он такой несчастный и мне его было жаль.
– Ты должен быть великодушным, – вторила ей Гера, она казалась спокойной, даже невозмутимой.
Никого не слушал Громовержец, он погнал Титана до края земли, пока Атлант, обессилив, не рухнул у океанских вод. Он не умер, просто замер в изнеможении, кажется, окаменел и затих на какой-то срок. Очнулся Атлант в полном мраке, он не сразу понял, что просто на землю опустилась ночь. Никак не мог вспомнить, почему умчался так далеко от родных мест, что там с ним случилось.
Атлант очнулся и увидел тени скитальцев, которые не были допущены даже в Аид.
О, как неистова, как страшна была их вечная злоба. Тогда и набросились они на него, стали пить его энергию и бессмертную кровь, потому что и сами хотели получить хоть какие-то силы, чтобы продолжить свое жалкое существование. Немалых усилий стоило богатырю разогнать их, отбросить прочь. Он так устал от внезапно свалившегося на него отчаяния, и все-таки продолжал противостоять им, сколько мог.
Атлант вырвался из этого круга и отправился прочь, чтобы не думать больше об этом противостоянии.
– Не гони нас, ты все равно бессмертен, силы вернутся к тебе, – а нам хочется ожить хотя бы на один миг, и для этого мы должны испить твоей бессмертной крови.
Но мольбы эти звучали уже где-то далеко, Атлант не собирался откликаться. Да, он бессмертен, но он не понимал, что его ждет дальше, сколько сил и терпения ему потребуется для того, чтобы вырваться из пропасти.
– Вы получили все, что могли, и не моя вина, что вы его так скверно использовали, – спокойно говорил Атлант.
Но души уже не могли слышать его, так далеко он в то время ушел от них, впереди была только тьма, позади стоны и вопли тех, кого обманули н6адежды и ожидания.
Потом по пути он встречал других скитальцев, но приблизиться к нему они больше не смели. Тут он и наткнулся на Танатоса. Бог смерти криво усмехнулся, увидев так близко титана:
– Какая встреча, кого только не встретишь во тьме. Не понимаю, чего ты хотел, разве запамятовал, что Океан был с Зевсом всегда, но ты ему симпатичен, он хочет с тобой встретиться. Но для этого ты должен стать прежним, иначе все бесполезно. Океан примет сильного, веселого и беззаботного Атланта, нытики и страдальцы из-за собственной глупости ему не нужны.
– Но разве возможно подобное? – удивленно спросил Атлант.
Ему казалось, что Танатос издевается над ним, требует от него слишком многого.
Но в один миг перенес его Танатос к Океану. Он посмотрел на собственное отражение и заметил, каким бедными, одиноким и несчастным сделался. Горечь не напоминала уже о былом величии. И тогда вышел из воды Океан, когда нереиды стали звать его в своих дивных протяжных песнях, несшихся над гладью волн.
Он направился прямо к тому месту, где стоял Атлант, чтобы взглянуть на него еще раз. Ему хотелось посмотреть на того, кто единственный решился идти против Зевса. Возложил он ладони свои на тело Атланта. Так силен и могуч он был, что даже не пошевелился Титан. Окружили их Океаниды
– Я бессмертен, – вырвалось из утробы Атланта.
Тогда позвал Океан мальчика Гермия, сына плеяды. Тот остановился рядом с ними.
– Оторви небо от земли и положи его себе на плечи, – попросил в тот миг Гермий, он говорил так убедительно, словно ему была известна какая-то древняя тайна.
Атлант на глазах у них исполнил все, что от него требовалось. Даже Океан не знал, кто скрывался в оболочке юного создания, а был это сам Зевс, не желавший показываться в настоящем своем обличии. Но кто еще мог возвестить его о том наказании, которое он и заслуживал. Может это будет не так обидно ему вынести, как если бы красовался перед ним победитель.
Бесхитростный Атлант в очередной раз снова обманулся, показал всем, как он силен, могуч. Небо, оторванное от земли, теперь висело над этим миром.
– Не так он и беспомощен, как хотел показаться, – услышали они голос Зевса, хотя вроде бы ребенок перед ними был, а не Громовержец, – пусть вместо бунта и угроз лучше доброе дело творит, свод над нами держит, порадует и богов и людей, коли силен он так и несгибаем. И сросся с небесами Атлант. Так они с Прометеем и оказались в равном положении.
№№№№№№№№№
Вернувшись на Олимп, Зевс рассказывал, как просто оказалось провести и заняться делом его грозного противника.
– Он остался таким же наивным и простодушным, каким был с самого начала, испытания и муки и тьма его ничему не научили. Хорошо, что с ним не пришлось так долго возиться, как с Прометеем, у меня и без того слишком много дел.
На этот раз разозлился даже сам Океан, ставший свидетелем страшного обмана:
– Не страшно тебе с ним тягаться? Он слишком дерзок и суров. Ты не сможешь побороть его, если и захочешь.
Поздно понял Атлант суть всего происходящего. Он не знал, не представлял даже сколько времени ему придется тут провести, что ждет его в дальнейшем, как освободиться от тяжкой ноши. Океан пока оставался с ним, чтобы облегчить его страдания. Но он вскоре должен был отправиться по своим делам, Атлант оставался совсем один.
Вот тогда и появились перед ними сестры Атланта. Молча унесли они его в Гиперборею за сад Гесперид, где и обитали. До сих пор там был только туман, казалось, что никто больше не появится тут, только один Атлант и оставался, но у него появилось свое место в этом мире. Тут всякий смог бы его отыскать и навестить, если будет желание. Но самому титану оно показалось почти могилой. Только боги иногда, чаще Нереиды заглядывали сюда неизменно.
– Нельзя быть наивным и доверчивым, – усмехнулась его жена, – кривые пути всегда короче прямых. В изменившимся мире глупо, даже опасно, оставаться прежним. Что было хорошо прежде, теперь никуда не годится, и в этом есть своя правда.
Жена его была печальна и мудра, но что толку говорить о том, чего нельзя переменить. Только вспомнил с горечью Атлант, как он был свободен и перемещался по миру, куда душа пожелает. Теперь он мог путешествовать лишь в мечтах и снах своих: опускаться на дно морское и подниматься на небеса, но был прочно привязан к земле.. И в этих воображаемых путешествиях, и не было места Зевсу и всем сильным мира сего. Он просто постарался позабыть обо всех, кто был рядом.
Он чувствовал любовь и нежность к этому миру, какой не бывало в его душе прежде. Ему захотелось побольше узнать о том, что было прежде. О том, как раньше был устроен мир, который когда-то он так бездарно потерял.
Прошлое снова и снова врывалось в реальность, а настоящее перестало существовать. Атлант вдруг вспомнил о том проклятом дне, когда плеяды были похищены Зевсом, а он бросил все, и в ярости порвался к Зевсу. Тогда все беды на него и обрушились. Но если бы все было иначе, и он бы победил. Зачем? Разве ему нужно было владеть этим миром? Он и в мыслях этого не держал. Чего же он тогда хотел и пытался добиться? Понять это было невозможно. Для чего нужно было ему в порыве злости подставлять и себя и других?
Тогда он не понял этого, а сейчас и вовсе не мог ума приложить. Атлант вспомнил о десяти титанах, брошенных в бездну, и разрыдался. Никогда на его совести не было столько горя и зла как теперь. Надолго погружался он в печаль, не знал, что делать дальше.
Невольно Атлант вспомнил о Прометее, о последнем свидании с ним. Тот, конечно мучился не меньше, но он мог знать за что терзается, он сделал важное для людей – Своим поступкам оправдания Атлант не находил., от этого на душе у него становилось все грустнее и тяжелее.
– Он герой хотя бы для людей, а я глупец – только в этом разница между нами.
Времени оставалось слишком мало, он мог заглянуть в свое прошлое и прошлое этого мира, чтобы понять, что же там такое случилось, что происходило. Атлант стал искать того, кто мог бы поведать историю Прометея. Тогда он и вспомнил об Океане. Этот древнейший из небожителей и расскажет ему о том, что и как тогда было и случилось. И позвал он Океана, подчеркивая, что сам к нему не сможет прийти, а пока ждал его появления, еще раз взглянул на этот странный, несправедливо устроенный мир, на те его штрихи и детали, которых никогда прежде не замечал. Сколько жестокости и несправедливости узрел он тут же.
– Фемида! – воскликнул Атлант.
Если она объявлена богиней правосудия, почему же она не видит, как Орион преследует его наяд. А они не могут от него никуда укрыться. И он не мог защитить их, только взирал издалека за этим горьким насилием.
А тем временем наяды в ужасе добежали до самого Океана, который собирался на свидание с Атлантом. Старик догадывался, что у Титана есть какое-то важное дело, готов был помочь ему, скрасить его существование.
№№№№№№№№№№
Наяды убегали от Ориона с ужасом видели, что он настигал их, еще немного и все закончится, оборвется. Тогда и наступит если не гибель, то уж вечная тьма обнимет их плечи. Но что же произошло дальше?
В страхе, переходящем в ужас, на глазах у охотника они бросились в океан и исчезли навсегда. Все это видя и ведая, во второй раз проклял Атлант Зевса. Он понял, что главное в его наказании заключается в том, что он может все видеть, но никак не может изменить того, что творится в этом мире.
Орион, потерявший из виду Плеяд, растерялся и остановился на краю земли. Он никак не мог понять, куда они делись в один миг, что с ними стало. Потом герой догадался, что это он ослеп, ничего больше не видит. Долетели ли упреки до Фемиды, или она все увидела и решила отомстить, кто его знает. Он слышал только яростный рев Атланта, и чувствовал, что жестоко наказан за свою дерзость.
Орион и представить себе не мог, что Атлант это все видел, и находился так близко от него. Страсть и влечение ему слишком дорого стоили, придется рассчитываться за случившееся.
– Убирайся отсюда, дерзкий охотник и не смей больше показываться, а то я обрушу небосвод вместе с богами на твою голову. Вряд ли раздавленный и изувеченный, ты будешь так силен и красив.
Почувствовал Орион, что это не простая угроза, что Титан так и поступит. Но не мог и не хотел он так просто сдаваться. Тогда еще большая ярость охватила душу Атланта.
– Оставь его, – услышали они оба голос Океана, – слышал я, что ты звал и ждал меня, – обратился он уже к Атланту.
Невольно усмирил Атлант свой гнев. Он не был злобен по природе своей, а уж пред Океаном и подавно не хотел показывать своей ярости.
– Его судьба уже решена и без тебя, – спокойно говорил старик, – очень скоро он получит свое, все, что заслужил. Но я к тебе пришел не за тем, чтобы с этим бездельником и женолюбом разбираться, пусть он отправляется своей дорогой. Я слышал от океанид, что ты звал меня.
– Это так, – опомнился Атлант, – я был слишком беспечен, а теперь, когда есть над чем поразмышлять, я хотел бы знать, как это было, как все начиналось, что было до нас, что пришло в мир вместе с нами, и только ты еще помнишь о том, насколько можно судить.
Просьба показалась Океану неожиданной, но он и сам не прочь был заглянуть в прошлое.
– Начну я издалека. Отцом Кроноса, которого ты еще застал, был титан Уран. Кажется, никогда мой братец не был молодым, он пришел в этот мир взрослым, и быстро стал седовласым мудрецом. Выбрал он себе в жены саму Гею, юную, полную сил, и стала она ему рожать детей. А когда она была беременна, стал он на своих небесах гоняться за сами яркими звездами, становился все более суровым, необузданным. Все это видела Гея, и страшная обида в душе ее возникла, решила она отомстить ему за измены бесчисленные. Но ведь он был бессмертен, как и все мы. Но Гея не собиралась от него отступиться, хотела только одного – отомстить за все. Нельзя делать богиню несчастной. Тогда она и обратилась к своему сыну Кроносу, который и должен был стать оружием мести. Решила Гея, что власть должна была перейти к нему. Стала она подбирать для него преданных и верных помощников, чтобы избавили они мир от Урана. Ждать пришлось долго, подобрали 11 титанов, которые должны были ему служить. Гея знала, что она может потерять своего сына, но стоило рискнуть, чтобы все изменилось, чтобы не упрекать себя в том, что ничего так и не смогла сделать.
Однажды пришла Гея к своему сыну, чтобы обо всем поговорить.
– Я понимаю, как это опасно, матушка, но я должен попробовать хоть что-то сделать ради нашего грядущего. Не стоит ждать, пока он откажется от нас, от власти, не случится этого. Он хитер и осторожен, ему не хочется оказаться во тьме. Но нам надо прийти к власти. Кронос радовался, что она все время оставалась на его стороне, значит, удача должна была им улыбнуться.
Слушая Старика Океана, Атлант дивился тому, что все уже было до них, и с Кроносом, которого он помнил смутно, почти так же, как с Зевсом, но неужели все из раза в раз будет повторяться?. Почему тот, кто видел и сверг тирана, готов был годами воевать, чтобы все в мире изменить, стал точно таким же тираном, как только прошел какой-то срок.
Разве Зевс не понимает, что найдется еще кто-то такой же могущественный, который свергнет и его самого?
Сын, который поднял меч на отца, будет убит или отправлен во тьму, своим сыном.
– Я не уйду в сторону, – говорил Атлант Титанам, – я стану победителем или сгину без следа, у меня нет другого выхода. Может Зевс этого не понимает, но мне все ясно и понятно.
– Сначала всеми хитростями вырвал Кронос у Урана клятву, – продолжал рассказ Океан, он только улыбнулся, когда услышал слова Атланта, ведь и Кронос, и Зевс говорили точно так же, только потом все вдруг забывается.
Но Уран понял, что свергнут. Ему придется отправить уродов циклопов в Аид.
– Они затевают недоброе, – твердил Кронос, – если мы помедлим немного, – то будем уже бессильны сладить с ними.
Уран и сам что-то слышал о бунте и заговорах, и сын его убедил в том, что так все и будет.
– Хорошо, что есть хоть кто-то способный заботиться об этом мире, мне это делать становится все труднее, – говорил он сердито.
И полетели гиганты в преисподнюю, а старик Уран и не подозревал, насколько он ослабил самого себя, а сыну своему только руки развязал, теперь уже Кроноса не остановить.
Все налаживалось, хотя Кронос видел, что и без Циклопов противников у него слишком много, и они все еще были очень сильны.
Гея порадовалась происходящему, зная, что сын хочет с нею посоветоваться, поспешила в его покои.
Кроносу хотелось понять, чем живет его мать, о чем она думает теперь. Я признался, что мужа своего она готова поменять на любого другого.
– Каждый из титанов, у кого слишком много власти, – говорила она, рано или поздно становится неуправляемым. Бессмертие благо для наделенного властью, но наказание для всех, кто рядом с ним. Они не могут отказаться от того, что имеют, и значит их придется убирать насильственно, когда-то в самом начале мы не думали о том, теперь же придется задуматься..Кронос думал только об отце своем, но о себе, о своем грядущем думать не стал. Слова матери его не насторожили тогда. Она говорила то, что для него было и важно и интересно, вот он и обратился весь вслух, и думал, как сделать так, чтобы она послушалась его, и приняла его план действовать. Все закончится, все будет завершаться одинаково, – размышляла Гея, но в тот час ей хотелось, чтобы хоть что-то изменилось, и исчез ненавистный изменник Уран. Они оба должны были начать борьбу, а там будет видно, что и куда повернется.
Циклопы уже копошились под землей, но больше так Кроносу поступать не хотелось. Это могло вызвать подозрение. И всех врагов, он знал это, можно было перетащить на свою сторону. Вот об этом он и думал в тот момент. И стал он рассказывать всем о проделках отца, неизменно сгущая краски. И все раньше или позднее убеждались, что от него надо скорее избавиться, тогда на земле и настанет золотой век. Они верили Кроносу на слово, разве мог он обмануть их, а за спиной маячила его мать – Гея.
– Я готов к долгой и трудной борьбе, – твердил бунтарь, – я хочу сделать вас счастливыми, даже если мне придется собой пожертвовать и во тьме оказаться, и это меня не остановит.
№№№№№№№№
Атлант невольно вспомнила старого и усталого Кроноса, и никак не мог поверить, что именно о нем ведется рассказ, уж больно он был не похож на того, другого прекрасного и мужественного, каким казался в повествовании. Но старик ничего не приукрашивал, видно так все оно и было, но что же должно было в душе и жизни произойти, чтобы веселый и красивый герой начал пожирать своих детей, едва увидевших свет младенцев.
– Он стал еще хуже отца своего, – услышал Океан голос Атланта, – а так же сказала потом и Гея, когда все это увидела.
– Не все до конца верны себе, – продолжил он свой рассказ, – почти никто не выдерживает испытание властью.
Но тогда он так и сказал, помнится: – Я готов к борьбе, если не оружием, то хитростью, я смогу избавить мир от Урана.
А Урану в те дни не было ни минуты покоя. Ему везде, за каждым углом мерещились враги и заговоры. Никому больше не мог он доверять. Все тревожнее и яростнее взирал он на когда-то завоеванный и полученный в награду мир. Тогда он и объявил о пире своем. Уран забывался только когда слышал веселые голоса и когда слишком много вина было выпито. Гея то с грустью, то с гневом взирала тогда на небеса. Она чувствовала, что ничего больше не волнует и не интересует его. Казалось, что ему самому хотелось только одно – избавиться от надоевшего мира.
Все было как обычно, и на этот раз толпа шумела вокруг. Уран смотрел на собравшихся, а в глазах его зияла пустота и печаль. Словно оправдываясь, подчеркнула для себя Гея:
– Все кончилось для него, он просто не хочет этого признать. Вот в этом ему и надо помочь.
Сам Уран свалился и отключился, словно огромная глыба, в сиянии звезд и луны. Если бы он был смертным, то сотрапезники поверили бы в то, что он умер. Но кто-то приказал унести его в покои. Гея последовала за ним, и даже стала заботиться.
На самом же деле она убедилась, что он спит и вряд ли проснется. Кронос по ее знаку, пробрался к ложу отца, никем не замеченный и оскопил его – больше Уран не мог развлекаться и изменять своей женена глазах у всех. Это казалось жестокостью и дикостью. Даже сам Кронос не сознавал того, что творит, и как это потом откликнется в его жизни. Казалось он был одержим и заколдован, наверное,,но от своего не оступился. Кронос пошел до конца.
№№№№№№№№
Уран пробудился от дикой боли, стал реветь так, что облака разбегались в разные стороны и звезды гасли от его рева. Но никого не было поблизости, все, кто совершили с ним это успели убежать, спрятаться, и он не был уверен в том, что такое могла совершить его жена и сын.
Уран видел только одно, он непоправимо изуродован и остается только спрятаться у Никты во тьме, нет у него другого мира – только тьма может окутать и спрятать его позор. По его реву Гея поняла, что долгожданное совершилось, чтобы оправдать и себя и сына, она отправилась туда, где ревел, словно ураган и дикий зверь ее муж. Кто бы еще на такое решился? Она сделала вид, что ни о чем не ведала, понятия ни о чем не имела и стала искренне сокрушаться о жестокости, которая была видна пока только ей одной. Она скрыла от него, что среди предателей-титанов был и его сын. Да и какая разница, кто и что сделал?
В то утро все в мире изменилось. Тайну скрыть не удалось. О бессилии его тут же узнал весь мир. Уран решил незаметно скрыться. Но Кронос пока своих прав на господства не высказывал, он смотрел и слушал на то, что происходит вокруг. Надо было усыпить его бдительность. Для начала Кронос объявил, что он женится на своей сестре Рее. Гея была уязвлена. Она сама хотела возглавлять весь этот мир и руководить и Кроносом и всеми остальными, недаром же все это творилось вокруг. Гея упустила какое-то время, а теперь не могла диктовать свои условия, Кронос был вовсе не так тих и мирен, каким казался до сих пор. Но ведь матери нужно было забыть о предательстве, о том, что она успела натворить.
Уран быстро ушел в тень, а Кронос теперь уже яростно захватил власть, доказывая, что трон не может быть пустым. У него родилось три дочери и три сына. Это было доказательством того, что он состоялся, как отец и наследники появились в мире.
– Я способен иметь наследников и потомство, потому мне этот мир принадлежит по-праву.
№№№№№№№№
Здесь ли еще был Уран, или уже блуждал где-то во тьме, но его больше не было видно и слышно. И хотя все происходило не так быстро, как ему хотелось, но все шло своим чередом. Он был на редкость упрям и упорно шел в те дни к своей цели. Порой ему не верилось, что все получится, но он не сходил с этой дороги и отступать не собирался. На этот раз сами Титаны без Геи и Кроноса решили покончить с двоевластиями. Они ворвались во дворец, пленили Урана и сбросили его в Тартар, решив доказать Кроносу свою верность, получить что-то для себя в новом мире.
Кронос не противился этому, ему было все равно.
Он давно уже перестал бороться, радовался, когда за него решал кто-то другой. Гея дивилась тому, как легко прошло на этот раз насилие. После исчезновения Урана, Кронос гордо и торжественно взошел на трон, и стал упиваться властью, которая на него вдруг свалилась. Ему казалось, что ждать ее пришлось целую вечность.
Опьяняющая страсть верховной власти была для него страшным даром. Тогда он и дал клятву, что непременно удержит ее, чего бы это ему не стоило. Он готов был принести любые жертвы, чтобы не отказаться от такой власти, не расставаться с нею никогда.
– Власть и на самом деле так прекрасна, как ты о том говоришь? – спросил Атлант у Океана.
И Старик и Титан в тот момент, кажется пережили все, что с ними тогда могло случиться.
– Я не испытывал этого на себе, – признался Океан, -потому мне трудно судить о том, как это было на самом деле, но, наверное все-таки прекрасно, я знаю это, потому что наблюдал за Кроносом тогда, он держался за нее мертвой хваткой.
Хотя, наверное, все мы по-разному устроены, Кронос без нее жить не мог, жизни своей не представлял, вот так у него все и вышло. Да и рос и мужал он на небесах около трона Урана, ничего другого не хотел и не представлял себе, что же ему еще нужно было желать, кроме звездного неба? Но в миг его немого торжества и появилась Эринния. Она умела всегда появляться вовремя, – усмехнулся Океан.
Эринния поднялась на небеса вовсе не для того, чтобы полюбоваться новым Властелином мира.
Она принесла ему дурные вести, ведь с хорошими никто к богам не ходит, нет, только дурные, чтобы потом не оказаться крайней и во всем виноватой. Как только Кронос ее узрел, так и заволновался страшно.
– Что ты таишь, говори, пока я тебя не сбросил в Тартар.
– Бросай сколько хочешь, – усмехнулась она, – только тогда ты не узнаешь самого главного, и не вини меня в том, что случится.
– Говори, и хватит тут загадками кидаться, – не мог удержать своей ярости Кронос.
– Скажу, – согласилась Эринния, – ты погибнешь от руки одного из своих сыновей, впрочем, в этом нет ничего нового, просто к тебе вернется то, что ты сам сотворил, все справедливо, – она нагло усмехнулась.
Кронос рвал и метал, потому что снова услышал о темных делах своих, это не осталось незамеченным, но самое главное не прошлое, а то, что случится в грядущем.
Это известие надолго, если не навсегда должно было лишить покоя новоиспеченного владыку.
И тогда Кронос решил раз и навсегда покончить со своими тревогами и волнениями. Раз он предупрежден обо всем, то должен защитить себя.
Все оказалось не так сложно, своих детей он будет носить с собой. Как? Тогда и пришла самая простая идея – он останется цел, если не будет их, а он при появлении на свет проглатывал своих новорожденных детей, едва успев выйти из утробы, они в утробе снова и оказывались.
Рея пришла в ужас от того, что происходило в ее малышами, но у нее не было твердой воли матери, и она ничего не могла сказать своего вероломному мужу. Бросилась с жалобами к Гее, но та только злорадно усмехнулась.
– Он их породил, он их и пожирает, что хочет, то и творит.
Вот все, что она сказала в тот час, и гордо отвернулась, стала разглядывать далекие звезды. Рея жалела о том, что прибежала к матери, та теперь следила за ними и не позволит ей своевольничать. Она была загнана в угол и чувствовала, что не сможет оттуда выбраться.
Дети неизменно исчезали в мрачной утробе Кроноса, и это дарило ему спокойствие еще на какой-то срок. Но она все еще любила Кроноса, а те, кто любят, никогда не бунтуют, она приносила в жертву своих детей, понимая, что за это может быть поплатиться, ведь все они оставались бессмертными созданиями.
Все меняется в этом мире, постепенно растворилась и исчезла где-то и любовь Реи, и когда на свет должен был появиться младший из сыновей, последний, она уже готова была решиться на такую дерзость, как бунт. Но к тому времени и Гея успокоилась, она ничего не ждала от своей покорной и несчастной дочери, как и свихнувшегося от власти и страсти, и вина сына.
№№№№№№№№
Когда должен был родиться Зевс, Сивилла сказала Рее о том, что детей у нее больше не будет, этот последний. Это стало толчком для ее решимости, если Кронос проглотит и его, тогда ей нечего больше ждать, не на что надеяться. Как только ребенок появился на свет, он тут же исчез, еще до того мига, когда она должна была показать его Кроносу. Он словно пропал заранее. Все, что ей оставалось, это найти подходящий по размеру камень и получше закутать его в одеяло и пеленки так, чтобы до него было трудно добраться. Хотя Кронос никогда прежде не разглядывал младенцев, он торопился просто проглотить их и вернуться к пирующим, чтобы никто ни о чем даже не догадался, но на этот раз всякое могло быть. Рея старалась спрятать свое преступное деяние, и думала о том, как отвлечь мужа, как заставить его действовать поспешно, а значит неосмотрительно.
Все обошлось. Кронос совсем не изменился, он расхохотался, так, что молнии полетели в разные стороны, и раскаты грома было слышно далеко за их чертогами, и еще поспешнее, чем обычно проглотил этого младенца.
– Надеюсь, что он последний, – только и произнес Кронос.
В глазах его сверкнуло такое злорадство, что Рея отшатнулась. Он отстранил ее с дороги и поторопился на пир. Она опустилась на ложе и перевела дыхание. Хотя еще долго после ухода грозного мужа не могла пошевелиться, сказать что-то.
№№№№№№№№
Кронос не сомневался в том, что пожирая своих детей, он совершал скверные поступки. Помнить об этом хотелось меньше всего. И он тут же забывал о том, что происходило. Хотелось только выпить побольше вина, чтобы потом самому не разобрать во сне или наяву все это с ним случилось. И пусть хоть кто-то посмеет его в чем-то упрекнуть..
– Кажется, это последний из сыновей, – говорил Кронос, победно улыбаясь – в борьбе с младенцами он победил. Пир был особенно шумным и веселым, каким еще он должен был быть?
Только Рея в соседних покоях рыдала и тосковала о своих погубленных детях. Но теперь, кроме тоски в душе ее томился еще и жуткий страх. Ведь тайное становится явным и обязательно раскроется рано или поздно, как же ей было не бояться этого? Она мечтала о том, что дети ее вернутся в мир рано или поздно, тогда он изменится, и ее положение не будет больше таким жалким, только когда случится такое, вот вопрос. Но если все будет не так, как она задумала, то не только ее дети не вернутся назад, она сама окажется в вечной тьме и печали, рядом с поверженным и несчастным Ураном, и этой зловещей богиней тьмы Никтой. Было отчего прийти в настоящий ужас.
Еще вчера Рея считала себя счастливейшей из жен, и пыталась ею оставаться до появления Эриннии, до исчезновения первого ее ребенка, теперь же она была самой несчастной и раздавленной, дикая тоска и страх, переходящий в ужас, охватили ее душу.
Только рок или счастливый случай могли как-то и что-то изменить все ее реальности. Жена Кроноса завидовала последней Титаниде. А по ночам ей снился младенец, спрятанный в пещере, один, брошенный не по ее воле, и спасенный или погубленный, кто его знает. Она не могла даже приблизиться к Зевсу, чтобы не навлечь беды и не погубить его во второй раз окончательно. Если Кронос хоть что-то пронюхает, если верные слуги донесут ему, что случилось, страшно даже подумать, что может случиться тогда.
№№№№№№№№№
Когда младенец начинал громко плакать, только Демоны, охранявшие его и верные Рее, стонали, ревели, устраивали дикие пляски, так, что никто бы не расслышал плача ребенка. Но кто же там вырастит, как она сможет даже просто узнать сына и убедить его в том, что все это было необходимо сделать.
Пиры становились все шумнее, и слуги Кроноса совсем потеряли бдительность, им пока ничего не было ведомом о том, что творится на земле, в горах в пещере, они даже не задумывались, почему такие бури устраивают эти странные Демоны, что им так не нравится, чего они беснуются.
– Но Гея, разве она не знала о том, что творится у них на земле, – удивленно спросил Атлант у Океана
– Гея тоже пребывала в безразличии, она просто устала от всего, что творилась, решила, что все должно идти своим чередом, как будет, так и будет, а ее это вроде совсем не касается. Она к тому времени оставила неуправляемого Кроноса и поселилась среди титанов. Она решила забыть о том, что происходило и с мужем ее и с сыном.
Теперь Океан смотрел куда-то вдаль, казалось, что он хочет разглядеть что-то что происходит и нынче в самых дальних пещерах, хотя там давно уже не было Зевса, того дико орущего от холода и одиночества младенца, еще не ведавшего, кто он такой, почему тут остается, среди чудовищ и животных. Атланту теперь хотелось услышать о жизни титанов, появившихся на свет еще до него самого. Этот великолепный мир был уже почти утерян, он благодушно допустили туда богов, и за это должны были расплатиться своей свободой и независимостью. Но как хотелось вернуться в прошлое..
Океан начал свой рассказ о том, что было в самом начале.
– Тебе теперь кажется, что прежде тебя и не было никого. И все так думают, что с них мир и начинался, с ними вместе и закончится, и диву даются, когда узнают, что было и до них, и будет после.
Жизнь была великолепна. Наверное, в самом начале она всегда такая. Они были первыми, титанами их назвали потом, когда появились боги и герои. А отцом Титанов был Уран, как я уже говорил тебе – он породил и звезды и небеса, а юная и прекрасная Гея – всю землюЖаль, что ты уже не можешь представить ее молодой и красивой, но какой великолепной она была в пору нашей молодости – глаз не оторвать. Атлант почувствовал, что Океан и сам был влюблен в Гею, но спорить с небесным Ураном он никак не мог, она выбрала небеса и того, кто ими тогда правил. Потом, когда появились ее дети, все стало скорее разрушаться, чем строиться. Первой появилась Титанида, которую Гея назвала Фемидой, родилась она сразу после Иапета. А он должен был стать не только братом, но и мужем ее, так было предопределено заранее.
Гея нашла первую пару для продолжения рода. Фемида была прекраснейшим созданием. Она получила в подарок от матери Дельфийского оракула. Вот ей и было все ведомо о том, что случится, как и что быть должно в мире. Тогда она и решила заглянуть в грядущее. Посмотреть, что со всеми с нами там должно случиться. В страшном волнении забилось сердце Фетиды. Никто до сих пор еще не творил такого. Оракул ей много показал и рассказал, но мало что тогда она могла понять, но все хорошо запомнила. Она знала, что станет женой и верной спутницей какого-то неведомого бога, породит от него майор, откроет для него много тайн. Но ни одной живой душе тогда она не рассказала всего этого. Решила, что не стоит заранее волноваться, всему свое время. Своего оракула Фемида передала Фебе, не желая больше себя искушать, она никогда не была любопытной, спокойно взирала на мир и титанов.
Уран с самого начала выделял Фемиду среди остальных своих детей. Как бы суров и дерзок он не был, но часто с улыбкой и гордостью он смотрел на этот мир и радовался, что у него такая мудрая и разумная дочь. Но надо признать, что Фемида не была похожа на всех остальных детей. Она задыхалась от ярости, если ей казалось, что где-то что-то было несправедливо. Она тут же вмешивалась, чтобы исправить несправедливость. Даже в юности с самого начала она казалась взрослой и мудрой. Казалось, что она не от мира сего, наверное, так оно и было, если вспомнить о том, что происходило со всеми с нами позднее. Но уже тогда все от нее отстранялись, кто-то открыто, кто-то тайно, не желая нажить себе такого врага. Но равнодушных точно не было.
Фемида знала, что ее поучения могут сердить и раздражать, но все-таки упорно стояла на своем. Она не собиралась отступать.
– Почему они не хотят меня слушать? Я все правильно говорю и все верно делаю. Все это было так, и даже мать не смогла бы ей объяснить, почему так странно устроен этот мир. Титаны были слишком самолюбивы и не собирались терпеть поучений. Но и Фемида не собиралась меняться им в угоду.
– Они пока не понимают многого, но скоро им все станет ясно, тогда никакая сила не сможет все изменить. Они еще будут мне благодарны.
Но на земле в то время был век, который позднее назовут золотым. Хотя титаны не особенно ее жаловали. Вскоре у них родился сын Прометей, которому она и дарила всю свою любовь. Она уже знала, что у Океаниды Климентины скоро родится сын Атлант, узнала она и о том, кто был отцом этого ребенка – ее муж Иапет не всегда был ей верен, и порой появлялись на свет доказательства его измен. Узнав об этом, вздрогнула Фемида:
– Это несправедливо, – кричала она, как только он вернулся в свои чертоги. Но ни с соперницей, ни со своим мужем она ничего не могла поделать. И Гея приводила ей самые разные примеры, и убедила, что так бывало всегда, и с изменами ничего нельзя поделать
– Титаны будут изменять нам, тебе ничего не удастся сделать, ты только потеряешь мужа, он соберется и уйдет к другой, – говорила и говорила она снова, Фемиде пришлось прислушаться к ее словам. Так ты и появился на свет, при довольно скандальных и загадочных обстоятельствах. То, что происходило потом, тебе известно и без меня, хотя это самая интересная история на свете. Но это уже другая история, и о ней когда-нибудь потом.
НЕБЕСНЫЙ ЛАБИРИНТ Миф о ЗЕВС
Рожденный Кроносом спесивым,
Спасенный Реей в грозный час,
Малыш скитался сиротливо,
И заглушал лишь бури глас
Рыдания его в тумане,
Но где-то креп он и мужал,
И мать его отца обманет,
Хранивши сына среди скал.
– Ты должен в грозный час явиться.
И братьев от беды спасти,
Пусть он беснуется, ярится.
Но пожалей и отпусти.
И небо будет там с тобою.
И покорятся нам титаны, —
То с ненавистью, то с любовью
Твердила Рея неустанно.
2.
И Зевс пришел к отцу однажды.
– Жена, он говорит, что сын?
Но сын в утробе, что ты скажешь?
– Скажу, что спасся он один.
И камень выплюнул устало
Прозревший в это время бог.
– Тебе же спорить не пристало,
Беды ты отвратить не мог.
И Кронос в ярости трясется,
– О, ты, неверная жена,
Дитя обмана, воздается
Нам за доверие сполна.
– Детей губитель, мне упреки
Твои ли слушать в этот час?
За все заплатит муж жестокий,
Отец злодей, верни сейчас
3
Своих детей назад из плена,
Ведь ты потешился сполна.
И Кронос закричал: -Измена,
Сын, вероломная жена.
Но вот Аид уже выходит,
И вылетает Посейдон,
Богини снова на свободе.
Отец спешит покинуть дом.
Скитальцем станет одиноким,
Кровь не прольется в этот раз,
И Зевс бывал не раз жестоким,
Но Кроносу свободу даст.
– Тебя он устрашить не может, —
Любимцу Рея говорит,
– Иди, сражайся, там тревожно,
Там пламя бунта так горит.
4.
Титанов боги одолели,
И в Тартар сброшены в тиши,
Они о Кроносе жалели,
Но на Олимп наш Зевс спешил.
Он Посейдону дарит море,
В подземный мир пойдет Аид.
И кто со жребием поспорит?
Достанется ему Олимп.
Там гром и молнии сверкают,
И с ними он несокрушим,
Уже титаны точно знают,
Что нынче Зевс непобедим.
Но бабка грозная Тифона
Им на погибель породит,
И только молния со звоном
Чудовищ этих усмирит.
5.
И после бунтов будет много,
Но высится в тумане он.
А мир жесток, и жизнь убога,
И снится Зевсу бури стон.
Любви хотел властитель мира,
И добивался ото всех,
Кого-то вел легко и мирно,
Кого —то силой для утех.
Терпеть отказа не намерен,
Он был всегда на все готов,
Одной любви беспечно верен,
Он женщин покорял без слов.
И покидал их в одночасье,
Взглянув угрюмо на детей.
Сердца отчаянно стучатся
От бури яростной страстей.
6.
И что ему бедняжка Гера,
И что пленительная власть?
Любовь легко и неумело
Он обращал в немую страсть.
Лишь только ночь крылом коснется,
Завидев деву с высоты,
То лебедем над нею вьется,
То юношей прекрасным, ты
Покорена, то муж твой снова
К тебе в покои снизошел,
Но почему он так взволнован?
Как будто в первый раз пришел?
За что тебе упреки сыпет
Богиня в полночи опять?
Ребенка в тишине похитит,
По морю снова будет гнать…
7.
И в этом пламени пожара
Тебе уже не уцелеть,
И Афродита лишь лукаво
Махнет рукой: – Ну что ж ты, Зевс?
К чему такие страсти снова,
Ведь Геру ты сведешь с ума.
Как одинок он и взволнован,
Его всегда пугает тьма.
– И словно бы в горах заброшен,
Он матушку напрасно ждет.
Вот потому угрюм, не прошен,
Он ночью к женщине идет.
И только у ее порога
И только у ее колен
Он успокоится немного
И в страсти он поймет, зачем,
8.
Забыв о небе и о власти,
Он снова к той земле спешит.
Любви лишенный, только страсти
Как страх, хотел он заглушить.
В утробе и тумане, Гера,
Ты не осталась там одна.
Ты с братьями о свете пела,
И с сестрами, лишившись сна,
Ты о свободе говорила,
А он в горах под небом вновь
Взирал на звезды сиротливо,
И ждал лишь женщины любовь.
Он страсти пил, не мог напиться,
И убеждался каждый раз,
Что в деве можно раствориться,
Что женщина спасает нас, —
9.
Так говорила Афродита
Там Амфитрите в тихий час.
– Он эти ночи не забудет,
Он вспоминает каждый раз.
И где-то, где бушует буря,
На радость или в наказанье,
Спешить наш Зевс сегодня будет,
Опять на новое свиданье
А страсть костер к рассвету гасит,
И плачет дева о герое,
И ждет властителя напрасно,
Всегда один, всегда с другою.
Не в силах больше верить в это,
Он хочет снова убедиться,
Что кто-то будет до рассвета,
Что в ком-то снова воплотится.
10
И дети не дают покоя,
Алкида Гера не оставит.
И Артемида беспокоит,
Ей жертвы б сниться перестали.
А Аполлон напрасно ищет
Любви, и ждет ее ночами.
И в ярости Арес там рыщет,
И никого не замечает.
Что делать с ними, и откуда
Пыл Прометею этот дан.
Все ждут и страсти здесь и чуда,
Но лишь раздор подарят нам.
И вроде Посейдон спокоен,
И с Персефоною Аид
И только он в безумье боя,
В объятьях женщин снова спит.
11.
Когда на пир собрались гости,
Лишь улыбается Гермес,
И Гера в ярости и злости
Про все обиды наконец
Им скажет, и уйдет достойно,
Он должен всех мирить потом.
Фетида бедная спокойна,
Фемида просит тут о чем?
Афина снова ждет ответа,
А он забыл ее вопрос,
Деметра, что же там Деметра
Всея высохла от горьких слез.
И это все его владенья,
И только Рея усмехнется,
– О, сын мой, тяжко, но забвенье
Тебя вовеки не коснется.
12.
А он молчит один, прикован,
И снова свергнут в грозный час,
Ну что ж пусть ищут все другого.
И снова этой бури глас,
И снова он ребенком где-то
До них пытался дотянуться.
И Люцифер, лишивший света,
С Аидом, больше не вернулся.
Пусть только звезды ярче светят,
Пусть грозы смирят свой порыв.
А Зевс всегда один на свете,
Он страстен, яростен, красив.
Опять гостит у Посейдона,
Аид обходит стороной,
И не любимый, но влюбленный.
Олимп всегда хранит родной.