Гостиница, куда их привез Седой, располагалась на тенистой улице недалеко от центра города и рядом с рынком, от которого тянулась бесконечная толпа аборигенов, одетых в национальные одежды, с тележками, доверху нагруженными зеленью.
– Люди покупают ее на базаре и везут на свои точки, где продают вдвое дороже, – пояснил Седой, открывая переднюю дверцу автомобиля.
Моментально из открывшихся дверей гостиницы выскочил парень в европейском костюме и, подбежав к багажнику, остановился.
– Тут у вас принято давать чаевые?
– Ни в коем случае! – испуганно сказал Седой, для наглядности взмахнув руками.
– Везде чаевые дают, а у вас не принято? – удивился Зуб, внимательно наблюдая, как молодой парень, согнувшись, тащит три сумки к дверям гостиницы. – В любом случае, спасибо за прекрасный завтрак!
– Особо в номере не болтайте! – предупредил Седой, подавая визитную карточку, на которой по-английски было написано: «Махмуд Делавери – финансист» и стояло три номера телефона.
Двухкомнатный люкс на втором этаже сиял европейской чистотой.
– Я в душ, а ты проверь на вшивость вот эту комнату и лоджию! – приказал Федор, скидывая одежду прямо на кресло.
Наскоро помывшись, надев махровый халат прямо на голое тело, он вышел из ванной и сразу увидел Зуба, сидящего в кресле в одних лишь красных спортивных трусах. Жестами, понятными только боевым пловцам, тот показал: «В холле четыре «клопа», на лоджии ни одного».
Указав пальцем в сторону открытой двери, Федор отправился на балкон, мимоходом включив старинный радиоприемник, висевший на стене. Радиоточка отозвалась на нажатие красной кнопки визгливым надтреснутым голосом певца, который на одной ноте тянул непонятное слово. Зуб болезненно сморщился, зато Федор радостно улыбнулся: лучшей звуковой маскировки не придумать!
Пропиликала короткая мелодия в мобильном телефоне, показывая, что пришло письменное сообщение. Едва взглянув на экран, Федор указал Зубу на дверь ванной комнаты, куда тот с радостной улыбкой и ретировался.
Нажатие кнопки – и Федор услышал голос Милы, которая взяла трубку после первого звонка.
– Привет, родная! – сказал Федор, чувствуя, что у него все переворачивается в душе.
– Федь, расскажи о себе, о ребятах, о наших девчонках, – попросила Мила и сделала длинный вдох.
– Ты сейчас куришь? – спросил Федор, лихорадочно соображая, о ком из одноклассников он может хоть что-нибудь сказать.
Напрягши память, спецназовец понял, что практически ничего не знает ни об одном из них. Конечно, имея возможности аналитического отдела ГРУ, можно было за неделю узнать самые интимные подробности о жизни любого человека, но особых потребностей в этом Федор не испытывал. Ведь только Милка была лучом света в серой школьной жизни. Именно лучом, который промелькнул и погас, оставив после себя сладкую ноющую боль. Федор много раз, уже имея возможности ГРУ, давал себе слово найти Милку, но каждый раз боялся. Боялся ее пристального взгляда, скептической улыбки, колкого язычка.
– И тебе советую закурить, – усмехнулась Мила.
– Да практически никого из одноклассников не видел, и особо не хочу. У каждого из нас за плечами прожитая жизнь, ошибки и правильные ходы, которые в конечном итоге тоже оказываются ошибками, – устало сказал Федор.
– Это все общие слова. Расскажи подробнее о себе. Кем ты работаешь? Что делаешь у нас в стране? – зачастила Мила.
– Тебе с конца отвечать или с начала? – спросил Федор, быстро вспоминая сегодняшнюю легенду.
– Стоп! Позвони мне завтра в это же время или пришли электронное сообщение. Адрес ты знаешь! – быстро сказала Мила, и в трубке раздались короткие гудки.
– О, опять рожа засветилась! Что произошло? – спросил Зуб, устраиваясь с бутылкой фанты напротив Федора.
– Выкини немедленно эту гадость! Ею только грязные автомобильные стекла мыть! – приказал Федор, мечтательно улыбаясь.
– Ты сейчас похож на влюбленного десятиклассника! Стыдно, товарищ капитан третьего ранга! Начинайте думать о задании! Не нравится мне твое настроение. Она же старая, как мы с тобой. Сотни молодых девчонок готовы по первому кивку прыгнуть к тебе в постель. Не говоря уже о собственной жене!
Федор достал ноутбук и, выйдя в Интернет, застучал по клавишам:
Ты знаешь, а липа кропает стихи
Все строки, в такие вот ночи
Закроешь глаза, и пахнут они
Медом твоих ладоней.
Прислушайся, слышишь? Шорох ветвей
Все так же шумит, не меняясь.
Опять тебя нет, ты акацию рвешь…
На липовый цвет не меняешь?
Федор набрал электронный адрес Милы и отправил два четверостишья.
Пальцы сами застучали по клавиатуре:
«Давно, с самого детства, никому не писал стихов – а вот только услышал твой голос, сразу снова появились стихотворные строчки. Как-то смешно! Взрослый мужик, на исходе пятого десятка, пишет стихи, как сопливый мальчишка! Но ничего не могу с собой поделать. Извини, если рифма не в цвет, но ты у меня уже много лет стоишь перед глазами с веточкой липы в руке», – дописал Федор и отправил письмо.
Открутив пробку с бутылки пива, он сделал большой глоток, откинулся на спинку кресла и принялся рассуждать:
«Сколько лет прошло, а чувства живы до сих пор! Весьма странно. Вроде и образ не помню, только глаза, чистый овал лица и нежные губы. Ах, какие у тебя, Мила, были нежные губы! Как ты целовалась!»
Федор снова перенесся на много лет назад и вспомнил девочку на физкультуре, у которой были такие смешные ямочки под коленками и черные сатиновые трусики с оборочками. Уже давно половина девчонок в классе носили обтягивающие шелковые и нейлоновые плавки, которые скорее раздевали, выставляя напоказ прелести девичьих тел, а вот у Милки все было скрыто, но в то же время эти ямочки под коленками заставляли Федора прямо дрожать от нежности.
Прозвучала короткая мелодия, означающая, что пришло письмо по электронной почте.
Открыв папку «Входящие», Федор прочитал:
«Эка тебя разнесло, парень. Стихи начал писать. Остановись! Посмотри на календарь. Столько лет прошло. Ты изменился, да и я совсем не та наивная девушка, которая пару раз с тобой вечером целовалась. Это было так давно, и я уже не верю, что это вообще было. Но все равно я очень рада, что ты позвонил, а стихи твои мне нравятся! Только неделю мне не звони, я уезжаю. Там, куда мы едем, нет связи! Мила».
– Зуб! Иди сюда!
– Опять начальник нажрался!
– Ты говорил, что у тебя в аналитическом отделе ФСБ есть дама, которая к тебе неровно дышит?
– С чего это ты ее вспомнил?
– Мне надо срочно пробить фамилии одной женщины, – попросил Федор, протягивая мобильный телефон.
– Насчет твоей школьной пассии?
– Людмила Воскобойникова, родилась и жила в Тарабове в конце семидесятых годов. Отчества не знаю, ориентировочно Викторовна, отец профессор, преподавал в политехническом институте, потом переехал на Камчатку, где заведовал кафедрой. Нужна подробная информация на нее.
– Зиночка, привет! Мне срочно нужна твоя помощь! – бархатным голосом сказал Зуб, предупреждающе подняв указательный палец.
Федор вышел. Зайдя в спальню, обнаружил две широкие кровати. На тумбочке лежала кожаная папка бордового цвета. Взяв ее в руки, Федор погрузился в изучение документов, разом отключившись от любовных переживаний.
Через десять минут пришел Зуб, тяжело отдуваясь:
– Говорить с одной женщиной о другой – тяжелая задача. Помни мою доброту. Придется тебе в Москве раскошелиться на кабак.
– Ты мне мозги не канифоль, а точно передай, что сказала мадам!
– Через три дня, если информация есть, она будет у нас. Вернее, у меня, так что придется тебе тряхнуть мошной.
– Да рассчитаюсь я за кабак, – махнул рукой Федор.
– Ты не понял, начальник. Ты даешь мне штуку баксов, и я иду с дамой в ресторан, – возвестил Зуб, делая кислое лицо.
– Теперь все ясно. Такие деньги меня не пугают, – тряхнул головой Федор, не поднимая глаз от документов.
– Если бы ты знал, как мне не хочется идти с ней куда-либо, – снова протянул Зуб.