Шон не мог дождаться, когда вернется в Анимус. Виктория решила ввести временные ограничения его занятий, и вчера вообще не позволила ему войти в симуляцию. Это было очень неприятно, но Шон выдержал целый день, и после завтрака он должен был вернуться в кольцо.
– Доброе утро, – борясь с зевотой, сказал Дэвид, входя в зал, который служил им местом отдыха. – Маффины еще не принесли?
Шон кивнул в сторону буфета.
– Сегодня бананово-ореховые.
Дэвид остановился в полушаге от холодильника.
– Неважно.
– Ты не любишь бананы? – спросил Шон.
– Мне не нравятся орехи, – ответил Дэвид, поправляя свои очки с толстыми стеклами в белой оправе, и направился к плитам.
Вошла его старшая сестра, Грейс. Ее темные, кудрявые волосы были собраны на затылке. Ей было пятнадцать, почти как Шону, и за последние несколько недель он узнал о ней больше, чем о ее тринадцатилетнем брате. Грейс и Дэвид почти никогда не оставались в Эйри надолго. По сути, их папа забирал их обоих домой на несколько дней, но потом они возвращались. Шон еще не спрашивал, в чем дело, но собирался как-нибудь это сделать.
Для него никогда не стоял вопрос, оставаться или нет. Компенсация за аварию, которая случилась несколько лет назад, едва покрыла больничные счета Шона, и его родители нуждались в деньгах «Абстерго». Уход за паралитиком стоил им более семидесяти тысяч долларов в год. Но даже несмотря на это Шон хотел бы остаться, просто для себя.
– Доброе утро, Грейс, – сказал он.
– Доброе утро, – она направилась за кофе. – Виктория собирается впустить тебя сегодня?
Шон поковырял омлет.
– Она сказала, что да.
– Где ты остановился? Томми вернулся из Лондона?
– Да. Я закончил с этим расследованием и вернулся в другой бунт.
– Томми Грэйлинг, похоже, любит бунты, – сказала она, садясь рядом с ним.
– Я бы так не сказал.
Грейс сделала глоток кофе и посмотрела на Шона поверх кружки.
– Значит, тебе нравятся бунты?
Шон улыбнулся.
– Мне правда нравится действие. Но в Нью-Йорке в девятнадцатом веке почти всегда происходили бунты.
– Ты сегодня видел Наталью? – спросил севший рядом Дэвид, держа в руках тарелку, на которой было больше бекона, чем яиц.
– Еще нет, – сказал Шон; он был бы не против повидать Наталью.
Он по-прежнему ощущал себя неловко и нервничал всякий раз, когда она входила в комнату. Он не должен был ничего говорить. Он должен был просто оставить все, что было между Томми и Аделиной, в симуляции. Но все было так запутано – кто есть кто, и что все это значит. Он даже не понимал, нравится ли ему Наталья, или это были ощущения Томми, влюбленного в ее предка.
– Почему же Виктория тебя ограничивает? – спросила Грейс.
– Она говорит, что я могу стать слишком зависимым от этого, – Шон отставил почти пустую тарелку.
– Как наркоман? – спросил Дэвид.
– Что-то в этом роде, – ответил Шон.
Но он не думал, что это возможно. Он и правда проводил почти целый день в симуляции, но это не делало его наркоманом. Как можно быть зависимым от воздуха?
– Ты ведь знаешь, что с тобой все в порядке, верно? – спросила Грейс. – И я не имею в виду симуляции.
Шон посмотрел в ее глубокие карие глаза. Ее голос прозвучал совершенно искренне, мало кто говорил так о таких вещах. Они знали о дискриминации инвалидов, и старались поддержать его, хотя легче от этого не становилось. Ему казалось, что Грейс это понимала.
Шон постучал по подлокотнику коляски.
– Мне кажется, что с этим что-то не в порядке.
– Я не это имела в виду, – сказала она. – Ты…
– Доброе утро, – сказала Наталья, входя в комнату.
– Доброе утро, – ответил Дэвид. – Не видел тебя прошлой ночью.
– Я плохо себя чувствовала.
Наталья схватила бублик и йогурт.
Фраза, которую Грейс собиралась сказать, как будто на мгновение повисла в воздухе, а затем развеялась, как пар от ее кофе. Шон был рад, что она не прозвучала.
– Все еще страдаешь от головных болей? – спросила Грейс у Натальи.
Она кивнула.
– А вы, ребята?
– Моя боль проходит через несколько часов, – сказала Грейс.
– Моя тоже, – сказал Шон. Сначала голова болела ужасно, но теперь было легче. В любом случае, это того стоило.
Наталья села за стол напротив Шона, и он почувствовал небольшое напряжение в районе живота. Если и была одна вещь, которую он хотел изменить для себя в Эйри, то это было его притяжение к ней.
– Ты нашла Частицу Эдема? – спросил Дэвид, жуя полоску бекона.
Сидевшие за столом притихли. Все знали, зачем они здесь. Все они знали, что случилось в симуляции нью-йоркских бунтов Монро, еще до того, как корпорация «Абстерго» нашла их, и они узнали свою историю. Все они знали, что будет поставлено на карту, если три части Трезубца Эдема найдут и объединят. Но подростки не часто говорили об этом. Это было немного похоже на разговор об инопланетянах или волшебниках.
– Еще нет, – спокойно сказала Наталья.
– Как продвигается симуляция в Китае? – спросила Грейс.
Наталья уставилась на бублик на тарелке.
– Тяжело. Там много смерти.
– Это было бы тяжело для любого, – сказал Шон, пытаясь подбодрить ее, но это прозвучало как-то пренебрежительно.
Наталья просто кивнула, не поднимая глаз.
Ему захотелось уйти немедленно, прежде чем ситуация стала еще более неудобной.
– Томми ждет, – сказал он. – Думаю, мне пора.
– Увидимся вечером, – сказала Грейс.
Дэвид кивнул ему. Шон выкатил инвалидное кресло из-за стола и направился к двери. Каждый раз, когда он уходил от группы таким образом, катясь в своем кресле, он чувствовал, что все они старались не смотреть, как он едет. Шону говорили, что ему это только кажется, но они всегда замолкали, когда он отъезжал от них. Как будто боялись говорить, пока он не ушел, как будто нужно подождать, с уважением или еще какими-то чувствами наблюдая за его передвижениями. Он ненавидел это и был рад поскорее добраться до двери. В этот момент Дэвид начал рассказывать о симуляции воспоминаний своего прадедушки, который был пилотом группы Таскиги[11] во время Второй мировой войны.
Шон выехал из зала и направился к комнатам Анимуса. Центр Эйри состоял из пяти отдельных зданий, соединенных между собой закрытыми стеклянными коридорами. Вокруг зданий росло множество деревьев. Он и остальные большую часть времени проводили в двух зданиях: главной приемной (куда они отправлялись, когда родители приходили их навестить или забрать на несколько часов), и в здании, в котором он находился сейчас, где они ели и спали. Также в нем исследовали их генетические воспоминания. Шон не знал, чем занимались служащие «Абстерго» в других зданиях центра.
Когда он добрался до своей комнаты Анимуса, Виктория уже была там. Он постарался заехать как можно непринужденнее.
– Доброе утро, – сказал он.
Она встала из-за компьютера и улыбнулась.
– Я каждый раз рассчитываю, что ты доберешься сюда раньше меня, Шон.
Он не знал, было ли это комплиментом, или насмешкой, или тем и другим одновременно.
– Могу ли я войти в симуляцию сегодня? – спросил он.
– Конечно, – сказала она. – Но я думаю, что вчерашний перерыв пошел тебе на пользу, не так ли? Я могла бы включить еще несколько выходных в твой график.
Шон хотел возразить, но решил сделать это позже. Сейчас он просто хотел начать симуляцию, и боялся, что доктор передумает, если он начнет перечить или проявлять нетерпение.
Он подъехал к кольцу Анимуса. Кажется, Виктория наконец-то научилась не предлагать ему помощь. Ноги ногами, но его руки были достаточно сильны, чтобы добраться туда, куда ему было нужно. Он нагнулся, включил тормоза на колесах своей коляски, забрался в кольцо Анимуса и надел пояс. Его ноги повисли над экзоплатформами. Виктория вернула ноги на место и привязала их к рукам, а затем присоединила к нему все устройства, которые контролировали его мозг и сердце.
Сегодня она двигалась медленно, но он ничего не сказал, сохраняя внешнее спокойствие и терпение, по мере того, как она привязывала ремни.
– Все, – наконец сказала она. – Я думаю, мы готовы.
– Хорошо, – сказал он. – Нью-Йорк, я…
– Знаешь… – Виктория отошла к одному из мониторов. – Мы не будем снова отправлять тебя в воспоминания Томми Грэйлинга.
– Что? – Шон повернулся в кольце, чтобы видеть ее. – Почему нет?
– Теперь это нездоровая среда для тебя…
– Что вы имеете в виду? Что значит нездоровая?
Шон услышал свой голос, полный гнева и нетерпения, но сдерживаться уже было поздно.
Виктория сложила руки на груди.
– Я знаю, мы не согласны с твоим пониманием работы в Анимусе, Шон, но…
– Потому что вы не понимаете, – сказал Шон. – Вы хотите меня остановить.
– Пожалуйста, позволь мне закончить…
– Я не хочу, чтобы вы заканчивали, – сказал Шон. – Я хочу войти в воспоминания Томми Грэйлинга.
Дверь в комнату распахнулась. В комнату вошел Исайя в черном костюме – из ткани, которая, казалось, поглощала свет.
– Думаю, тебе стоит послушать доктора Бибо, Шон. И прояви к ней должное уважение.
Шон не видел директора Эйри больше недели, и внезапное появление Исайи заставило подростка прекратить свои гневные высказывания.
Исайя кивнул Виктории.
– Пожалуйста, продолжайте, доктор Бибо. Полагаю, что теперь Шон будет слушать.
Она взглянула на Шона. Он сердито смотрел на нее, но ничего не говорил.
– Я собиралась сказать, что мы предполагаем, что симуляция Грэйлинга перестала приносить пользу. Анимус предназначен не для развлечения. Мы хотели бы, чтобы ты пережил воспоминания разных предков.
– Зачем? – спросил Шон.
Она посмотрела на экран своего планшета.
– Слишком рано говорить более подробно, но, мы уверены, что…
– Зачем? – снова спросил Шон.
Виктория повернулась к Исайе.
Директор рассудительно посмотрел на них.
– Мы можем сказать ему. Я думаю, что он достаточно взрослый, чтобы справиться с этим.
– Справиться с чем? – спросил Шон.
Виктория снова подняла планшет, прижимая его к груди словно щит.
– Были замечены некоторые интересные изменения в твоей неврологии. Особенно в двигательной коре.
– Моей двигательной коре? – Шон не хотел их перебивать, но ему было интересно, к чему они ведут. – Какие изменения?
– Давай объясню, – сказал Исайя. – Мы не говорим, что сможем вернуть тебе возможность ходить на своих ногах.
Шон почувствовал себя чужим здесь.
– Тогда о чем вы?
Виктория откашлялась.
– Симуляция Анимуса активирует твою двигательную кору. Активность такая же, какой была до аварии, после которой ты стал парализованным. По сути, эта часть мозга не получала импульсов от твоих ног. До сих пор.
Шон посмотрел на экзоскелет, поддерживающий его ноги.
– И что это значит?
– Мы больше заинтересованы в том, как это может тебе помочь, – сказал Исайя. – Тамплиеры в «Абстерго» интересуются несколькими сферами, включая медицину. Мы надеемся, что сможем использовать данные, полученные от тебя, чтобы лучше понять мозг парализованного пациента.
– Как вы их используете? – спросил Шон.
– В результате, – Виктория бросила косой взгляд на Исайю, – в недалеком будущем мы сможем разработать уникальные нейрочувствительные протезы.
– Что это значит? – спросил Шон.
– Прямо сейчас, – сказал Исайя, – возможности чувствительных протезов довольно ограничены. Нужны месяцы, чтобы они прижились, они громоздки и недоступны для людей с травмами спинного мозга. Мы надеемся разработать что-то новое. Нечто революционное. Протез, запрограммированный на уникальную неврологию пациента, который сразу можно было бы использовать. Протез, который сразу станет частью тела этого пациента.
Шону показалось, будто его сердце и все остальное в нем остановилось, несмотря на то, что компьютер тихо сигнализировал о том, что его жизненные показатели в норме.
– Я снова смогу ходить?
– Не своими ногами, – сказал Исайя. – С помощью протезов. Но хочу предупредить тебя, что нам потребуется еще много лет на эти исследования.
Он показал пальцем на пол.
– Сейчас мы находимся в самом начале пути. Пока что ты – наш начальный этап.
– И чего вы от меня хотите? – спросил Шон.
Виктория подошла к нему.
– Мы хотим понаблюдать за тобой во время разных генетических воспоминаний. Нужно использовать как можно больше предков. Мы хотим изучить общую приспособляемость твоей двигательной коры. Из симуляций Томми Грэйлинга мы узнали все, что было возможно.
– Правда? – тихо спросил Шон.
Он никогда ни к кому так не привязывался, как к этому гигантскому полицейскому. Шон выучил состав патруля Томми, и подружился со своими коллегами из Бродвейского подразделения. Вместе с Томми он пережил много стычек, травм и горя. Он ушел из полиции и отправился в Лондон вместе с Томми в качестве детектива агентства «Пинкертон»[12]. Он познал себя с его помощью.
– Смогу ли я входить в симуляцию Томми? Хотя бы иногда?
– Возможно, – ответил Исайя. – Если это не будет мешать исследованию.
– Мы, конечно, обязательно сообщим родителям обо всем этом, – добавила Виктория.
Шон не должен был об этом думать. Он поможет Исайе и «Абстерго», чем сможет. Просто было трудно проститься с жизнью, которая как будто стала его собственной. Но он, наконец, кивнул – скорее себе, чем Виктории и Исайе.
– Хорошо, – сказал он. – Тогда кто следующий?
Виктория провела пальцем по экрану.
– Мы собираемся вернуться немного назад в историю твоих предков. Ирландия, конец восемнадцатого века.
– Хорошо, – сказал Шон. – Ладно, давайте сделаем это.
– Отлично, – улыбнулся Исайя. – Шон, тебе суждено творить великие дела. Мы втроем войдем в историю.
Шон немного смутился, услышав его слова – для него это много значило. После аварии, казалось, никто не ожидал от Шона чего-то полезного. Любое достижение, каким бы незначительным оно ни было для тех, кто мог ходить, делало его героем. Было приятно ощущать себя важным человеком, единственным, кто был способен сделать что-то.
– Спасибо, – выдавил он.
– Спасибо тебе, – сказал Исайя, подходя к двери комнаты Анимуса. – А теперь оставляю тебя в умелых руках доктора Бибо.
Шон поправил ремень и терпеливо ждал, пока доктор Бибо перепроверяла правильность всех соединений оборудования. Затем она вернулась к мониторам и начала работу. Шон смотрел в потолок, прислушиваясь к ее словам и стуку клавиатуры. Он волновался перед новой симуляцией.
– Хорошо, – сказала Виктория через несколько минут. – Я готова включить Теменной Супрессор. Ты готов?
– Да, – ответил Шон.
Виктория подошла и надела на его голову шлем. Звуки и изображение как будто исчезли, отрезав его от остального мира. По сравнению с Анимусом Монро, первое использование этой модели вызывало специфическое ощущение – сравнимое с тем, которое испытывает водитель, когда пересаживается с допотопной машины за руль «Феррари».
– Ты слышишь меня, Шон? – спросила Виктория.
– Да.
– Можно начинать. Ты готов?
Шон глубоко вздохнул. Это был единственный момент в симуляции Анимуса, который он не любил. Он закрыл глаза.
– Я готов.
– Попытайся расслабиться. Идет загрузка Коридора Памяти…
Однажды на каникулах, когда Шону было пять лет, он упал в реку. Неистовое течение понесло его вниз, прежде чем кто-нибудь смог ему помочь. Его воспоминания об этом случае были нечеткие. Основное ему потом рассказали родители, но кое-что он и сам помнил. Он помнил немногое, но это до сих пор осталось с ним. Чувство абсолютного бессилия против стихии. Он был не в силах бороться с той живой стеной воды, которая швыряла его как щепку и в итоге чуть не прикончила.
Такое же чувство возникало от воздействия Теменного Супрессора.
Тогда Шона вытащил из реки его дядя, который рыбачил недалеко от места, где мальчик упал в воду. Но сейчас дяди тут не было, и это была не река. Поток был в голове Шона.
Контуры Коридора Памяти вспыхнули вокруг Шона, на мгновение ослепив его, но быстро сменившись бесформенным и бесцветным туманным сиянием.
– Введение теменных контактов через три, две, одну…
Его накрыло волной.