– Вот он. Город Мечты, – протянул мой товарищ. – Бывал здесь?
– Давно, – хмуро ответил я. – В прошлой жизни.
Мы стояли возле вестибюля станции метро “Горьковская”. Напротив сквера, разбитого на одной из центральных городских площадей. Прямо передо мной открывался вид на аллею, по обе стороны которой тянулись ровные ряды фонарей. Аллея упиралась в памятник Буревестнику Революции. Заложив руки за спину, он равнодушно взирал с высокого постамента на прогуливающийся по аллее народ.
Весна в этом году выдалась очень жаркой, и клумбы, разбитые на ровные квадраты, уже покрылись пестрым ковром распустившихся цветов. Площадь окружил ряд деревьев, расступавшихся у перехода от станции метро к площади. Словно стена, которая отгородила дивный, полный магии мир зеленой зоны сквера от возвышающимися вокруг ровными рядами серых двадцати пятиэтажных свечек.
За время моего отсутствия, эта часть города очень изменилась. Из знакомых мне мест я смог лишь распознать памятник Буревестнику Революции, да четырехэтажное здание Дома Связи на пересечении Большой Покровской и Буревестника Революции. А больше на площади не было ничего, что я смог бы узнать. Серые панельные многоэтажки исчезли, уступив место блестящим на солнце высотным новостройкам с огромными панорамными окнами. Взгляд то и дело цеплялся за великое множество разноцветных вывесок банков, сетевых магазинов, ювелирных салонов и страховых компаний. Буквы неоновой рекламы крупных корпораций с безразличием взирали с крыш домов. И рассматривая все это великолепие, мелькнула мысль, что меня привезли не в тот город. Лишь обозначение метрополитена на дверях вестибюля станции метро, указывало на то, что город был тот самый.
Новоявленный приятель хлопнул меня по плечу, и от этой фамильярности я поморщился. Как говорил один мой товарищ: “ты мне еще в тюрьме надоел”. И эта поговорка уж очень подходила к этому новому знакомцу. Он успел порядком меня заебать, щедро делясь ненужной информацией. Я узнал, что зовут его Иван, родом он из каких-то Ебеней. Недавно развелся, жена забрала ребенка и уехала к родителям, а сам Ванюша ушел в бессрочный запой, затянувшийся на многие месяцы. И за время нашего путешествия, Ваня в красках успел описать каждый день этой затяжной попойки. Рот у моего собеседника не закрывался ни на секунду, так что отчасти я понимал водителя сервиса по подбору попутчиков. Едва высадив нас у станции метро “Горьковская”, девочка рванула с места, растворившись в плотном потоке машин.
– Тебе здесь понравится, – усмехнулся Иван.
– Не сомневаюсь, – ответил я, стараясь как можно быстрее пресечь порядком утомивший меня разговор. Однако, собеседник все не унимался и открыл было рот, чтобы спросить ещё что-то, но в этот момент у выхода из метро затормозила новенькая чёрная иномарка, и из неё выскочил невысокий, коротко стриженный черноволосый крепыш. Силясь кого-то найти, он зорко всматривался в поток людей. Заметив нас, он радостно усмехнулся и направился в мою сторону.
Поболтал бы с тобой еще, да за мной уже прибыли, – словно извиняясь, сказал я Ванюше.
По поводу продолжения общения я нагло врал. И в голосе моем не слышалось ничего кроме неподдельного облегчения.
Мой новоявленный друг состроил кислую мину и протянул мне руку для прощания, но был тут же немилосердно оттеснен широким плечом подошедшего:
Ты кто такой? – довольно грубо спросил крепыш. – А ну, давай. Живо проваливай отсюда на хуй. Развелось попрошаек. Прости, братец, Торопился как мог. Летел быстрее пули. И вот я здесь.
Говоривший широко развел руками, словно пытаясь оправдаться за свое бессовестное опоздание.
– Ничего не изменилось, – в тон ему ответил я. – Чертовски рад видеть тебя, Чума.
Приятель крепко обнял меня, похлопав по спине:
– Ну, что встал? Поехали.
Я кивнул, падая на пассажирское сиденье машины:
– Ну рассказывай, что нового в городе?
–Все, брат, – ответил Чума, выезжая на шоссе.
– Прямо-таки все? – удивленно переспросил я, поворачиваясь к приятелю.
– Ты не узнаешь этот город. Сколько тебя здесь не было? Три года?
– Четыре, – поправил я, откинувшись на спинку сиденья.
– Да, быстро летит время. Чем занимался в ссылке?
– Работал в игровой компании.
Чума аж присвистнул:
– Неплохо. И ебашил, поди, вечерами?
– Не играл, а анализировал рынок, – с напускной строгостью поправил я товарища.
– Отличное оправдание задротства, – усмехнулся Чума. – Ты насовсем обратно? Или так, погостить?
– Посмотрим, – уклонился я от ответа. – Сам-то как?
– Как в сказке. Тачку вот прикупил, в новую квартиру въехал. Жизнь бьет ключом.
– Она всегда была такой. Порой этот ключ бил чересчур активно. Чем занимаешься?
– Да все как обычно. То тем, то этим. Всем понемногу. Движение – жизнь. Ты же не забыл это золотое правило?
Я опустил стекло и уставился на городской пейзаж:
– Иногда это движение приводит к тому, что приходится бежать из города.
– Твоя правда, – согласился со мной товарищ. – Всякое в жизни бывает.
Я замолчал, глядя в окно. За то время, пока я отсутствовал, город и вправду очень изменился. Куда ни посмотри – везде высились серые свечки новостроек. В вечернем полумраке мерцала огнями неоновая реклама. У тротуаров ярко горели фонари, освещая дорогу многочисленным людям, которые торопились по своим делам.
– Раньше здесь все было иначе, – протянул я.
– Жизнь меняется, брат, – обернувшись ко мне, ответил Чума.
– И мы не стоим на месте, – закончил я фразу.
– В точку.
На том разговор и оборвался. Я вновь уставился в окно, а Чума врубил магнитолу.
– А музыка остаётся все та же, – заметил я, по первым же аккордам узнав знакомую до боли песню:
“Мы приветствуем всех, кто способен на бунт
И завидуем тем, кто всю жизнь копил силы”.
–Нас совсем не волнуют те, кто нас не поймут, – подхватив, хрипло завыли мы с Чумой. – Панк – это дерзость и молодость мира!
Под неумирающую классику FPG Чума и привез нас к одному из множества кабаков в центре города.
– "Тортуга", – протянул я, рассматривая вывеску. – Пиво тут по-прежнему такое же вкусное?
– О да, – весело ответил Чума, паркуя машину прямо напротив заведения. – Даже не так. Пиво с тех времен стало еще вкуснее. А официантки – только симпатичнее. Ну? Что встал? Идём, и скоро ты сам все увидишь. Нас ждет ледяной алкоголь.
***
Вечера в "Тортуге" никогда не отличались оригинальностью. Мы не стали изменять своим привычкам и в этот раз.
Открыть глаза получилось не сразу. Я был ещё пьян, но похмелье уже постепенно накатывало на меня тяжелым колотуном. Хотелось урвать хотя бы пару часов беспокойного сна. Но это не выходило.
Виной всему был организм, отчаянно протестовавший против той дозы этанола, которую мы употребили вчера на пару с Чумой. Не сказать бы, что этот вечер исключение. Скорее, это был некий особенный стиль наших попоек. Начиная пить, мы вливали спиртное будто не в себя, словно собирались поставить личный рекорд по употреблению этанола. И, как следствие, нажирались мы обычно до абсолютно свинского состояния. Сопутствовали этому “перекидывания” и прескверные истории, в которые мы, одержимые синим духом, попадали, впадая в пьяный угар. Поэтому утренние состояния после встреч с братом – это, скорее, обыденность.
Мне было дурно. Потолок раскачивался, словно в дикой пляске, а во рту был мерзкий привкус. Глотка пересохла, и у меня было стойкое ощущение, будто она растрескалась как земля в пустыне. Голову словно стянули обручем, а все тело покрывал липкий пот. Я попытался было пошевелиться, но вышло это у меня с превеликим трудом, сразу же поплатившись за свою дерзкую выходку резким всполохом боли. На миг мне показалось, что в голове взорвалась бомба, а мир на секунду вспыхнул фонтаном разноцветных искр.
Кто-то глубоко вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее. Я скосил глаза. Рядом со мной спала, подложив руку под голову, какая-то девушка. И как я не силился вспомнить, откуда она взялась в моей кровати, выходило это у меня крайне хуево. Воспоминания словно затянуло туманом, непроглядно черным и густым. Я даже не помнил как её зовут. Хотя не исключён и тот факт, что имени я не знал совсем.
Я с трудом поднялся с кровати, и пошатываясь, и шаркая ногами как зомби, заковылял на кухню. И здесь тайна гостьи была частично раскрыта.
Во-первых, на полу валялась изорванная в клочья тельняшка с черными полосками. А посередине стола лежала шляпа-треуголка. В таком прикиде обычно ходят официантки "Тортуги". А во-вторых, у стола сидела, сжав в ладонях кружку с черным, как чернила, кофе, еще одна гостья, одетая точно в такую же тельняшку. А больше из одежды на ней не было ничего. Заметив меня, девочка смущенно зарделась и кивнула мне:
– Как самочувствие? – участливо поинтересовалась она.
– Отлично, – с трудом разлепив слипшиеся пересохшие губы, прохрипел я, проходя мимо. И взмахнул руками, поскользнувшись на скользкой плитке. Лишь в последнюю секунду я успел ухватиться за дверной косяк, что позволило сохранить равновесие и остаться на ногах. Завидев мою вытянувшуюся от удивления рожу, большие глаза, и как я машу руками, девушка захихикала:
– По тебе не скажешь.
Я лишь хмуро кивнул, усевшись напротив гостьи. Бросил в чашку таблетку прессованного пуэра и залил её кипятком. Руки предательски тряслись, поэтому большая часть воды полилась на столешницу, весело прокладывая ручейки к краю стола. Как водится, затуманенный этанолом мозг не придал этому факту ровным счётом никакого внимания. И очень зря. Потому как, едва первые капли кипятка упали мне на ноги, я аж взвыл от боли, резко отшатнувшись от струек горячей воды:
–Блядь!
Сохранить равновесие после такого кульбита не удалось, так как стул, опасно накренился, и я кубарём полетел на пол, под веселое хихиканье сидевшей напротив гостьи.
– Чего смешного? – поинтересовался я, поднимаясь на ноги. В моем голосе слышалась некая злоба, которая мигом оборвала смех собеседницы.
– Ничего, прости, – ответила девочка, глядя на меня. – Просто ты забавный. Я это вчера подметила.
Я взял со стола пустой чайник, и маленькими шажками, стараясь не наебнуться на скользком кафеле, прошлепал к раковине, набирая новую порцию воды:
– И что же во мне такого забавного?
– Ну судя по твоим рассказам, ты живая легенда, – охотно ответила та. – Что зовут тебя Нико Белик и ты родом из Сербии. Впервые убил албанца в двенадцать лет, после чего бежал из страны. Воевал в легионе и был с миротворческой миссией в Ираке. И все это в неполные… Сколько тебе? Двадцать три?
– Двадцать два, – автоматически поправил я, щелкнув кнопкой чайника. – Что я ещё вытворял?
– Частичная или полная потеря памяти? – лукаво переспросила девушка. – Это третья стадия алкоголизма, дружок. Так что, на твоём месте, я бы крепко задумалась.
– Ты врач?
– О нет, – рассмеялась в ответ гостья. – Но раз уж у тебя амнезия – давай знакомится заново. Меня зовут Катя, и я не врач, я будущий юрист. А вот та, что спит в твоей кровати – она да. Подающее надежды светило медицины. Ее, кстати, Рита зовут.
– Ага. – я долил в кружку кипятка, разбавив уже настоявшийся пуэр, и отпил чай. – Очень приятно.
– А по поводу вчерашнего… ох и до чего забавный приключился вечер, – начала пересказывать мои истории Катерина.
– И в чем же он был так интересен? – хмуро поинтересовался я, отпивая чай.
– Вы вчера творили такие вещи, – закатив глаза, мечтательно произнесла девушка.
– Очень познавательная информация, – нахмурился я. – Но хотелось бы узнать подробности.
– Ты точно хочешь правду? – лукаво посмотрев на меня, уточнила Катерина.
– Иначе бы не спрашивал.
– Ну, например, вчера ты и твой друг, напали на машину ППС, пытаясь ее перевернуть.
– Пиздежь, – сразу отверг я ее слова.
Это не значило, что я и Чума не могли такое сотворить. Вовсе нет. “Перекинувшийся” от выпитого человек страху не ведает, и поэтому в лучшие годы происходили и более хуевые истории. Но кабы мы с Чумой устроили такой блудняк – проснулся бы я не на кровати, а на жестких нарах отдела. И, скорее всего, похмелье было бы меньшей из моих проблем.
– Согласен, – раздался хриплый голос от дверей кухни. И сколько же в этом голосе было боли и страданий.
Я поднял голову и посмотрел на вошедшего в кухню Чуму. Выглядел он, прямо скажем, не очень. Наверное, так выглядят аристократы, которые всего за пару часов потеряли все нажитые непосильным трудом капиталы. На лице еще виднеются остатки былого величия, но в остановившемся взгляде зомби уже явственно читаются боль и страдания. Чума прошаркал к столу и уселся рядом с блондинкой. И Катерина тут же поцеловала его в щеку и встала из-за стола:
– Так, все. Мне пора, мальчики.
– Родители потеряли? – ехидно осведомился я.
– Парень, – односложно ответила та. – Но по легенде, да. Ночую я у родителей. Все, убежала.
Не сказать бы, что я охуел от этой новости. Чума не очень-то разборчив в связях. Даже не так: мой приятель был падок на все, что движется. Но на товарища я посмотрел с некоторым интересом.
– Удачи, – односложно ответил Чума.
– Я позвоню, – прощебетала Катя и выскочила из комнаты. А Чума спокойно продолжил смаковать чай.
–Черт, надо бросать пить. С каждым годом пережить похмелье становится все тяжелее.
– Давно её знаешь? – спросил я.
⁃ Кого? – уточнил Чума. – Катю? Полгода где-то. В "Тортуге" познакомились.
– И ты столько времени мутишь с бабой, у которой есть мужик? – переспросил я.
– Старею, – пожал плечами Чума. – Или влюбился. Хуй знает. Она же блондинка. Всегда был неравнодушен к девочкам со светлыми волосами. Они приносят мне удачу.
Чума допил чай и отставил кружку в сторону.
– Я убежала, – крикнула Катя из коридора, а следом хлопнула входная дверь.
– Ну вот. Ушла, – сокрушенно заметил Чума.
– Какой же ты мудак, – пробурчал я. – У неё есть парень. Наверное, он её любит. А ты…
– Может быть, я тоже без ума от этой девочки, – ответил товарищ. – И вообще: я молод и свободен. Делаю что хочу и сплю с теми, кто даёт. Ты лучше скажи, чем думаешь заняться?
– Сперва думал навестить корешей. Только теперь в себя надо прийти.
– Это да, – кивнул приятель. – Навестить надо. Я тоже давно у них не был.
– Конечно. Тут чужие бабы. Не до друзей.
– Ты стареешь, – холодно ответил Чума. – Становишься мерзким брюзгой. Откуда в этот морализм? Давно ли ты стал настолько принципиальным?
– Когда-нибудь, тебе проломят голову, – заметил я. – И поделом. Потому как…
Мои нравоучения прервала возня на лестничной клетке. А затем, дверь распахнулась и в квартиру ввалился, с трудом протиснувшись в дверной проем утренний гость. И при его виде я ужаснулся. Уж не знаю, из каких соображений милая блондинка Катерина выбрала этого великана себе в партнеры, только вот выглядел этот тип, прямо скажем, отталкивающе: перебитый нос, маленький лоб, который намекал о не очень большим содержанием серого вещества в черепной коробке. Да и в целом лицо великана хранило печать явного генетического скрещивания близкой родни. Скорее всего, его родители были братом и сестрой. Довершали сей образ два шрама на лице, протянувшихся от уголков губ почти до висков. Кто-то сказал, что шрамы украшают мужчину. Так вот этому человеку стоило бы сперва посмотреть на нашего утреннего гостя, вломившегося в квартиру без приглашения, а потом уже пиздеть о красоте шрамирования. Улыбка Челси делала и без того страшное, перекошенное от злости ебло незваного гостя, совсем уж отвратительной. И кабы я встретил такого мужика ночью в темном переулке, то отдал бы ему все, что лежало в моих карманах ещё до того, как джентльмен попросил бы меня об этом. После чего побежал бы, полагаясь на скорость своих ног. И даже днём обходил бы потом стороной район, в котором водятся подобные огры.
Одет этот горный великан был в вытертые полинявшие джинсы и кожаную байкерскую косуху, пестревшую великим множеством нашивок. Чего только не было нашито на куртке этого господина. Мой неискушенный взгляд успел рассмотреть лишь несколько из великого множества. “Президент”, “ACAB”, “Unholy ones”, однопроцентный ромб, “Man of Maynhem” и прочее. И если президент “Шедди” не шел по пути великого генсека, который присваивал себе ордена и медали самостоятельно, а заслужил их потом и кровью, то по вломившемуся в квартиру к Чуме дяде плакала половина статей Уголовного кодекса России.
За спиной облаченного в байкерскую косуху горного великана, стояла Катерина. Собственной персоной. Вжавшись в дверной косяк, она жалобно смотрела на нас. И тут я понял, в какой блудняк втравил меня Чума своим неумением думать головой и держать свой хер в штанах, макая во все, что движется.