Глава первая

Чехия, Прага

2023 год

Барбара смотрела на бочку и не верила своим глазам. На покатом деревянном боку была нацарапана защитная руна. Резали на совесть – лезвие ножа глубоко погружалось в доски, которым, по словам пана Гесса, исполнилось уже лет двести.

– Как она сюда вообще попала? – пробормотала девушка, имея в виду не руну, а собственную мать.

Вопрос был риторический. Фрау Вернер, устроившая этот безобразный акт вандализма, могла попасть во внутренние помещения пивоварни лишь одним способом – позаимствовав у Барбары ключи. Мать, конечно, являлась известной ведьмой, и её услуги высоко оплачивались. Но проходить сквозь каменные стены и дубовые двери она, к счастью, ещё не научилась.

Барбара послюнявила подушечку большого пальца и потёрла руну Турисаз. С виду эта скандинавская руна напоминала топорик и обладала теми же свойствами, что и секира викинга. Она рубила, рассекала и наносила ответный урон обидчику. Но сейчас урон был нанесён только собственности пана Гесса.

Дерево впитало слюну, руна немного потемнела, но всё равно оставалась заметной.

– Чёрт! – бросила Барбара.

Она точно знала, что мать не ограничилась тем, что нацарапала на старинной бочке руну Турисаз. Если уж фрау Вернер решала очистить пространство от негатива или расставить защитные чары, она подходила к делу основательно. Так, чтобы нечисти становилось тошно даже смотреть в сторону её дома… а заодно и «Хмельного гуся» – семейной пивоварни Гессов, куда её дочь имела неосторожность устроиться официанткой.

Длинное подземелье напоминало заброшенную ветку метро, не хватало только ржавых рельсов на полу. Кирпич, из которого были сложены стены и сводчатый потолок, потемнел от времени. Тусклые желтоватые лампы под металлическими плафонами висели на приличном расстоянии друг от друга. Пан Гесс регулярно водил сюда экскурсии, и, следуя за ним, туристы пересекали несколько коротких светлых участков и несколько длинных, погружённых в полумрак. В глубине подземелья стоял главный экспонат коллекции – старушка Марта.

Как и его далёкие предки, своё лучшее пиво пан Гесс выдерживал в деревянных ёмкостях. Разумеется, бочки, мимо которых проходила Барбара, сделали уже в наше время – после нескольких лет службы поры досок забивались, и дерево переставало насыщать напиток особым вкусом и ароматом. Но, глядя по сторонам, нетрудно было поверить, что со Средних веков здесь ничего не изменилось. Справа и слева на массивных ко́злах возлежали огромные дубовые бочки, перетянутые железными обручами. Кое-где в простенках и нишах стояли рыцарские доспехи, возле которых так любили фотографироваться гости.

Барбара принялась метаться по мрачноватому подземелью. Она заглядывала в каждый угол, изучала каждую стену и каждую бочку в поисках защитных надписей и колдовских знаков. Если кто-нибудь из гостей увидит на полу перевёрнутую пентаграмму, нарисованную кровью цыплёнка, и огарки чёрных свечей, это, пожалуй, вызовет вопросы. А заодно приведёт к тому, что Барбаре придётся искать новую работу. В том, что пан Гесс обвинит в порче имущества (и колдовстве на рабочем месте) недавно нанятую официантку, сомневаться не приходилось. Ведь из всего персонала только её руки покрыты татуировками, совсем как у фанатки тяжёлого рока или у чокнутого шамана, служителя культа Одина.

Нет, на руках у неё красовались не только руны, ещё каббалистические символы, пентаграммы, иероглифы… но кто там будет разбираться! Только когда Барбаре перевалило за четырнадцать, она начала задаваться вопросом: а это вообще нормально, когда собственная мать татуирует тебя на съёмной квартире или в дешёвом лав-отеле, где за тонкой стеной постоянно кто-то стонет?

«Когда за нами придут демоны, ты ещё спасибо скажешь», – говорила фрау Вернер, макая иглу в чернила, приготовленные по специальному рецепту, и загоняя краску Барбаре под кожу.

В любую погоду, и зимой, и летом, от кирпичных стен подземелья веяло замогильным холодом. Это было хорошо, ведь пиво выдерживалось при температуре не выше пяти-шести градусов. Сама пивная также располагалась в подвале, вровень с рабочими помещениями, и стены там представляли собой кладку из грубо отёсанного пористого камня. Но туристы приезжали в «Хмельного гуся» не ради комфорта или изысканных интерьеров. Всё, что могло предложить заведение по этой части, – жёсткие деревянные скамьи, выглядевшие так, словно пан Гесс умыкнул их из какого-нибудь костёла, низкие своды и окошки под самым потолком, совсем как в тюрьме. Зато рецепт пива, которое готовилось в этих стенах, не менялся уже триста лет. Пан Гесс варил всего два сорта, светлое и тёмное, и делал это в точности так же, как его далёкие предки, жившие при Габсбургах. Благодаря такой приверженности традициям пивоварня упоминалась в каждом втором путеводителе для туристов. «Окунись в атмосферу средневековой Чехии», «Отведай на вкус настоящую легенду» и всё в таком духе.

Мама оставила «подарочки» в узких проёмах между бочками, за тускло блестевшими доспехами и даже в щелях кирпичной кладки. Барбара то и дело находила перевитые нитками холщовые мешочки, букетики сухостоя и бумажки с колдовскими надписями. Всё это она складывала в карман фартука. Буквально за пятнадцать минут ей удалось собрать немалую коллекцию талисманов. И это только в одном помещении! А ведь ещё оставалось множество цехов, подсобок, кухня, сам гостевой зал! Что будет, если хозяин начнёт натыкаться на странноватые предметы, которым не место в приличном ресторане? Даже с его любовью к Средним векам пан Гесс решит, что кто-то из персонала нуждается в услугах психиатра! К счастью, уборка сегодня была на Барбаре. Может, удастся отыскать всё прежде, чем её вызовут на ковёр…

Якуб Гесс бережно хранил старинные бочки, которые уже не использовались в производстве пива, антикварные дробилки для солода и помутневшие стеклянные бутыли, созданные стеклодувами далёкого прошлого. Всё это тянуло на музейные экспонаты и украшало подземелье. Но уже много лет жемчужиной его коллекции оставалась старушка Марта, гигантская бочка, которой стукнуло около трёх сотен лет. Она лежала на боку, занимая всё пространство от левой стены до правой и от пола до потолка. Пан Гесс нанял реставраторов, которые восстановили её, и теперь с гордостью показывал туристам. По семейной легенде, когда старушка Марта отработала свой срок в качестве пивной бочки, её собирались пустить на щепу или дрова. Но главный пивовар додумался, как использовать огромную ёмкость, не разбирая её на доски. В подземелье начали проводить закрытые праздники для знатных горожан, а в бочку сажали музыкантов. Скрипачи и флейтисты не видели, как развлекается знать, и не знали, о чём те говорят, потому что звук гудел внутри старушки Марты, мешая подслушивать.

Барбара приближалась к реликвии Гессов с тяжёлым сердцем и раньше времени старалась даже не смотреть в ту сторону. А когда всё же набралась смелости, увидела на передней стенке огромной бочки нацарапанные руны Уруз, Науд и Беркана. Каждый символ высотой в метр, не меньше.

– Ну нет же… – простонала девушка, в отчаянии взъерошив светлые, слегка вьющиеся волосы.

Такое слюной и пальцем не исправишь. Несколько секунд Барбара стояла, запустив обе пятерни в причёску, и не отрываясь смотрела на этот кошмар. А потом издала нервный смешок, оценив своеобразный юмор матери. В магии рун эта формула носила название «руны пива».

К пиву викинги относились трепетно, считая, что этот напиток помогает общаться с богами. А формулу, которую Барбара видела перед собой, скандинавы часто наносили на рога и пивные кружки. В памяти тут же всплыли строчки из «Старшей Эдды»:

Руны пива

познай, чтоб обман

тебе не был страшен!

Нанеси их на рог,

на руке начертай,

руну Науд – на ногте[1].

Это была мощная магическая формула, или, по-другому, рунический став. Он помогал избежать неприятностей и болезней. А ещё помогал понять своё предназначение, и в этом Барбара усмотрела намёк. Фрау Вернер не хотела, чтобы её дочь работала в «Хмельном гусе». Не хотела, чтобы она проводила время здесь, в пивоварне, вместо того чтобы практиковаться в магии. Барбара сделала по-своему и теперь не сомневалась, что её уволят. А заодно выселят со съёмной квартиры, ведь они с матерью снимали жильё здесь, прямо над пивной.

Барбара не знала, запланированы ли на сегодня экскурсии. Если да, то скандал разразится очень скоро. Единственное, что она могла сделать, – собрать разбросанные по «Хмельному гусю» амулеты, пока их не обнаружил кто-то другой.

Не все рабочие помещения выглядели как подземелье, где стояла старушка Марта. Анфилада гулких цехов, где располагались баки открытого брожения и пронумерованные стальные цилиндры, похожие на баллистические ракеты, вела на задний двор. Большинство этих помещений построили уже в двадцатом веке, и стены там покрывала белая кафельная плитка. В воздухе стоял густой аромат зерна и хмеля.

Барбара осмотрела каждый зал, пополнила коллекцию талисманов (передний карман её фартука уже заметно топорщился, источая запахи ладана и засушенных трав) и стёрла несколько защитных надписей со стен и стальных чанов. Последний, варочный, цех находился уже над поверхностью земли и был пристроен к старинному зданию, где располагался «Хмельной гусь», примерно в середине двадцатого века. Барбара поднялась по ступенькам и приоткрыла железную дверь.

Пан Гесс не признавал газ, поэтому его пиво, как и в прежние времена, варилось на дровах. В центре помещения возвышались три вертикальных чана, соединённые стальными трубами разной толщины. Из них как грибы росли многочисленные датчики, показывавшие давление и температуру. Основанием для двух чанов служили массивные квадратные печи, сложенные из огнеупорного кирпича жёлтого цвета.

Несмотря на прохладную погоду, железные ворота, ведущие на задний двор пивоварни, были распахнуты. Когда Барбара заглянула в цех, Адам, старший сын пана Гесса, как раз вкатил внутрь тачку, полную досок, и принялся бросать их в топку. Младший, Давид, занимался тем, что очищал третий чан. Орудуя лопатой, он выгребал оттуда дробину – светло-коричневую массу, в которую превращалось ячменное сусло. Дробина отправлялась в тачку, а потом, насколько знала Барбара, – на корм курам. Оба Гесса походили на отца – такие же маленькие, коренастые и, если речь не заходила о пивоварении, неразговорчивые. Барбаре они напоминали молодых – и потому безбородых – гномов, суетящихся возле пылающего горна.

В одну руку Барбара взяла веник, в другую совок и решительно вошла в цех. Давид поднял на неё удивлённый взгляд. Разумеется – ведь она подметала здесь не далее как полчаса тому назад.

– Ты плохо о нас думаешь, – сказал он. – Мы ещё не успели намусорить.

Понимая, что, если начнёт махать веником по чистому полу, параллельно заглядывая во все щели, это будет выглядеть странно, Барбара пояснила:

– Я где-то выронила блокнот, в который записываю заказы. Хотела поискать.

Молодой человек коротко кивнул и вернулся к работе. Барбара быстро осмотрела цех, но всё, что нашла, – пара защитных рунических ставов, написанных углём на обратной стороне печей. Кирпичи и без того были закопчённые, надписи не слишком бросались в глаза, и она махнула на них рукой. У Барбары имелся ключ от парадной двери. Значит, фрау Вернер зашла в «Хмельного гуся» со стороны улицы и двигалась от помещения к помещению, раскладывая заранее приготовленные обереги. К тому моменту, как она добралась до варочного цеха, её запас иссяк.

Убедившись, что Адам или Давид не наткнутся на размалёванный рунами куриный череп или ещё какую-нибудь диковинку, Барбара вышла на задний двор подышать свежим воздухом. У каменных стен стояли стальные кеги, там и тут возвышались пирамиды из ящиков, а в центре была свалена огромная гора старых поломанных палеток. Пан Гесс за бесценок покупал их, чтобы пускать на дрова.

Барбара села на табурет и прислонилась лопатками к холодной стене. Сюда работники «Хмельного гуся» ходили во время перерывов, и, глядя на втоптанные в грязь окурки, девушка пожалела, что не курит. Дейлинка говорила, это успокаивает нервы, а сейчас кое-кому не помешало бы расслабиться.

Сегодня, в тринадцатый день октября, над Прагой висели тучи, похожие на комья грязного белья, отяжелевшего от влаги. Пахло грозой, хотя дождь не спешил пролиться. Барбара смотрела на мрачное, набрякшее водой небо и размышляла, что в этом месяце останется без зарплаты. Пан Гесс пустит её деньги на реставрацию старушки Марты.

Фрау Вернер имела привычку постоянно жаловаться, что им не хватает денег. Хотя при этом зарабатывала больше, чем можно было подумать, увидев её гардероб и старенький фольксваген. Она то и дело привлекала Барбару к работе – давала ей консультировать клиентов онлайн, проводить обряды на снятие порчи, венца безбрачия и родовых проклятий. Но все заработанные деньги шли в общую кассу. Если Барбаре что-то требовалось – одежда, обувь, книги, – ей приходилось об этом просить. Она сказала матери, что идёт к пану Гессу, чтобы иметь карманные деньги, скрыв истинную причину.

Фрау Вернер не хотела, чтобы её дочь работала, – ведь это напрочь ломало установленные порядки. Обычно Барбара молча принимала правила игры. Но в этот раз фрау Вернер ждал сюрприз – её покладистая дочь внезапно встала в позу.

– Я пойду работать, – заявила Барбара в тот памятный день.

Она преподнесла новость за ужином, надеялась, что у матери, весь день консультировавшей клиентов, не осталось энергии на споры.

– Что?! – услышав это, фрау Вернер поперхнулась овощным рагу.

– Меня берут, это уже решено!

Если бы мать узнала, что Барбара планирует собрать сумму для того, чтобы съехать на съёмную квартиру, она бы, наверное, устроила в «Хмельном гусе» пожар или попыталась извести пана Гесса при помощи колдовского проклятия. Понимая это, девушка делала упор на то, что хочет иметь карманные деньги, заработанные своим трудом.

– Что за глупости?! Ты и так работаешь! Если хочешь, можем поделить бюджет. Пожалуй, давно следовало это сделать, ведь ты уже не маленькая девочка…

– Это твой бизнес, твои клиенты! Я хочу попробовать сделать что-то сама.

– Похоже на переходный возраст. – Фрау Вернер закатила глаза. – Интересно, в семнадцать я тоже была такой невыносимой?

– Думай что хочешь. Но учти – если послезавтра ты скажешь, что нам снова пора переезжать, я никуда не поеду!

– Ты несовершеннолетняя, – напомнила мать. – И не можешь жить самостоятельно.

– Через полгода мне исполнится восемнадцать. И ты никак не можешь заставить меня переехать, если я этого не хочу.

– Почему это не могу?

– Мы же сами по себе, – пожала плечами Барбара. – Когда подростки не слушаются, начинают хулиганить или принимать наркотики, родители обращаются к школьному психологу. Дело может дойти до социальных служб или полиции. А теперь я отказываюсь тебя слушаться. Что ты сделаешь? Заколдуешь меня?

– Как ты разговариваешь с матерью?!

– Я собираюсь встретить свой день рождения в Праге, – отрезала Барбара. – Это моё решение.

– Когда до нас доберутся демоны, ты по-другому запоёшь! – Это было последнее средство, и, похоже, фрау Вернер ещё не поняла, что оно давно перестало работать.

– Возможно, – кивнула Барбара. – Но прежде чем бежать куда-то, хотелось бы хоть однажды их увидеть.

В тот раз она впервые в жизни вступила в конфликт с матерью. Фрау Вернер пошла на уступки, но со временем почуяла неладное: Барбара работала в «Хмельном гусе» уже несколько месяцев, но не покупала себе новых вещей и всё ещё ходила со старым телефоном. Мать наверняка догадалась, что та собирает деньги, и решила сделать так, чтобы Барбару уволили.

«Значит, я возьму деньги у мамы так, чтобы она не знала, – решила девушка. – Пошла она к чёрту!»

Начиная новую жизнь, Барбара хотела сделать всё правильно. Но раз фрау Вернер решила играть нечестно, да ещё прикрываясь заботой о дочери, то и ей не грех запустить руку в общую кассу.

Из открытых ворот возникла Дейлинка. Её длинные рыжие волосы были собраны в хвост, на острых скулах и носу горели веснушки, карман фартука оттягивал перекидной блокнот.

– Бэбс! А я тебя обыскалась. Бросай свои швабры, ты нужна в зале!

Швабра и так валялась там, где Барбара её бросила, – возле бочки, которую теперь украшала руна Турисаз.

– Уже иду! – Барбара вскочила с табурета. – Одну секунду!

Она метнулась к мусорному контейнеру и вывалила туда все собранные обереги. Хорошо, что фрау Вернер этого не видела, – её бы пришлось госпитализировать с инфарктом. Прикрыв мешочки и букетики обёрточной бумагой и прочим мусором, Барбара побежала за Дейлинкой.

У пана Гесса был договор с гидами, которые сопровождали автобусные туры по Чехии. Они приводили в его пивоварню туристов, а заведение отчисляло им процент. Таких групп за день могло прийти двадцать и больше. Они занимали один из длинных столов и от души угощались пивом, заедая его кнедликами, утопенцами или вымоченной в пиве рулькой. Барбаре и Дейлинке только и оставалось, что носиться по залу, таская гостям тяжёлые кружки. Иногда по шесть за один раз. Отработав свою первую смену в роли официантки, Барбара наутро не смогла даже причесаться. Руки попросту не поднимались, болтаясь вдоль тела как плети.

– У нас аншлаг, – говорила Дейлинка, быстро шагая через комнаты с чанами для открытого брожения. – Будем надеяться на приличные чаевые!

Она толкнула тяжёлую, окованную железом дверь, ведущую из рабочих помещений в общий зал. Тут же стал слышен многоголосый гомон, звон посуды и доносившаяся из колонок музыка – меланхоличный перебор лютни и флейта.

Едва Барбара переступила порог, как звуки средневековой музыки заглушила бодрая песня – после определённой кружки туристы из России всегда начинали петь. Они почти три часа отдавали должное мастерству пана Гесса, когда в пивоварню прибыло сразу две группы, из Китая и Германии. Немцы уже сидели за длинным столом, изучая меню, а гости из Поднебесной гуськом спускались по узкой каменной лестнице. Их смуглые лица раскраснелись от холодного ветра, в руках шуршали пакеты с сувенирами, а на груди болтались фотоаппараты.

– Обслуживай своих, – на бегу бросила Дейлинка, имея в виду немецкую группу. – А я китайцами займусь!

В зале всё осталось, как и три сотни лет тому назад, когда первый из Гессов получил у короля разрешение варить в своём подвале пиво. На толстых цепях висели грубоватые люстры, сделанные из деревянных колёс, снятых с телеги. И хотя на смену восковым свечам давно пришли электрические лампочки, на спицах и ободьях ещё сохранились восковые потёки, а потолки, сложенные из ноздреватого камня, до сих пор пятнали следы копоти. Взгляд то и дело натыкался на рыцарские щиты, алебарды, оленьи рога и кабаньи головы. Пахло квашеной капустой, подгоревшим жиром и, само собой, пивом.

Голоса русских гудели в этом каменном мешке, словно католический распев под сводами кирхи; нестройный, но весьма мощный хор выводил что-то про Катюшу. Кроме родного немецкого Барбара знала несколько языков – спасибо матери, которая нигде не задерживалась дольше полугода! – и в том числе немного русский. Она остановилась возле стола, за которым расположились туристы из Германии, достала из кармана небольшой блокнот, огрызок карандаша и приготовилась принимать заказ.

Как правило, гиды приводили туристов в пивную после продолжительной пешей прогулки по историческому центру. Уставшие гости ели и пили больше, к взаимной выгоде и заведения, и самих экскурсоводов. Люди за столом были тепло одеты, и, глядя на них, Барбара мечтала о вязаном свитере. Здесь ей приходилось носить чешский национальный костюм. Пан Гесс строго следил за тем, чтобы внешний вид девушек, работавших в его заведении, в точности соответствовал традициям. Белая блузка с рукавами-фонариками, множество нижних юбок, два кружевных фартука, сзади и спереди. И никаких сотовых в рабочее время. Однажды хозяин устроил Дейлинке настоящий разнос, когда заметил на её руке фитнес-браслет. А в другой раз отругал Барбару за жевательную резинку: «Если бы я хотел, чтобы гостей обслуживала корова, то её бы и нанял!»

Крупная фрау с бескровными губами, короткими осветлёнными волосами и недовольным выражением на лице никак не могла устроиться на скамье. Она долго ёрзала, всем своим видом демонстрируя, как ей неудобно. На её фоне худая Барбара выглядела эльфом, готовым принять заказ у огра. Пыхтела и сопела фрау соответственно, как будто собиралась отобедать не рулькой, а заплутавшим в лесу путником.

Русские давно затянули новую песню, а Барбара занесла в блокнот уже почти все заказы, когда фрау Огр наконец открыла меню. И оттуда прямо ей на колени упал небольшой мешочек, на котором красной нитью была вышита пентаграмма. По мнению Барбары Вернер, всю свою сознательную жизнь изучавшей колдовство, предмет не выглядел таким уж пугающим. Однако фрау вскрикнула и резко поднялась, толкнув стол бёдрами, затянутыми в клетчатые слаксы.

Мебель в семейной пивоварне Гессов была неподъёмной. Барбара точно знала это, потому что по долгу службы ей иногда приходилось двигать скамьи. Чтобы сместить длинный дубовый стол, за которым могли свободно расположиться двадцать человек, требовались усилия нескольких мужчин. Однако фрау в клетчатых слаксах это удалось в одиночку.

– Что это за дрянь? – воскликнула она, глядя себе под ноги, так, словно из меню вывалилась дохлая мышь.

«Спасибо, хоть на скамейку не запрыгнула», – подумала Барбара и нырнула под стол.

– Просто сувенир, – сказала она, хватая с пола мешочек. – Ничего особенного. Наверное, кто-то из гостей оставил.

– А я уж подумала, это ваше, – произнесла фрау, когда Барбара показалась из-под стола, и с брезгливой миной указала на её руки.

Да, правую руку Барбары, с тыльной стороны ладони, украшала взятая в круг пентаграмма. Причём выполненная красными чернилами. Эта татуировка была с ней уже семь лет.

– Совпадение, – процедила девушка, пряча треклятый мешочек в карман. – Будете делать заказ?

Остаток дня Барбара как заведённая носилась между барной стойкой и столами, наполняла кружку за кружкой, собирала грязную посуду и всё ждала, что её вызовет пан Гесс. Она могла собрать обереги, которые её мать распихала по укромным (и не очень) местам, а Турисаз на бочке была не так уж и заметна. Но вот размашистые «пивные руны», украсившие старушку Марту, уже никуда не денутся. Глубокие царапины так просто не зашлифуешь и не замажешь. Заниматься этим должны специалисты, те, кто знает, как работать с деревом, и умеет восстанавливать предметы старины. Фрау Вернер нарочно сделала так, чтобы Барбару уволили. Подставила её. Но она не собиралась предъявлять матери претензии, потому что прекрасно знала, чем это закончится.

«Я же забочусь о тебе! – скажет Вернер-старшая, и в её голосе будет звучать искренняя обида. – Ты могла и сама расставить защитные чары, очистить пространство от негатива. Но ты стала беспечной, и мне приходится думать за двоих!»

Да, всё верно. Барбара могла самостоятельно изготовить обереги, нанести на дверные косяки и стены защитные знаки, начертить руны, не калеча при этом хозяйское имущество. Просто с некоторых пор она не видела в этом смысла. Чем старше становилась Барбара, тем меньше верила в колдовство. И тем отчётливее понимала, что её мать – последний человек, которому следовало доверять воспитание ребёнка.

Социальные службы, органы опеки наверняка заинтересовались бы их семьёй. Ещё бы – мать-одиночка промышляет гаданием на Таро и снятием порчи, постоянно переезжает, меняя не только города, но и страны. А её дочь никогда не проходила медицинских обследований, не делала прививок и не ходила в школу. С точки зрения государства – а Вернеры являлись гражданами Германии – они давно превратились в призраков, бродяг. Людей, сумевших обхитрить систему. Провернуть подобное – задачка не из простых, учитывая, что они всё-таки имели документы, банковские карты и не ночевали под мостом. Но фрау Вернер была достаточно изворотлива, а её многочисленные связи и полезные знакомства помогали оставаться в тени. Но так не могло продолжаться вечно. Через неделю Барбаре исполнялось восемнадцать, и она собиралась преподнести матери неприятный сюрприз.

Пан Гесс так и не вызвал Барбару. Когда последний гость покинул пивную, она повесила на дверь табличку «Закрыто» и принялась убирать зал.

Пока она протирала столы и драила пол, мимо неё проходили сыновья и дочери пана Гесса, закончившие работу на кухне и в цеху. Пивоварня не зря называлась семейной – единственными нанятыми работниками здесь были сама Барбара и её напарница, Дейлинка. Наконец к выходу прошествовал сам Якуб Гесс, маленький, круглый, с пышными седыми усами на багровом лице. Барбара внутренне сжалась, но хозяин лишь помахал девушкам на прощание и поднялся по каменной лестнице. Сегодня не было экскурсий в недра пивоварни, поэтому он и не заметил «пивные руны». Но завтра Барбару точно ждал разнос. А она собиралась проработать в пивоварне ещё неделю, получить жалованье и только потом уволиться.

– Значит, придётся уйти раньше… – пробормотала девушка, выметая из-под скамейки скомканные салфетки.

Дейлинка выключила колонки, и в гостевом зале «Хмельного гуся» воцарилась торжественная тишина. Стеклянные глаза, которыми мастер-чучельник снабдил кабаньи головы, тускло мерцали в свете электрических лампочек, равно как и лезвия алебард. Если не смотреть в сторону барной стойки, оборудованной современным аппаратом для розлива пива, не составляло труда поверить, что это зал средневекового замка, где ещё недавно пировали вельможи и рыцари. Чаще всего Барбара покидала «Хмельного гуся» последней – Дейлинка жила на окраине Праги и старалась убежать пораньше. Оставаясь в одиночестве, девушка невольно начинала вспоминать жутковатые истории о призраках. Фрау Вернер утверждала: старинный дом, располагавшийся над пивоварней, служил пристанищем для нескольких привидений. «А ещё здесь очень злой домовой, – говорила она. – Сегодня он снова душил меня!»

В детстве Барбару постоянно душили домовые. История повторялась в каждой новой квартире, и со временем девочка пришла к неутешительному выводу – добрых домовых попросту не существует, и все они имеют на неё зуб. Она помнила состояние ужаса и беспомощности, когда посреди ночи что-то тяжёлое наваливалось ей на грудь. В такие моменты Барбара не могла пошевелиться, в ушах у неё стоял звон, а слова защитной молитвы застревали в горле. Единственное, чем она могла двигать, – глаза, но легче от этого не становилось. Она видела маленькую зловещую тень, которая металась по спальне, а потом запрыгивала ей на грудь. Иногда существо пахло влажной свалявшейся шерстью, иногда не имело никакого запаха. Зато имело вес, который давил на рёбра, не давал дышать. Этот кошмар мог длиться несколько минут, а мог растянуться на часы. И прекращался, только если Барбара невероятным усилием воли ухитрялась произнести слова молитвы или же сложить онемевшие безвольные пальцы в жест, отгоняющий злых духов. После этого она, как правило, вскакивала с кровати, включала свет и бежала к маме. «Домовые бывают страшными, – говорила та, утешая дочь. – Но представь, что будет, если до нас доберутся бесы, которых посылает по нашему следу твой дорогой папочка! Они куда страшнее и кровожаднее! Любой домовой по сравнению с ними просто ласковый котёнок!»

Сейчас Барбара редко просыпалась от удушья, но ей постоянно снились рогатые красноглазые твари, которыми якобы повелевал её отец.

Раздевалка находилась в чулане за барной стойкой. Дейлинка уже сняла униформу и стояла в нижнем белье. На её левом плече был вытатуирован иероглиф, не то китайский, не то японский, а на правом боку, под рёбрами – дракон. В первый день знакомства, увидев татуировки Барбары, она одобрительно кивнула.

– Когда-нибудь я отморожу себе зад в этих подвалах, – буркнула Дейлинка, снимая с крючка джинсы. – А он, между прочим, мне дорог!.. Что там у нас, кстати, с чаевыми?

По договорённости девушки скидывали все чаевые в общую кассу и в конце дня делили накопившуюся сумму.

– Да как обычно, – сказала Барбара, стягивая блузку. – Помнишь немцев, которые ближе к вечеру пришли? Вообще ничего не оставили.

– Там же какая-то история была?

– Да никакой истории. Ерунда.

Рыжие волосы Дейлинки ниспадали до копчика. Она как раз расчёсывала их пластиковым гребешком, но на слове «ерунда» застыла:

– В смысле? Я же видела, как та тётка вскочила словно ошпаренная. А ты зачем-то нырнула под стол?

– У неё из меню грязная салфетка вывалилась. Кто-то из посетителей оставил.

– Ага, ясно. – Дейлинка быстро натянула свитер, а потом достала из рюкзака, висевшего на крючке, холщовый мешочек с пентаграммой. – Такая салфетка?

– Где ты его нашла?

– Они в каждом меню лежали. Я утром это обнаружила и все вытащила. Наверное, один пропустила…

– Ясно, – вздохнула Барбара.

– Слушай, Бэбс, это же твоих рук дело? – прищурилась Дейлинка.

– А чего сразу моих?

– Ну, первым подозреваемым у меня был пан Гесс, разумеется. Я подхожу к нему, спрашиваю – ваше? А он давай отнекиваться, совсем как ты сейчас.

– Это не я, это моя мама, – сдалась Барбара. – Она… немного помешалась на защитной магии. Наверное, взяла ключи, пока я спала, и навела здесь свои порядки.

Некоторое время девушки продолжали переодеваться в молчании.

– Хочешь пива? – внезапно предложила Дейлинка.

– Серьёзно?

– Конечно. Мы в пивной как-никак, и здесь никого, кроме нас.

– И мы не будем платить? – уточнила Барбара.

– Ещё чего! Давай узнаем, за что туристы отваливают пану Гессу столько денег!

Девушки наполнили светлым пивом две кружки и расположились за столом. Напиток оказался густым, горьковатым. Барбара ничего не понимала в оттенках вкуса, и фильтрованное пиво от нефильтрованного могла отличить только по цвету. Но вроде бы неплохо…

– Рассказывай, – потребовала Дейлинка. Её зелёные глаза горели любопытством.

Барбара молча отпила пиво, поставила кружку и уставилась на плотную шапку пены. Она неплохо общалась с Дейлинкой, но назвать их подругами было нельзя. У Барбары вообще не имелось подруг, что и неудивительно с её образом жизни.

– Я слышала, твоя мама ведьма? – Дейлинка подалась вперёд, нависнув над столешницей. – Гадает на Таро, всё такое. И любовные привороты делает.

Одна из дочерей пана Гесса пользовалась услугами фрау Вернер. Скорее всего, это она разболтала Дейлинке.

– Да ты пей! Ещё нальём, всё равно никто не заметит.

Барбара последовала совету, осушив кружку наполовину, а после произнесла:

– Моя мама серьёзно относится ко всему этому.

– А ты?

– Раньше тоже серьёзно относилась. А сейчас – не знаю. – Помолчав немного, Барбара добавила: – Мне надоело жить так. Я больше не могу.

– «Так» – это как? – уточнила Дейлинка. – Надоело работать в «Хмельном гусе»? Тут я тебя понимаю! Если бы мне не приходилось платить за квартиру, я бы давно…

– При чём здесь «Хмельной гусь»? – перебила её Барбара. – Мне надоело постоянно убегать. Надоело прятаться от демонов, которых я в глаза не видела! Понимаешь, в пять лет я, конечно же, верила, что отец посылает за нами чудовищ. И в десять тоже верила. Но через неделю мне исполняется восемнадцать, и я уже не знаю, чему верить. Иногда мне кажется… что моя мать сумасшедшая. Или хочет, чтобы я стала ненормальной, не знаю.

Дейлинка смотрела на Барбару, округлив глаза, совсем как облезлые кабаньи головы на стенах. За окошками-бойницами шумело – начался дождь.

– Значит, твой отец посылает за тобой демонов, – после непродолжительной паузы сказала Дейлинка. – И кто он у тебя, владыка Мордора?

Барбара не знала, кто её отец. Даже имени его не знала, только фамилию – Вернер. Дело в том, что её мать до сих пор состояла в браке с этим человеком. «Я бежала от него в страхе, мне было не до того, чтобы оформлять развод!» – говорила фрау Вернер, девичья фамилия которой была Гервальд. При этом она наотрез отказывалась называть имя: «А вдруг однажды тебе в голову придёт бредовая идея самой разыскать его?»

– Я не знаю, кто мой отец, – произнесла Барбара и сделала глоток пива. Она не обедала, и приятная лёгкость уже разливалась по телу. – Мама говорит, он колдун.

– И, насколько я понимаю, его специализация – это не Таро, – сказала Дейлинка.

По словам матери, её злодей-супруг умел призывать адских тварей. Однажды в детстве Барбаре показалось, что она видела одну из них. После этого случая она долго не могла нормально спать, вскакивала с криками и в каждой тени видела клыкастого чёрта. Но сейчас Барбара думала, что ей просто примерещилось. Фрау Вернер сделала всё возможное, чтобы воспитать впечатлительного ребёнка, которым легко управлять при помощи страшных историй.

– Да, не Таро. Мама говорит, он заключил сделку с Дьяволом, продал ему душу. И если мы не будем постоянно переезжать, за нами придут чудовища.

– И отец хочет любой ценой вернуть тебя, так?

– Да, – кивнула Барбара. – Он хочет заняться моим воспитанием, сделать из меня злую ведьму. Так говорит мама.

– Ты же понимаешь, как всё это звучит? – Дейлинка вопросительно вскинула бровь.

– Не сомневайся.

– Тебе надо бежать от матери. Ты уж прости, но она действительно ненормальная.

– А я и собираюсь, – фыркнула Барбара. – Думаешь, зачем я устроилась в «Хмельного гуся»? Чтобы собрать денег и переехать в другой район.

– Вот что я думаю. Твоя мать просто сбежала от мужа. И украла у него ребёнка, в смысле, тебя. Такие ситуации не редкость. А рассказывая страшные истории, она просто настраивала тебя против отца.

Барбара кивнула. Сейчас она вспомнила свой шестой или седьмой день рождения. В то время она мечтала стать кондитером и просила в подарок набор игрушечной посуды. Мать подарила ей этот набор, а ещё плиту, конфорки которой светились красным, если повернуть ручку. Маленькая Барбара была в восторге и собиралась тут же начать готовить игрушечный штрудель. Но фрау Вернер предложила ей другой рецепт. «Мы сварим суп из твоего папы!» – сказала она. Под руководством матери Барбара нарисовала страшную рожу («Очень похоже, вылитый твой папочка!»), потом порвала рисунок, бросила обрывки в кастрюлю и поставила на плиту. «Отлично! – подытожила мать. – Только есть этот суп мы не станем, а то, чего доброго, отравимся! Лучше выльем его в раковину!»

Говоря, что фрау Вернер настраивала Барбару против отца, Дейлинка сильно преуменьшала. Женщина, испортившая этой ночью антикварную бочку пана Гесса, могла бы написать книгу «Тысяча и один способ сделать так, чтобы ваш ребёнок возненавидел своего отца. Пособие для озлобленных матерей-одиночек».

– Барбара, если нужно, ты какое-то время можешь пожить у меня, – предложила Дейлинка. – Я снимаю квартиру с однокурсницей, но места хватит и троим.

– Спасибо.

– Я не из вежливости предлагаю. Мне действительно страшно за тебя.

– Да, я поняла. Если что, буду знать, кому звонить.

Девушки допили пиво, разделили чаевые и покинули «Хмельного гуся». Дейлинка надела прозрачный дождевик и побрела по лужам, как привидение. А Барбара прошла несколько метров, набрала код на домофоне и нырнула в тёмный подъезд. Мать закрылась в своей спальне и, скорее всего, уже спала. А может, только делала вид. Она прекрасно понимала, что акт вандализма, устроенный в подвалах пивоварни, не пройдёт незамеченным, но не могла знать, кто первым обнаружит «пивные руны» и когда это случится. Так уж вышло, что нашла их Барбара. Теперь матери и дочери предстоял неприятный разговор, но это могло подождать до утра.

Барбара приняла душ, почистила зубы и на цыпочках прошла мимо комнаты матери в свою спальню. После смены в «Хмельном гусе» ноги гудели, а благодаря выпитой натощак кружке пива голова казалась непривычно лёгкой. Барбара всегда спала при свете и, зайдя в свою комнату, первым делом включила ночник. На тумбочке загорелся шар из пластмассы молочного цвета, залив комнату рассеянным светом.

У Барбары было не так много вещей – одежда, обувь, книги в мягких обложках, небольшая коробка с бижутерией, заколками и прочими мелочами. Плюшевый медведь, помогавший засыпать. Всё это помещалось в рюкзак и две спортивные сумки. Куда больше места в багаже занимали колдовские принадлежности. В течение многих лет Барбара обрастала колодами карт, наборами рун, свечами, кристаллами, колокольчиками, зеркалами, алтарными статуэтками и прочими предметами, без которых не обойтись настоящей ведьме. И теперь, покидая мать, Барбара собиралась бросить всё это. Ну, может, прихватить любимую колоду карт и свои первые руны… Представляя, как уйдёт в неизвестность, с одним рюкзаком за плечами, Барбара чувствовала внутри странную сосущую пустоту. Она знала все оттенки и градации страха, и это был именно он.

Первый раз Барбара поняла, что так продолжаться не может, что ей надо бежать от матери, в четырнадцать лет. Это произошло после истории с Рудольфом Новаком, её единственным другом… её первой детской влюблённостью. Когда Барбара думала о том, как однажды уйдёт от матери, станет жить самостоятельно и в один прекрасный день разыщет Рудольфа, её начинало слегка потрясывать, а ладони становились холодными и влажными. По венам разливался ядовитый коктейль из ужаса, бессилия и чувства вины. Юная Барбара стыдливо загоняла эти мысли в глубины сознания, как подросток прячет от родителей журнал с неприличными картинками. А спустя какое-то время снова позволяла себе подумать о жизни вдали от матери. Она понемногу, по капле приучала себя к этим бунтарским размышлениям. И со временем её ладони перестали потеть, а к горлу уже не подкатывала тошнота.

Барбара твёрдо решила порвать с матерью в день своего совершеннолетия. И несколько лет готовила этот побег, подобно узнику, тайком подпиливающему решётку. Вот только прутья эти находились внутри её разума, а напильником служила обида на мать и убеждённость, что всё происходящее – ненормально.

Засыпая под монотонный шелест дождя, Барбара думала: «Может, нет смысла тянуть до дня рождения? Я могу уехать когда угодно, хоть завтра».


Загрузка...