За Андреем прислали черный «Ленд Крузер», блестящий и непроницаемый, как жук-бронзовка. Водитель, молчаливый парень с шеей борца, даже не кивнул, просто распахнул дверь, впуская Истомина в кондиционированную прохладу салона, пахнущую дорогой кожей и ванильным ароматизатором.
Они ехали через весь город. Усть-Каменск за тонированным стеклом выглядел как декорация к фильму о социальном распаде. Мимо проплывали облупленные «хрущевки» с застекленными разномастным хламом балконами; серые, как тюремные робы, панельные девятиэтажки; разбитые дороги, где асфальт сошел вместе со снегом, обнажив булыжную мостовую полувековой давности. Город лепился к реке, как струп к ране. Люди на остановках казались усталыми и серыми, присыпанными угольной пылью, которая здесь, казалось, висела в воздухе вместо кислорода.
Но стоило машине свернуть на шоссе, ведущее в «Сосновый бор», как реальность дрогнула и перестроилась. Разбитый асфальт сменился идеальным полотном, фонари стали изящными, а вместо тополей с обрубленными ветками вдоль дороги встали вековые сосны. Это был отдельный мир. Номенклатурный рай, огороженный от остальной жизни трехметровым забором с камерами наблюдения.
Дом губернатора Виктора Астафьева напоминал не жилье, а административное здание, замаскированное под альпийское шале. Тяжелый, основательный, сложенный из темного бруса и камня, он давил на землю своим авторитетом.
– Андрей Петрович! Рад, искренне рад! – Виктор Астафьев встретил его на широкой террасе.
Губернатору было под шестьдесят, но старость его не брала, только делала тверже. Это был крупный, «фактурный» мужчина с лицом, словно вырубленным из гранита грубым зубилом. На нем был безупречный итальянский костюм, который, однако, сидел на нем так, словно Астафьев мечтал сбросить его и надеть ватник. Руки у него были огромные, лопатообразные – руки человека, который привык брать, а не просить.
– Проходите, не стесняйтесь. У нас сегодня узкий круг. Семья, так сказать, и приближенные.
Внутри дом был похож на музей. Паркет, по которому страшно ступать, тяжелые портьеры, антикварная мебель. Но главным элементом интерьера был не декор, а культ.
В центре гостиной, над камином, висел огромный портрет в золоченой раме. С холста на гостей смотрел мужчина в френче сталинского покроя. Волевой подбородок, жесткий взгляд, за спиной – панорама гигантской стройки: плотина, перерезающая реку, и подъемные краны, как железные жирафы.
– Дед, – с гордостью кивнул губернатор, перехватив взгляд Истомина. – Игнат Савельевич Астафьев. Титан. Глыба. Это он здесь все построил. Город, ГЭС, заводы. Пришел в тайгу, где медведи гадили, и воздвиг цивилизацию.