– Просто безобразие, как долго приходится ждать, пока ты соизволишь дойти до двери, – фыркнула Николетта.
– Дорогая, не ругай Ванечку, – нежно прокурлыкала Ирэн, – он чудный. Солнышко, Иван Павлович, мы вам не помешали?
Меня всегда удивляют люди, которые звонят в час ночи и осведомляются: «Не разбудил я вас?» А слова: «Мы не помешали?» – ближайшая родня выше озвученной фразы. Какого ответа ждут незваные гости? «Да, я очень занят, мне не до вас сейчас!» Не так уж много граждан способны на такую честность. И я к ним не принадлежу, поэтому покривил душой:
– Конечно, нет, проходите.
– Ах, Ванечка, – кокетливо погрозила мне пальцем мать Олега, – судя по голосам из кабинета, там клиенты. Мы помешали вашей работе.
– С ними Борис, – улыбнулся я, – давайте устроимся в гостиной. Чай? Кофе?
– Мы по делу, – заявила Ирэн.
– Надо сделать комнату Бэтти, – вклинилась в беседу маменька.
– Бэтти? – повторил я.
– Да, – воскликнула Николетта, – времени мало. Съемка может приехать завтра.
Я окончательно потерял нить беседы.
– Кого снимать будут?
– Всем ясно, что Бэтти, – отрезала маменька, – она должна победить в конкурсе.
– В каком? – осведомился я.
– Твоя манера много и без толку говорить ужасна, – разозлилась Николетта, – мы уже подробно тебе все объяснили: Бэтти нужна комната. Вот и начинай!
– Что? – спросил я.
Николетта подбоченилась:
– Устраивать спальню Бэтти.
– Где? – уточнил я.
– Здесь! – топнула ногой маменька.
– В офисе? – удивился я. – Хочешь, чтобы здесь поселилась какая-то девушка?
– Да! – гаркнула маменька. – И она не «какая-то»! Надеюсь, все, что мы с Ирэн задумали, получится.
Лишь сейчас до меня дошло, что происходит. Бэтти – очередная невеста, которую мне нашли дамы. До сих пор все попытки окольцевать меня оканчивались неудачей. Я ухитрялся удрать со всех вечеринок, куда приглашались прелестные нимфы разных возрастов и объемов. Вот поэтому милые дамы решили пойти в решающее наступление, кандидатка на роль госпожи Подушкиной уютно устроится в офисе потенциального жениха.
Я улыбнулся.
– Николетта, Ирэн, я всегда готов помочь девушке, которую вы хотите приголубить. Она москвичка?
Ирэн села на пуфик.
– Ну… э… не совсем.
Я воспрял духом.
– Наверное, молода?!
– Очень, – согласилась Котина.
– Юное создание не знает столицу, провела детство в тихом месте, – зачастил я, – посмотрите вокруг, в этом помещении есть только одна спальня, остальное – офис. Санузел спартанский. На кухне минимальный набор необходимого. Тут неудобно жить, да и опасно оставлять красавицу одну. Вдруг ей взбредет в голову погулять по ночным улицам? Променад может окончиться плохо. Бэтти нужно устроить в уютной квартире, где есть все нужное для девочки, под пристальным присмотром взрослого ответственного человека.
– Он прав! – подпрыгнула Ирэн. – Здесь приятная обстановка, но сразу понятно: это не личное жилье. Нам оно не подойдет.
У маменьки загорелись глаза.
– Есть идея!
– О да! – оживилась Ирэн. – Понимаю, я за!
– Надо им перезвонить, – ажитировалась Николетта, – переоформить.
– Никки! Гениально!
– Ирэнуля, ты первая сообразила.
– Ах! Я просто уловила ток твоей мысли, заинька.
– Обожаю тебя!
– Кисонька!
– Чмок.
– Чмок.
Дамы расцеловались и убежали. Я остался в полнейшем недоумении. Что происходит? Почему они не стали спорить, настаивать на своем? По какой причине сдались без боя? Это на моей памяти случилось впервые. Если Николетта что-то задумала, она непременно добьется своего, сметет любые преграды, преодолеет все барьеры, растопчет любого, кто попытается ей возразить. И вдруг маменька уходит? Молча? Даже не объяснив мне все мои ошибки? Уж не заболела ли госпожа Адилье?
В холл выглянул Борис.
– Иван Павлович…
Договорить он не успел.
– Вот, вот, вот вы какие! Ненавидите меня, несчастную, – с громким воплем мимо батлера пронеслась Светлана.
Она домчалась до двери, схватилась за ручку, обернулась и простонала:
– Я пришла за помощью. Мама умерла. У меня больше никого нет. Никого. Я одна! На всем белом свете! Никогда никем не любимая. Да, я не блещу умом, но у меня большое доброе сердце. А у этой…
– У тебя большой желудок, – фыркнула Анастасия, которая тоже проследовала в прихожую.
Я ощутил легкое головокружение, и тут ожил домофон.
– Кого еще злым ветром к нам принесло? – выпалил Борис.
Я понял, что секретарь тоже устал. Никогда прежде я не слышал от него подобных выражений.
– Кто там? – поинтересовался Боря, глядя на домофон.
– Наталья Михайловна Варякина, – ответила незнакомая дама, – подруга Валентины Стекловой.
Послышался тихий щелчок.
– Тетя Ната! – обрадовалась Настя. – Мама так переживала за ее состояние.
– Моя мама не твоя мать, – сжала кулаки Светлана.
Борис быстро встал меж двух женщин. Наверное, он, как и я, подумал, что у родной дочери Стекловой разбег от «бедной, несчастной» до «сейчас глаза тебе выцарапаю» составляет одну секунду.
Входная дверь распахнулась, в холл вошла элегантно одетая женщина, возраст которой я не смог определить. Понятно, что ей не тридцать, но это все.
– Света, – охнула она, – что ты здесь делаешь?
– Я что, не человек? – мигом заканючила толстушка. – У меня умерла единственная мамочка. Почему вы к родной дочери покойной с вопросами пристаете? У той вон поинтересуйтесь. Чего она сюда приперлась?
– То, что здесь Настя, я прекрасно знаю, – отмахнулась Варякина, – она по внутренней почте своим сообщила, куда поехала. Но ты, Света…
– Я! Я! Я! – проорала младшая Стеклова. – Сейчас из окна выброшусь!
Завершив тираду, дочь Валентины ринулась прочь из моего офиса.
Борис поспешил к двери.
– Не волнуйтесь, – остановила его Настя, – около подъезда на парковке места нет. Мне пришлось оставить машину на соседней улице. Когда я шла к офису Ивана Павловича, видела кабриолет золотого цвета. Крышу его хозяин закрыл, а сам куда-то ушел.
– Жорж! Любовник Светланы, – протянула Наталья. – Опять он! Я не обратила внимания на тачку.
– Мама умерла, а они бросились завещание искать, – вспыхнула Егорова. – Как дела? Мать очень волновалась!
– Ростику поставили диагноз «эпилепсия», – вздохнула Наталья.
Настя схватилась за щеки.
– Ой!
– Он не подтвердился, – тут же уточнила Варякина.
– Фу, – выдохнула Анастасия.
– Врачи тогда решили, что у него опухоль мозга, – продолжала посетительница.
– Ужас! – выдохнула Настя.
– Сделали КТ, ничего не нашли!
– Слава богу!
– Все это время Ростик находился в сознании, но нес чушь, – печально произнесла Наталья Михайловна. – Его спрашивают: «Сколько тебе лет?» Мальчик: «Восемьдесят девять». Врач продолжает: «Значит, ты старичок». Ростислав ему: «Нет, нет, я молодой, только рэп читал». Вроде отвечает на вопрос, но несет чушь.
Мы с Борисом переглянулись. Варякина же, которая не слышала и не знала о том, как Валентина с самым серьезным видом говорила нам про трех дочерей: Маню, Саню и Таню, продолжала:
– Сына хотели перевести в психиатрическую клинику, а он вдруг сознание потерял. Сейчас лежит на аппаратах в реанимации.
– Мама, – прошептала Настя, – тетя Наташа, мне так жаль. А ты сама-то как?
– Не знаю, – отмахнулась Варякина, – сейчас только о Ростике думаю.
Борис кашлянул.
– Думаю, неплохо всем нам попить кофе или чаю.
– Простите, – спохватилась Наталья, – вы же ничего не понимаете.
– Нет, – откровенно признался я, – теряемся в догадках. Зачем мы вам понадобились?
– Я абсолютно уверена, что маму убили! – воскликнула Настя.
– Это я виновата, – покачала головой Варякина, – пропала на два дня. Занималась исключительно сыном. Без меня сразу все вкривь и вкось пошло.