Следующие события помню с большим трудом. Перед глазами бились мехи, взрывалась земля, я несколько раз терял сознание и снова приходил в себя. В какой-то момент нащупал на поясе флягу с живой водой и вылил ее на лицо. Стало немного легче, но слух не вернулся. Только жуткая головная боль и шум в ушах.
Кто-то склонился надо мной и пытался что-то объяснить, но я совершенно ничего не понимал, а потом по телу разлилось приятное тепло, и я, наконец, уснул. Не знаю сколько прошло времени, когда я пришел в себя. Лишь снова почувствовал легкое покалывание и тепло. Поймал себя на мысли, что практически не чувствую боли. Зато явно ощущал легкие прикосновения женских рук.
– Полина? – открыл глаза и увидел перед собой девушку в черно-белых одеяниях. Ее голова была покрыта, и длинные русые волосы лишь слегка выбивались из-под платка.
– Простите, я не Полина, – смутилась девушка, и на ее щеках заиграл румянец. – Лежите неподвижно, я еще не закончила.
– А где мы находимся? Что с остальными?
– Простите, я не могу ничего знать. Вас привезли вчера вечером с большой потерей крови, простреленной ногой и контузией. С помощью дара мне удалось привести ваш слух в порядок, но вот нога… Я пока бессильна.
Девушка виновато закусила губу и бросила быстрый взгляд на ногу, которая скрывалась под одеялом. Стоп, а где моя одежда? Сейчас я был в однотонном хлопковом халате на голое тело. Надеюсь, меня не видели врачи и медсестры в неглиже.
– Простите, у меня много пациентов, нужно идти. Надеюсь, я смогла вам помочь, и вы не будете чувствовать боль. Я подойду к вам позже, но если вдруг срочно понадобится моя помощь, всегда можете позвать.
Девушка поднялась и поспешила в конец коридора.
– Простите, а как вас зовут?
– Елизавета, – отозвалась девушка и снова густо покраснела.
Девушка умчалась, а я нашел в себе силы, чтобы подняться на локтях и осмотреться. Судя по всему, я находился в госпитале. Койки, расставленные в ряды, просторная комната и высокие потолки. Идеально белые потолки, которые навевают на мрачные мысли, когда только открываешь глаза. В моей палате еще одиннадцать таких же раненых, как и я, а рядом на койке восседает Буров. Его правая рука перевязана, а сам он довольно ухмыляется.
– Очухался, наконец? Как слышно, Архипов?
– Нормально…
– О, значит, подлечили слух, а то думали, что так и останешься глухим на оба уха. Ну вы и выдали, конечно! Откуда вам только пришла идея захватить польскую батарею? Наши мехи, когда ворвались на поляну, по первой вообще не поняли что происходит.
– Тактический маневр, – ухмыльнулся краешком рта. – Что с нашими и что ты тут вообще делаешь?
– То же, что и ты! – отозвался Дима и поднял руку, забинтованную от локтя до самых кончиков пальцев. – Тимоха погиб. Прямо на моих глазах. Мы дрались с одаренными, и ратник его прикончил. Головин, Аглицкая и Елизаров живы, за остальных ничего не знаю.
Я вспомнил громадного Трегубова, который, как казалось, был создан для военного дела. А теперь его нет, и лично мне этого добродушного увальня будет не хватать.
– Кстати, ты в курсе что за парня ты в плен взял?
– Только не говори, что он польский принц.
– Ну, не принц, конечно. Сын польского сенатора, члена сейма Речи Посполитой. Одного из ста сорока, между прочим. Думаю, такую крупную рыбешку мы легко сможем на пятерых наших обменять, так что можешь рассчитывать на особую благодарность. Если повезет, даже медаль дадут.
– Да зачем мне та медаль?
– Господин Архипов, немедленно примите горизонтальное положение! Вам нельзя напрягаться и тем более, вставать! – это Елизавета увидела, что я сел на краю кровати и уже мчалась ко мне.
– Простите, уже ложусь, – ответил я и тут же лег на кровать. Девушка осмотрела повязки на ноге и умчалась снова.
– Как она тебе? – произнес Буров, глядя вслед удаляющейся девушке.
– Кто, Елизавета? Хорошая. А кто она?
– Сестра милосердия, конечно же. Или ты решил, что ангел, который спустился с небес тебя спасти? Поверь, я вчера слышал и такую чушь. Она, конечно, на четверочку, но… Кстати, ты ей понравился.
– Не придумывай, просто она переживает за работу.
– А если я тебе скажу, что она Владимирская княжна? Представляешь, сама Елизавета Всеволодовна прибыла сюда, чтобы работать сестрой милосердия в госпитале. Это много значит! Андрюх, не теряй момент!
– Дима, даже не подумаю.
– Мехи горелые! Да она сидела возле тебя весь вечер и ночью подходила раза три. Ты ведь даже не представляешь как тебе повезло. А если выгорит? Станешь не абы кем, а членом княжеской семьи.
– Буров, тебя контузило побольше моего! С чего ты решил, что мне вообще это нужно? Мы с Полиной, и я чувствую себя замечательно. И потом, ты ведь сам сказал, что «на четверочку».
Я хитро посмотрел на Диму, радуясь, что получилось его поддеть. Да, крутая эта вещь – дар. После такой передряги, в которой я очутился, в нашем мире пришлось бы отходить месяц, а то и дольше. А тут на следующий день уже почти огурчик. Вот только нога пока заставляет переживать.
– Да какая разница, что я там сказал? Не будь у меня Князевой, я бы…
– Ладно, змей искуситель, что там слышно на счет полевого лазарета? Они успели отступить?
– Откуда мне знать? Как видишь, я сплетни не собираю, знаю только то, что говорят целители.
Кто бы ни приходил справиться о моем здоровье, все время получал один и тот же вопрос: «Что с полевым лазаретом, который эвакуировали из Велижа?» Только под вечер мне сказали, что его разбили, а всех, кому удалось уцелеть, перевели в лазарет.
Я тут же сел и попытался встать, но боль в ноге заставила снова упасть на подушку.
– Господин Архипов, вам нельзя вставать! – тут же донесся до меня голос Владимирской княжны. Ой, будто я сам не знаю!
– Есть костыль?
– Вы собираетесь ходить с помощью костыля?
– Нет, буду любоваться им, как произведением искусства! – ну что за девчонка! От волнения, боли и беспомощности невольно сорвался на Лизе, и у девушки проступили слезы на глазах. Кто ее вообще пустил в сестры милосердия? – Извините…
– Как ваш целитель, я настаиваю, чтобы вы немедленно легли в кровать, но как человек и как девушка… Я вас понимаю. Позвольте я схожу и сама узнаю есть ли в лазарете человек по имени Полина. Вы ведь ее ищете, если я правильно понимаю?
– Да, вы верно поняли, но не смею отбирать ваше внимание. У вас только в этой палате двенадцать раненых, а во всем госпитале… Сколько бы сестер милосердия не было, на пару сотен человек этого недостаточно. Занимайтесь больными, а костыль мне принесет господин Буров, верно?
– Андрюха, а рожа у не треснет? – тут же возмутился Дима и поймал на себе удивленный взгляд княжны. – В смысле… конечно, господин Архипов. Не стоит задерживать Елизавету Всеволодовну.
Лиза умчалась довольная, а Буров скорчил рожу, но все-таки сходил за костылем.
– Держи, манипулятор! – Дима небрежно швырнул мне костыль, а я с помощью дара остановил его в воздухе и заставил плавно опуститься в руку.
– Буров, ты такой умничка, когда надо.
– Погоди, мы еще с лазарета выйдем. Наши тренировки никто не отменял, – пригрозил Буров, завалился на кровать и закинул здоровую руку за голову.
Я же поспешил на этаж ниже, где располагались девушки. Скажу честно, покорение лестницы далось мне с большим трудом. Сейчас я искренне жалел, что не опустошил еще парочку отступников и не получил светоча. На высшем луче владения даром псионики могут даже левитировать, и все эти проблемы со ступеньками для них пустой звук.
Пришлось опросить нескольких сестер милосердия, прежде чем выяснить, что Полина в третьей палате. Постучался, и только после разрешения вошел внутрь. Не хотел показывать костыль, но иначе идти не получалось.
– Поля! – бросился к девушке и едва не растянулся на полу, потому как забыл о поврежденной ноге.
Полина услышала меня и закрыла лицо руками. Ее тело затряслось, не скрывая слез.
– Ну-ну, малышка! Все уже позади, – я доковылял до кровати и сел рядом, приобняв ее.
– Не смотри, я некрасивая! – тут же выпалила девушка между всхлипываниями.
– Что за глупости?
– Ты… ты не видел мое лицо. Оно ужасное! Шрам на всю щеку от самого уха! Зачем я тебе такая? – девушка попыталась скинуть мою руку с плеча, зарыдала и уткнулась носом в подушку.
– Госпожа Маслова, уж не собрались ли вы отречься от данного слова? – я опустился на пол и стал на одно колено. Хвала богу, хоть одна нога меня слушалась. – Если я правильно помню, мы друг другу пообещали быть вместе и на всю жизнь.
– Даже если я буду страшная и с уродливым шрамом? – Поля перестала рыдать и только периодически всхлипывала.
– Даже если ты все равно будешь для меня самой красивой и с едва заметным ничего не значащим шрамом. Поль, ну ты на меня посмотри! Еще неизвестно что будет с моей ногой, а ты слезы льешь. Мне тогда тоже уйти, ведь зачем тебе нужен хромой?
– Я тебе как уйду сейчас! – девушка убрала руки от лица и заключила меня в объятия. Только сейчас я вспомнил о раненой руке, когда она отозвалась легкой болью. Кажется, ее тоже подлечили, но нужно время, чтобы все затянулось как следует.
– Ты не представляешь как мне было страшно. Я ведь та еще трусиха, а там Змии и Базилевсы! Они ворвались прямо в лазарет и устроили настоящую резню.
– Погоди, но ведь у вас были опознавательные знаки? Красный крест на белом фоне и так далее…
– Были, но полякам на них было плевать, – голос Полины дрожал, когда она пересказывала пережитые ужасы. – Колю Пирогова убили в первые же мгновения, а мы с Катей схватили раненых и потащили прочь. Едва успели выбежать из лазарета, как потолок обрушился.
– А Кудряшов? Вас же четверо там было из наших?
– Кудряшов сразу сдался. Упал на колени перед мехами, поднял руки и орал, что он наследник влиятельного рода и за него заплатят богатый выкуп.
– Вот же гад!
– И не говори. Естественно, его забрали в плен, а за нами погнаться не успели. Мехи сорвались с места и умчались обратно в сторону Велижа.
– О, если я не ошибаюсь, это мы их выманили на себя.
– Да, можно сказать, вы нас спасли. Правда, было еще кое-что, – девушка сняла с шеи медальон и протянула его мне. – Это наша семейная реликвия. У отца был такой же в тот день, когда они с мамой погибли. А второй остался у бабушки. Зимой, когда мы отправились в Архангельск, бабуля дала мне этот медальон, но только сейчас я поняла его предназначение. Это сильный оберег, Андрей. Прими!
– Погоди, а если он понадобится тебе?
– Нет, нас пообещали отправить глубоко в тыл. Возможно, в Московское княжество. А я почти уверена, что тебя оставят в Смоленске. Я не хочу тебя терять.
Принял из рук Поли овальный медальон, в центре которого красовался перламутровый белый камешек. Казалось, что он источает тусклый белый свет.
– Поля, а мне кажется, или… – сейчас у меня на ладони лежал самый настоящий альмус, как у Степаныча. Правда, тот я вернул князю.
– Не кажется, но не стоит об этом здесь. Именно благодаря ему мы с Катей уцелели. Учти, он не дает тебе неуязвимость, а может лишь забрать на себя определенную часть урона.
– Спасибо!
С Полиной мы просидели еще часа полтора, не в силах налюбоваться друг дружкой после пережитого. Вернулся к себе в палату только после того, как примчалась одна из сестер милосердия и заставила меня вернуться к себе.
Следующие три дня пролежал, слушая новости с фронта. Мы постепенно отступали, теряя позиции, и сейчас линия фронта проходила в тридцати километрах от Смоленска. Полину выписали. Девушка напоследок успела заскочить ко мне и рассказать, что их перебрасывают в Можайск. Теперь там будет располагаться лазарет. А я все также безнадежно пытался справиться со своей ногой. Похоже, одна из пуль раздробила кость, и становиться на нее было невозможно, а по вечерам накатывала невыносимая боль и проходилось просить кого-то из сестер помочь.
На утро четвертого дня к нам в палату ворвались сразу несколько девушек и принялись наводить порядок. На окне появились шторы, пусть и не совсем новые, но чистые, а раненым тут же сменили постельное. У нас палата была не с самыми тяжелыми ребятами, поэтому особой мороки с нами не вышло.
– Простите, а по какому поводу такой переполох? – поинтересовался я у одной из девушек.
– Так ведь сам император в Смоленск пожаловал. Его величество хочет поднять боевой дух защитников и хочет встретиться с ранеными. Приготовьтесь, в любой момент может войти.
Надо же! Если правильно помню, единственный раз видел императора на финале олимпиады. И то хорошо – некоторые вообще за всю жизнь ни разу его не видели. Буквально минут через пятнадцать почувствовал мощнейший поток энергии. По спине пробежал уже знакомый холодок, а через минуту в палату вошел сам император в сопровождении двух офицеров. Рядом с ним шагал Разумовский. Вот это я понимаю компания!
Что любопытно, Его Высочество подходил к каждому бойцу, жал руку и интересовался при каких обстоятельствах тот попал в госпиталь. Возле меня он задержался буквально на минуту.
– Тот самый Архипов, который помог остановить продвижение противника и захватил ценного союзника? – поинтересовался император, когда я представился.
– Вижу, вы наслышаны о моих делах, Ваше Высочество.
– Я многое знаю, Андрей, – император повернулся к одному из офицеров и произнес: – Евгений Борисович, разберитесь! Парню нужна ваша помощь.
Буквально через полчаса после визита императора в нашу палату меня вызвали к придворному целителю им Москвы. Я отказался от помощи сестер и доковылял с костылем самостоятельно. Вообще, если бы не нога, я уже давно мог бы вернуться в строй, поэтому лишний раз просить о помощи было даже стыдно. Помимо меня хватало раненых, которым помощь была нужнее.
В кабинете меня ждал тот самый Евгений Борисович, которого просил за меня сам император.
– Проходите, ложитесь на кушетку, – небрежно бросил офицер и поднялся из-за стола.
Только когда он провел рукой над увечьем, я понял, что он целитель. Если не ошибаюсь, это тот самый Евгений Борисович Волконский – светоч из Москвы, который в прошлом году исцелил Разумовского.
– Так, будет очень больно, поэтому придется поспать. Вот, пей!
Волконский протянул мне флакон с какой-то мутной жидкостью, и я не думая его опустошил. Выбора все равно особо нет – либо пьешь, либо ходи хромой до конца жизни. Голова почти мгновенно закружилась, и я отключился.
– Горжусь тобой, Андрюха! – придя в себя, понял, что сижу на берегу пруда плечом к плечу с дедом. Он сидит и с довольно ухмылкой на лице держит в руках удочку, делает вид, что смотрит на поплавок, а сам украдкой поглядывает на меня. Так, похоже, я в отключке, и у меня сработала связь с родом.
– Привет, деда! Давно не виделись.
– Да, много воды утекло. Давненько ты не заглядывал. Но я не держу обиды. У вас, в материальном мире дел невпроворот, все время куда-то бежите.
– А мы, получается, сейчас не в материальном мире?
– Молодец, быстро смекнул, – ухмыльнулся дед.
– И что же мы тут делаем?
– Я вот, ловлю рыбу и вспоминаю, как мы сделали из камыша укрытие, а потом бабку пугали. Помнишь?
– Да, досталось нам тогда обоим. Помню, ты, дед, тогда только к вечеру домой пришел и месяц без пирожков с картошкой куковал, а мне бабушка грозила крапивой. До сих пор помню тот пучок, что на калитке висел.
– Но ведь укрытие было замечательным, верно? Лучше не придумаешь, внук! – дед посмотрел на меня и улыбнулся своей широкой улыбкой, а его глаза выражали одновременно и гордость за внука и тревогу.
Сознание включилось как по щелчку переключателя, и я открыл глаза. На этот раз рядом деда не оказалось, а надо мной склонился Волконский и завершал манипуляции.
– Слушай меня внимательно. Если хочешь ходить, сегодня на ногу не становись. Будет болеть – потерпи, не проси заглушить даром. Чем быстрее пройдет, тем скорее встанешь на ноги. В идеале – завтра к утру. Все, моя работа здесь завершена, у меня еще несколько тяжелых раненых, так что попрошу меня не задерживать.
– Благодарю за помощь! – жуть как хотелось проверить правда ли смогу наступать на ногу, но помнил запрет и не рисковал. Чтобы добраться до палаты, пришлось просить помощи сестер, потому как накатила слабость, да и сил почти не осталось. Зато до утра проспал, как убитый.
Уже утром Лиза принесла какую-то настойку, после которой у меня появились силы и навалился аппетит. Умял полную тарелку овсяной каши с изюмом и понял, что истосковался по стряпне Марфы. В академии кормили куда лучше.
– Господин Архипов, вам лучше? – поинтересовалась Лиза.
– Кажется, могу гору свернуть.
– Попробуйте стать на ноги.
Без особого труда поднялся и стал на обе ноги. Конечно, раненая немного тянула, но стоять было можно. Посмотрел на сестру и даже прошелся по палате.
– Вижу, вы в порядке, поэтому я вас выписываю. В скором времени стоит ждать новую волну раненых, поэтому мы стараемся освободить койки.
– Очередная битва?
– Конечно! Поляки уже под Смоленском, и со дня на день состоится генеральное сражение, которое может решить исход этой войны.
– А что же, Елизавета Всеволодовна, вы останетесь в Смоленске? А вдруг его возьмут? Вы же княжна, вам нельзя попадать в плен!
– Ну, вы же этого не допустите, господин Гущин? – княжна одарила меня белоснежной улыбкой, за которой скрывалась непоколебимая уверенность, и я понял, что девушка для себя все решила. Она останется в Смоленске до конца и будет помогать раненым, даже если ей будет грозить смертельная опасность.
– Не волнуйтесь, княжна. Со щитом, или на щите.
– Не торопитесь, Андрей! Сегодня можете возвращаться в расположение, однако до завтра участвовать в боях вам не рекомендуется. Удачи!
Девушка лишь на мгновение задержала на мне взгляд, а потом поспешила к другим раненым. Я же сдал койку, переоделся в новую одежду и направился в штаб, который сейчас располагался неподалеку от академии. Страсть как хотелось заглянуть туда хоть на минуту, но решил не терять время даром.
Стоило мне появиться в расположении, меня тут же отправили к Северьяну.
– Архипов, вернулся? Отличная новость! – обрадовался полковник. – Наш полк сейчас укомплектовали и отправили под Ольшу. Идут бои за Минское шоссе, которое имеет важнейшее значение. Знаю, что ты еще не до конца восстановился, но на позиции отправишься уже сегодня к вечеру. Ступай в оружейную, пусть выдадут полный комплект.
Северьян протянул мне листок с приказом, собственной подписью и печатью.
– Судьба Смоленска в наших руках. Обороной будет руководить лично легендарный генерал Шеин.