Земля 2052 год
– Внимание! Говорит глава Координационного Комитета Славянской Независимой Республики.
Механических голос, прозвучавший в динамиках, заставил меня оторваться от микроскопа и расстроено вздохнуть. Сколько пафоса! Какая республика? Так, жалкая горсточка бывших политиков, олигархов и чудом затесавшиеся между ними ученые и работяги, которым эти политики и олигархи обязаны собственной жизнью.
Динамик захрипел, запищал, как будто к нему поднесли микрофон, потом звук выровнялся, и я услышала густой бас главы:
– Дорогие сограждане, сегодня двадцатая годовщина со дня страшной трагедии, изгнавшей человечество с лица Земли. Ровно два десятилетия назад наша голубая планета подверглась жестокой атаке из космоса. Целые континенты и океаны были сметены с лица Земли, а все живое буквально испепелила смертельная радиация…
– Интересно, кто ему речи пишет, – пробормотала я, протирая запотевший экран защитного костюма.
– Тише, Карина, – шикнул отец, бросив быстрый взгляд в сторону динамика, – тут везде камеры понатыканы. Хочешь, чтобы тебя признали разлагающим элементом?
Я резко передернула плечами, но промолчала, ведь отец прав.
Наша лаборатория занимается изучением астероида, упавшего на Землю в 2032 году, и за ходом исследований ведется тщательный надзор свыше. Образцом служит крошечный серо-зеленый камешек с разноцветными металлическими вкраплениями и огромным радиационным фоном. Это единственный экземпляр небесного тела, погубившего человеческую цивилизацию, который достался Славянской республике. Его держат в специальном свинцовом сейфе, но даже через стенки толщиной в две мои руки просачивается излучение.
Правда, как выяснилось в ходе экспериментов, в малых дозах эта радиация не останавливает, а ускоряет деление живых клеток. И потому монстера, случайно оказавшаяся между колб и реторт, за месяц из хиленького росточка превратилась в гигантскую лиану, листья которой теперь достигают метра в поперечнике.
Страшно представить, что будет с нами, если мы зайдем в лабораторию без защитных костюмов!
Глава правительства продолжал толкать речь, к которой я почти не прислушивалась. Мне гораздо интереснее было то, что лежало на предметном стекле. Только услышав "…почтим же память погибших минутой молчания", я выпрямилась. На мой взгляд, минута молчания это слабое утешение для тех, кто погиб из-за халатности своего правительства.
Запищал коммуникатор, я нажала кнопку громкой связи.
– Всему ученому составу лаборатории "С" срочно пройти в отсек для заседаний, – прозвучал манерный женский голос.
– Что опять от нас понадобилось? Не хочу идти, я как раз только что-то новое обнаружила! – На предметном стекле моего микроскопа лежали крошечные кубические кристаллы черного цвета, не дающие мне покоя. – Пап, мы с тобой уже полтаблицы Менделеева нашли в нашем образце, но это нечто совершенно иное. Вещество неорганического происхождения… Я бы сказала, что это теллурид ртути, но…
– Колорадоит? Это невозможно, – отец заглянул в мой микроскоп. Он отличный радиобиолог, можно сказать лучший из оставшихся в живых, только слишком дотошный и недоверчивый. – Идем, нельзя заставлять себя ждать.
– А моя работа?
– Она не убежит. Нам обоим не мешает прогуляться. Была бы мама, она б сказала, что мы здесь уже мхом поросли.
– Мамы здесь нет! – жестко ответила я. – Зато у этих тугодумов из совета очередная заморочка, а нам с тобой – очередная головная боль.
– Такова наша участь!
Отец нажал красную кнопку на панели управления, и лабораторный стол мягко въехал в предназначенную для него нишу. Бесшумно опустился защитный экран из матового кварца, армированный тончайшими свинцовыми нитями. На магнитном замке вспыхнул и погас огонек.
– Иногда я думаю, что лучше бы мы остались на поверхности тогда, когда все случилось, – пробормотала, наблюдая за отцом.
– Не говори глупостей! – он повысил голос. – Давай, пошли уже, а то пришлют кого-нибудь за тобой, например Акихито.
– Нет, только не его!
Тяжелые двери лаборатории медленно разошлись, утопая в стенах. Отец снял защитную перчатку и приложил ладонь к экрану сенсорного замка. Тихо щелкнул зуммер – все, дверь в лабораторию надежно заблокировалась.
Теперь следовало позаботиться о себе.
Мы сняли ядовито-желтые костюмы радиационной защиты и сбросили их в специальный коллектор для обеззараживания. Сами в обтягивающих синтетических трико разошлись по боксам с инфракрасным душем.
Не знаю как у других, а в Славянском корпусе вода подавалась только два раза в сутки и строго пятнадцать литров на человека. Этого мало, чтобы принять ванну, но вот на душ вполне хватало. У нас же в лаборатории всегда был запас обеззараживающей жидкости, которой мы щедро поливали себя после работы.
***
Вымывшись и переодевшись в свою одежду, мы с отцом вышли в отделанный пластиком коридор. Здесь вдоль потолка тянулись километры кабелей и коммуникационных труб. Под ногами мягко пружинило виниловое покрытие.
– Пап, а как ты думаешь, мы вообще когда-нибудь выберемся отсюда? – озвучила я свою самую сокровенную мечту. – Я уже не помню, как выглядит небо. Это меня пугает.
– Не думай об этом. Если на поверхности радиация такая же, как у нашего образца, то там и думать нечего – в таких условиях не выживет ни одно живое существо.
– А как же монстера?
– Исключение из правил только подтверждает правила.
Слайдер у меня на запястье завибрировал, привлекая внимание. На крошечном, размером со спичечную коробку, экране появилась глупо улыбающаяся физиономия Акихито.
– Карина! Ты обещать позвонить и, видимо, забыть? – произнес он с неприятным акцентом, от которого мне захотелось скривиться. – Я приглашать тебя на свидание. Ты это помнить?
– Помнить, – нехотя ответила я.
– Наш группа вызывать в совет. Ваш тоже?
– Наш тоже.
– О-о! Это замечательный новость! Я быть радостный, когда увидеть тебя!
Я отключила слайдер и только сейчас обнаружила, что отец тихо давится от смеха.
– Что?! – я с вызовом уставилась на него. – Достал он меня!
– Не ёрничай, ты же знаешь, такие правила. Месяц как-нибудь переживешь, а с первого числа компьютер подберет тебе нового кандидата. Вдруг, он будет посимпатичнее.
– И поумнее!
Акихито мой ровесник, подданный бывшего Евросоюза со сложной японской родословной, присланный в Славянский корпус в рамках обмена опытом. И надо же было такому случиться, что банк генетических карт именно его подсунул мне в качестве идеального спутника жизни!
Вот уже неделю этот так называемый жених мне проходу не дает. Я не расистка, но при виде его тщедушной фигурки с круглой головой и застывшей на лице лягушачьей улыбкой, мне так и хочется поднять лозунг: "Славянские женщины только для славян!"
Странный тип, а от его масленого взгляда у меня каждый раз озноб по всему телу. Но что поделать?
За двадцать лет в нашем Муравейнике, как народ прозвал подземный ковчег, население существенно поуменьшилось. Старшее поколение потихоньку вымирало, а вот молодежь отказывалась заводить детей. Да и какие дети в таких условиях, когда вместо неба над головой пятикилометровый пласт земли и потолок из титанового сплава, прикрытый пластиком? К тому же, свободных девушек теперь в пять раз меньше чем мужчин, но обзаводиться семьей они не спешат. Вот и придумал наш Координационный Комитет программу по стимулированию семейных отношений.
Первого числа каждого месяца компьютер подбирает так называемую "идеальную пару". Определения "муж" и "жена", "институт брака" давно ушли в прошлое. Сейчас это называется взаимовыгодное партнерство: двое получают письма из генетического центра, встречаются на собеседовании и договариваются, как проведут ближайшие тридцать дней.
Спустя месяца они либо заключают договор о взаимном зачатии и воспитании детей, либо компьютер предлагает каждому из них новую "идеальную пару". Главное условие для брачного партнерства – рождение ребенка, хотя бы одного. Но даже на это почти никто не решается.
Меня с шестнадцати лет атакуют такие "партнеры". И хуже всего то, что если в ближайшее время я не определюсь, то спутника жизни (и отца будущих детей) мне назначат в судебном порядке!
Говорят, у американцев ситуация еще хуже. Если до двадцати лет не вступила в партнерство и не родила – переходишь в разряд суррогатных матерей. Женщин-одиночек просто оплодотворяют по решению суда. Что ж, и дураку ясно, что все это делается ради выживания человеческой расы. Вот только методы вызывают неприязнь.
– Ты так похожа на свою мать, – голос отца вывел меня из глубокой задумчивости. – Такие же рыжие волосы, голубые глаза и упрямый подбородок. Ты даже фигурой пошла в нее, а она была настоящая красавица.
Я натянуто улыбнулась. Что скрывать, на внешность не жалуюсь. Природа наградила меня тонкой костью, изящной фигурой и вторым размером груди. А учитывая высокие скулы, пухлые губки бантиком и копну рыжих волос до пояса – мне на рынке невест цены нет, такой генотип пропадает! Единственный недостаток – ершистый характер и скверная привычка не отступать и не сдаваться. Многих это отпугивает, но есть и такие, что считают мой маленький «недостаток» изюминкой.
Но красивая внешность и популярность среди мужчин что-то совсем не радуют. Мне уже двадцать пять, а я так и не определилась с выбором, потому что выбирать не из чего.
Почти все наши мужчины абсолютно инертны. У большинства нет ни цели в жизни, ни увлечения, ни желания чего-то достичь. Да и зачем? Это раньше надо было учиться, работать, добиваться своих целей. А теперь всем обеспечивает Муравейник – автономная замкнутая система, расположенная на глубине пять тысяч метров под поверхностью Земли. Многие не желают даже учиться, им гораздо легче не напрягая мозги выполнять команды, отданные кем-то другим. Они бегут от ответственности, как бы говоря: вот, ты мне приказал, я сделал, а последствия не в моей компетенции.
Как с такими детей заводить? Они же сами как дети!
Единственный мужчина, которого я уважаю и люблю, это мой отец, он – святое. Маму я почти не помню. Мне было пять лет, когда на Землю обрушился астероид, и моя мать погибла одной из первых. С тех пор у меня есть только отец, и я без преувеличений готова перегрызть глотку любому, кто посягнет на его жизнь.
***
Коридор пару раз вильнул, разделяясь на несколько рукавов. Мы привычно двигались в нужном направлении, пока не достигли сектора "NB", где находился отсек для заседаний. Здесь пришлось остановиться, ожидая вызова.
Рядом с нами толпилось еще несколько человек. Я узнала парней из радиологического контроля, микробиолога Андреаса из соседней лаборатории, климатолога Велислава и еще двоих из реакторного отсека.
Странная компания собралась. И зачем нас всех вызвали?
В зале заседаний уже знали, что мы здесь, так как под потолком мигали камеры наблюдения. Как только к нам присоединились трое опоздавших – Акихито со своими коллегами – двери автоматически открылись. Мы переступили порог и предстали перед научной комиссией, курировавшей проект "Возрождение". Тот самый, над которым подземные лаборатории Славянского корпуса трудились вот уже двадцать лет.
***
– Ну, что ж, все в сборе, – глава комиссии Вишневецкий Василий Андреевич сложил пальцы домиком. – Прошу, господа, располагайтесь. Разговор будет долгим и трудным, но мы должны прийти к консенсусу.
Мы молча заняли откидные кресла.
Такое начало настораживало. Я почувствовала, как под ложечкой засосало – верный признак предстоящего геморроя.
– Вам всем выпала большая честь стать участниками беспрецедентной экспедиции на поверхность Земли.
– Что?! – я подпрыгнула в кресле, но мой возглас потонул в общем шуме возмущенных голосов.
– Тише, господа. Все давно обдумано, согласовано с правительством и утверждено. От вас требуется только одно: пройти медицинский осмотр и проверку на выносливость. Как вы понимаете, экспедиция нешуточная, так что все должно пройти без эксцессов. Здесь мы собрали лучших из лучших, весь цвет ученых-практиков Славянской республики.
Я невольно огляделась. Меня не покидало ощущение, что кого-то не хватает.
– Василий Андреевич, – подал голос заместитель, кивая на планшет, лежащий перед ним на столе.
– Ах, да. У нас тут возникла проблема. Наш лучший радиобиолог, к сожалению, не сможет принять участие в экспедиции по состоянию здоровья. Сейчас мы должны решить, кем его заменить.
Мы с отцом удивленно переглянулись. Натан Божени был не только отличным специалистом, но еще и нашим коллегой. Он курировал реакторный отсек, и сейчас как раз была его смена.
– Можно узнать, что с ним случилось? – я подняла руку, привлекая к себе внимание.
– Это конфиденциальная информация, которую может знать только его лечащий врач.
– Это что-то серьезное? – заволновались остальные. – Не заразно?
– Нет, волноваться не о чем.
– Ну, так давайте подождем, пока его вылечат, – предложила я, невинно глядя в побагровевшие глаза главы комиссии.
– Карина Алексеевна! – уже рыча, продолжил Василий Андреевич. – Будете говорить, когда вам дадут слово, или отец не учил вас манерам? На кону стоит будущее человеческой цивилизации!
Я сжала кулаки, пытаясь сдержать свой характер.
– Божени болен, а откладывать экспедицию мы не имеем права. Если вы заметили, то в последнее время у нас участились перебои с электроснабжением. В лабораториях и технических боксах стоят автономные генераторы, а вот жилые и администрационные отсеки страдают больше всего.
Словно в подтверждение его слов в воздухе послышался тихий гул, а пол под ногами завибрировал. Свет на секунду погас, но тут же снова включился.
– Что это было? Что происходит? – люди в зале заволновались.
– Именно к этому я веду, – глава успокаивающим жестом остановил поток вопросов. – Наш реактор начал давать сбои.
– Но как? Он же рассчитан на сто пятьдесят лет! – изумленно проронил мой отец.
– Как видите, в расчетах произошла ошибка. Человеческий фактор – от него никто не застрахован. Никто не верил, что астероид действительно может столкнуться с Землей. Ваши коллеги ученые убеждали, что это только один шанс из шестидесяти тысяч, то есть практически равный нулю. И вот результат. Мы слишком поздно поняли всю серьезность угрожающей опасности, и поэтому реактор собирался в спешке, часть оборудования даже не прошла тщательной проверки. Но он дал нам возможность выжить, а теперь мы должны искать другой путь. Путь на Землю.
Люди в зале молча переглянулись. Только сейчас я заметила, что была здесь единственной девушкой.
– Господа, – продолжил заместитель, приблизив планшет к близоруким глазам, – здесь у меня список лиц, утвержденных Координационным Комитетом в состав экспедиции. Каждый из вас специалист в своей области, и вам выпала великая честь открыть нашу планету заново… Так, а на место радиобиолога у нас две кандидатуры. Полонский Алексей Егорович и Полонская Карина Алексеевна. Эм-м… мы как-то не рассчитывали на участие девушки. Алексей Егорович? – заместитель вскинул глаза на моего отца. – Вам придется заменить Божени.
– Нет! – я успела вскочить с кресла раньше, чем мой отец смог издать хоть звук. – Это безумие! Мой отец не выдержит этой экспедиции.
– А это уже будет устанавливать медицинский осмотр. Сядьте, Карина Алексеевна, – Вишневецкий пригвоздил меня взглядом к месту, – или я прикажу вывести вас из зала.
– Нет, пожалуйста. У него слабое сердце, одышка и… и…
Я лихорадочно пыталась придумать болезнь для своего абсолютно здорового отца. Какая экспедиция?! Не пущу!! Это же верная гибель! Что за дурак придумал отправить горстку ученых в это радиоактивное пекло?
– Следуя нашей теории, поверхность Земли представляет собой сплошную пустыню с температурой воздуха ниже сорока градусов Цельсия – и это в дневное время! – начала быстро тараторить я, боясь, что меня остановят. – После падения астероида в атмосферу поднялись тучи дыма и пепла. Температура на планете снизилась до арктической за счет отражения солнечных лучей. Началась радиоактивная зима, которая, по нашим данным, может длиться несколько десятков лет. Это просто безумие посылать людей в такой ад!
– Безумие, это не дать людям шанс на выживание. Наш реактор скоро остановится. Все, что у нас есть, это несколько месяцев. И за это время мы должны найти новый дом. Или вы хотите взять на себя ответственность за гибель ста тысяч населения?
Я прикусила губу. Немного же осталось от Восточного альянса, который когда-то охватывал большую часть Европы, почти всю Азию и Дальний Восток.
– Если все так безнадежно, – до боли сжала пальцы, – то позвольте мне принять участие в экспедиции вместо отца.
– Девочка моя, – родитель попытался что-то сказать, но я мягко закрыла ему рот.
– Нет, папа. Если реактор заглохнет – нам всем конец. И какая разница, внесла я свой вклад в демографию или нет? Но сначала я хочу узнать, что случилось с Божени.
– Карина Алексеевна, – глава комиссии кивнул, поднимаясь из-за стола, – пройдемте. Я готов обсудить с вами этот вопрос.
***
В маленькой комнате для тайных совещаний Вишневецкий налил мне воды в стакан и предложил выпить.
– Так что с Натаном? – спросила я, отпив пару глотков. – Вы же его намеревались отправить в эту экспедицию?
– Божени заболел, и очень серьезно. У него лучевая болезнь, наш врач не может сделать точные прогнозы, но сказал чуда не ждать. Думаю, дальнейшие объяснения тут не нужны.
– Как он заработал эту болезнь, когда? – нахмурилась я. – Он же практически все свободное время проводил у постели своей жены, а когда работал, был предельно осторожен.
Василий Андреевич забарабанил пальцами по столу:
– Два дня назад он должен был проверить работоспособность реактора, тогда и заболел.
– Два дня назад? – я едва не задохнулась от возмущения. – Кто придумал такое? Вы что, не люди? У него ведь жена за день до этого умерла. Сразу после похорон – и проверять реактор? Какие же вы…
Я не выдержала и с громким стуком опустила стакан на стол. Вода расплескалась.
– Карина Алексеевна, попрошу не выражаться в моем присутствии. Вы не понимаете всей серьезности сложившейся ситуации. Реактор выходит из строя, его нужно проверять каждый день, независимо от каких-либо причин. Кроме Божени у нас больше нет специалистов подобного уровня, а соседние корпуса очень неохотно предоставляют своих. У него была пара учеников, но они получили только базовую теорию, их нельзя допускать к работе с оборудованием. К тому же в том, что он заболел, Божени виноват сам.
– Что вы хотите этим сказать? – насторожилась я.
– А то, Карина Алексеевна, что он уснул возле реактора. Когда его нашли, рядом с ним была бутылка с остатками этилового спирта. Это вопиющее нарушение техники безопасности!
– Его можно понять!
– Можно, разве? Своими действиями он мог угробить нас всех!
Глава комиссии треснул кулаком по столу, да так, что я невольно подпрыгнула и уставилась на него ошарашенным взглядом. Чего-чего, а такой реакции от всегда спокойного Вишневецкого я не ожидала. Значит, дело, действительно, очень серьезное.
– Когда Божени входил к реактору, – продолжил глава, – камеры видеонаблюдения запечатлели, что он уверенно держится на ногах, то есть абсолютно вменяем и трезв. Вывод напрашивается только один. Он тайком пронес бутылку со спиртом на территорию реактора, именно там основательно напился и уснул. Костюмы, конечно, дают защиту, но лишь на непродолжительное время. Благо он только уснул, а если бы на пьяную голову нарушил работу и так уже нестабильного реактора? Что тогда, Карина Алексеевна? Вы все еще намерены его защищать?
– Намерена! – я решила защитить честь Натана. Мой друг потерял жену, а теперь и сам умирает. В нашем разлагающемся обществе их семья была предметом для зависти и подражания, ведь в договорных партнерствах о любви мечтать не приходилось, была бы симпатия. – Он любил свою жену, ему нужна была всего лишь пара выходных, чтобы хоть немного смириться с ее потерей. А вы ему эти выходные не дали!
– Кажется, вы пошли не на ту работу, – Вишневецкий устало потер побагровевшую шею и расстегнул пуговицу на плотном воротничке рубашки. – Вам нужно было стать адвокатом. Странно, что вы его вообще защищаете…
– Почему это?
– Ну, учитывая какое вам дали прозвище в Муравейнике.
– И какое же мне дали прозвище, не раскроете секрет? – прошипела я, не скрывая злости. Казалось, что из меня вот-вот повалит дым. Все мысли о субординации канули в лету, и мне уже было плевать, что я говорю и кому говорю.
– А то вы не слышали, – хмыкнул он, – или до вас не доходят слухи?
– Я, в отличие от некоторых, слухи не собираю! Так какое?
– Синий чулок.
– Даже так? – я на мгновение растерялась. Василий Андреевич смотрел на меня с явным интересом, и интерес этот был вовсе не дружеского характера. – А я-то надеялась, что хоть тут, среди ученого цвета нации, остался кто-то из нормальных мужчин. Оказывается, нет, – я не сдержала издевки.
– Не кипятитесь, Карина Алексеевна. У нас как-то резко меняются темы. На данный момент мы, вообще-то, ведем разговор о Натане.
– Да? Вы еще не во всех грехах его обвинили?
– Вы правы, не во всех. Если бы он вовремя обучил человека для своей подмены, ничего бы этого не произошло!
На это я лишь зарычала. Натан был единственным мужчиной в этом Муравейнике, к которому я испытывала дружескую симпатию.
– Прекратите рычать, Карина Алексеевна. В конце концов, вы не животное, а мы не в зоопарке. Тему Натана закрываем, продолжим разговор, от которого ушли. На чем мы остановились? Ах да, на том, что вы решили заменить отца. Похвальное решение, достойное любящей дочери.
– У меня нет иного выхода, мой отец стар и не выдержит нагрузок.
– Не прибедняйтесь, он довольно крепкий мужчина. Сколько ему? Пятьдесят? В его возрасте еще детей заводят. Но вы правы, ваша кандидатура намного лучше, хотя бы в том, что вы умеете постоять за себя. Ну и специфика вашей работы. Вы практик, ваш отец теоретик.
– Вообще-то, я специалист очень узкого профиля. Я специализируюсь на адаптивной радиации, а также радиации инородного происхождения.
– Да, я это знаю. Ваша лаборатория изучает осколок астероида, но, тем не менее, общий курс по радиации вы проходили. Думаю, на поверхности вы сможете оценить обстановку как никто другой. Но если сомневаетесь в своих силах, мы назначим вашего отца, как и было задумано.
– Отца не нужно, – я пошла на попятный. – Но, извините, мои способности вы явно переоцениваете. А самое главное, я не смогу сделать анализ воздуха.
– С этим вам помогут парни из радиологического контроля Сергей Пилатов и Ник Радищев, они сегодня были в зале заседания. Отличные специалисты.
Вот так подфартило, отличные специалисты! Он что, издевается надо мной? Они, конечно, в своей отрасли гении, но оба по месяцу ходили у меня в женихах и вряд ли горят желанием сотрудничать после того, что я им устроила.
– Этот вопрос, Карина Алексеевна, не обсуждается. У вас есть время до понедельника.
– До понедельника? – я поперхнулась. – Я думала, экспедиция будет, по меньшей мере, через месяц! Мы не успеем подготовиться.
– Успеете. Все оборудование, оружие и припасы уже готово. Осталось только укомплектовать личный состав, а для этого вам нужно пройти медосмотр.
– Чудесно, значит, у меня нет выбора?
– Нет! – резко ответил Вишневецкий. – Завтра будьте готовы к семи утра. Не опаздывайте, иначе я сочту это за попытку срыва экспедиции.
Я открыла рот, чтобы уточнить кое-что еще, но мне не дали:
– Карина Алексеевна, разве вам не нужно собираться?
Гады! Я чувствовала, что будет очередной геморрой, но даже не представляла, насколько.
***
Возвращаясь в лабораторию, я перебирала в памяти события, которые тридцать лет назад заставили мировое правительство в лихорадочной спешке создавать подземные ковчеги.
Двенадцатого октября 2013 года астрономы Крымской обсерватории обнаружили на снимках звездного неба неизвестную малую планету, получившую индекс TV135. Их открытие подтвердили в Италии, Британии и Испании, но это было не все.
Сделав предварительные расчеты траектории, ученые успокоились: по их подсчетам, это небесное тело почти не имело шансов столкнуться с Землей. Но спустя десять лет ситуация изменилась. Астероид начал менять траекторию, постепенно отклоняясь в сторону Земли. Вот тогда-то все и началось.
В центре ЮАР, на базе самых глубоких шахт мира "Тау-Тона" и "Витватерсранд" Восточный альянс, Евросоюз и Северная Америка десять лет в строжайшей тайне строили убежища, способные дать остаткам человечества приют на несколько десятилетий.
Люди рождались, влюблялись, старели и умирали, проводили время в беспечных играх или изнывали от забот. И никому из семи миллиардов не пришло в голову, что скоро всему этому наступит конец.
Но Вселенная имела на нас свои виды. Двадцать шестого августа 2032 года астероид ТV135 вошел в атмосферу Земли. Военные пытались сбить его с траектории, но добились лишь того, что он распался на несколько меньших кусков, таких же смертоносных, как и целое тело.
Большая часть Северного полушария была уничтожена. Южное подверглось невиданным катаклизмам. То живое, что пережило землетрясения и цунами, лоб в лоб столкнулось с самым смертельным врагом – радиацией, которую излучали куски астероида, затонувшие в океанах.
Что касается людей, то лишь нескольким сотням тысяч из семи миллиардов удалось спастись в недрах Земли. В частности, это были политики, олигархи, ученые, строившие ковчеги, и технический персонал. Жалкая кучка в пятьсот тысяч населения, вместо семи миллиардов!
Жизнь очень жестока, но такой ее делают люди – говорит мой отец, и я думаю, что он прав.
Ковчеги представляют собой подземные города, соединенные километровыми тоннелями, по которым ходил рельсовый транспорт. Каждый ковчег делится на сектора: жилые, административные и технические, и оборудован ядерным реактором. Но теперь, похоже, наш реактор собирается заглохнуть.
Двадцать лет назад человечество пережило глобальную катастрофу, но сумело выжить. Люди ожидали, что очередной апокалипсис пройдет мимо, но, увы, надежды оказались тщетными. А теперь? Есть ли у нас возможность начать все сначала?
Мне было пять лет, когда это случилось. Но я помню День Столкновения так, будто он был вчера.
Он всем запомнился отличной погодой: солнышко пригревало, на небе – ни единого облачка. Ничто не предвещало беды. Лишь одно во всем этом смущало.
Птицы не пели, а песчаные пляжи были усеяны выбросившейся рыбой и морскими животными. Обыватели даже не догадывались, что это всего лишь первые признаки приближающейся беды. Пока люди продолжали заниматься своими делами, по всему Северному полушарию шла тайная выборочная эвакуация. Правительства до последнего скрывали информацию, утверждая, что никакой опасности нет и все под контролем. Людям просто предлагали насладиться фееричным зрелищем пролетающего мимо небесного тела.
Мой отец на протяжении всей жизни занимался исследовательской деятельностью, связанной с радиацией и влиянием ее на живые организмы. Благодаря этому он попал в список избранных, но с собой ему разрешили взять не больше одного человека! И выбор стоял между мной и мамой.
Никогда не забуду, как мы в спешке собирали сумки. Как прощались с лучами солнца и с миром, который знали всегда.
Вертолет, что должен был нас забрать, не прилетел. Отец решил добираться до ближайшего аэродрома на своей машине, которую вскоре пришлось бросить из-за сумасшедших пробок. К этому времени только слепой не мог разглядеть огромное тело, появившееся над Землей.
Кто из обывателей первым осознал угрожающую опасность – история об этом умалчивает, но буквально за сутки новость подхватили тысячи газет и телеканалов.
Скрывать информацию стало уже бесполезно. Дороги заполонили миллионы людей, мечущихся в поисках спасения. Анархия, мародерство, насилие и безумные проповедники вышли на улицы городов, и никто не мог справиться с ними, потому что людей обуял животный страх. Единственный инстинкт, который гнал их вперед – инстинкт выживания.
Мы видели, как астероид вошел в атмосферу и развалился на части. На Северное полушарие обрушился огненный дождь, сметавший все на своем пути. Тогда-то моя мать и погибла. Мы выжили чудом, но на память об этом чуде у отца остался ужасный шрам через всю грудь.
На аэродроме нам повезло, мы успели как раз к старту небольшого частного самолета, принадлежавшему одному из местных политиков. Он пожалел нас. Видимо, подействовали мои голубые глаза и рыжие кудряшки, а может то, что у него в салоне были свои дети. Помню, как уже в гидравлическом лифте, уносившем нас вглубь земли, папа вдруг встал на колени и обнял меня. Он шепнул через слезы:
– С Днем рождения, милая!
И я только тогда вспомнила, что сегодня мне исполнилось целых пять лет!
С этого дня наша жизнь началась заново…
***
Спустя час я сидела в лаборатории, наблюдая за работой отца, и делилась новостями.
– Блин, не хочу в эту экспедицию, хоть убей! Эти Серж и Ник уроды редкостные, а меня запихнули к ним в команду. Ну какие из нас напарники? Мы же терпеть не можем друг друга!
– Думаю, ты преувеличиваешь, – отец на мгновение оторвался от монитора, на котором выводил диаграммы. – Они хорошие специалисты в своей сфере, да и военная подготовка у них есть. Я буду меньше волноваться за твою безопасность.
– Папа, о чем ты? По нашим данным, на поверхности нет ничего живого. От кого они будут меня защищать? Друг от друга?
– Ну… это только теория. Кто знает, а вдруг она ошибочная.
– Хочешь сказать, что мы все ошибаемся? – я недоверчиво поджала губы.
– Вот тебе и выпала честь это узнать.
– Боже! – я бессильно закатила глаза. – Вот спасибо, поддержал. Веришь, я бы и без этого счастья обошлась.
– Ну, что есть, то есть. Ты же слышала, ситуация безвыходная.
Он подошел ко мне, присел на соседний стул и взял мои руки в свои.
– Знаешь, – заговорил он севшим голосом, – я не хочу тебя отпускать. Но если нам всем суждено погибнуть, то ты, по крайней мере, увидишь небо.
– Папа!
– Ч-ш-ш, – отец приложил палец к моим губам. – Я давно не верю в бога, но в этот раз буду молиться за твое возвращение и за то, чтобы эта экспедиция была удачной вопреки всем теориям.
– Спасибо…
Он обнял меня и прижал к себе, я положила голову ему на плечо. Несколько минут мы просидели в полной тишине, нарушаемой лишь гудением аппаратуры.
– Будем надеяться на лучшее. А может, биосфера уже пригодна для жизни? – тихо предположила я. – Тогда мы, наконец-то, сможем выйти на поверхность.
– Будем надеяться. Кстати, ты мне так и не сказала, что там с Натаном. Ты же наверняка спросила об этом у Вишневецкого?
– Натан умирает…
– Что? Почему?
– У него лучевая болезнь.
– Такой хороший мальчик, – отец расстроено покачал головой. – Я помню его родителей. Замечательные были люди.
– Ладно, пап, я пойду. Мне еще завтра комиссию проходить.
Я поцеловала отца в щеку и поднялась.
– Если хочешь, я продолжу твои исследования, – предложил он.
– Не надо, у тебя своей работы хватает.
– Тогда, до вечера?
– Да, пап, увидимся за ужином.
***
Утро добрым не бывает.
На следующий день эта поговорка как нельзя кстати подходила к моему настроению. После разговора с главой комиссии остался неприятный осадок, а мысль о встрече с бывшими женишками вызывала отвращение.
Я еще лежала в постели, бездумно уставившись в покрытый пластиком потолок, когда завибрировал слайдер на прикроватной тумбочке. Я всегда снимала его на ночь.
– Карина, ты уже проснуться? – на экране возникла ненавистная физиономия Акихито. – Мы не успеть вчера поговорить. Я ждать тебя в медицинском боксе. Ты помнить про осмотр?
Я глянула на электронные часы, висевшие на стене. Черт возьми, без пятнадцати семь!
Оставив слова Акихито без внимания, пулей соскочила с кровати и рванула в душ. Пять минут на гигиену, пять минут на то, чтобы впрыгнуть в одежду и собрать волосы, и еще пять минут, чтобы успеть добежать до оздоровительного комплекса, где находился медицинский бокс.
Как и следовало ожидать, я пришла последней. В дверях столкнулась с заместителем главы научной комиссии Васнецовым. Получила от него выговор за опоздание и с чувством выполненного долга пристроилась в хвост очереди.
Парней запускали по одному каждые десять минут, но ни один из них назад не вышел. Видимо, они выходили через другие двери.
– Карина! – заулыбался Акихито, увидев меня.
Как всегда, мне захотелось сделать вид, что мы не знакомы.
Я изобразила на лице невинное удивление:
– О, и ты здесь?
– Да, сейчас мой очередь. Хочешь, я тебя пропустить?
– Не стоит, я могу подождать.
– Да нет, лучше пропусти ее, – раздался со стороны знакомый голос с насмешливыми нотками, – такую язву не оставляй за спиной – загрызет.
Я опустила взгляд вниз и медленно повернулась на каблуках в сторону говорившего. Первое, что попалось на глаза, это мокасины темно-зеленого цвета из прочной синтетики. Вверх от мокасин шли такого же цвета широкие штаны со множеством карманов, перепоясанные эластичным ремнем. Накачанный торс бывшего жениха обтягивала кремовая футболка с короткими рукавами.
– Привет, Ник.
– Привет, крошка, – он ухмыльнулся, глядя на меня.
– Так, давай без панибратства. Я тебе никто.
– Как скажешь, – Ник пожал плечами. – Но нам работать в одной связке, так что не будем портить друг другу жизнь.
– Кстати, может, заключим перемирие? – еще один ненавистный голос заставил меня мысленно закатить глаза. – Карин, я знаю, у нас не заладилось, но это же не повод трепать друг другу нервы?
Я повернулась к бывшему жениху номер два – Сергею Пилатову. Он, как и Ник, был одет в форменные штаны группы радиологического контроля. Короткие светлые волосы выгодно оттеняли искусственный загар – единственное, что у всех жителей Муравейника было одинаковым.
– Во-первых, здрасте, – процедила сквозь зубы, – во-вторых, я вас в напарники не выбирала, и будь моя воля…
– Ты бы в эту экспедицию не пошла, – закончил Ник. – Поверь, у нас тоже никакого желания нет.
– У "нас"? – я изобразила изумление. – И когда это вы парой стали? Вроде бы терпеть не могли друг друга?
– Все язвишь? – ухмыльнулся Серж. – Вот дождешься, оторвут тебе язычок.
– Ой, не ты ли? – я демонстративно сложила руки на груди и постаралась вложить во взгляд как можно больше презрения.
– Ладно, Серж, не заводись, – Ник положил руку на плечо блондина. – У нее теперь узкоглазый на побегушках.
– Карина, что они говорить? – влез Акихито, который все это время молча изображал соляной столб. – Они от тебя что-то хотеть?
– Нет, это мои будущие напарники.
Черт возьми, только разборок мне здесь не хватало. Акихито, конечно, на две головы ниже, чем эти жертвы тестостерона, и на два размера меньше, но у него пятый дан по карате и коронный удар ногой в челюсть! Пока он показывал боевые способности исключительно на татами, но лучше не рисковать.
– Иди, Акихито, твоя очередь, – я выдавила из себя доброжелательную улыбку и указала на замигавшее табло над входом в кабинет медкомиссии.
– Нет, Карина, я пропускать тебя.
Ну что ж, может это и к лучшему. Быстрее закончится этот фарс под названием «медицинский осмотр».
Переступая порог, я заметила краем глаза, как бывшие женихи, а по совместительству будущие напарники, обменялись многозначительными взглядами и отошли, оставив Акихито одного.
***
Все последующие дни до понедельника были заняты физической подготовкой. В тренажерном зале рядом со мной обливалось потом еще с десяток мужчин. Если не брать в расчет Сержа и Ника, то остальные члены будущей экспедиции оказались такими же хилыми лабораторными крысами, как и я.
Жизнь без солнечного света диктует свои правила. Все обитатели Муравейника подчиняются им: синтезированные витаминные комплексы, минеральные коктейли, облучение UF-лампами просто необходимы для нашего выживания. Но физподготовка у многих хромает, ведь в условиях закрытого пространства двигаться лень, особенно тем, кто проводит свои дни за экраном компьютера или лабораторным столом.
Правда, есть и такие поборники здорового образа жизни, как парни из радиологического контроля. Они, судя по всему, в спортзале дневали и ночевали. Когда мы все тащились в душ, стеная и охая от болей в натруженных мышцах, Ник и Серж только посмеивались, даже не думая сделать перерыв.
Несколько раз я ловила на себе их странные взгляды. Казалось, они что-то замыслили, но вот их поведение оставалось идеальным, так что придраться было не к чему.
В воскресенье вечером Вишневецкий снова вызвал нас в зал заседаний и назвал тех, кто должен завтра отправиться на поверхность. В список, кроме меня, Ника и Сержа, вошли еще Акихито, микробиолог Андреас и несколько парней из соседних лабораторий. Я не знала их имена, но видела в зале в прошлый раз, да и на тренировках они присутствовали.
– Итак, список утвержден, – глава научной комиссии обвел нас тяжелым взглядом. – Вас разбили на группы по три человека, один из которых будет иметь связь с научной комиссией и лично со мной. Мы будем координировать ваши действия. Вся информация начнет поступать к нам разу же, как только вы поднимитесь на поверхность.
Каждому выдали по экземпляру пресловутого списка. Я пробежала его глазами и удивилась: надо же, меня назначили старшей в тройке. Ха! Теперь Ник и Серж у меня в подчинении.
– Эй, почему эта язва?! – донесся до меня раздосадованный возглас парней.
Я не сдержала торжествующей ухмылки. Кто-то сказал, что я язва? Он не ошибся!