Я стояла под козырьком подъезда вот уже двадцать минут, безрезультатно пытаясь дозвониться до Германа по оставленному номеру. Естественно, ни о какой математике с химией речи не шло. Увидев мое раскрасневшееся лицо и растрепанные при беге волосы, одноклассница принялась с жаром расспрашивать, после чего повела в свою комнату, где, всучила чашку горячего чая и продолжила допрос уже обстоятельно.
Дочка следователя, что взять…
Само собой, историю с кладбищем я ей повторять не стала – еще решит, что я с катушек слетела. Поэтому весь разговор невнятно мычала, шумно прихлебывала чай и пялилась в одну точку, словно заметила призрака за ее спиной. Одним словом, раздражала как могла.
Поняв, что от меня толком ничего не добиться, Танька пошла за телефоном, пригрозив одну меня назад не отпустить, пока я срочно не позвоню кому-нибудь и не попрошу проводить до дома. В ее глазах уже мелькали проблески завтрашней подробной истории о нападении на школьницу маньяка.
Тревожить отца, особенно после ссоры, я не собиралась – тем более, с ним отвертеться от навязчивых вопросов не получилось бы однозначно. Поэтому когда одноклассница снова появилась на пороге комнаты с беспроводной трубкой в руках, я уже набирала в мобильнике номер Германа.
На мой звонок парень отреагировал вполне спокойно. Точно ждал его.
– Что случилось? – послышался в трубке бархатный приятный голос.
– Есть один разговор, ты можешь прийти? А еще… твоя собака у меня, – добавила я, скосив взгляд на притихшего возле моих ног пса. После неожиданного появления на кладбище и стычки с непонятным существом, я не ожидала, что он меня догонит. Но когда ворвалась в подъезд, испуганная и запыхавшаяся, Волк сидел в теплом предбаннике возле батареи и скучающе по-собачьи почесывал лапой за ухом. Из воздуха материализовался?
Иванова тоже перевела взгляд – и нервно сглотнула. Увидев нас в дверях, взъерошенных и серьёзных, она растерянно отступила внутрь квартиры, освобождая проход. А теперь нервничала: несмотря на всю свою практически каменную неподвижность, Волк в атмосфере ее нежно-розовой девчачьей спальни внушал Таньке опасения.
– Хорошо. Скоро буду.
Назвав адрес и коротко объяснив, как со двора пройти к подъезду, я отключилась и стала собираться.
– Но куда ты? Я одну тебя не пущу! – всполошилась одноклассница. Честно, я не ожидала от неё такого напора.
Огромных усилий стоило убедить Таньку, что можно встретиться и у подъезда, что идти тут всего пять минут и едва я спущусь, меня уже будут ждать. Тем более, – заявила я, – это поможет быстрее сориентироваться и найти нужный дом, следовательно, тем скорее я окажусь в безопасности у себя в квартире.
На самом деле еще мне очень не хотелось, чтобы одноклассница видела Германа. Ей же не объяснишь про «просто знакомого». Слухов потом не оберешься.
Я стояла на крыльце, под желтой, тускло горевшей над домофоном лампочкой, взяв с Таньки обещание завтра перед уроком непременно объяснить мне задачки. Я тоже уходила с опаской. Казалось, стоит только пересечь порог на улицу, снова накатит страх, заключит в липкий душный кокон.
Но чернильно-фиолетовая ночь была безмятежна, спокойна и пустынна. Ничего в ней не скрывалось, не точило когти в темноте, не клацало челюстями.
Снег сыпался крупными хлопьями, неспешно устилал дорожки мимо палисадника. Странно, вроде снегопад, облака, а небо выглядит светлым, как если бы его подсвечивала изнутри новогодняя гирлянда.
Герман появился не с той стороны, откуда я ждала. Я обернулась, только когда лежавший на ступеньке Волк подскочил и завилял хвостом, глядя в темноту.
– Привет. Готов тебя выслушать. О чем ты хотела поговорить? – поинтересовался Лисовский, бодро взбегая по лестнице. – Привет, дружище! – потрепал пса по холке.
– Случилось кое-что, эм, по твоей части, – я замялась.
Все-таки было странно: вырывать человека вечером из дома, отвлекать от своих дел, собираясь рассказать… сказку. Но теперь страх отступил, и взамен него пришли вопросы. Что же я видела на кладбище, зачем они туда пришли и как Волку удалось так вовремя поспеть мне на помощь?
Ох, что бы случилось, если он не оказался рядом…
Я поежилась, стараясь прогнать от себя воспоминания об увиденном. Пронзившее мозг осознание: все, что я прежде считала сказкой, не всерьез рассказанной вслух историей о необычных существах и странной работе, – все вдруг поблекло. Потеряло четкие границы с реальным миром, а затем предстало во всей красе!
Старательно делать вид, будто ничего не происходит, становилось труднее. Но, наверное, безопаснее. Для нервов.
Герман слушал меня с неподдельным интересом.
– Теперь я понимаю – я ошибся. Хозяйка была бы в курсе происходящего, – с некоторой паузой задумчиво произнес он после моего рассказа. Выпалив историю о жуткой встрече практически на одном дыхании, я теперь переводила дух, ожидая ответа. По выражению лица парня я понимала: он поверил в случившееся.
Внутри разлилось приятное тепло.
– Не знаю, о ком ты, но она, наверное, в курсе. А я – нет. Кто это был?
Ответ меня поразил, но в то же время ясности не добавил:
– Если Волк смог его прогнать, значит, тот ниже по рангу. Или оказался не в лучшей форме.
Я вспомнила зловещую завывающую фигуру. Одна лишь «форма» у нее и присутствовала.
– Не семиотрядник, не страж: между собой они не конфликтуют, не блуждающий сгусток энергии, – между тем продолжал вслух рассуждать Лисовский. – И уэ точно не фамильяр. Вероятно, кто-то чужой, причем, явившийся без приглашения.
Я пожала плечами, вспомнив разрытую яму и кучу глины, черневшую на белом снегу.
– Мне показалось, они что-то искали. Или наоборот – прятали.
– Ты разглядела, где именно?
– Прямо напротив ворот, метров тридцать-сорок. На словах не опишу, но место запомнила, показать смогла бы.
Наверное, зря я так сказала. Герман неожиданно оживился. Даже плечами встряхнул, готовый прямо сейчас бежать и проверять. Но если новая загадка предназначена ему, то пусть проверяет.
– Подожди, мне нужна будет твоя помощь! – воскликнул парень, хотя я, в общем-то, никуда уходить не собиралась.
– Ни за что! – сорвалось с языка еще раньше, чем я успела подумать.
Если эта жуть до сих пор там? Как теперь возвращаться домой? Более того: как каждый день ходить в школу и обратно? А в музыкалку? А вдруг существо выберется за ворота и, чего хорошего, вздумает прогуляться по городу. Как быть тем, кто вообще ничего не знает? Половина района, в том числе школьники, регулярно ходят дорогой мимо кладбища.
Заметив мои колебания, Герман пояснил мысль:
– Мы завтра сходим туда, ты покажешь место, где видела существ. Может, остались какие-нибудь зацепки, днем всяко лучше видно. А дальше я сам разберусь. Хорошо?
– У меня завтра школа.
– Тогда перед занятиями.
Я отрицательно помотала головой. Отец наверняка заподозрит неладное, если я сбегу из дома с утра пораньше.
– Давай, я после четвертого урока уйду, и мы сходим, там недалеко?
– Договорились. Кстати, у меня для тебя небольшой сюрприз, – Герман подмигнул, засунул руку во внутренний карман куртки, извлек из него плоский прямоугольный предмет и, заговорщицки подмигнув, протянул мне. В тусклом свете матово блеснул рельефный корешок. Книжка.
Темно-красная, цвета зрелой рябины, обложка была покрыта сетью тонких, приятных на ощупь прожилок и вызывала в памяти заманчивое, услышанное где-то давно слово «сафьяновая».
Из рамки в виде переплетенных в узоре листьев проступал рисунок – дева в свободном длинном платье и короне из расходящихся солнечных лучей складывала ладони в неизвестном жесте. Защищаясь от мира и одновременно призывая его на служение.
Внизу стояло название: «Первые Сказки».
Я пролистала тонкие и хрупкие, как осенние листья, страницы, поднесла книгу к лицу, вдыхая запах: дым, земля и немного ваниль.
– Парадоксально, но иногда ответы на самые важные вопросы можно отыскать в сказках, – Герман улыбнулся. – А теперь пошли, мы с Волком тебя проводим.
– О чем ты думаешь? – осторожно спросил отец, глядя, как я уже минут пятнадцать пялюсь в кухонное окно, за которым трепетали на ветру ветви старого клена и проносилась редкая снежная взвесь.
Свет лампы плоским блином растекся по стеклу. Я глядела на него, а еще – на псевдокружевные занавески с узором из груш. И думала, что вчера в кулинарной программе по телевизору готовили как раз их – кружевные блины с грушевым джемом. В то время, когда я не находила себе места, волнуясь за отца и не зная, что делать. После сегодняшнего похода за математикой поводов к беспокойству лишь добавилось.
Наиболее тревожные мысли я пока старательно запихивала в дальний ящик, но они, упрямые, так и лезли на свет, точно тесто из-под полотенца у нерасторопной хозяйки.
– О молекулах метана и розовых единорогах, – машинально произнесла я, не оборачиваясь.
– Ясненько, – папа плюхнулся на табуретку и навалился на стол растопыренными локтями, сразу сделавшись похожим на поднявшую крылья худую птицу-секретарь.
– Я почему-то так и подумал, не поверишь.
– А вообще есть охота. У нас не осталось ничего вкусненького к чаю?
– К чаю только… чай, – отец беспомощно пожал плечами. – Берт…
Меня тяжело и больно резануло по сердцу от его голоса – упрямящегося и виноватого одновременно. Своим выражением он предлагал забыть о разногласиях нам обоим, сидеть до ночи над клубящим паром чайником, вылавливать чаинки из кружек и болтать часами обо всем на свете. О музыке, школе, его заказах, мечтать о большом доме на берегу северного моря.
Только одна тема всегда была у нас запретная – мама. А теперь…
– Ты расскажешь, где был прошлой ночью?
– У одних знакомых. Это по работе.
Я фыркнула.
– Давненько ты рисуешь портреты прямо у заказчиков?
– Ты неправильно все толкуешь.
– Тогда расскажи мне!
Я заметила, как отец весь подобрался – в порывистом желании сказать нечто значимое для него, но тут же снова поник.
– Я не могу. Я не хочу, чтобы с тобой произошло то же… Понимаешь, у меня осталась только ты!
– Ты поэтому мне все запрещаешь? Общаться с кем хочу, гулять чуть позже сумерек, оставаться на ночевки у знакомых? Пап, у меня даже подруг близких нет!
Отец всплеснул руками.
– Да разве в этом дело?!
– А в чем еще? – вскипела я, рывком оборачиваясь к нему. – Мне и так плохо, что я только с тобой!
Я осеклась.
– Ах, вот как.
– Пап, прости, я не это имела в виду.
«Я лишь хотела сказать, как скучаю по маме, как боюсь остаться одна. А еще больше боюсь никогда ничего не сделать. Что наша тихая осторожная жизнь меня задушит».
– Не извиняйся, ты все правильно сказала. Я это заслужил.
– Пап?
– Что, дорогая?
– Пап, что стало с мамой?
Он молчал, уставившись на меня прозрачными хрустальными глазами.
Я знала, это выражение обозначало у отца задумчивость. Но помимо нее во взгляде папы отражалась еще и… усталость? Затаенная тревожность?
– Ну и не говори, – с досадой бросила я.
Я отпихнула диванную подушку, вытаскивая из-под нее книгу Германа, и раскрыла в самом начале, сделав вид, будто полностью погрузилась в чтение.
Внутри меня трясло от возмущения, гнева, обиды и жгучей жалости. Еще никогда, даже когда я была маленькой, мы с папой не ложились спать, не помирившись друг с другом.
– Что ты читаешь? – после нескольких минут томительного молчания спросил папа.
– Да так, – произнесла я, не поворачивая головы. – Внеурочное чтение.
Я глядела на страницу и не замечала букв. Черная вязь ползла строчкой за строчкой, но не отображалась смыслом в голове.
А теперь мы вновь рассорились, и я не в силах уступить. И лечь спать – с подступающими к глазам слезами и с роящимися мыслями в голове – не могла.
– Спокойной ночи.
Он встал, медленно задвинул табуретку под стол, отнес пустую чашку в раковину и, не оборачиваясь, вышел. Я услышала, как закрылась дверь общей комнаты.
Минут десять я сидела, чутко прислушиваясь к происходящему за стенкой – к звукам, которым до ссоры обычно не придаешь значения. Тяжелый хлопок встряхиваемой ткани – отец застелил диван покрывалом. Скрипнула дверца шкафа – туда, на верхнюю левую полку складывались на день одеяло и подушки. Пружины матраса издали тихий скрежет, когда папа сел на постель, закончив готовиться ко сну.
Не зайдет он больше? Не захочет попить прямо из-под крана, чтобы я привычно пробурчала о вреде сырой воды. Не поцелует ли меня перед сном?
Мне не хватало одного его шага, ласкового прикосновения, объятий, чтобы волна слез подтопила изнутри ледяную стенку обиды. Чтобы забыть сразу обо всем, уткнуться лицом ему в плечо и расплакаться от ощущения потерянности одинокого существа, которое я испытала вчера.
«Ты даже не представляешь, как я испугалась», – хотела сказать я, но слова застревали комом в горле.
Пытаясь успокоиться, я стала читать. Первая история называлась «Сказка о небесной Ткачихе».
Давным-давно было на свете одно могучее княжество, и правил им старый князь – человек злой и корыстный. Прознал он, что далеко за горизонтом, на берегу свинцового моря стоит одинокий замок из янтаря и белого камня. А в башне замка живет Лада Дочь Неба – кудесница-ткачиха, плетущая небесные кружева и вплетающая в них звезды. И решил Князь заполучить ее чудесный секрет, но не отправился сам. А созвал дружину свою и тому, кто узнает тайну, посулил богатство несметное и первую в жены красавицу.
И вызвался добыть разгадку самый храбрый воин в дружине князя – Светозар. Отправился он в путь через темный лес, полный жутких чудовищ. Через извилистые реки и обманчивые болота. И на берегу холодного серого моря увидел воин тот замок и окошко в самой высокой башне. А со всех сторон подступала к замку туча черная, тьма-тьмущая, напущенная безликой сущностью. И понял воин, что это дочь Бездны, старшая сестра Дочери Неба, что, обернувшись тучей, стерегла Ткачиху в башне.
Вышел Светозар на бой и бился со злым полчищем, с тенями, приспешниками жуткой Бездны. А соратником был ему верный волшебный конь. И стелились Тени по земле, пытаясь обманом взять воина, но одолел он войско мрачное, и Тьма отступила.
Тогда вошел воин в замок и поднялся к девице в ее высокую башню.
Возрадовалась спасению и теплым чувством прониклась юная девушка к храброму воину. Подарила ему Ткачиха звезду со своего полотна, чтобы разум его был ясен и зорок. И нить небесно-синюю, чтобы связывала воедино самые отдаленные уголки земли и вела бы воина домой, где бы он ни находился. И спрятал Светозар те дары прямиком в своем сердце.
Открылась ему большая правда о мире, и сделался он неуязвим для всякого обмана, меча и стрелы благодаря подарку Ткачихи.
Вернулся домой воин, и разгневался старый князь, что лишь одному ему поведала Ткачиха свою тайну. И бились они боем смертным, но победил Светозар и стал новым князем в своих землях, а дочь неба Ткачиху Ладу взял в жены. И жили они долго, и правили мудро, и были радость и благодать в их княжестве.
А когда пришла пора уйти воину на покой, передал он дары обоим своим сыновьям и разделил их поровну между ними – одному звезду, а второму – нить из небесного полотна. А те в свою очередь передали отцовские подарки своим сыновьям.
Так появились на свет люди с тайным даром – ясно видеть скрытое от чужих глаз и находить тайны тропы в неведомые миры…
Мне показалось, я ненадолго задремала, сидя на кухонном диване. Удерживая в голове образ чудного сладкого сна, я выключила свет и побрела в комнату. На ощупь забралась под одеяло и заерзала, устраиваясь поудобнее. Странное, непослушное видение окутывало мягким коконом, и мысли уносились вдаль.
В ушах бились глухие удары боевых барабанов. Мне казалось, я на самом деле слышу далекое ржание коня, звон мечей, серебряный звон спиц в руках Ткачихи и мягкий шелест небесного полотна со звездами. Как будто сказка на миг сошла со страниц, проникнув из вымышленного в реальный мир.
Мне снились серебристые упругие нити, зависшие в черном космическом пространстве. Они сплетались в замысловатый узор, похожий на кружево, по которому пробегали едва уловимые вибрации – как будто дыхание или прикосновения невидимых рук. На пересечении нитей сияли яркие точки-звезды – блестящие рыбки, попавшие в сеть небесного рыбака. Отчего-то знала, что на одной из них меня очень ждут, и всю ночь проворочалась, пытаясь поймать ускользающую догадку – кто это.
Параллельно во сне я бежала по пепельно-снежному саду за ускользающей тенью человека, теряясь в лабиринте живой изгороди, натыкаясь на запертые кованые калитки и перебираясь через брошенные поперек быстрого ручья мостки. Я не знала, куда тороплюсь и зачем, но отчаянная мысль «Надо успеть! Надо успеть! Надо…» бухала в голове вместе с тревожными ударами сердца.
Но утренний будильник зазвенел прежде, чем я догнала уходящего вдаль незнакомца на тропинке и увидела его лицо.