Антонио Сальери. Интригант? Завистник? Убийца? - читать онлайн

Предисловие

Откуда мы все черпаем информацию об Антонио Сальери? Подавляющее большинство людей – из произведения А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери», которое многие «проходили» еще в школе.

«Моцарт и Сальери» А. С. Пушкина – это трагедия, очень глубокая, помеченная печатью мощного гения, хотя и небольшая по объему. Ее главная идея – вопрос о сущности и взаимоотношениях таланта и гения.

В свое время В. Г. Белинский написал:

«Есть организации несчастные, недоконченные, одаренные сильным талантом, пожираемые сильной страстью к искусству и к славе. Любя искусство для искусства, они приносят ему в жертву всю жизнь, все радости, все надежды свои; с невероятным самоотвержением предаются его изучению, готовы пойти в рабство, закабалить себя на несколько лет какому-нибудь художнику, лишь бы он открыл тайны своего искусства. Если такой человек положительно бездарен и ограничен, из него выходит самодовольный Тредьяковский, который и живет, и умирает с убеждением, что он – великий гений. Но если это человек действительно с талантом, а главное – с замечательным умом, со способностью глубоко чувствовать, понимать и ценить искусство – из него выходит Сальери».

Вряд ли Белинский много знал о реальном Антонио Сальери. Будучи литературным критиком, он анализировал произведение Пушкина. И он соединял для себя реального Сальери и Сальери литературного. Соединял настоящего человека и придуманный персонаж. К сожалению, так поступают очень многие…

В. Г. Белинский пишет:

«У Сальери своя логика; на его стороне своего рода справедливость, парадоксальная в отношении к истине, но для него самого оправдываемая жгучими страданиями его страсти к искусству, невознагражденной славой. Из всех болезненных стремлений, страстей, странностей самые ужасные те, с которыми родится человек, которые, как проклятие, получил он при рождении вместе со своей кровью, своими нервами, своим мозгом. Такой человек – всегда лицо трагическое; он может быть отвратителен, ужасен, но не смешон. Его страсть – род помешательства при здравом состоянии рассудка. Сальери так умен, так любит музыку и так понимает ее, что сейчас понял, что Моцарт – гений, и что он, Сальери – ничто перед ним. Сальери был горд, благороден и никому не завидовал. Приобретенная им слава была счастьем его жизни; он ничего больше не требовал у судьбы, – вдруг видит он «безумца, гуляку праздного», на челе которого горит помазание свыше».

Итак, с подачи Пушкина Белинский утверждает, что Сальери – ничто по сравнению с Моцартом. К сожалению, так же считают очень многие. Но при этом так считающие люди в подавляющем большинстве ничего не знают о реальном Антонио Сальери и никогда не слышали его музыку.

Русский литературовед Д. Н. Овсянико-Куликовский в своей книге о Пушкине, изданной в 1909 году, пишет:

«Моцарт и Сальери», вместе с другими «драматическими опытами» Пушкина, справедливо причисляется к совершеннейшим созданиям его гения. Трудно представить себе художественное произведение, которое было бы, при меньшем размере, богаче содержанием».

И это действительно так. Только в этом-то как раз и заключается главная проблема.

Д. Н. Овсянико-Куликовский продолжает:

«Это не ребус, который еще нужно разгадать. Моральная мысль произведения обнаруживается сама собою. Психология зависти, как страсти, исчерпана в монологах и репликах Сальери, а изображение и истолкование натуры и гения в лице Моцарта должно быть признано одним из самых удивительных, истинно гениальных откровений Пушкина».

По мнению Д. Н. Овсянико-Куликовского, в произведении Пушкина есть лишь единственный недочет – «читателю может прийти в голову, будто сам Пушкин разделяет мнение Сальери, что Моцарт, как гений, – «гуляка праздный», что его гениальность избавляет его от необходимости работать, совершенствоваться, и его творчество обходится ему даром, являясь исключительно плодом какого-то «наития», какого-то непонятного чудесного «вдохновения»».

И получается, что литературоведу даже не приходит в голову, что «недочетом» может быть и другое – что литературный персонаж, взявший имя реально жившего человека, не соответствует сути этого человека, наводит на него напраслину, оговаривает его и незаслуженно очерняет в глазах потомков.

Д. Н. Овсянико-Куликовский рассуждает так:

«Гениальность есть особый тип умственного труда, а не праздности, и гений – всегда труженик. Пушкин должен был знать это по собственному опыту».

Итак, пункт первый: Пушкин – это гений.

Д. Н. Овсянико-Куликовский пишет:

«Психология гения – Моцарта – построена путем ее противопоставления натуре Сальери, это – антитеза гения и таланта. В основу антитезы положен психологический анализ зависти, омрачившей душу Сальери».

Пункт второй: гениальный Пушкин с изумительным художественным мастерством провел этот психологический анализ.

Для литературоведа очевидно, что психология зависти «омрачает разум и порабощает волю», и от нее – уже один шаг до преступления, и все это «в монологах и репликах Сальери изображено и раскрыто так, что лучшего, более полного изображения и истолкования нельзя и представить себе».

Д. Н. Овсянико-Куликовский, родившийся в 1853 году, то есть через двадцать восемь лет после смерти Антонио Сальери, и, конечно же, не знавший этого удивительного человека, считает возможным утверждать, что все «темное, сложное, лукавое и преступное, что зарождается, растет и копошится в душе Сальери, освещено тихим светом, отраженным от натуры Моцарта, этой воплощенной простоты и бесхитростности, этой души ребенка, души гения, в которой нет и тени мелких чувств, – ни зависти, ни подозрительности, ни злобы, нет даже самомнения, кичливости, тщеславия».

Ниже мы увидим, до какой степени Д. Н. Овсянико-Куликовский был неправ и в отношении Моцарта.

В. Г. Белинский убеждал нас в том, что «в лице Моцарта Пушкин представил тип непосредственной гениальности, которая проявляет себя без усилия, без расчета на успех, нисколько не подозревая своего величия».

Д. Н. Овсянико-Куликовский уточняет:

«Моцарт – bon enfant, «добрый малый», «непосредственная натура», человек, простодушно и наивно живущий, – и со стороны кажется, будто он и творит шутя, между делом и бездельем, не мудрствуя, не «священнодействуя». Он сознает себя «гением», но это сознание не играет большой роли в его внутреннем мире; он как бы едва замечает свою гениальность и не эксплуатирует ее преимуществ».

Впрочем, чуть ниже литературовед все же признает:

«Таков ли был Моцарт в действительности – это уже другой вопрос, за решением которого нужно обратиться к его биографам. Для нас важно лишь то, что таковым задумал и изобразил его Пушкин».

Потрясающая мысль! Таковым его задумал и изобразил Пушкин!

А Сальери?

Ведь его тоже таковым задумал и изобразил Пушкин!

Так, может быть, для того, чтобы установить, таков ли был Сальери в действительности, тоже имело бы смысл обратиться к его биографам?

Вот только настоящих биографий Антонио Сальери нет, и имя этого замечательного человека оказалось словно вычеркнутым из списков людей, достойных того, чтобы писать их биографии.

И все почему?

А все из-за пресловутого «драматического опыта» гениального А. С. Пушкина…

Д. Н. Овсянико-Куликовский пишет, что Сальери – «не гений, а только талант», что он, «за вычетом специальных дарований и того, что называется «призванием», является «обыкновенным смертным», подверженным, как все мы, грешные, гнету больших и малых страстей».

И литературовед, основываясь исключительно на литературных фантазиях Пушкина, выносит приговор:

«Бесстрастность Моцарта, безоблачность его души, его простодушие, беспечность, отсутствие всякой подозрительности и той душевной озабоченности или напряженности, которая вызывается присутствием в душе властной мысли или властного чувства, – все это представляет резкий контраст душевному укладу Сальери, порабощенному сложным и могучим чувством и властною идеею, способною привести человека к помешательству или к преступлению».

Далекий от изучения реальных исторических фактов Д. Н. Овсянико-Куликовский уверен, что «Моцарт стал ему, Сальери, поперек дороги, и все усилия, все труды, вся жизнь его, направленные к одной цели, разбились, свелись на нет в тот момент, когда, казалось, цель уже почти достигнута, и виновником этого крушения славы, столь дорого купленной, является Моцарт, «гуляка праздный», который пришел, увидел и победил, и эта победа досталась ему без всяких усилий и стараний».

У А. С. Пушкина читаем такие слова Сальери:

И у читателей (а их миллионы) возникает впечатление, что Сальери именно таким и был, что это его реальные слова. Что имела место зависть на почве профессионального соперничества. Ничего не знавший о реальном Сальери Д. Н. Овсянико-Куликовский уверен, что это – «чувство по преимуществу «трудовое», «цеховое», и одна из его резких особенностей состоит в том, что его, так сказать, район ограничивается рамками известной профессии: актер завидует актеру, ученый – ученому, беллетрист – беллетристу, ювелир – ювелиру и т. д. Это – норма; случаи же, когда человек завидует вообще чужому успеху, без различия профессий, представляют собою явление анормальное, патологическое: это уже завистники по призванию и по извращению натуры. Сальери, который говорит о себе: «я ныне завистник», не принадлежит к числу этих болезненных натур: он не способен завидовать славе, например, Гете, Шиллера, Канта, Руссо и т. д., он завидует только Моцарту, представителю той же профессии, к которой он сам принадлежит, сотоварищу и сопернику по музыкальному творчеству».

Ничего не знавший о реальном Сальери литературовед рассуждает:

«Сальери по натуре своей вовсе и не предрасположен к завистничеству; всю жизнь, вплоть до появления Моцарта, он был свободен от этого чувства. «Нет! Никогда я зависти не знал!» – говорит он, и мы ему верим, потому что в итоге он рисуется нам как человек искренний, правдивый и прямой. Он не завидовал ни Глюку, ни Пиччинни, – он знал себе цену и верил в свою звезду. Он не сомневался в том, что, обладая выдающимся музыкальным дарованием, огромною трудоспособностью, терпением и выдержкой, он свое возьмет и достигнет общего признания и славы. Он – не мелкий завистник: он не будет завидовать попусту, потому только, что вот сейчас аплодируют не ему, а Глюку. Он слишком горд для этого».

Читаешь подобное и поражаешься: литературовед цитирует вымышленные слова реального человека и, основываясь на этом, дает характеристику этому человеку. При этом он опирается исключительно на фантазии Пушкина. А тот якобы от имени Сальери пишет так:

Но реальный Антонио Сальери никогда ничего подобного не говорил!!!

Тем не менее, Д. Н. Овсянико-Куликовский употребляет в отношении Сальери такое определение как «душевное мошенничество». И оно якобы «наглядно сказалось в тех софизмах, которыми он усиливается оправдать перед самим собою свое злое чувство, свою зависть и ужасный умысел убийства». Сальери якобы хочет уверить себя, будто он «избран» самой Судьбой, чтобы «остановить» Моцарта. По мнению литературоведа, «преступление» Сальери «превращается, таким образом, в род самоотверженного подвига».

Основание?

Опять же фантазии Пушкина, а тот пишет так:

По мнению Д. Н. Овсянико-Куликовского, Сальери был уверен, что совершает «подвиг» не только для спасения себя и других «жрецов и служителей музыки», но и «для спасения самой музыки, для того, чтобы обеспечить дальнейшее преуспеяние этого высокого искусства, которому он фанатически служит: дело в том, что Моцарт – именно своею гениальностью – только портит это искусство, мешает ему развиваться и идти дальше правильною, размеренною поступью прогресса».

Ну а дальше – рассуждения про яд («осьмнадцать лет ношу его с собою»), про «ослепление мысли злым чувством», про «извращения ума скверною страстью», про «геркулесовы столбы внутреннего душевного плутовства»…

Слепо следуя за пушкинским вымыслом, Д. Н. Овсянико-Куликовский пишет:

«Фанатизм Сальери принадлежит к одному из худших его видов, к профессиональному: человек порабощен не отвлеченной идеей, не идеалом, например, религиозным, моральным, политическим, а своей профессией, избранным занятием и мыслью о своих успехах на этом поприще».

А дальше – рассуждения про «психоз», про «болезненное самолюбие», про «злобное отношение к сотоварищам по профессии, а потом и вообще к людям»…

Впрочем, Д. Н. Овсянико-Куликовский иногда все же оговаривается и признает, что это все «изобразил» Пушкин, который дал читателям в лице Сальери «одну из смягченных и облагороженных форм профессионального фанатизма».

Литературовед пишет:

«Сальери не производит отталкивающего впечатления: он не жалок, не смешон, не противен; он скорее вызывает в нас чувство сострадания, смешанное с уважением; нельзя презирать его: он – мученик, он – несчастный человек, он – жертва своей горькой участи, и психология его зависти и история его преступления – настоящая и глубокая драма».

На наш взгляд, настоящая и глубокая драма тут заключается в другом – в том, что литературный вымысел Пушкина смешался с реальной действительностью и незаметно совершенно вытеснил ее.

Почему же так произошло?

Во-первых, потому что А. С. Пушкин – гений. Он «наше все», и его слова и поступки не принято подвергать сомнению. Так уж сложилось, что его произведение «Моцарт и Сальери» читали миллионы людей, и практически все они уверены, что так оно все и было на самом деле. Никто толком не слышал музыки Сальери, никто ничего не знает о Сальери-человеке, но всем очевидно, что это был тот самый нехороший человек, который из зависти отравил еще одно «наше все» – великого Моцарта.

У В. Г. Белинского читаем:

«Для выражения своей идеи Пушкин удачно выбрал эти два типа. Из Сальери, как мало известного лица, он мог сделать, что ему угодно; но в лице Моцарта он исторически удачно выбрал беспечного художника, «гуляку праздного».

Так вот в чем проблема!

Белинский тоже был не историком, а литературным критиком, но он почему-то уверен, что Сальери был «мало известным лицом», и из него Пушкин «мог сделать, что ему угодно».

Потрясающая логика!

Если человек тебе лично не известен, то с ним можно делать, что угодно!

Наверное, именно так рассуждал и А. С. Пушкин?

Попробуем во всем этом разобраться.