Три дня Маша решала, было ли приглашение на кофе просто данью вежливости или с ней действительно хотят общаться, а потом собралась с духом и, дождавшись четверга, отправилась в ювелирный.
В салоне в самом деле никого не было. Девушка за стеклянным прилавком на звук колокольчика подняла голову и улыбнулась профессиональной улыбкой.
– Здравствуйте, чем могу помочь?
– Это ко мне. Проходите, Мария.
Маша посмотрела на появившуюся из боковой двери Элеонору и снова подумала, что подобные женщины бывают только в кино про высшее общество и дольче вита.
Маша прошла в кабинет хозяйки, который оказался таким великолепным, что она тут же застыдилась своих старых кроссовок из кожи «молодого дерматина» и кургузого свитерка. Присев за маленький столик, который хозяйка магазина назвала кофейным, Маша засунула ноги поглубже под кресло и откашлялась. Какого черта она вообще приперлась в эти королевские чертоги?
Однако Элеонора не обратила никакого внимания ни на нищебродскую обувку, ни на ее смущение. Маше даже показалось, что она рада гостье. Может быть, красавице действительно не с кем поболтать просто так? Только почему она выбрала именно ее, Машу?
Подозревая, что ответ на этот вопрос быстро не отыщется, она решила не париться и просто наслаждаться общением с прекрасной Элеонорой, пока есть такая возможность.
Она стала захаживать в ювелирный. Не слишком часто, чтобы не надоесть. И всегда ей были рады, звали приходить почаще. Маше было приятно, однако поверить в то, что Элеоноре с ней интересно, она не могла. Ну не могла, и все тут!
Однажды Элеонора сама позвала ее. Хотела, чтобы Маша оценила ее наряд для театра. Маша перелетела через дорогу как на крыльях.
Элеонора в коротком черном платье без рукавов стояла перед зеркалом и застегивала на запястье браслет. Тот не давался.
Маша с радостью помогла и отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться.
– Элеонора, вам так идет черный цвет! – искренне восхитилась она.
– Вообще-то я уже в том возрасте, когда черного следует избегать. Он затемняет лицо и морщины подчеркивает. Но бриллианты на нем сверкают ярче! Это правда! Поэтому не могла удержаться!
Стоя перед зеркалом, Элеонора сложила губы в ироничную улыбку и стала еще прекрасней.
– Один мой друг однажды рассказал поучительную историю о том, как австрийцы устроили роскошный бал в то время, когда в России был траур по почившему великому князю. Этого российская императорская семья простить не могла и однажды очень красиво отомстила. Представь, в Аничковом дворце намечен бал, но за день до этого умирает австрийский эрцгерцог Рудольф. Праздник надо отменять, иначе международный скандал! Однако императрица придумала изящный ход. Велела всем дамам явиться в черных траурных платьях. А на черном, как вы уже поняли, драгоценные камни смотрятся еще ослепительнее. Это было что-то! Всех превзошла сама Мария Федоровна, жена Александра Третьего, которая обожала украшения. Она надела столько бриллиантов, что буквально сияла! Причем играли, как назло, только венскую музыку. Этот «бал нуар» иностранные дипломаты назвали кощунством. Но здорово, правда? Так элегантно отомстить австрийскому двору! А что? Могли себе позволить!
Маша живо представила огромную «бальную залу», заполненную вальсирующими парами. Дамы в черных туалетах, кавалеры – в черных фраках. Настоящий бал у Воланда!
– Я давно хотела вам сказать, Мария, – начала вдруг Элеонора, – что… Нет, не так. Мне кажется или вы действительно комплексуете в моем присутствии?
Маша моргнула.
– Вы, наверное, считаете, что я голубых кровей?
– Ну… да. А разве нет?
Элеонора закинула голову и от души рассмеялась.
– Мое отчество – Степановна. А девичья фамилия – Опанасенко. Элеонора Степановна Опанасенко. Звучит? До сих пор ума не приложу, что заставило токаря Степу и бухгалтершу Галю назвать свою дочь диковинным именем. Лучше бы я была Люсей, честное слово. Надо было пойти и поменять имя. А я, дура такая, решила, что менять надо фамилию. По фамилии мужа и выбирала. Стала Элеонора Крамер. И что? Ей-богу, Люсей Опанасенко я была бы счастливее! Так что не думайте, будто рядом с вами принцесса крови!
Маша была поражена. Конечно, она не сомневалась, что в прекрасной Элеоноре течет кровь потомственной дворянки! Осанка, манеры, речь. Разве этому можно научиться?
– Этому можно научиться, – словно услышав ее мысли, произнесла Элеонора и изящно отпила из крошечной чашечки.
Маша взглянула недоверчиво.
– Не поверите, но все не так безнадежно. Сначала, конечно, придется очень жестко себя контролировать, но потом сформируется привычка. Держать спину, втягивать живот, сидеть, стоять, говорить. Труднее всего следить за жестами, особенно если эмоции бьют через край. Я перед зеркалом репетировала, представляете? Запоминала, как красиво, а как – нет. Хорошо, конечно, покрутиться среди благородного сословия. Там учишься всему быстрее. Муж водил меня на премьеры, выставки, презентации всякие. Это была отличная школа.
– Для меня это недоступно, – честно призналась Маша.
– А вы уверены, что вам это нужно? – Элеонора вдруг взглянула на нее очень внимательно.
– Ну… не знаю…
– Мне кажется, в вас уже есть все, что нужно. Поверьте.
Маша посмотрела с сомнением. В ней?
– Знаете, почему мне приятно общаться с вами?
– Ума не приложу, если честно, – призналась Маша.
– Помните, вы говорили, что все называют вас по-разному? Отец, его жена, Лев Моисеевич.
– Ага. Как кому в голову взбредет.
– Все не так. Просто они видят в вас разные качества. Нежная и изысканная – это Мария, простая и добродушная – Маня, скромная и доверчивая – Муся, прямая и честная – Маша.
– Брат зовет меня Маняшей.
– Значит, вы для него – домашняя и уютная. И все это в вас есть, только вы пока не осознаете.
У Маши даже рот открылся. Не ожидала услышать подобное. Элеонора улыбнулась.
– Мне уже за сорок, и детей, скорей всего, не дождаться. Да я уже и не хочу ничего. Наверное, я вижу в вас кого-то, кому хотела бы передать все, что накопила за жизнь.
– Мне ничего не надо! – вскрикнула Маша, испугавшись.
Элеонора посмотрела на нее и вдруг перекрестилась.
– Святые угодники! Да я вовсе не магазин свой имела в виду! Чего вы всполошились? Помирать пока не собираюсь. Я говорила о… не знаю даже… об опыте, наверное.
– А почему мне?
Маша все не могла поверить, что прекрасная Элеонора говорит серьезно.
– Хочу помочь вам сберечь то, что я в вас вижу. То, что видят многие. Кстати, Бина Рафаэльевна сразу сказала мне: вы – девочка морозной свежести и алмазной чистоты.
– Ух ты!
– Напрасно иронизируете. Бина Рафаэльевна в людях ошибается редко. Вам известно, что Лев Моисеевич называет ее…
– Мудростью Вселенной? Да, знаю.
– Так смею вас уверить, что это таки правда, – одесским говорком сказала Элеонора.
Маша засмеялась и подумала, что впервые услышала о себе так много хорошего.