Перед реанимационными палатами стояли двое бойцов. Это были не обычные солдатики или сверхсрочники, а матерые, смертоносной мощной грацией похожие на альпийских овчарок вояки, вооруженные пистолетами-пулеметами «Вереск». На территории госпиталя погранвойск присутствовало незаметно для глаз еще более десятка серьезных ребят, готовых подавить любую попытку штурма, ликвидации или спасения объекта охраны. При необходимости через несколько минут тут будет любое подкрепление – хоть вертолеты, хоть бомбардировщики. Меры безопасности были предприняты беспрецедентные. Такого еще никто из местных чекистов не видел. Но никто из них и подумать не мог, что стоит на кону.
Крепко сколоченный мужчина лет пятидесяти пяти, чем-то похожий на седого, умудренного жизнью бобра, одетый в идеально подогнанный костюм, в сопровождении грузного краснолицего начальника областного УФСБ и статного, высокого главного врача проследовал к палате и остановился перед ее дверьми.
К ним подскочил измотанный затянувшимся дежурством, осунувшийся врач-реаниматолог и по-военному четко доложил:
– Состояние пациента тяжелое. В сознание не приходил. Делаем все что можем.
– Хотя бы на миг приведи его в сознание, доктор, – потребовал седой – важная московская шишка, перед которым заискивали могущественные местные руководители.
– Он умрет, – сказал врач.
– Я куплю ему цветы на могилу, – усмехнулся седой.
– Но…
– Слушайте, доктор. Теперь это не ваш пациент. Теперь это наш пациент. Со всеми вытекающими.
– Делай, что говорят, – сухо произнес главврач.
– Есть, – безрадостно произнес помрачневший врач.
Мустафа Юсупов лежал, опутанный проводами, на койке. Пиликала аппаратура, сигнализируя о его состоянии.
Минут через десять в результате манипуляций врачей и ударной дозы лекарств раненый приоткрыл глаза. И немигающе уставился на московского гостя.
– Где изделие? – спросил седой, оставшийся наедине с раненым.
– Что? – еле слышно прошептал Юсупов.
– Где бомба?
Губы Мустафы тронула слабая улыбка.
– Вы все подохнете, грязные шакалы, – вдруг неожиданно резко бросил он. – В струпьях и язвах.
– Где она?
– Узнаешь… Когда взорвется.
Юсупов резко дернулся, приподнимаясь на кровати. Опутывавшие его провода и трубки отлетели. И палату огласил захлебывающийся безумный смех.
Обессиленный террорист рухнул обратно на кровать. По его телу пробежала судорога.
В палату ворвались врачи. Стали колдовать вокруг больного. Но все было бесполезно – из этого тела ушла душа.
– Сорвался, гад, с крючка, – прошептал москвич – начальник Управления «НК» ФСБ России генерал-лейтенант Александр Ломакин.
По долгу службы он знал много такого, что большинству населения Земли знать не просто не положено, но и противопоказано для душевного здоровья. Например, что Мустафа Юсупов руководил терроргруппой, в задачу которой входила доставка и активация на территории России «грязной бомбы».
Мустафа уничтожен, члены его группы тоже. Бомбу они не взорвут… Не взорвут в ближайшее время. Но она никуда не делась – ждет где-то в укромном месте часа своего адского торжества.
Те, кто посылал Мустафу сюда, не отступятся. Они пришлют новую группу. А потом еще. Людей у них много. Бомба одна. И взорваться она не должна…
Пользуясь своей личной привилегией, Ломакин настрочил по возвращении в столицу пространную докладную записку на Президента России и передал ее напрямую, минуя все бюрократические преграды. В этой официальной бумаге он изложил предложения о путях решения проблемы.
Ряд из этих предложений относился к разряду безумных. Но еще более безумным было допустить изотопный удар по России.