– Женик, одолжи до пенсии двадцатку, – попросил слабым голосому Евгения Ракоцевича, не выходя из комнаты, его двоюродный дядька.
– Дядя Миша, зачем вам? – выпуская дым ноздрями в открытое окно балкона, подозрительно спросил Евгений, разглядывая с высоты тринадцатого этажа, бегающих на парковке детей.
– На ужин ничего нет. Сейчас Шурик сгоняет по-быстрому в магазин за хлебом.
Евгений глубоко затянулся сигаретой, и в который раз пожалел о том, что перебрался в столицу ради новой должности…
Евгений Вячеславович Ракоцевич закончил когда-то физико-математический факультет престижного университета, однако устроиться по специальности не смог. Поменяв несколько различных работ, он к тридцати годам, благодаря протекции своего отца, устроился в отдел службы безопасности весьма солидного банка, работа в котором долгое время обеспечивала его средствами к существованию. В этом же банке он оформил на себя долгосрочную ипотеку, благодаря которой приобрел просторную двушку. Однако со временем банк стал проводить политику реструктуризации и закрыл свой филиал в их провинциальном городке. Тогда ему предложили два варианта: искать счастья у других работодателей либо переехать в столицу и работать в главном офисе на той же должности. Подумав ровно пять минут, Евгений принял взвешенное решение и отправился в столицу, оставив в родном городе до лучших времен жену и почти взрослую дочь.
Столица встретила его радужной перспективой быстрого продвижения по карьерной лестнице и безрадостным проживанием в съемном жилье, съедавшим половину его доходов. Оценив бедственное положение сына, отец подселил его на время к дальним родственникам в квартиру, оставшуюся им когда-то в общее наследство, где пять квадратных метров официально принадлежали ему. Родственники поскрипели зубами, но согласились временно приютить Евгения, пока он не обустроится на новом месте работы.
Бюджетная трешка, вмещавшая в себя двоюродную сестру отца, ее мужа, двоих детей подростков, пьющую бабушку, старого одноглазого кота и вонючего хомячка, приняла в свои объятия еще одного жильца, скромно разместившегося на раскладушке в коридоре, выделив ему личную полочку в холодильнике.
Утром Евгений уезжал на метро на работу, а вечером возвращался и сразу ложился спать, любезно отказываясь от не очень настойчивых приглашений к столу на ужин. На выходные, чтобы не мусолить глаза своим родственникам, Евгений уезжал домой к жене и дочери, где с лихвой восполнял недополученные за рабочую неделю калории. Родственники же первые два месяца не слишком артистично делали вид, что не обременены его присутствием, однако уже через полгода стали открыто ему намекать, что в гостях хорошо, но и пора бы уже освободить жилплощадь.
Будучи человеком интеллигентным, Евгений упорно не замечал адресуемых ему посылов и продолжал квартировать, ожидая повышения на работе до должности ведущего специалиста до тех пор, пока бабушка не стала ходить по ночам с топором.
Еще месяц Евгений не только голодал, но и не досыпал, однако продолжал делать вид, что все в порядке, пока кот не задушил хомячка и не положил его труп ему на раскладушку. Опасаясь повторить судьбу хомячка, Евгений забрал раскладушку и перебрался в однокомнатную квартиру двоюродного брата своего отца.
Дядя Миша считался самым непутевым родственником, потому что за время службы в вооруженных силах не нажил ничего, кроме кучи болезней. Комиссовали его по состоянию здоровья после того, как он, перебрав авиационного спирта, потерял зрение. Однушка же ему досталась по социальной гарантии государства за символическую плату, которую внесли за него в складчину близкие родственники.
Теперь Евгений квартировал у него в прихожей не на раскладушке, а на стареньком диване и все было бы ничего, если бы у дяди Миши не жил, приставленный к нему в качестве гляделки, дядя Саша – одноногий инвалид, приходившийся Мишиной невестке дядей, квартира которого давно уже была продана в счет погашения ипотеки за не плохую дачу.
– Я быстро, – подтвердил одноногий дядя Саша, делая звук старенького телевизора тише.
– Ничего я вам не дам, – затушив окурок в пепельнице, отозвался Евгений. – Знаю я ваш хлеб. Алкоголь – это яд. Я сам схожу в магазин и куплю продуктов.
Он хотел закрыть окно, но тут его внимание привлек сосед из первого подъезда, который неуверенно лавировал на велосипеде среди грязных луж на асфальте.
Статный военный в звании старшего прапорщика в голубом берете и, выглядывающей из-под кителя, тельняшке, припарковал велосипед на парковке возле обшарпанных временем автомобилей, поправил шикарные буденовские усы и собрался было идти во двор, как тут к нему подбежали дети.
– Дядя, тут велосипед ставить нельзя, – сделал замечание пятилетний карапуз с размазанными под носом соплями.
– Брысь, мелюзга! – еле ворочая языком, приказал военный.
– Мы не мелюзга, – возразил ему второй мальчишка, возрастом чуть помладше.
– Что?! – взревел старший прапорщик. – Фамилия твоя, боец?!
При этих словах малышня с визгом бросилась со всех ног во двор, а самая старшая девочка из их компании, лет семи от роду, на прощанье показала ему кукиш.
Военный поправил берет и, неуверенно переставляя ноги, пошел вслед за ними.
Наблюдавший за этой картиной Евгений, грустно вздохнул и пошел одеваться.
– Женик, возьми, может, бутылочку, – глядя мимо него выцветшими зрачками, попросил дядя Миша, выходя по стене в прихожую.
– Ну, для аппетита, – закивал головой дядя Саша, пытаясь найти второй костыль, чтобы подняться с дивана.
– Посмотрим, – неопределенно бросил через плечо Евгений и вышел за дверь.
В переписке с жильцами дома Евгений не состоял, потому что: во-первых: не являлся собственником жилья, во-вторых: у дяди Миши из гаджетов имелся только старенький телефон, который для общения в мессенджерах не годился, а у дяди Саши его вообще не было, так как аппарат для связи, подаренный ему кем-то из родственников, был им давно пропит, поэтому о том, что не работает лифт в его подъезде Ракоцевич не знал.
Простояв в томном ожидании возле шахты лифта около пяти минут, Евгений пришел к выводу, что если он останется ждать лифт дальше, то дядя Саша и дядя Миша останутся сегодня трезвыми, а он голодным, поэтому, весело насвистывая, он поспешил пешком вниз по этажам.
Когда он вышел из подъезда, то его ожидал неприятный сюрприз…
Возле соседнего подъезда проходило собрание собственников.
– А, откуда такая цена? – возмущенно трясла какими-то скомканными бумажками, заплывшая жиром женщина, брызгая слюной в толпу из пятидесяти-шестидесяти человек, щедро рассыпавшихся на клумбах возле подъезда.
– Нам нужен новый подрядчик, для обслуживания лифтов! – пытался перекричать пухлую женщину, седовласый мужчина в помятом синем плаще, прижимая к груди солидный кожаный портфель из желтой кожи.
– Давайте рассмотрим второй вопрос, – слабым голосом блеял председатель – сухопарый мужичок с хитрыми колючими глазками.
– Почему у нас возле дома нет ни магазина, ни салона красоты? – возмущалась миловидная молодая женщина, картинно надувая пухлые губы. – Приходится вечно ездить куда-то к черту на кулички.
– Поверьте мне, – нахохлился павлином лощеный тип с круглыми щечками в элегантном сером костюме, тихонько обращаясь на ухо к молодой женщине, – этот вопрос председатель решить не сможет. Надо обращаться в администрацию района.
– Как все сложно, – томно вздохнула та в ответ и картинно поправила свои блестящие, цвета вороненой стали, волосы.
– Ничего сложного. Я там работаю, и на данный момент решаю вопрос об установке беседки и мангала в нашем дворе за счет муниципальных служб, – пытаясь придать своему лицу брутальный вид, сообщил круглощекий, подмигнув милашке.
– Какие беседки?! Какие мангалы?! – поднял голос издерганный мужчина психически неустойчивой внешности, случайно подслушавший разговор между круглощеким и молодой женщиной. – Вы до мусоросборника донести мусор не можете, кидаете его в урны во дворе. Какой тут может быть мангал? Вчера опять кто-то пакет с мусором с окна на газон выкинул. Я уже молчу про окурки с балконов. Свиньи!
– Я второй год бьюсь, чтобы у нас во дворе поставили навесы над песочницами, а вы уже мангалы захотели, – вмиг подхватила мысль пышнотелая женщина, пряча скомканные ведомости себе в толстовку, куда-то в районе боковых складок.
– На навесы для песочниц можете не рассчитывать. Администрация уже дала отказ. Если хотите, то мы можем скинуться поквартирно в равных долях, – пытаясь определить в какой именно складке у пышнотелой женщины затерялись его отчетные документы, проблеял председатель.
– Я не собираюсь скидываться ни на какие навесы, – возмутилась стройная светловолосая девушка в спортивном костюме. – У меня детей нет. Почему я должна платить за других?
– Да.
– Нет.
– Это почему же?
– Она же когда-то родит, – заволновалась пестрая толпа собственников, в которой, в основном, преобладали люди в военной форме.
– Действительно, – согласился седовласый мужчина с желтым портфелем. – Этот вопрос надо тщательно проработать.
– О солидарных затратах на приобретение различного инвентаря прописано у нас в уставе, – злорадно прошипела пышнотелая, глядя на девушку в спортивном костюме. – Я внимательно изучала все документы.
– Я платить за тех, кто тут нарожал себе армию, не собираюсь, – ледяным голосом заявила светловолосая в ответ и бросила на пышнотелую испепеляющий взгляд.
– А…а…а…
– И то, правда. У меня тут мама пенсионерка живет. Зачем ей этот навес.
– Лучше на мангал сброситься.
– Тебе только бы глаза залить.
– Молодец, Катька. Правду говорит. Нечего за других платить, – напряженно загомонили собственники.
– Шкура! – выпалила пышнотелая.
– Разговорчики в строю! – заорал статный военный, разыскивая среди собравшихся жильцов, девочку, показавшую ему на парковке кукиш.
– Мужчина, не проходите мимо, – окрикнул председатель Ракоцевича, кравшегося за спинами собравшихся людей в режиме инкогнито. – Вы из какой квартиры?
– Я тут в гостях был, – виновато отозвался Евгений и поспешил в сторону магазина.
Он очень не хотел, чтобы кто-то знал, что он живет у дяди Миши…
– Он живет в квартире со слепым и одноногим, – услышал за своей спиной Ракоцевич голос мужчины с психически неустойчивой внешностью.
– У них, наверное, такая однополая шведская семья, – предположил кто-то из собственников.
– Это гастрольная труппа из цирка уродов, – подхватил чей-то похабный мужской голос.
– Как вам не стыдно?
– Это интересно.
– Постыдитесь.
– Фу, – возмутились немногочисленные женщины в толпе, пока представители мужского пола давились смехом.
– Бардак! – завопила пышнотелая.
– Надо сообщить в соответствующие органы, чтобы провели проверку. Нам в доме притоны не нужны, – взял слово хозяин желтого портфеля.
Евгений ускорил шаг и в мгновение ока оказался за пределами каменного колодца…
Через пятьдесят минут, потратив в медленно двигающейся очереди в магазине впустую полчаса собственной жизни, Ракоцевич осторожно выглянул из-за угла и, убедившись в том, что собрание собственников закончилось, бодро зашагал к своему подъезду.
Возле дверей его встретил ободранный пес, который при его появлении вяло махнул два раза хвостом и продолжил обнюхивать, валявшийся возле бетонной урны у скамейки, мусор.
– На, поешь, бедолага бездомный, – пожалел пса Ракоцевич, отломав ему кусок еще теплого багета.
Пес подозрительно понюхал багет, посмотрел на горлышко, торчавшей из пакета бутылки дешевого вина, понюхал через пакет пластиковую упаковку с десятком яиц, а затем лизнул Евгения в тыльную сторону ладони.
– Этого тоже возьмем, – неожиданно услышал у себя в голове Ракоцевич.
Он удивленно осмотрелся по сторонам, но никого возле себя не обнаружил. Тогда он заглянул в окна нижних этажей, но кроме танцующей в неглиже перед телевизором соседки с первого этажа, никого не заметил.
– Начинайте процесс изъятия и не забудьте оставить метку хронометража, – услышал еще раз в голове Евгений.
Ракоцевич опустил взгляд на собаку и пошел по спине холодными мурашками…
Пес засветился изнутри белым светом и внезапно исчез…
Яркий свет залил все пространство вокруг…