Нота, направленная Кабинетом министров 8 сентября, несомненно, являлась предвестником либо мира, либо войны. Туча должна была пролиться или пронестись мимо. Ожидая ответа, страна провела некоторое время в изучении и обсуждении военных приготовлений, которые могут понадобиться. Военное министерство несколько месяцев вело подготовку на случай непредвиденных обстоятельств и произвело определенные передислокации, которые оно считало достаточными, но, как покажет наш будущий опыт, оказавшиеся слишком незначительными для серьезного дела.
Занятно, просматривая подшивки газет уровня «Таймс», наблюдать, как сначала один или два небольших материала военного содержания появляются среди бесконечных столбцов сообщений, посвященных дипломатии и политике, как постепенно они все увеличиваются в объеме, пока наконец не происходит полный переворот – дипломатия сужается до крошечных заметок и война заполняет все пространство. Первое мерцание оружия в тусклой монотонности британских газет датируется седьмым июля. В этот день сообщалось об отправке двух рот инженерных войск и территориального корпуса с запасом провианта и боеприпасов. Две роты инженерных войск! Кто мог предвидеть, что они станут авангардом самой большой армии, когда-либо в мировой истории пересекавшей океан и какой еще не доводилось командовать британскому генералу.
15 августа, в тот момент, когда переговоры уже вошли в самую серьезную фазу после провала встречи в Блумфонтейне и отъезда сэра Альфреда Милнера, британские силы в Южной Африке абсолютно и нелепо не соответствовали потребностям защиты нашей собственной границы. Несомненно, этот факт должен открыть глаза тем, кто, несмотря на все доказательства, утверждает, что эта война спровоцирована британцами. Политик, желающий войны, обычно готовится к ней, и это именно то, что мистер Крюгер делал, а британские власти – нет. В это время господствующая сюзеренная держава имела на гигантской границе два кавалерийских полка, три батареи полевой артиллерии и шесть с половиной батальонов пехоты – примерно шесть тысяч солдат. А безобидные государства могли выставить сорок-пятьдесят тысяч конных стрелков, мобильность которых удваивала их силу, а также самую лучшую артиллерию, включая орудия такого крупного калибра, каких еще не видели на полях сражений. Совершенно очевидно, что буры тогда были в состоянии с легкостью пробиться и в Дурбан, и в Кейптаун. Британские войска, обреченные на оборонительные действия, могли сначала оказаться заблокированными, а затем были бы сломлены, и тогда основные силы буров встретились бы только с неорганизованной самообороной, нейтрализуемой индифферентностью или враждебностью голландских колонистов. Поразительно, что наши власти, похоже, никогда не рассматривали возможность того, что буры сделают первый шаг, или не понимали, что в этом случае нашему запоздалому подкреплению придется высаживаться под огнем республиканских пушек.
В июле Наталь встревожился, и премьер-министр колонии направил решительный протест губернатору сэру В. Х. Хатчинсону, а также Министерству по делам колоний. Было хорошо известно, что Трансвааль вооружен до зубов, Оранжевое Свободное Государство готово к нему присоединиться, и прилагаются усилия (как неафишируемые, так и публикуемые в прессе) поколебать лояльность голландских граждан в обеих британских колониях. Находящиеся в опасности люди замечали многочисленные дурные признаки. Поля подожгли необычно рано, чтобы после первых дождей трава быстрее начала расти, собрали лошадей, раздали винтовки и патроны. Фермеры Свободного Государства, которые зимой пасли скот на земле Наталя, отогнали стада в безопасные места за линией Дракенсберга. Все указывало на приближающуюся войну, и Наталь отказывался удовлетвориться отправкой даже еще одного полка. 6 сентября в Министерстве по делам колоний получили второе обращение, в котором дело излагалось предельно четко и ясно.
«Премьер-министр желает, чтобы я по единодушному совету министров убедил вас в том, что в Наталь немедленно следует направить войска, достаточные для защиты от нападения Трансвааля и Оранжевого Свободного Государства. Главнокомандующий Наталя поставил меня в известность, что, даже когда прибудет Манчестерский полк, сил хватит только для того, чтобы занять Ньюкасл и прикрыть южную границу колонии, тогда как Лаингс-Нек, Ингого-Ривер и Зулуленд останутся неохраняемыми. Моим министрам известно, что, как в Трансваале, так и в Оранжевом Свободном Государстве, предприняты все меры, чтобы обеспечить немедленное нападение на Наталь. Мои министры полагают, что буры пришли к мысли о неизбежности войны, и в этом случае для них лучшим вариантом является наступление до того, как к нам прибудет подкрепление. Получена информация, что вторжения будут производиться в направлении Мидл-Дрифта и Грейтауна, а также Бондс-Дрифта и Стангара с целью ударить по железной дороге Питермарицбург – Дурбан и перерезать линии коммуникации войск и снабжения. Практически все фермеры Оранжевого Свободного Государства, обычно остающиеся в натальском округе Клип-Ривер по меньшей мере до октября, ушли с большими для себя потерями: их овцы ягнятся по дороге и ягнята умирают или получают травмы. По крайней мере два фермера из округа Интоньянани перевезли все свое имущество в Трансвааль, стараясь захватить в заложники детей работавших на ферме негров. Из надежных источников получены донесения о попытках повлиять на лояльное коренное население и настроить одно племя против другого, чтобы вызвать беспорядки и отвлечь наши оборонительные силы. В Фолксрюсте, Фрейхейде и Стандертоне созданы крупные запасы продовольствия и товаров военного значения. Личности, которых считают шпионами, изучали мосты на Натальской железной дороге, и известно, что шпионы есть во всех важных центрах колонии. По мнению министров, такие катастрофы, как захват Лаингс-Нека, разрушение северного участка железной дороги, успешный рейд или вторжение (что, как они полагают, задумывается), произведут самый деморализующий эффект на коренное население и лояльных европейцев колонии. К тому же они сильно воодушевят буров и тех их сторонников в обеих колониях, которые, хотя вооружены и готовы к выступлению, возможно, будут вести себя тихо, если не получат толчка извне. Министры согласны с намерением правительства Ее Величества использовать мирные средства для облегчения положения уитлендеров и официального утверждения верховной власти Великобритании, прежде чем прибегнуть к войне, однако настаивают на мерах предосторожности».
В ответ на это и другие обращения войска в Натале постепенно усилили, частично за счет формирований из Европы, частично переброской пяти тысяч британских солдат из Индии. 2-й Беркширский, 1-й Королевский манчестерский фузилерский, 1-й Манчестерский и 2-й Дублинский фузилерский полки прибыли вместе с артиллерийским подкреплением. Из Индии перебросили 5-й драгунский гвардейский, 9-й уланский, 19-й гусарский, а также 1-й Девонширский, 1-й Глостерский, 2-й Гордонский хайлендский полки и 2-й полк Королевских стрелков. Эти полки совместно с 21-й, 42-й и 53-й батареями полевой артиллерии составляли Индийский контингент. Их прибытие в конце сентября увеличило численность войск в Южной Африке до 22 000 человек. Этих подразделений не хватало, чтобы отбросить многочисленного, мобильного и отважного противника, однако они оказались способны предотвратить ту катастрофу, которая, как мы теперь знаем, над нами нависала.
Что же касается расположения войск, то мнения властей Наталя и полевых командиров разошлись. Принц Крафт говорил, что «стратегии и тактике порой приходится уступать требованиям политики», однако политическая необходимость должна быть очень серьезной и всем до конца понятной, если за нее нужно платить кровью солдат. Несовершенство нашего рассудка или характерное для британцев предубеждение не позволяет обученному солдату видеть в фермере, сидящем на коне, серьезного противника, несмотря на имеющийся печальный опыт. Даже когда наши газеты писали о том, что, по крайней мере на этот раз, мы не станем недооценивать своего врага, мы все равно самым серьезным образом ошиблись в отношении буров. Северная треть Наталя – позиция с военной точки зрения такая уязвимая, какую мечтал бы получить любой игрок в kriegspiel.[31] Она сходится в острый угол, завершающийся на вершине сложным перевалом, зловещим Лаингс-Неком, над которым господствует еще более мрачная Маджуба. Обе стороны угла открыты для вторжения, одна из Трансвааля, другая из Оранжевого Свободного Государства. Армия, стоящая в вершине угла, оказывается в настоящей ловушке, потому что подвижный противник может нахлынуть в страну немного южнее, перерезать путь снабжения и создать цепь полевых укреплений, которые превратят отступление в чрезвычайно сложное дело. И далее, в таких местах, как Ледисмит или Данди, опасность, хотя и не так остро, тоже присутствовала, если оборонительные порядки не будут достаточно сильны, чтобы отстоять себя в бою, и недостаточно мобильны, чтобы не позволить конному врагу обойти себя с флангов. Нам (сегодня наделенным той солидной военной мудростью, которую дает только знание того, что уже случилось) очевидно, что для армии, которая не могла выставить на линию фронта больше 12 000 человек, по-настоящему выгодным для обороны рубежом была линия Тугелы. В действительности же был избран Ледисмит, место, практически непригодное для обороны, так как над ним, по меньшей мере в двух направлениях, возвышаются холмы.
Такой поворот событий, как осада города, по-видимому, не рассматривался, поскольку артиллерийских орудий не запрашивали и, соответственно, не присылали. Однако на небольшой железнодорожной станции Ледисмита сгрузили запасы, которые, говорят, оценивались в сумму более миллиона фунтов стерлингов, таким образом, позицию нельзя было эвакуировать без значительного ущерба. Маленький городок являлся пунктом, в котором основная железнодорожная линия раздваивалась, в одну сторону она шла на Харрисмит в Оранжевом Свободном Государстве, в другую – на тоннель Лаингс-Нека и Трансвааль через угольные месторождения Данди и Ньюкасл. Правительство Наталя придавало особое (как теперь ясно, преувеличенное) значение обладанию угольным бассейном, и именно по их решительному настоянию (но с согласия генерала Пенна Саймонса) силы обороны разделили, и отряд численностью три-четыре тысячи отправили в Данди, примерно за сорок миль от основных сил, которые остались в Ледисмите под командованием генерала сэра Джоржа Уайта. Генерал Саймонс недооценил силы противника, однако трудно осуждать ошибку в расчетах, которую так храбро искупили и за которую так трагически заплатили. В тот же момент, до которого дошло наше политическое повествование, во время неопределенности, наступившей после отправки ноты Кабинета министров от 8 сентября, военная ситуация перестала быть бесперспективной, однако все еще оставалась ненадежной. На месте находилось двадцать две тысячи регулярных войск, которые, вероятно, надеялись на усиление примерно десятью тысячами колонистов, однако эта армия должна была прикрыть огромную границу. Отношение жителей Капской колонии отнюдь не являлось благодушным и могло стать враждебным, а от черного населения с большой степенью вероятности можно было ожидать выступления против нас. На защиту Наталя имелась возможность выделить только половину регулярных войск, а подкрепление нельзя было доставить раньше, чем через месяц после начала боевых действий. Если мистер Чемберлен действительно блефовал, следует признать, что он делал это с очень плохими картами.
Для сравнения можно дать некоторое представление о силах, находившихся в распоряжении мистера Крюгера и мистера Стейна. К этому моменту стало ясно, что Оранжевое Свободное Государство, с которым у нас не было и тени разногласий, собирается выступить против нас (одни скажут – беспричинно, а другие – по-рыцарски). В прессе состав вооруженных сил двух республик варьировался от 25 000 до 35 000 человек. Мистер Дж. Б. Робинсон, личный друг президента Крюгера и человек, большую часть своей жизни проживший среди буров, посчитал последнюю цифру завышенной. Для оценки не имелось надежной базовой точки отсчета. Очень сложно учесть сильно разбросанное и обособленное население, у которого правилом являются большие семьи. Одни вычисляли, исходя из предполагаемого естественного прироста за восемнадцать лет, но данные, зафиксированные тогда, сами по себе были предположением. Другие брали за основу количество избирателей на последних президентских выборах, но никто не мог сказать, сколько людей не приняло участия в голосовании, к тому же в этих республиках берут в руки оружие на пять лет раньше, чем участвуют в выборах. Теперь мы знаем, что все оценки были много ниже фактической численности бурской армии. Однако сведения британской разведывательной службы, судя по всему, были не так уж далеки от истины. Согласно их данным, боевая численность только Трансвааля составляла 32 000 человек, Оранжевого Свободного Государства – 22 000. Вместе с наемниками и повстанцами из колоний она составит 60 000, а существенное восстание голландцев Капской колонии увеличит общую численность до 100 000. Относительно артиллерии было известно, что в их распоряжении около ста орудий, многие из которых (и этот факт требует серьезных объяснений) были более современными и мощными, чем те, что смогли выставить мы. О качестве этого большого войска нет необходимости говорить. Солдаты были мужественными, выносливыми и сражались с необыкновенным религиозным исступлением. Все в них принадлежало к семнадцатому столетию, кроме винтовок. Верхом на своих низкорослых лошадях, они обладали мобильностью, которая практически удваивала их возможности и никогда не позволяла зайти к ним во фланг. Как стрелкам им просто не было равных. Добавьте к этому, что у них было преимущество действовать в привычных условиях при более коротких и безопасных коммуникациях, и вы поймете, насколько трудноразрешимая задача стояла перед солдатами империи. Переходя от перечисления сил буров к рассмотрению ожидавших их в Натале и разделенных на две части 12 000 человек, следует признать, что вместо оплакивания наших несчастий, нам скорее следует поздравить себя с тем, что мы избежали потери этой огромной провинции, которая, будучи расположенной между Британией, Индией и Австралией, является замко́вым камнем имперской арки.
Рискуя сделать утомительное, хотя и совершенно необходимое отступление от темы, нужно сказать несколько слов о тех мотивах, по которым буры много лет втайне готовились к войне. То, что не рейд Джеймсона являлся причиной тому, очевидно, хотя он, вероятно, заметно ускорил дело, поставив бурское правительство в сильную позицию. То, что прежде делалось скрытно и медленно, стало можно делать быстро и открыто, когда для подобных действий появилось столь благовидное оправдание. На самом деле подготовка производилась задолго до рейда. Примерно за два года до того несчастного нападения началось строительство крепостей в Претории и Йоханнесбурге и активные закупки оружия. В тот самый год, 1895-й, на вооружение была истрачена весьма значительная сумма.
Итак, если причиной вооружения был не рейд и буры не имели оснований бояться британского правительства, с которым Трансвааль мог поддерживать такие же дружественные отношения, какие в течение сорока лет поддерживало Оранжевое Свободное Государство, то зачем они вооружались? Это сложный вопрос, отвечая на который мы оказываемся в области скорее догадок и подозрений, чем установленных фактов. Однако честнейший и самый объективный из историков должен признать существование огромного количества доказательств того, что некоторые голландские лидеры, как в северных республиках, так и в Капской колонии, вынашивали план создания единого голландского государства от Кейптауна до Замбези, в котором флаг, язык и законодательство будут голландскими. Именно в таком стремлении многие проницательные и хорошо информированные эксперты усматривают истинный смысл упорного вооружения, неизменной враждебности, установления связей между двумя республиками (одну из которых мы собственными руками восстановили и сделали суверенным, независимым государством) и, наконец, тех козней, которыми пытались подорвать симпатию и верность наших собственных голландских колонистов, никогда не испытывавших никаких политических притеснений. Все это было направлено на достижение одной цели – окончательное изгнание британской державы из Южной Африки и создание одной великой голландской республики. Огромные деньги, израсходованные Трансваалем на разведывательную службу (бо́льшая сумма, полагаю, чем истратила на эти цели вся Британская империя), дают некоторое представление об активности секретной деятельности. Нет сомнений, что в британских колониях была развернута целая армия эмиссаров, агентов и шпионов с самыми разными миссиями. Газеты тоже субсидировались, и значительные суммы тратились на прессу во Франции и Германии.
Естественно, наличие большой тайной организации, имеющей целью заменить британское правление в Южной Африке на голландское, нелегко неопровержимо доказать. Такие вопросы не обсуждаются в официальных документах, и людей проверяют, прежде чем заговорщики им доверятся. Однако существует масса свидетельств о личных желаниях подобного рода известных влиятельных людей. Трудно поверить, что то, чего многие желали лично, не было предметом общих усилий, особенно когда мы видим, что события развивались именно в том направлении, на которое они указывали. Мистер Дж. П. Фицпатрик в книге «Трансвааль изнутри» (произведении, за которое все последующие авторы, пишущие на эту тему, должны испытывать к нему чувство признательности) рассказывает, как в 1896 году к нему подошел мистер Д. П. Граафф, в прошлом член Совета по вопросам законодательства Капской колонии и весьма заметный деятель Союза африканеров, и заявил, что Великобританию следует изгнать из Южной Африки. Тот же политик предлагал то же самое и мистеру Бейту. Сравните с этим следующее утверждение брата премьер-министра Капской колонии мистера Теодора Шрейнера: «Я встретил мистера Рейца, в то время судью Оранжевого Свободного Государства, в Блумфонтейне семнадцать-восемнадцать лет назад, вскоре после ретроцессии Трансвааля, когда он занимался созданием Союза африканеров. Тогда требовалось быть терпеливым со всеми, поскольку Англия и ее правительство не имели намерения лишать Трансвааль независимости (поскольку совсем недавно ее “великодушно” даровали), не имели намерения воевать с республиками (поскольку совсем недавно установили мир), не имели намерения захватывать золотые копи Ранда (поскольку они еще не были открыты). Вот тогда я встретил мистера Рейца, и он старательно убеждал меня стать членом его Союза африканеров. Однако после изучения устава и программы Союза я отказался вступать в организацию. Между нами состоялся следующий разговор по существу, навсегда запечатлевшийся в моей памяти:
Рейц. Почему вы отказываетесь? Разве привлечение интереса людей к политическим делам не является достойной целью?
Я. Является. Однако мне кажется, что между строк этого устава явно просматривается направленность на совсем другую цель.
Рейц. Какую?
Я. Я совершенно ясно вижу, что конечная цель – свержение британской власти и изгнание британского флага из Южной Африки.
Рейц. (С легкой понимающей улыбкой человека, чью тайную мысль и цель раскрыли, но это его совсем не расстроило.) А что, если и так?
Я. Вы ведь не думаете, что этот флаг исчезнет из Южной Африки без упорной борьбы и сражения?
Рейц. (С той же легкой, застенчивой, самодовольной и тем не менее полуизвиняющейся улыбкой.) Не думаю. Но даже если так, что с того?
Я. Только то, что, когда эта борьба начнется, мы с вами окажемся по разные стороны баррикад. И еще, во время последней войны Господь был с Трансваалем, потому что правота была на его стороне. В этом же случае Он будет с Англией, потому что вряд ли одобрит заговор, чтобы свергнуть ее власть и изменить положение в Южной Африке, которые Он освятил.
Рейц. Посмотрим.
Так закончился наш разговор. В течение прошедших семнадцати лет я видел непрерывную пропаганду свержения британской власти в Южной Африке всеми возможными способами (в прессе, с кафедры, с трибуны, в школах, колледжах, законодательных органах), пока она не привела к войне, которой мистер Рейц и его соратники являются источником и причиной. Поверьте мне, день, когда Ф. В. Рейц сел писать ультиматум Великобритании, был в его жизни моментом гордости и счастья, которого он долгие годы ждал со страстью и предвкушением».
Сравните эти высказывания голландских политиков из Капской колонии и Оранжевого Свободного Государства со следующим фрагментом речи, произнесенной Крюгером в Блумфонтейне еще в 1887 году:
«Полагаю, сейчас слишком рано говорить об объединении Южной Африки под одним флагом. Каким должен быть этот флаг? Королева Англии возражала бы против спуска ее флага, а мы, бюргеры Трансвааля, возражаем против спуска нашего. Что же делать? Мы еще малы и не имеем прочного положения, но мы растем и завоевываем свое место среди великих держав мира».
«Мечта нашей жизни, – говорил другой, – объединение государств Южной Африки, и это должно произойти изнутри, а не снаружи. Когда дело будет закончено, Южная Африка станет великой».
Во всех голландских головах постоянно вынашивалась одна и та же мысль. За ней следовали многочисленные признаки того, что намерение готовятся воплотить в жизнь. Повторяю, честнейший и самый объективный из историков не может отмести существование тайной организации как миф.
На это можно возразить, что буры имели право на любые организации. Почему они не должны иметь собственных взглядов на будущее Южной Африки? Почему бы им не стремиться иметь общий флаг и один общий язык? Почему им не следовало, если они могли, склонить на свою сторону наших колонистов и сбросить нас в море? Я не вижу таких причин. Пусть попробуют, если хотят. А мы попробуем не позволить им этого. Но давайте положим конец разговорам о британской агрессии, о замыслах капиталистов относительно месторождений золота, об ошибках простых людей, которыми прикрывается суть дела. Пусть те, кто говорит об умыслах Британии против бурских республик, на минуту обратят внимание на свидетельства замыслов этих республик против британских колоний. Пусть они поразмышляют о том, что при одной системе все белые люди имеют равные права, а при другой – меньшинство выходцев из одного народа подвергает гонениям большинство людей другого происхождения. Только тогда пусть они решат, при какой системе обеспечивается истинная свобода, кто стоит за свободу для всех, а кто за реакционность и национальную вражду. Пусть они сначала подумают и ответят на все эти вопросы, прежде чем решать, кому отдать предпочтение.
Теперь оставим широкие вопросы политики и отвлечемся на время от военных суждений, которым вскоре было предначертано приобрести жизненно важное значение. Вернемся к развитию событий в дипломатической борьбе между правительством Трансвааля и Министерством по делам колоний. Как уже говорилось, 8 сентября в Преторию было направлено последнее официальное обращение с минимальными условиями, которые британское правительство могло принять как достаточное облегчение положения своих подданных в Трансваале. Был затребован четкий ответ, и народ ожидал его с мрачным терпением.
Страна не питала иллюзий относительно трудностей войны с Трансваалем. Было совершенно ясно, что нас ждет мало чести и много проблем. Еще терзала души Первая бурская война, и мы помнили об отваге неукротимых бюргеров. Однако наши люди, при всей мрачности их настроения, тем не менее чувствовали решимость, потому что национальный инстинкт, который выше мудрости политиков, позволил им понять, что это не локальный конфликт, а проблема, от решения которой зависит само существование империи. Предстояла проверка ее сплоченности. В мирное время люди произносили за империю тосты. Было ли это бессмысленной тратой вина, или они чувствовали готовность пролить за нее свою кровь во время войны? Неужели мы действительно создали ряд отдельных стран без общих чувств и интересов или империя – органическое целое, способное испытывать единый порыв и объединяться в решительный момент как несколько государств содружества? Такой стоял вопрос, и от ответа на него в значительной степени зависело будущее всего мира.
В колониях стали проявляться признаки понимания, что происходящее противостояние не является делом исключительно метрополии, что она отстаивает права империи в целом и справедливо может рассчитывать на их поддержку при любом повороте событий. Уже 11 июля Квинсленд, огненный и субтропический, предложил контингент конной пехоты с пулеметами. За Квинслендом последовали Новая Зеландия, Западная Австралия, Тасмания, Виктория, Новый Южный Уэльс и Южная Австралия. Канада, с твердым, но более неторопливым характером севера, последней сказала свое слово, однако оно было еще определеннее, потому его хорошо обдумали. Граждан Канады это дело касалось меньше других, поскольку австралийцев в Южной Африке было много, а канадцев – совсем мало. Тем не менее Канада с готовностью приняла на себя часть общего бремени, и готовность ее только возрастала с увеличением тяжести этого бремени. Помощь предложили составляющие Британскую империю люди с самым разным цветом кожи – индийские раджи, западноафриканские вожди, малайская полиция. Однако эта война должна была быть войной белых людей, и если британцы не в состоянии спасти себя сами, то такому народу действительно не следует иметь империи. По той же причине не стали привлекать и великолепную индийскую армию в 150 000 солдат, многие из которых – испытанные ветераны. Англия не требовала похвал и почета за такое самоограничение. Однако безответственный писатель прекрасно может себе позволить задать такой вопрос: многие ли из тех зарубежных критиков, чье уважение к нравственности нашего государства столь же ограниченно, как и их знание наших принципов и истории, поддержали бы такое самоотречение, окажись их собственные страны в таком же положении?
18 сентября в Лондоне был опубликован официальный ответ бурского правительства на послание Кабинета министров. Буры остались верны себе. В сущности, они отвергли все британские требования. Они отказались рекомендовать или предлагать совету пятилетний срок проживания, считавшийся минимумом, и другие шаги, которые британское правительство могло принять в качестве достаточной меры справедливости в отношении уитлендеров. Предложение проводить дебаты совета на двух языках, как это делается в Капской колонии и Канаде, было категорически отклонено. В том своем последнем послании британское правительство отметило, что в случае отрицательного или неконструктивного ответа оно оставляет за собой право «пересмотреть ситуацию de novo и сформулировать собственные предложения по окончательному урегулированию». Полученный ответ был как отрицательным, так и неконструктивным. 22 сентября Кабинет собрался, чтобы определить, каким должно быть следующее обращение. Оно стало кратким и жестким, однако было сформулировано таким образом, чтобы не закрывать дверь перед мирным соглашением. В нем говорилось, что британское правительство глубоко сожалеет по поводу отклонения предложений, содержавшихся в последнем послании, и что теперь, в соответствии со своим обещанием, оно разработает собственные средства для урегулирования. Обращение не являлось ультиматумом, но предвещало ультиматум в будущем.
Тем временем 21 сентября собрался совет Оранжевого Свободного Государства. Уже не вызывало сомнений, что эта республика, с которой у нас не было никаких трений, с которой, напротив, мы имели весьма дружественные отношения, намеревается выставить свои силы против Великобритании. Несколько раньше Оранжевое Свободное Государство и Трансвааль заключили военный союз, который, насколько можно судить (пока засекреченная история этих событий не станет достоянием общественности), был исключительно необдуманным и невыгодным соглашением для меньшей республики. Ей нечего было бояться Великобритании, поскольку именно Великобритания по своей воле сделала ее независимой республикой, и они мирно сосуществовали в течение сорока лет. Законы Оранжевого Свободного Государства были столь же либеральными, как и наши собственные. А по этому самоубийственному договору республика согласилась разделить судьбу государства, которое сознательно провоцировало войну своим постоянно враждебным отношением и чье реакционное недемократичное законодательство, как можно себе представить, должно было отвращать прогрессивного соседа. Может, существовали амбиции, подобные процитированным из разговора с доктором Рейцем, или они обольщались по поводу соотношения сил противников и возможного будущего Южной Африки. Однако, каковы бы ни были причины, договор заключили, и подошло время проверить, как он будет соблюдаться.
Тон президента Стейна на заседании совета и полученная им от большинства бюргеров поддержка однозначно говорили о том, что две республики будут действовать как единое целое. В своем вступительном слове Стейн решительно высказался против британской позиции и заявил, что его государство связано с Трансваалем всем, что близко и дорого. Среди необходимых мер предосторожности, которыми британское правительство больше не могло пренебрегать, была отправка небольшого отряда для защиты длинной и уязвимой железной дороги из Кимберли в Родезию, проходившей в непосредственной близости от границы с Трансваалем. Сэр Альфред Милнер связался с президентом Стейном по поводу переброски войск, указав, что эта мера ни в коем случае не направлена против Оранжевого Свободного Государства. Сэр Альфред Милнер добавил, что имперское правительство все еще надеется на мирное урегулирование проблемы с Трансваалем, однако, если эта надежда не оправдается, оно рассчитывает на то, что Оранжевое Свободное Государство сохранит нейтралитет и предотвратит вооруженное вмешательство со стороны своих граждан. Правительство гарантирует, что в этом случае неприкосновенность границ Оранжевого Свободного Государства будет соблюдаться самым строжайшим образом. В заключение он отметил, что не существует каких-либо причин нарушать дружественные отношения между Свободным Государством и Великобританией, поскольку наши намерения в отношении них самые мирные. Президент Оранжевого Свободного Государства несколько грубо ответил, что не одобряет наших действий по отношению к Трансваалю и сожалеет о переброске войск, которую бюргеры сочтут угрозой для себя. Последовавшая резолюция совета Свободного Государства заканчивалась словами: «Что бы ни случилось, Свободное Государство честно и полностью выполнит свои обязательства перед Трансваалем в соответствии с существующим между двумя республиками политическим союзом». Резолюция показала, что было невозможно не допустить втягивания в водоворот этой страны, созданной нашими руками и не имеющей никакого основания ссориться с нами. Отовсюду, со всего протяжения обеих границ, поступали известия о военных приготовлениях. Уже в конце сентября войска и вооруженные бюргеры начали сосредотачиваться на границе, и самые упорные скептики стали наконец понимать, что тень большой войны их действительно накрывает. В Фолкрюсте, на границе Наталя, накапливали артиллерию, военное имущество и снаряжение, показывая, где можно ожидать начала бури. В последний день сентября доложили, что из Претории и Йоханнесбурга в этот пункт вышло двадцать шесть военных обозов. Одновременно приходили сообщения о сосредоточении сил в Малмани, на границе Бечуаналенда, что угрожало железнодорожной линии и британскому городу Мафекингу – название, которому в скором времени суждено было стать известным всему миру.