В лесу, неподалеку от дома пани Стефании есть озеро с прозрачной, пахнущей торфом водой. Говорят, на дне озера бьют ключи, и вода в нем остается прохладной даже в жару. Прошлым летом Анжей частенько ходил сюда купаться, а теперь не может найти дорогу и кружит по лесу. Он уже отчаялся и хочет повернуть восвояси, как неожиданно кусты расступаются, и Анжей выходит на берег. Озеро лежит перед ним, оно невелико, по черной прозрачной амальгаме водной глади плывут отражения облаков. По берегам стоят дубки, липы и клены.
Анжей думает искупаться. Он принимается расстегивать рубашку и вдруг слышит неподалеку голоса. Анжей оглядывается по сторонам, но поблизости никого не видно. Однако, слева на обрывистом бережку густо растут кусты ивняка, и голоса долетают явно из-за этих кустов.
Анжей спускается к самой воде, раздвигает руками ветви и, стараясь не слишком шуметь, лезет в кусты. Сквозь зелень листвы он видит двух панночек загорающих голышом на травке. Панночки лежат ничком на полотенцах и болтают друг с дружкой.
– Уеду в Краков или в Варшаву, да куда угодно! – жалуется подруге рыженькая. – Маменька жизни не дает. На танцы не ходи, сигареты не кури, слово, ей поперек не скажи! Ну, ты ее знаешь, Настузя… Я ей говорю, что уже совершеннолетняя, а она говорит, пока живешь в моем доме, будешь делать как я скажу… Вот, опять отходила ремнем! Полюбуйся! До сих пор следы не сошли.
Тем временем, Анжей, стоя в кустах, не спускает с панночек глаз. Настузя – черненькая, рослая, длинноногая, с большой красивой задницей и тяжелой грудью. А ее подружка с рыжими, собранными в хвостик волосами, худенькая, невысокая и груди у нее нет совсем. Анжей разглядывает круглые, будто половинки мячей ягодицы панночки и с волнением замечает следы от недавней порки.
– Так тебя в Кракове и ждали, – ворчит Настузя. – А где жить? А как работу искать?
– Краков город большой, – беззаботно отвечает рыжая панночка. – Устроюсь в какую-нибудь лавку или на фабрику. А жить стану в общежитии. Руки-ноги есть, не пропаду!
– Да, ты устроишься, – завистливо говорит Настузя. – Ты, Францишка, такая бойкая!
– Я тебя не брошу, – обещает Францишка. – Я как устроюсь, сразу письмо напишу.
– Честно?
– Честно. Хочешь поклянусь?
Настузя с тоскою глядит на неподвижную, будто стекло черную гладь лесного озера.
– А меня маменька плеткой отходила, – жалуется она. – Знает, что к розгам я притерпелась.
Чтобы взглянуть на задницу подруги, Францишка садится на полотенце. На голых ягодицах Настузи плетка оставила множество побледневших отметин – сливовых, синюшных и пожелтелых.
– Ужас какой! – говорит Францишка. – А тебе что же и, правда, нисколечко не больно?
– Еще как больно! Просто я наловчилась хитрить, и мне, как будто не больно.
– Как это? – недоверчиво спрашивает Францишка.
Настузя задумчиво смотрит на панночку большими васильковыми глазами. Взгляд у нее медлительный и спокойный, будто у коровы.
Анжей не может больше терпеть и расстегивает штаны. Его горячий эрегированный член торчит из кальсон. Анжей со стоном сжимает его в кулаке.
– Ну, как же тебе объяснить. Я думаю о разных вещах… О чем-то приятном…
– Ты это о чем? – подозрительно спрашивает Францишка.
Настузя неожиданно краснеет.
– Ну что ты пристала! Это мой секрет. И потом, мне неловко об этом говорить.
– Это что-то неприличное? Что-то стыдное? Настузя, ну, скажи! – волнуясь, спрашивает Францишка.
– Какая же ты привязчивая! Я тебе ни слова больше не скажу… Ты это слышишь? Как будто в кустах кто-то лазит?
– Ты нарочно это выдумала?
– Да нет же! Там кто-то есть, – говорит Настузя, поднимаясь с полотенца. – Наверняка какой-то мальчишка за нами поглядывает!
Стараясь, не хрустнуть веткой, Анжей пятится назад. Одной рукой он держит, сползающие на колени штаны. Анжей делает шаг, другой, а потом его нога не находит опоры и проваливается в пустоту. Пытаясь удержать равновесие, Анжей машет руками, хватается за кусты и падает с обрывистого бережка в прохладную воду лесного озера.
Пани Стефания расположилась на завалинке позади дома и пьет хлебный квас из кружки. Подле нее с кувшином в руке стоит Гражина. На скамейке в тени старой яблони сидят обе панночки – Настузя и Францишка. Настузя все больше помалкивает, зато Францишка говорит за двоих. Она конопатая, курносая, глаза у Францишки шальные, а губы припухшие и яркие, будто вишня. Это Францишка, когда Анжей выбрался на берег озера, наградила его двумя звонкими оплеухами и оттаскала за волосы. Францишка собиралась проучить Анжея сама, но благоразумная Настузя уговорила подругу отвести его к тетушке.
– Ах, Анжей, Анжей! – укоризненно качает головой пани Стефания, выслушав Францишку. – Дня не проходит, чтобы ты какого-нибудь коленца не выкинул. Бес что ли в тебя вселился?
– Это у него такой возраст, – говорит негромко Гражина.
Из сада выходит Инга с пучком крапивы в руке.
– Вот, пани Стефания, я молодой нарвала. Она больнее жжется.
Анжей, услышав про крапиву, ежится, а панночки принимаются хихикать.
– Подглядывать за девицами это гадко и неприлично, – выговаривает племяннику пани Стефания. – Ты же уже взрослый, Анжей, а ведешь себя, как мальчишка. Коли так, то и я стану обходиться с тобой, как с мальчишкой. Ну, чего ждешь? Ступай на лавку.
Францишка и Настузя поднимаются и отходят в сторонку. Анжей чувствует, как от стыда у него горят уши. Стараясь не глядеть на панночек, Анжей расстегивает пояс, спускает штаны до колен и ложится на лавку ничком.
– И кальсоны, – напоминает племяннику пани Стефания.
– Нет, тетушка, кальсоны не стану снимать! Хоть режьте меня, – говорит Анжей.
– Стыдно, поди? – спрашивает тетушка.
Панночки снова принимаются хихикать.
Склонившись над лавкой, Гражина сдергивает с Анжея кальсоны. Пани Стефания натягивает рукавичку и берет у Инги крапиву.
– Бедный Анжей, – вздыхает Гражина и садится Анжею на спину. – Снова тебе достанется. Хорошо, хоть не розги.
– Станешь просить у панночек прощения, – говорит тетушка.
Пани Стефания стоит возле скамьи с пучком крапивы в руке. На тетушке короткий сарафан, и Анжей, лежа на скамье, разглядывал полные икры тетушки и её крепкие щиколотки. Сквозь ветви яблонь льется белый полуденный свет.
Лицо пани Стефании становится отстраненным и строгим. Она принимается хлестать Анжея крапивой. Анжей негромко охает. Молодая крапива немилосердно жжется! Он вертелся на скамейке, а тетушка не торопясь стегает его по ягодицам и ляжкам.
– Проси у панночек прощения! – велит племяннику пани Стефания.
– Не упрямься, хуже будет, – советует Гражина.
Она больно дергает Анжея за волосы и заставляет поднять голову. Панночки стоят в трех шагах от лавки и с азартом следят за наказанием. Францишка торжествующе улыбается и показывает щербину между верхних зубов, Настузя тоже улыбается, но как-то невесело, и Анжею кажется, что панночка его жалеет.
– Пожалуйста, простите меня, – просит Анжей. – Простите, что я подглядывал… Ай!… Я никогда больше не стану… Честное слово… Ай, как же жжется!… Францишка, прости меня и ты, Настузя тоже прости…
Голос у Анжея дрожит. Лиловые волдыри сплошь усыпали его ягодицы и ляжки, и спину.
– Инга, поучи немного мальчишку, – просит пани Стефания горничную. – А то я замаялась что-то.
Инга надевает рукавичку и, берет порядком измочаленный пучок крапивы. Горничная стегает Анжея по голеням, охаживает по бокам и плечам. У Инги застывшее, будто маска лицо, но глаза возбужденно блестят.
– Вот так! Так… – приговаривает пани Стефания, прихлебывая квас из кружки. – В другой раз не стаешь подглядывать!
– Не буду! Не буду… Довольно уже! – упрашивает тетушку Анжей и вертится на лавке.
Ему ужасно стыдно перед панночками, а еще крапива жжется, так, что нет сил терпеть. Анжей ничего не может с этим поделать, и слезы сами собой льются из глаз, будто из садовой лейки.
Смеркается. Анжей лежит ничком на кровати. Прикосновения одежды к обожженной крапивой коже весьма болезненны, поэтому Анжей лежит совершенно голый, укрывшись простыней. Исхлестанное тело зудит, и ужас, как хочется расчесать волдыри, но Анжей терпит.
Когда за окнами уже совсем стемнело, во флигель заглядывает пани Стефания. В одной руке тетушка держит зажженную керосиновую лампу. В другой руке у нее склянка с мазью.
– Наверное, чешется, сил нет? – спрашивает тетушка.
– Ужас, как чешется, – вздыхает Анжей.
– Ну, я полагаю, ты уже достаточно наказан.
Пани Стефания склоняется над кроватью и откидывает простыню в сторону. Анжей всхлипывает и прячет лицо в подушку.
– Главное не расчесывать, и все до завтра пройдет, – обещает тетушка.
Она открывает склянку и легкими касаниями начинает накладывать мазь на ляжки, ягодицы и спину Анжея. У мази горьковатый и пряный запах, похожий на запах полыни. Сперва Анжею кажется, что мазь нисколько не облегчает его страданий. Но вскоре ожоги перестают гореть, и зуд, который донимал его весь вечер, стихает.
– Ну, вот и все, – говорит пани Стефания и закрывает склянку.
– Спасибо, тетушка.
– Сладких снов, Анжей.
Пани Стефания целует племянника в макушку и уходит.