И снова всё переменилось: видно, день такой выдался неустойчивый.
Полусотня не успела начать движение – появился запыхавшийся один из тройки дозорных:
– Нашли… нашли… лежбище!
– Бандиты есть? – первым делом спросил Фёдор.
Казак мотнул головой:
– Были… трое… манатки собирали… мы их – чик… – и показал, что произошло, чиркнув ладонью по горлу.
– Молодцы! – довольно выдохнул подхорунжий Трофимов. – А наши… Чё с имя?
Дозорный помрачнел:
– Давайте бежко[12] за мной, сами увидите. Токо тихо!
Стараясь не шуметь, отряд поспешил за дозорным. Коней вели в поводу.
Стоянка хунхузов была на большой поляне, окружённой старыми кондовыми лиственницами. Несколько шалашей и дымящихся кострищ, собранные в кучки, ещё не упакованные пожитки, три трупа в серых халатах дуаньда[13] и кожаных сапогах – всё Фёдор ухватил одним быстрым взглядом: это было не главное. Главное закрывали спины двух дозорных, стоящих с опущенными головами возле лиственниц. Когда подошли товарищи, они расступились, не оборачиваясь, и у Фёдора перехватило дыхание: на земле лежали обнажённые растерзанные тела, три молодых казака. Их не пытали, чтобы узнать какие-то секреты, а просто медленно убивали: полосовали ножами, вспарывали животы, отрезали мужские органы и головы. Рты были забиты тряпками – чтобы не слышны были крики. Тела залиты кровью, земля вокруг забурела, напитавшись ею.
Казаки обнажили головы, с минуту постояли молча. Тишину нарушили недалёкие выстрелы и вслед за тем пронзительно отчаянный голос Ивана Саяпина:
– Чё ж мы, так и уйдём?! А, братцы?!!
– Нет, теперь не уйдём! – яростно выдохнул Фёдор. – Казаки, на-конь! К бою, и никого не жалеть!
От лежбища до колесухи не больше версты отряд одолел, как показалось Ивану, почти мгновенно. И почти тихо – только дружно и глухо стучали копыта. Лес был негустой, кустарников мало – промеж стволов в атаку шли как бы лавой. И атаки этой хунхузы явно не ожидали.
На дороге уже закрутилась настоящая заваруха. Обозники оказались не замурдоченными работой бессловесными перепуганными крестьянами, с какими часто имели дело грабители, – эти были вооружены фитильными мушкетами и кремнёвыми аркебузами, пиками и копьями, мечами и ножами. Было и другое оружие, которым его хозяева не собирались или не умели пользоваться, но обнаружилось оно уже потом, когда всё закончилось.
А пока всё только началось.
Вырвавшись из леса на дорогу, казаки, не сговариваясь и не ожидая команды, на скаку вскинули карабины, и на дерущихся обрушился град пуль. И каждая нашла свою жертву.
Кто успел перезарядить, выстрелил и второй раз, но в дело главным образом пошли шашки. Казаки как черти вертелись между возами, рубя всех, кто попадался под клинок. Ни обозники, ни хунхузы не оказали даже малейшего сопротивления – настолько они были ошарашены. Кто-то пытался поднять руки, умоляя о пощаде, но это было, всё равно что просить снисхождения у тайфуна.
Атака, а точнее сказать резня, длилась не больше десяти минут. Казаки прошлись между возами в поиске недобитых – поганое это дело приканчивать раненых, – но то ли таких не оказалось, то ли хорошо притворились, добивать, слава богу, никого не пришлось.
Фёдор и Трофимов остановились возле пушек. Это были давно устаревшие, чугунного литья с украшениями в виде сказочных драконов, стволы, заряжавшиеся через дуло. Привязанные верёвками, они лежали на деревянных лафетах с огромными колёсами и выглядели не страшно, а скорее смешно.
– Зачем же их тащили к Амуру? – задумчиво спросил подхорунжий. – Чё ли нам готовили гостинец?
– Не готовили, а готовят, к бабушке не ходи, – откликнулся Фёдор. – На Маньчжурский клин нацелились. Боксёры, дьявол их побери! Но у меня другой интерес, за каким лешим эти страшилки понадобились хунхузам. Для грабежей они мало годны.
– Господин сотник!.. Господин подхорунжий!.. – виляя меж возами, примчался Илька Паршин. – Мы с Иваном там такое нашли… Такое!.. – Он пытался руками изобразить что-то необычайное, но не сумел и сник: – Айдате, гляньте сами.
Илька привёл командиров к большой крытой повозке, на облучке которой сидел Иван, отмахиваясь от подступавших казаков:
– Погодьте, товарищи! Вот придёт Фёдор Кузьмич, он и решит…
Что именно решит отец, Иван не уточнял, но казаки заглядывать в нутро повозки не решались, а топтались возле – кто курил, кто чистил клинок от незасохшей крови, а кто-то с деланым вниманием рассматривал пустынную дорогу: не показались бы нежеланные свидетели.
– Ну и чё тут у вас? – с нескрываемым интересом подошёл Фёдор к сыну, а подхорунжий, не дожидаясь ответа, откинул брезентовый полог.
Откинул и аж присвистнул: прямо в лицо ему глянули две тупые морды иноземных военных зверюг – пулемётов «максим». Редкостные аппараты! Фёдору довелось увидеть один такой вживую на военной выставке в Хабаровске, а с подхорунжим оба рассматривали их на рисунках в «Новостях военной техники», присланных в войско. Там же говорилось про их сумасшедшую убойность. Где только их боксёры раздобыли, и кому они понадобились на российской границе? Уж не замышляется ли нападение с целью захвата Приамурья?
– Вона чё-о… – протянул Фёдор. – А я всё не мог в голову взять: для чего хунхузам обоз спонадобился? Небось и патроны к ним имеются?
– Да всего полно! Почитай, в каждом возу! – заторопился Илька. Ему очень нравилось быть на виду. – Тута ящики с патронами и гранатами, тама – бонбы для пушек…
Он говорил правду: все пять повозок были загружены боеприпасами и оружием – вперемешку старым и новым. Пулемётов больше не было, но нашёлся мешок с револьверами – десяток кольтов и три маузера; патроны имелись и для них.
– И чё нам с имя делать? – обратился Фёдор не столько к подхорунжему, сколько к самому себе. Однако Трофимов принял вопрос впрямик.
– Возьмём один пулемёт, револьверы, гранаты, патроны – сколь сможем унести и сколь нам сгодится, а остатнее – схоронить надобно.
– Схорони-ить… Закопать, чё ли? Так у нас и лопат нету – шашками пушки не закопашь.
– Я с гольца озерцо видал, за кривуном… – подал голос Иван.
Он ещё не закончил, а казаки подхватились, забазлали:
– Дело говорит… Утопить – и вся недолга… А коняшек и волов на волю пустить – к кому-нито прибьются…
– Коняшки и нам сгодятся. А трупы с дороги убрать, – завершил галдёж Саяпин. – И товарищей наших, жизнь отдавших службе государевой, похоронить со всеми почестями.
…Да, денёк выпал, не дай бог ещё такой!
С одной стороны, Фёдор был очень недоволен случившимся, в первую очередь собой: поддался вспыхнувшей ярости и раскрыл раньше времени появление русского отряда на вражеской территории. Теперь вот заметай следы не заметай – опытный дознаватель вмиг раскроет картину резни, а власти, само собой, не оставят её без внимания. Тем более, когда с юга, от Пекина, к границе движутся армады повстанцев, а цицикарский цзянь-цзюнь Шоу Шань, то бишь ихний губернатор, люто ненавидит русских и наверняка будет боксёрам всячески помогать. Кстати, не он ли задумал напасть на Россию? Если так, надобно готовиться к защите русского берега. Только вот как сообщить генералу столь важную информацию? Надо бы поскорее добраться до телеграфа, а он имеется на КВЖД. Если ещё имеется.
Единственное, на что есть надёжа, – при этаком замесе, что творится в Китае, откуда тут взяться опытному дознавателю?
С другой стороны, Фёдор был очень рад, что атака получилась без потерь да с завидной военной добычей. Волов, конечно, надо отпустить – на радость окрестным крестьянам, – а лошадей загрузить, приторочить на них добытое снаряжение. И на следующем привале с оружием разобраться по всей кондиции, чтобы в случае нужды пустить его в ход.