Глава 2 Хрусталёва, 27

– Лера, Лерочка!!! Густой пар в ванной. Испуганное лицо мамы.

– Лера, что случилось? Тебе плохо? – Мама перевернула её на спину, подложила что-то мягкое под голову, укрыла лоб прохладным, растирая онемевшие руки дочери. – Потерпи, милая, «Скорая» уже едет…

– Мама, зачем «Скорая»? – Лера попробовала сесть, но мама силой уложила её назад.

Девушка оглянулась: она лежала в ванной на полу, прозрачная занавеска с дельфинчиками наполовину оборвана, несколько полок снесено вместе с тем, что на них было, вывалившийся из душевой кабины шланг неистово залил всё кругом, наверно, сейчас соседи прибегут жаловаться.

Но вместо соседей появились врачи в толстых тёмно-синих комбинезонах, с большим оранжевым сундуком в руках. Её переложили на диван в холле, долго мерили давление, слушали сердце, светили в глаза, простукивали, похлопывали. В итоге сделали укол и велели спать.

Сквозь надвигающуюся пелену Лера слышала, как мама звонит на работу и предупреждает, что завтра приедет позже – дочь заболела. А потом в глубине сонного марева осталась только та темноволосая, в длинной ночной сорочке и с печально-требовательным взглядом.

Лера проснулась внезапно, выныривая из тревожного безвременья. Мама дремала рядом, почувствовав движение, тут же подскочила к дочери:

– Ты как?

– Нормально я, мам, правда. – И Лера, повинуясь мягкому, но повелительному жесту, снова опустила голову на подушку. Она осторожно взглянула на часы: половина двенадцатого ночи. Из кухни доносился аромат свежезаваренного цейлонского чая и ванили, от которых крепло чувство защищённости.

– Что случилось-то? Ты упала? – Мама придвинулась ближе.

Лера отрицательно покачала головой, мучительно соображая, что сказать матери. И та поняла.

– Что: ОПЯТЬ? – всхлипнула мама, медленно оседая в кресло.

Её и без того озабоченное лицо стало серым, а глаза наполнились слезами. Лера кивнула.

– Не так, как обычно, мам. Вообще всё иначе. Я была в душе, и тут смотрю – рядом со мной женщина незнакомая, темноволосая такая, и глаза у неё то ли печальные, то ли испуганные. Я из ванной выхожу и оказываюсь не в нашей квартире, а где-то в другом месте. И вокруг – пепелище. И эта темноволосая прямо рядом со мной оказалась, говорит мне…

– Говорит? – У мамы округлились глаза.

– Да, только её так плохо слышно было, будто она не рядом со мной стояла, а в сотне метров.

Мама испуганно прошептала:

– И что она тебе сказала?

У Леры холодок пробежал по спине, когда она вспомнила лицо той темноволосой. «Найди его!»

Кто этот дядька, интересно? И вообще, что произошло? Уходя от расспросов, Лера сделала вид, что засыпает.

Мама, подождав несколько минут, вышла из комнаты. Девушка облегчённо вздохнула и села, прогоняя образ странной темноволосой незнакомки прочь. Сунула ноги в дурацкие тапки в виде слоников, резко встала и… оказалась на кладбище…

«Господи! Да как же это!» – Лера огляделась по сторонам: аккуратные ряды крестов, украшенные неестественно яркими цветами тёмные оградки, обелиски, прикрытые от любопытных глаз заиндевевшими берёзами и пушистыми елями. Вид торжественный и печальный.

Рядом с ней, всего в полуметре, тоскливо поскрипывала приоткрытая калитка. Четыре гранитных памятника, потускневшие венки, погасшие лампадки, слегка присыпанные снегом. Лера пригляделась.

С портрета на неё смотрела улыбающаяся молодая женщина: тёмные длинные волосы разметались на ветру, светлые глаза чуть прищурились, мягкая, светлая улыбка озаряла лицо. У Леры всё похолодело внутри: это та самая женщина, что привиделась ей несколько часов назад… Это её могила.

Девушка бросила взгляд на соседние могилы: светловолосая девочка лет семи, пацан с немного угрюмой улыбкой, на вид лет тринадцати-четырнадцати, и малышка совсем, годика полтора, в смешном кружевном чепчике. Лера шагнула ближе, приглядевшись к табличкам: Селивёрстова Татьяна Ивановна. И Селивёрстовы же Артём, Маргарита и Алёна. Они все умерли в один день – 17 мая, чуть более трёх лет назад.

Лера поняла, что не может дышать. Женщина на фотографии будто ожила, чуть повернула к девушке голову, беззвучно прошептала: «Найди его».

– МАМА! – заорала Лера что было сил и поняла, что снова находится в комнате.

Вот мягкий и удобный диван, вот ковёр и наряженная к Новому году ёлка. До неё доносился аромат цейлонского чая и ванили, только больше он не вызывал чувство защищённости.

Впервые нечто непонятное и необъяснимое с ней произошло в пятилетнем возрасте. В тот день она читала книгу и увидела, как мимо прошла девочка. Смешная такая, с тощими косичками и бантами из коричневой капроновой ленты, в цветастом ситцевом халатике. Просто спокойно прошла, не обращая на Леру ни малейшего внимания. Но ощущения страха и холода навсегда запомнились.

Потом, уже десятилетняя, Лера стала слышать странные голоса, шёпот и шумы по ночам, особенно в грозу. Тогда они с мамой не на шутку перепугались. Ходили к врачу – Ивану Саввичу, толстому дядьке в круглых очках и со смешными усами, как у почтальона в мультике. Тот прописал кучу таблеток, сказав, что у неё стресс, переутомление и гормональный сбой, дал направление на физиопроцедуры.

Голоса стали тише, но не исчезли.

Лере жутко не хотелось пугать маму, опять пить эти противные таблетки, от которых мутнело в голове и она чувствовала себя растением. Поэтому она сказала, что ей стало лучше, и больше не заговаривала на тему странных образов, приходивших к ней в полутьме.

Около года назад, ещё на старой квартире, они с мамой смотрели какой-то непонятный фильм: тягучая музыка, запутанный сюжет, невесть откуда взявшаяся героиня, которая оказалась не героиней, а её двойником-клоном, – Лера откровенно скучала.

Вдруг девушка заметила, как около неё возникла небольшая воронка, словно крохотный смерч. Оттуда вышла освещённая лунным сиянием женщина в длинном кружевном платье и медленно направилась к стене. Лера провожала её взглядом и, видимо, так вылупилась, что это не осталось незамеченным.

– Лер, ты чего там увидела? – прошептала мама рядом, вглядываясь в пустоту тёмного угла.

Лера от неожиданности подпрыгнула и вскрикнула:

– Я? Нет! Ничего!

И в этот момент полупрозрачная фигура, почти скрывшаяся в стене, резко остановилась и обернулась. Удивлённо, словно сама только заметила сидящих людей, она внимательно разглядывала Леру. Та шарахнулась к окну, по пути перевернув журнальный столик.

– Лера! Что случилось?! – закричала мама. А незнакомка, не отрываясь, следила за девушкой, потом в её полупрозрачных глазах мелькнула то ли радость, то ли какая-то идея, она качнулась и растаяла в дымке.

С тех пор Лера старалась не оставаться одна, спала со включённым светом, до бесчувствия смотрела фильмы и сидела в соцсетях, лишь бы отключиться и не слышать ничего: с того вечера её не покидало ощущение, что до неё кто-то пытается достучаться, дотронуться холодными влажными руками.

Бывает, твой телефон «вне зоны доступа», но ты всё равно знаешь, что тебе звонят, и ты беспокоишься.

И вот сейчас, видимо, «дозвонились»…

По спине сползал змеем холодок. Только сейчас, увидев фотографию темноволосой женщины, Татьяны Селивёрстовой, Лера отчётливо поняла, КТО она, и та женщина в кружевах, и девочка в ситцевом халатике. Все они ДУХИ, призраки… Она, Лера, видела и слышала давно умерших людей.

И вот теперь одна из них хочет её руками что-то сделать. Кого-то найти.

И видимо, не отпустит, пока Лера этого не сделает.

– Татьяна, ты здесь? – прошептала Лера в темноту, изнемогая от любопытства и страха.

Под рёбрами что-то томительно ухало, обрываясь. Что, интересно? Сердце? Действительно, похоже, что падает в пятки.

Затылком девочка почувствовала знакомый уже холодок. Она оглянулась: рядом с ней стояла Татьяна, всё такая же сосредоточенная, напряжённая и испуганная.

– Это была твоя могила?

Медленный кивок.

– Кто эти дети? Артём, Маргарита и Алёна?

Стон, похожий на крик. Лицо Татьяны подёрнулось плёнкой, мерцание поблёкло.

– Это твои дети? – продолжала допрос Лера.

Она сама не знала, откуда у неё взялась сила. Сердце бешено колотилось, руки похолодели и покрылись испариной, коленки дрожали. Но она понимала, что должна знать больше. И ещё, что у неё есть право спрашивать, а эта несчастная женщина обязана отвечать. И Татьяна едва заметно кивнула.

– Ты хочешь, чтобы я нашла того толстого дядьку?

Женщина с силой стиснула зубы, подняла на Леру глаза, полные слёз и ненависти, и снова кивнула.

– Где я его могу найти? – Лера спросила и поняла сама, что ответа на этот вопрос не получит – если бы Татьяна знала, она бы и сама его нашла. Поэтому задала другой вопрос, который её беспокоил даже больше. – Что будет со мной потом? Я не хочу попасть в психушку, выполняя ваши поручения. Ты же не одна там такая, которой кто-то зачем-то нужен здесь?

Темноволосая женщина покачала головой и задумалась.

– Я не пущу, – прошептала она наконец.

– То есть я помогаю тебе, а ты меня охраняешь от других просьб?

Татьяна кивнула. Это Леру вполне устраивало. Она кивнула в ответ и улыбнулась:

– Я тебе помогу. Найду этого борова.

Татьяна прищурилась. Она подняла руки и протянула Лере белого плюшевого медвежонка, того самого, с пожарища, девушка его хорошо запомнила.

– Это ему. Когда найдёшь.

И растаяла.

Лера устало опустилась на диван. Её било мелкой дрожью, подташнивало, суставы нещадно ломило, холодный пот струился по побледневшему лицу. В этот момент в комнату заглянула мама.

– Лерочка! Да ты вся горишь! – запричитала она, укладывая дочь в постель, теплее укутывая пушистым пледом ноги. – Вот и сразу стало ясно, откуда этот бред про призраков… Ты просто больна, моя милая! У тебя жар. Вот и всё…

Лера не стала спорить. Сил не было. В конце концов, если это всё сейчас закончится, то пусть мать так и думает, её это успокоит. Меньше всего Лере хотелось причинять боль родному человеку.

И она позволила себя уложить, напоить тёплым чаем с мёдом и лимоном, послушно выпила микстуру. Мама, увлечённая заботой о ребёнке, даже не заметила белого пушистого медвежонка, жалобно притулившегося в углу дивана.


Возвращающееся сознание подсказало, что сидит он на полу, в луже чего-то очень зловонного. Он вздохнул в надежде, что это не то, о чём он подумал.

Напрасно.

То.

Оно самое.

Дерьмовое дерьмо.

Ромка открыл глаза, чертыхаясь и автоматически глядя на циферблат. 13:20.

Это длилось четыре минуты.

А кажется, что целую вечность.

– Ромочка, ты жив! – рядом с ним возникло какое-то движение: это из дальнего конца коридора с тазиком и мокрым полотенцем бежала тётя Даша, соседка. – Слава богу! Ты меня так напугал!

Ромка хотел подскочить, но поскользнулся в луже и с грохотом растянулся.

– Тёть Даш, я сам, я всё уберу! – заорал он так, что бедная женщина присела. – Я всё уберу! Сам! Только матери ничего не говорите.

– Вот те раз, – всплеснула руками соседка.

– Не трогайте ничего, я всё сам, пожалуйста. – Он жалобно посмотрел на пожилую женщину. – Тёть Даш, пожалуйста.

Она лишь развела руками, с сомнением поглядывая на его бледное лицо.

– Ну, ладно, ванная в конце, по коридору. А я пока чай поставлю. – И суетливо побежала в сторону кухни, что-то бормоча и приговаривая: – Совсем замордовали детей своей учёбой!..

Она ушла хлопотать, специально не закрыв за собой дверь и то и дело тревожно выглядывая в коридор.

Но Ромка не рассиживался. Он неловко сбросил с себя испачканную рубашку, скрутил её в комок. Быстро вытер линолеум приготовленной тряпкой. Дошлёпал, покачиваясь, до ванны, сменил воду и вытер всё начисто.

– Тёть Даш, ванну можно приму? – проорал он и, услышав что-то одобрительное, закрыл дверь на щеколду, разделся и сунул в раковину грязную одежду, бельё.

Всё тщательно выстирав, он долго отжимал одежду, резко стряхивал с неё облака мелких капель.

Потом аккуратно расправил рубашку, брюки, повесил на батарее, а сам полез в душ.

«Блин. Четыре минуты. С каждым разом всё дольше и дольше», – сокрушённо покачал головой Ромка. От мысли, что когда-нибудь это может дойти до получаса, его передёрнуло.

В дверь тихонько постучали.

– Да, тёть Даш, я нормально! – крикнул он. – Я уже выхожу.

И резко выключил кран.

– Ромочка, – из-за двери голос соседки совсем походил на старушечий, – я тут одежу тебе сухую приготовила, на ручку двери снаружи приладила, ты её надень.

– Да я всё выстирал, тёть Даш!

– Вот и хорошо, пусть просохнет. Глажанём и наденешь, как новенькое! Иди чаёвничать!

«Классная всё-таки старушка!»

На кухне парня ждали белоснежные кубики в хрустальной сахарнице, старомодные кружки с позолоченными краями, блюдца, большой пирог с ягодами, варенье в маленькой пузатой пиалке. Тётя Даша, видно, внучку в гости ждала, вот и наготовила.

– Тёть Даш, ну зачем вы! – Язык сокрушённо причитал от избытка внимания, а желудок подгонял ближе к столу. После приступа он, как обычно, был жутко голоден.

Пока Ромка уплетал пирог и варенье, тётя Даша налила ему крепкого чая и положила в него несколько ложек сахара.

– Не надо! – запротестовал было парень, но соседка со знанием дела подняла бровь и поставила перед ним кружку.

– Рассказывай, – велела она.

Ромка застыл.

– Чего? Чего рассказывать?

– Давно это у тебя? – Она кивнула в сторону коридора, хотя и так было ясно, о чём речь.

Ромка положил кусок пирога на место. Вытер руки о полотенце.

– Да ерунда это, тётя Даша. Даже говорить не о чем! Первый раз такое… Траванулся небось шаурмой…

– Не ври! – шёпотом сказала соседка, да так, что он шею втянул. – Рассказывай как есть.

«А что ей говорить? Про кожаный индейский ремень или про круги?»

– Ты что-то употребляешь? – вместо него начала «угадайку» тётя Даша.

– Нет, вы что!

– Куришь?

– Нет, не понравилось… Да и не то всё это, тётя Даша.

Она смотрела с таким внимательным участием. Или пироги эти на него так подействовали. Захотелось рассказать как есть.

– Ничего такого.

– Вот верю я тебе, Роман, – вдруг кивнула соседка, – верю. Знаю, отличник. Мать на тебя не нарадуется.

«Ну, насчёт матери – не знаю, радости не замечал».

– Не то это всё, – проговорил он вслух и посмотрел в окно. Мелкий снежок крутился по ту сторону стекла. – Понимаете, это расплата.

– Расплата?

– Да, именно. Я с четырёх лет вижу какие-то цифры, знаки, формулы, могу решить любую задачу, разобрать по полочкам любой чертёж. Даже когда ещё не понимал ни слова, ни сути задания, безошибочно выдавал ответ. Вот просто знал – и всё. Ни способов решения, ни механизмов не знал. Даже названия формул не знал. А ответ – пожалуйста, выдавал. Отец, когда ещё жив был, проверял.

– Вундеркинд, что ли? – с сомнением уточнила тётя Даша.

– Нет. Вундеркинды знают ответ, потому что много учатся, запоминают и умеют решать быстрее других. Они понимают, что делают. У них способности, помноженные на тренировку. А мне просто приходит ответ.

– На блюдечке с голубой каёмочкой? – усмехнулась соседка. Ромка усмехнулся следом.

– Почти угадали. – Он постучал по лбу указательным пальцем. – Вот здесь всплывает прозрачная доска, а на ней синим светящимся мелом написано. Только ровно через тридцать шесть минут после сеанса начинается вот такая свистопляска.

Тётя Даша вздохнула и отошла к окну, тоже разглядывая резвящиеся снежинки.

– Прости, Роман, не верю. Такого не может быть…

– Почему?

– Не может – и всё! – отрезала сердобольная соседка и сердито отхлебнула чай.

– Хорошо, давайте докажу!

– И снова начнёшь кататься тут у меня по полу?! Нет уж, уволь!

– То есть вы всё-таки верите?

Тётя Даша шумно вздохнула:

– Ой, не знаю я, Рома! Я ведь тебя помню вот с такого возраста, – она развела ладони сантиметров на пятьдесят, – с рождения тебя помню. И никогда ничего такого не замечала – хороший, вежливый мальчик, иногда чуточку болезненный. А тут ты мне про видения какие-то толкуешь…

– Сколько денег у вас в кошельке, знаете? – неожиданно спросил Ромка.

Соседка опешила и смутилась:

– Не знаю… Есть немного. Тебе сколько надо?

– У вас в кошельке семьсот тридцать два рубля. Проверяйте!

Тётя Даша, поджав губы, достала сумку, вытащила из неё кошелёк и села перед Ромкой за стол – считать.

Она долго перекладывала монеты, несколько раз сбивалась и начинала заново.

– Сколько у вас получилось?

– Семьсот тридцать один рубль…

– Должен быть ещё один рубль.

– Ну, значит, ты ошибся. – Соседка удивлённо пожала плечами.

Ромка протянул руку к пустому кошельку:

– Разрешите?

– Да, конечно…

Он перевернул кошелёк, слегка встряхнул его. На стол, вопреки его ожиданиям, ничего не выпало. Тогда он заглянул в отделение, в котором обычно хранится мелочь, и аккуратно провёл пальцем по шелковистой подкладке.

В его руках блеснул серебром рубль.

– Феноменально, – всплеснула руками соседка. – Как ты угадал? Это фокус какой-то, да?

– Нет, я просто знаю, тётя Даша. Это просто. Вот смотрите ещё, – он протянул пожилой женщине телефон, – позвоните своей внучке, Каринке. Она сейчас делает математику и не может решить задачу, поэтому и не едет к вам. Задача звучит так: «В зоопарке есть голуби, воробьи, вороны и синицы – всего двадцать тысяч птиц. Синиц на две тысячи четыреста меньше, чем воробьёв, ворон в десять раз меньше, чем воробьёв, и на четыреста меньше, чем голубей. Сколько голубей, воробьёв, ворон и синиц живёт в зоопарке?»

Тётя Даша набрала номер внучки.

– Здравствуй, Кариночка!.. Уроки делаешь?.. Математику задали? – протянула она и бросила короткий взгляд на Ромку. – И что, сложная задача? Так-так…

По тому, как округлялись её глаза, Ромка понял: она верит.

– Скажите Карине, что надо решать через уравнение. Ворон икс, воробьёв десять икс, голубей икс плюс четыреста, а синиц десять икс минус две тысячи четыреста. Всего двадцать тысяч птиц. Если всё правильно посчитает, то ворон у неё окажется тысяча.

Через минуту тётя Даша положила трубку.

– И что, никогда не было сбоев и ошибок?

Ромка отрицательно покачал головой.

– Я всё проверяю. Математику и физику я люблю и понимаю, вы же знаете.

– Учиться тебе надо, Рома. Учиться. Ты сейчас в десятом?

Ромка кивнул.

– Я в техникум хочу. При МГУ. Но мать против…

Тётя Даша похлопала его по руке.

– Я с ней поговорю. Что-нибудь да придумаем.

Ромка нахмурился:

– Не надо ничего придумывать, тёть Даш. Я сам как-нибудь. – От одной мысли, что скажет мать, узнав, как он разоткровенничался с посторонним человеком, всё внутри ссохлось. – Не надо ни с кем говорить, ладно?

– Может, я всё-таки чем-то смогу помочь?

– Нет, я сам. – Он неловко помолчал. – Пойду я, тёть Даш. К матери на работу надо ехать, за ключами.

Он тихо встал и направился к выходу.

Чуткая соседка только печально качала головой, глядя в сутулую спину подростка.

Загрузка...