Альманах «Российский колокол» №1 2024 - читать онлайн

Мы снова врываемся в осень:

В распутицу,

В стылость,

К дождям —

Их небо озябшее сбросит

Навстречу армейским стволам…

Буксуют в контрнаступе укры,

Кончается летний кураж,

Заморские в трепете шкуры:

Исходит взбалмошная блажь…

Нависало облако тёмное,

Становилось темнее, чем ночь.

Пандемийные силы убойные —

Ох, как тяжко же их превозмочь…

Знаю: толку в этом мало,

Лишь вдогонку – слёзы лить.

Делал мало, как попало,

Ни помочь, ни завершить.

Разводить теперь руками

Иль чесаться пятернёй —

Не прибавят пониманья

В ситуации такой…

Сменялись больницы,

Сменялись врачи —

Не поддавалось

Заболеванье,

Причина скрывалась,

Как солнце в ночи,

Но не прекращались

Старанья…

Болезнь оказалась

Сильнее врачей —

Непознанной

Тайною жалила.

И грусть опускалась

На веки очей —

Неясностью

Время туманилось…

Он был таким, каким он был:

Желанным и любимым —

И в этой жизни просто жил

И был неповторимым.

Осядет в холмике землица —

Пройдут дожди, сойдут снега,

И твой приют преобразится,

Весь вид изменится.

Тоска —

Она провиснет средь надгробий,

Среди крестов и чёрных плит,

А время, развернув оглобли,

Через пространство побежит…

Не знаю, сколько лет промчится,

Пройдут века, как облака,

Придёт потомок поклониться,

Звезда осветит свысока…

Дни улетают тихо в осень,

Вот и девятый день летит,

Отмахиваясь от расспросов,

И ритмам в такт душа бурлит.

В какой-то дымке, как в тумане,

Глаза прищуренно глядят

На то, как время нас таранит,

Наотмашь бьёт и невпопад.

Ни увильнуть и ни сокрыться,

Всё принимает так, как есть.

И люди падают, как листья:

Безжалостна дурная весть.

И слов хороших вереницы

Лишь память дальше понесёт,

И образ милый белой птицей

Нас осенит и нас поймёт…

Пылают тонкие осины,

Не погасить дождями их.

И клин последний журавлиный

На юг стремится напрямик.

И вкруг стволов —

Всё больше листьев,

Ветвей всё резче нагота.

И как-то явственней о смысле

Вся этой жизни красота.

Виновен кто?

Вокруг все правы…

Жизнь так сложна,

Что кру́гом голова,

Шатаюсь влево и направо,

И рябью надо мною синева…

Боль – обожгла, ударила – беда,

И что-то там случилось с солнцем…

Прервался шаг житейского труда,

Устало сердце и никак не бьётся…

Всё это надо пережить

И разум – примирить с душою,

Идти – и боль не ворошить,

И жить в каком-то непокое…

Нам теперь совсем непросто,

Без тебя нам тяжелей,

Между домом и погостом

Путь, конечно же, грустней.

С этим жить. А все дороги

Сводит наш Пророк в одну,

Через трудности, тревоги

Дарит жизнь – сердец струну.

Как принять и как смириться

С тем, что выпало семье?

Потеряла вдруг кормильца,

Тяжко стало в колее.

Помнить всё, что было раньше,

Не сдаваться, быть собой,

Двигаться по жизни дальше,

Не роптать перед судьбой.

Уходят люди. Словно листья,

В осенней падают тиши.

Их путь таков, иной немыслим.

Нас мирозданье всех кружит…

И никому нет дела до меня,

Ведь каждый занят лишь собою,

Своей дорогою-судьбою…

И нет им дела до меня.

Накрапывал дождик осенний,

И капли стучали в окно.

Грядут, грядут перемены,

Ненастье придёт всё равно…

Жёлтый лист и красный —

Липовый, кленовый —

Облетают в вальсе

На закат багровый.

Тихо пламенея, плавно ниспадая,

Осень, бронзовея, тихо угасает…

Ни обнять,

Ни стопку выпить,

Ни лаваш отведать твой…

По ночам терзают всхлипы

Под печальною луной.

Ни обнять,

Сказать спасибо

За дары, что ты принёс…

В переулке стынут липы,

На подходе Дед Мороз.

Ни обнять,

Ни прикоснуться,

Голос твой ни услыхать…

Дни уходят, дни несутся —

Жутко к грусти привыкать.

Не зная толком, что к чему, —

Лечили так, как их учили,

Сквозь непонятную им тьму —

Причину всё ж не находили.

А ты держался так, как мог,

Встречал больничные палаты

И отбывал в них некий срок,

Что назначали эскулапы.

Всё шло в неясности, как шло,

Диагноз был как ртути капля.

Врезались шрамы лишь в чело,

Боль в голове – как стуки дятла.

Бессильны были пять больниц,

Их доктора бессильны были.

В свой день,

В свой срок упал ты ниц.

В печали душеньки заныли.

А время дальше понесло

И нас, и боли, наши грусти.

Свершилось зло, случилось зло —

Рассудит память и отпустит.

Ещё октябрь, но выпал снег,

И вата влажная повисла

На веточках, буквально всех,

На чёрно-белых коромыслах.

Ещё октябрь, но снег вокруг

Напоминанием разлёгся:

Не избежать ни стуж, ни вьюг,

Раз отдаляемся от солнца.

Ещё октябрь, но подан знак:

Зима уже не за горами.

Бежит ручей через овраг

И брызжет осени слезами.

Твой жизни путь

Пророком обозначен,

И ты шагал

В пленительном кругу:

И мог лишь так, а не иначе,

И мог лишь то – чрез не могу.

Плодились дни, пленяли годы,

Лились дожди, и сыпал снег.

Струилась жизнь, текла, как воды

Средь берегов родимых рек…

Тепло, темно, и вот сознанье

Воспроизводит пониманье

О том, что непонятно где

Душа блуждает в темноте.

Но вдруг увидела душа:

На конях важно, не спеша

Дружина всадников идёт

И кто-то разговор ведёт.

К вражде Андроник подбивая,

Мстиславу тешил слух, лаская:

«Князь Святослав, твой праотец,

Мечом в Саркел принёс венец,

Касогов с ясами изжил,

Казар тем самым победил.

Великий греческий престол

С тобою в Каганат пришёл

Тебе, Мстиславу, послужить

И всю Тавриду подчинить.

Мстислав, богатая земля

Отныне будет вся твоя.

Константинопольский престол

В тебе союзника обрёл.

Мстислав, рождён ты для побед

И будешь славен, как твой дед.

Как и великий Константин,

Сим победишь мечом своим».

Разгар беседы наставал,

Вопрос Андроник задавал:

«Мстислав, откуда род твой шёл?»

Мстислав взгляд в сторону повёл:

«Из ободритов род ведём.

Мы в северных лесах живём,

Где крепость Рóсток основали

И Риму страху придавали.

Что значит у славян росток?

То есть раздвоенный поток.

И в Новый город нас славяне,

Поляне, кривичи, древляне

Призвали ими управлять,

Когда устали враждовать.

Так Рюрик в Новгород придёт

И княжеский возглавит род.

Из ободритов, Рарог он,

Что значит: соколом рождён.

Живя законами природы,

Славяне, древние народы,

Давали людям имена,

В которых ощутить сполна

Он мог себя частицей мира.

Славяне создали кумира

И поклонялись Перуну —

Бог неба, значит, в старину.

Перун всем миром управлял

И гром и молнии метал».

Мстислав Андроника спросил:

«И кто в стране касогов был?»

«Араб Аль-Масуди бывал

И даже в книге написал,

Что гордый их народ живёт

Меж морем Рум и где встаёт

Кавказ предгорьями своими.

Там бегом быстрым перед ними

Реки Кабань несёт поток,

Перед Эльбрусом чей исток».

«И чем же славен тот народ?» —

Мстислав вопрос свой задаёт.

«Народ, живущий здесь, зовём

Мы, греки, зихами. Живём

Мы с ними в мире и без бед,

Как тысяча минула лет.

Суровый, гордый их народ

Себя как адыге зовёт.

Набеги и морской разбой

Доход дают им неплохой.

В дубовой роще рынок есть.

Рабов из разных стран не счесть,

Что поставляют зихи там

Боспорским разным городам.

И после Рождества Христа

Зелот пришёл в эти места.

Христа учение он нёс,

Всем говоря: воскрес Христос.

Они Зелота распилили

И в Никопсии схоронили.

Немного лет ещё пройдёт,

Когда апостолом придёт

В эти места святой Андрей

И здесь прослужит много дней.

Зелота участь и его

Могла постигнуть самого.

Христовой кротости дивились,

Они с апостолом смирились».

Гремя доспехами, в пыли

Дружины тучные брели

Вдоль берега над морем Рум.

И, на воде заслышав шум,

Андроник в море кинул взор,

Потом продолжил разговор:

«Без скреп железных вязан борт,

Слегка лишь над водой встаёт».

В море камара вдалеке

Плывёт как будто налегке.

Веслом скрипя, гребут гребцы.

Без разворота молодцы

Меняют быстро направленье

К противной стороне движенья.

Бескрайний синевы простор,

Волн набегающих узор.

Над морем летний зной стоит,

И солнце жаркое палит.

Князь к разговору возвращает:

«Прервался ты». «О, да, бывает, —

Андроник тихо отвечал. —

Ну да о чём же я вещал?

Святой Андрей когда уйдёт,

Тогда, наверное, пройдёт

Пять сотен лет, и Дамиан

Приходит к этим берегам.

С ним православие пришло

И здесь епархию нашло.

А два столетия назад

Здесь стал Великий каганат.

Часть зихов от казар ушли,

Себе прибежище нашли,

В Сугдее крепость возведя,

Врагов там новых обретя.

Капроним во Христа крестился,

В купель при этом испражнился.

Иконоборец Константин

Боялся и осман, и Рим,

Собором стал повелевать,

Икону идолом считать,

Святые лики не писать

И всех анафеме предать,

Кто поклонялся образам».

И истязаньям, и слезам

Тогда большой открылся счёт.

И Стефан Сурожский уйдёт

В Сугдею, в Крым, и потому

Его епархия в Крыму.

Как Стефан умер, то был он

В Софийском храме погребён.

Вот там крестился русский князь,

Назад лицом оборотясь.

Князь Бравлин Судыгею взял,

И там недуг его сковал.

А Стефан Сурожский явился

И князю Бравлину открылся:

«Ты, не крестившись, не уйдёшь.

Христа, крестившись, обретёшь».

Недуг чтоб князя отпустил,

То Филарет его крестил.

И, глянув далеко вперёд,

Мстиславу взору предстаёт

Вокруг богатая земля.

Пшеница, рожь, ячмень – поля

Богатством полнятся. Дано

Здесь в пифос засыпать зерно.

Коровы, козы, свиньи тут,

Как видно, хорошо растут.

На кур, гусей и индюшат

Здесь нет присмотра, как хотят

Они плодятся всюду тут.

Здесь утки дикие живут.

Мстислав спросил, скрывая спесь:

«В кого же они верят здесь?»

Андроник продолжал рассказ:

«О, сохрани, Всевышний, нас.

Здесь лишь язычники живут.

Бог Тха у них единый тут.

Тысячелетие прошло,

А христианство не пришло

В сии заветные места».

Андроник вдруг сомкнул уста.

К дружине конной наконец

Летит взволнованный гонец:

«Вон городища их стоят,

Стен нет, но рвом прикрыт посад».

Дружина встала возле рва.

Ждать долго не пришлось. Сперва

Касожский выезжает князь.

Вынослив конь, под ним резвясь,

Стаканчиком копыт искрил

И крепкой костью камень бил.

Подков не знавший никогда,

В ногах был верен и всегда,

Коль в стременах была нога

И в удилах рука легка,

Под всадником своим летел,

Куда наездник захотел.

Андроник рёк: «Не конь, Пегас.

Не вровень коням, что у нас».

Редеги на коне скакал,

И боевой топор играл

В руке, как лёгкое крыло,

Что разом поразить могло.

Дубовый щит покрыл металл,

Он весь гравюрами блистал.

Богатырю от вражьих сил

Блестящий шлем защитой был.

Одет в кольчугу из колец.

«И не поверишь, что кузнец

Такое чудо сотворил.

Кузнец тот ювелиром был?»

Завидев Редеги, Мстислав,

Высоко голову подняв,

Сказал надменно: «Данник мой,

Не платишь дань мне, и с тобой

Теперь сражаться я пришёл,

Дружину славную привёл.

Воспор в удел отец мне дал.

Владимир-князь меня послал».

Касогов князь был умилён.

Высок, как великан, силён,

Во весь свой рост Редеги встал.

Гостеприимно князь сказал:

«Мстислав, нам нужно враждовать?

С соседом добрым воевать?

Касожский род – свободный род.

Зачем губить нам свой народ?

Да, говорят, наш нрав суров.

Источник истинных даров —

Один-единственный наш бог

Тха вездесущий только мог

Источником надежды стать,

Свободу выбора нам дать.

И нам не чуждо состраданье.

Шоген рассказывал преданье,

Ауш Джерыдже как страдал

И на кресте как умирал.

Мы адыге себя зовём

И здесь давно уже живём.

Честь от рожденья сохраняем

И без награды помогаем.

Отвага, доблесть, сильный дух

Рождают воинов, мой друг.

Для нас, сражаясь, умереть —

Большая честь. Напэ. И смерть

Лишь к предкам приближает нас.

Их души – псэ, они сейчас

Нас видят, ну а видя там

Потомков, судят по делам.

Спор наш бескровно разрешится

И в поединке завершится

Меж двух князей в единоборстве,

Но без оружия. В проворстве

Борьбы чей князь удачлив был,

Народ того и победил.

Коль одолеешь, всё возьмёшь,

Меня с дружиной обретёшь».

Редеги на землю ступил,

Доспехи снял и отпустил

Красавца резвого коня.

«Ну, одолеешь ты меня?» —

Мстислав на землю бросил меч,

Доспехи снял со слабых плеч.

С богатырём схватился он.

Касог Редеги был силён,

Мстислава он к земле прижал.

Мстислав в борьбе изнемогал,

Но в жажде славы и побед

Мстислав нарушил свой обет,

Когда оружие достал.

Мстислав победу одержал,

Зарезав Редеги ножом.

Нечестно победив, потом,

Бесчестье чтобы оправдать,

Мстислав сказал: «Мне Бога Мать

В том поединке помогала,

К победе силу мне давала.

Касоги, дань теперь платите.

В дружину, воины, идите.

Жена Редеги – пленница,

Сыны забудут про отца.

Я за Романа дочь свою

Татьяну в жёны отдаю.

В уделе княжить им и жить,

А Юрий будет мне служить».

Редеги мёртв, и не по силам

Искусству знахаря, светилам

Та рана подлая была,

Что князя в вечность унесла.

На тризне князя поминали,

Кутью касогам раздавали,

Смеялись, радовались, пели,

Плясали, пили, яства ели.

Там, где растенья не срезают,

Покой свой души обретают

У бога Тха, в священной роще.

Сложнее это или проще,

Но Редеги священный прах

Подвешен там на деревах.

При Листвене тому случиться,

Где сын с отцом соединится.

Касожец Юрий пал в бою,

Не запятнавши честь свою.

Там в битве с братом Ярославом

Мстислав себя овеял славой.

Своих сторонников сгубил,

Свою дружину сохранил.

Он восторгался после битвы,

И вместо праведной молитвы

Мстислав смеялся и вопил:

«Мне радость, здесь я победил,

Там северянин, там варяг,

Мой данник пал, и пал мой враг.

Моя ж дружина вся цела».

К Мстиславу слава так пришла.

Вращаясь, мира колесница

Всегда обратно возвратится.

Живя, пируя и кутя,

Победы, славу обретя,

Мстислав скончался, не сражаясь,

А с ловли к пиру возвращаясь,

Он от недуга занемог,

А там скончался одинок.

Евстафий, сын, в походах пал,

Наследников ему не дал.

Роман, сын Редеги, живёт,

Касожский он продолжил род.

Вечер, лёгкий туман,

небо задёрнуто

золотисто-молочной тканью,

и не видно, что там.

Может, там скучающий скептик?

Или хрустально-синее, голое, непристойное

ничто…

Стальные серые глаза,

обведённые тенью

бессонной ночи,

смотрят из зеркала

на меня.

На плоскости бумаги в двухмерном мире

эти строки рядом, но в другом мире…

Ты просыпаешься в темноте

И корчишься в гробу дешёвой гостиницы,

А руки тянутся к образу,

Черты которого со временем забылись,

И ты вспоминаешь приходящие сны:

Колдовские, острые, напряжённые,

И, словно разряд электрической зари,

Они озаряют тебя без устали.

Ведь раньше улыбка не слезала с лиц,

Твоего и того, призрачного,

А теперь мысли разобраны на куски

И ютятся, как в больнице, в колбочках.

И я не удивлюсь, если сейчас круглыми медленными дымами

поднимутся вверх купола

и пожилая луна улыбнётся чернильно,

как та!

И под чёрными шторками опущенных век

не видно больше синего-синего неба,

а видны чёрная-чёрная тишина

и искры разгорающегося огня,

и чувствую рёбрами сердца своего стук!

Железные прутья мешаются,

не хватает места, тесно ему,

и вот я перед стеклянными стою дверьми,

где золотыми символами имя – Мы!

Вижу образ вдалеке,

он шатается слегка,

снег, как пёрышко, летит,

под ногами кутерьма.

Поднимаю шаг слегка,

побыстрее до небес,

и срывается рука

вниз, на твердь, быстрей лететь.

Только темень, только снег,

и летает лейтмотив

об обряде и судьбе, той,

чтоб век ещё пожить.

Обрывается струна,

и кладётся вдаль смычок,

тот, что так играть хотел,

тем, что музыка была.

Разжигаются костры,

и летят туда огни,

глаз и белый пуха снег

там ложится не спеша.

И из холода в огонь

наши души, наша плоть

раскрывается во мне,

раскрывается в тебе.

Летний гомон, запах трав

и звучание-стрекот,

как же здорово сейчас,

вот бы это всё всерьёз!

Гаснут угли на снегу,

снова пуха рой вокруг,

и, шатаясь слегка,

ухожу я в никуда.

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне,

и лёгкая улыбка мелькнёт в твоём окне,

и сердца стук напомнит о былом,

которое, как призрак, мелькает за окном.

Но жизнь летит, и в беге этом быстром

мелькают наши жизни, как наши мысли.

Зажги огонь, поставь ты эту свечку

на подоконник жизни, чтоб он дарил тепло

и чтобы был он путеводною звездой,

которая зовёт к себе домой…

Стоически тоску свою вплетаю,

Из сна блаженного я это знаю

И в жизни, словно бега колесо,

Пытаюсь ухватить своё нутро.

Что бесполезно в этой круговерти?

Не знаю, но, похоже, я про эти

Порывы наводнения всё знаю.

Они берутся словно ниоткуда,

В ночи вплетаются из круга,

Где я опять тоску свою вплетаю

Из сна блаженного, я это знаю.

Ты вонзилась в меня иглой поцелуя,

Раскидала в душе лепестки алых роз,

Мы с тобой, по комнате вальсируя и минуя,

Проносились мимо мебели, мило воркуя,

Напоминая восточное божество!

Опрокинула навзничь, кинулась кошкой безумной,

В тишину вплетала: «Хочу!»

Заломила пальцы от боли

В ночи лунной,

Напоминая горящую свечу.

Мне представляется:

там, в зелёных дебрях,

весною так же упрямо

пробиваются сквозь землю ростки,

чтобы скорее выбросить ветки,

листья,

скорее цвести.

Свешивается с невидимой ветки луна,

голубая, пахучая.

Мы молчим, среди нас тишина,

пульс… наслаждение.

Сладкие, острые, белые зубы,

улыбка сложна,

и потом опять – пчёлы-губы,

боль цветения.

Мы растворяемся с тобою в ночи,

как огарки свечи,

в лунное наваждение.

Увидев стройный силуэт,

Я понял: краше в мире нет,

И буду до преклонных лет

Красоткам пялиться вослед!

Увы, но вряд ли лишь одну

Признаю как свою жену…

Не даст мне мой природный пыл,

Чтоб я без страсти долго был!

Видом своим лучезарным

Нас вдохновила весна:

Смяла покорный кустарник

Острого счастья волна…

Сне́га оплывшие комья

В розовом трепете дня —

Я обязательно вспомню,

Старость уныло браня!

Мир земной

Прекрасен и чудесен,

Даже если хмурость

Дразнит небеса…

У всерьёз влюблённых

Не гнездится плесень

Там, где ткут надежды

Счастью паруса!

Твоя судьба – в моих руках,

Моя судьба – в твоих.

Мы всё, что рок нам предрекал,

Разделим на двоих.

Я буду твой всегда-всегда,

А ты всегда – моя.

И не посмеет нас беда

Ужалить, как змея…

Ты умеешь и без спички

Зажигать костёр из чувств:

Вдоволь я поел клубнички

Прямо из пунцовых уст…

Жаль мне только, что потом ты

Тлеешь будто головня.

Прячет памяти котомка

Лишь ожоги от огня…

То ли солнце расплескало

С неба краску невзначай,

То ли осень покрывало

Утром сбросила с плеча…

Не желает зелень сосен

Быть в согласье с багрецом!

Я влюбился очень в осень,

Но не к ней иду с кольцом…

В мужчинах ценят сантиметры

И те, кто в страсти – «не фонтан».

При этом множить сантименты

Способна только часть путан…

А как влиять на свойство это?! —

Пожалуй, что совсем никак:

Пусть будет эго дам согрето

Тем, что критерий в их руках…

Приютил нас «Кофе-Хауз»,

Да ещё и тет-а-тет.

Я безбрежно наслаждаюсь

Тем, о чём мечтал пять лет.

При невидимом салюте

Я влюбляюсь в визави…

Жаль, что есть на свете люди,

Не познавшие любви!

Тебе – девятнадцать, а мне – сорок пять,

Но страсть нас ласкает опять и опять.

Ведь юность и зрелость в порыве одном

Так жаждут гореть неизбывным огнём!

Вулкан поцелуев, объятий наркоз —

И нежность влюбилась в блаженство всерьёз!

Надежды вскипают в заботе о том,

Чтоб наша любовь не забыла мой дом…

Солнцу хмарь затмила очи —

Небо стать добрей не хочет.

Вот и ты же, между прочим,

Уж полдня меня песочишь…

Но, надеюсь, ближе к ночи

Будешь ты – как ангелочек,

Если даст Господь мне мочи

Лаской вредность обесточить…

Ах, не смотри ты так стыдливо,

Не лей смущение из глаз.

В твоих изгибах и извивах

Терял я голову не раз…

Я целовал тебя бессчётно

И в ушко нежности вливал…

Был упоительно-улётным

Свиданий наших карнавал!

Залог любви – душевный лад!

Слиянье тел, конечно, кстати,

Но лишь огонь шальных объятий —

Недолго тешит пылкий взгляд…

Не всякий миг ночных услад

Стремится в память к нам навечно:

Страсть вкупе с нежностью сердечной —

Вот лучшая из всех наград!

Долгожданный дождик

Сделал то, что надо:

Сбавил всем прохожим

Время променада…

Стало мне уютней

От безлюдья улиц,

И в стихе попутном

Рифмы улыбнулись!

Я шлю приветик лапочке

По имени Варвара.

Она подобна лампочке,

А я – почти как фара…

Живёт красотка, слабо чтя

Восторженность гусара,

Но я готов, как бабочка,

Лететь на зов пожара!

…Аз смотрю на тебя аки зверь,

Ты мне люба паче богини.

Но зело славословью не верь —

Бо не схож с адамантами иней.

…Аз хотел бы окрест купно быть,

Взором алчным паки маяча.

На ловитве есть витязь та бык —

Но обаче одна лишь удача!

Тренькает бегло колокол —

Нет в нём желанной мощи.

Лунное белое золото

Ветер в реке полощет.

Осень плаксивит личико —

Стынут от хляби ноги.

Листья шуршат обидчиво,

Падая вне дороги…

Ветер дунул воровато —

Лист у дерева украл.

Рой снежинок клочковатых

Получил на взлёт сигнал.

Всюду бродит безнадёга,

Демонстрируя клыки.

Опустевшая дорога

Просит помощи реки…

Ты будешь рядом – будет лад

И будет много мне услад…

Копна волос из спелой ржи

Украсит жизни рубежи.

Нам твой на редкость классный вид

Задорность в чувствах сохранит.

Пока звучит твой голосок,

Мне смерть не выстрелит в висок…

Сегодня опять мне озвучила ты,

Что песни мои – высшей пробы,

Что рдеют от них сладострастья цветы

И тают меж нами сугробы…

Надеюсь, что в дебрях земной суеты

Не сгинет моё стихо-хобби.

Но там, где обычно хоронят мечты,

Не счесть безымянных надгробий…

Я был, пожалуй, авантюрен,

Страшился брака пуще тюрем.

Любил, страдал – всё как у всех,

На жизнь мне жаловаться грех…

Тут случилось в жизни чудо —

Я так увлёкся почему-то,

Что сласть с красавицей утех

Признал за суперский успех!

Бывают у влюблённостей изгибы

Вне рамок всеми признанных границ,

А на душе – обиды, будто глыбы,

От шалостей с другими чаровниц…

Но если повезёт мне вновь влюбиться —

Оставлю все сомнения в былом

И в небо я вспорхну счастливой птицей,

Закону тяготения в облом!

Злу – конца не видно,

Я – как сноп на вилах.

В страхе от ковидни

Жизнь остановилась…

Без родных и близких

В доме очень пусто.

Стал вкушать я виски

С квашеной капустой…

Отзолотистилась

Осень досрочно —

Ей очень тоскливо

В невзрачных тонах…

Как же легко

Из красавицы сочной

Сделать бомжиху

В дырявых штанах!

Ты решил в День ВДВ

Перейти в гвардейцы Бога —

Пролегла по синеве

В райский мир твоя дорога.

Ты потомкам передал

Ширь души и блеск таланта…

Мог ли быть иной финал

У полковника десанта?!

Прекрасна песня «Синева»,

«Голубизны» же, к счастью, нет.

Но не пора ли, чтя слова,

Переназвать лихой берет?!

Пусть будут «синими» войска,

Слегка сгустив на форме цвет,

Чтоб от любого дурака

Не получать тупой привет…

В любви к весенней разноцвети

Рождаются стихи, как дети.

Живу я всласть на белом свете,

Хотя слегка подобен йети…

Мне лес дремучий – как обитель,

Я в нём, однако, только зритель.

Но даже и паучьи нити

Считаю краше пальм Таити!

Любовь в смятенье долго тлела,

Исчезла в ней былая прыть.

И не смогла душа без тела

Нам путь к усладам вновь открыть…

Душа важна неоспоримо —

Звереют чувства без души.

Но могут ли красоты грима

Быть без гримёра хороши?!

Невзгод и бед зловещий рык

Бросает слабых на колени,

Но я от пакостных явлений

Слабеть душою не привык.

Я буду биться до конца,

Пока возможность есть сражаться:

Хочу запомниться вам, братцы,

В великолепии бойца…