Я стремительно вошёл в приёмную. При моём появлении вскочили Сперанский и несчастный Мертенс. Заметив, что сегодня он был без Ушакова, я только усмехнулся. Не глядя на осунувшегося губернатора, я прошёл ко входу в кабинет, кивнув на ходу Сперанскому. Михаил тут же сорвался за мной, а Мертенс сел с обречённым видом на место, приготовившись ждать столько, сколько потребуется.
– Сегодня уже второй день, как нет дождя, ваше величество, – сказал Сперанский, остановившись перед столом, хотя я не собирался пока за него садиться.
– Где Скворцов? – спросил я, пройдя по кабинету и поворачиваясь лицом к Михаилу.
– Готовит вам кофе, ваше величество, – невозмутимо ответил Сперанский. – Вам он нужен немедленно?
– Нет, я просто уточнил. Да, если сегодня погода простоит без дождя, то завтра с утра выдвигаемся, – сказал я и подошёл к окну. Мне на лицо упал солнечный лучик, который сразу начал немного припекать, падая на кожу через стекло.
– Пригласить Василия Фёдоровича? Он уже час и двадцать две минуты ожидает, когда ваше величество его примет.
– Объясни мне, Миша, в чём смысл прийти сюда ни свет ни заря и долго ждать в приёмной, если всем давно известно, что с восьми до девяти утра у меня завтрак с семьёй? – Я потёр переносицу. Где этот Скворцов с кофе? Я ничего не соображаю с утра, да ещё и настроение ни к чёрту.
– Людей порой бывает очень сложно понять, ваше величество, – ответил Сперанский. – Лично мне не жалко, пускай в приёмной ожидают, стулья, поди, не просидят. Но когда их много, это начинает создавать определённые неудобства.
– Кто сегодня ещё должен прийти? – довольно резко спросил я.
– Так Ермолов Алексей Петрович как ошпаренный прискакал, – развёл руками Сперанский.
– И почему он так долго до меня добирался аж из самой Костромы?! – так, Саша, возьми себя в руки. Если ты продолжишь кидаться на людей, то ничего хорошего из этого точно не выйдет.
– Я уже послал запрос Костромскому губернатору, – сразу же ответил Сперанский. – Как удалось выяснить, приказ о помиловании Алексея Петровича не сразу передали ему. Долгое время его передавали из рук в руки в канцелярии при губернаторе. И только когда пакет попал к Кочетову Николю Ивановичу, его передали уже Ермолову.
– Почему мне не доложили? – я продолжал смотреть в окно.
– Я выяснял подробности длительного отсутствия Алексея Петровича и не стал вас беспокоить заранее.
– Миша, что за бардак творится у Кочетова? – я развернулся к нему, пристально глядя в глаза.
– Разрешите говорить начистоту, ваше величество? – Сперанский спокойно выдержал мой взгляд.
– Я тебя на эту должность назначил и за твою прямолинейность в том числе, – ответил я. – Так что с Кочетовым?
– Он не годится для этой должности, – прямо ответил Сперанский. – За него хлопотала Дашкова Екатерина Романовна перед вашей августейшей бабкой. Дашкова являлась двоюродной сестрой жены Кочетова поэтому и составила протекцию. Вот только у Николая Ивановича нет порядка ни в семейной жизни, ни в губернии. В то время, как его законная жена с детьми прозябает на правах бедной родственницы у тех же Дашковых, он в открытую живёт с женой городничего и уже прижил от неё сына.
– Как же мне надоел уже этот вертеп, кто бы знал! – я закрыл глаза и с силой потёр переносицу. – Готовь приказ от отстранения Кочетова от должности. И в личном письме посоветуй ему наладить отношения с семьёй, или же я сам буду настаивать на его разводе с женой и хлопотать за отчуждение в её пользу половины его имущества.
– Слушаюсь, ваше величество, – Сперанский склонил голову. – И ещё. Я передал документы, подтверждающие халатность Костромского губернатора Александру Семёновичу. Теперь пускай Макаров разбирается, что это, действительно простая халатность или злой умысел. Полагаю, когда появятся результаты, Александр Семёнович доложит вашему величеству о них.
Ну что же, он всё сделал правильно. Если я начну вникать в каждое движение своих подчинённых, то скоро свихнусь. Так что разумную инициативу можно было и поддержать.
– Что с врачом? Ты нашёл врача? – я открыл глаза. Моё настроение было связано ещё и с тем, что Лизе с утра было нехорошо. Но не только моя жена жаловалась на колики в животе и горечь во рту. Екатерина и даже моя матушка тоже выглядели немного бледными и сказали, что им дурно. Я приказал проверить всю еду, но вроде бы никаких ядов не обнаружили. Вот только полноценно проверить на яд все продукты было невозможно, и мне оставалось только зубами скрипеть.
– Как оказалось, выполнить ваше поручение, ваше величество, невероятно сложно, – ответил Сперанский. Он уже не был невозмутим, скорее, сконфужен. – Я так понимаю, условие, что врач должен быть русским, обязательно?
– А в чём проблема? – я нахмурился. – В Российской империи нет ни одного русского врача? Вы же понимаете, что под «русский» я подразумеваю человека, который родился и вырос здесь, а не нанят на службу неизвестно из какой страны.
– Я это понимаю, ваше величество, вот только… При дворе нет никого, кто соответствовал бы этому требованию, – вздохнул Сперанский. – Все лейб-медики прибыли к нам из разных стран.
– Да вы издеваетесь! – прошипел я и снова посмотрел на Сперанского. – И что же ты сделал, чтобы выполнить поручение?
– Я отправил письмо с курьером Политковскому Фёдору Герасимовичу, ординарному профессору и декану медицинского факультета Московского университета. – немного помявшись, ответил Михаил, – с распоряжением выслать нам навстречу врача поспособнее. Мы его можем подождать здесь, если хотите, но можно встретить его по дороге.
– Нет, откладывать поездку мы не будем, – решительно проговорил я. – В любом случае в самой Москве у нас больше шансов найти грамотного врача, который сумеет определить, что с нашими дамами происходит. А сейчас зови Мертенса. Мне нужно понять, он выйдет отсюда, оставшись губернатором, или я его сниму к чёртовой матери.
Дверь отворилась, и в кабинет вошёл Илья, притащивший кофе. Это было то, что сейчас необходимо. Сделав глоток, я поставил чашку на стол и сел, ожидая Мертенса.
На этот раз разговор с Тверским губернатором был гораздо продуктивнее, чем абсолютно все, что происходили до этого дня. Он наконец-то принёс мне реалистичный план по улучшению города. И этот план включал в себя дороги, довольно примитивные ливнёвки в виде канав, в которые будет стекать вода, но пока хотя бы такие. Также план предусматривал несколько пожарных колодцев по одному на каждый район города. Да, Мертенс додумался где-то раздобыть Архаровскую схему градоустройства и включил её в план улучшений. Сюда входило несколько учебных заведений.
– А вы прямо революционер, Василий Фёдорович, – я откинулся на спинку стула и теперь внимательно разглядывал его. – Женская гимназия?
– Я довольно часто получал прошения от наших барышень… – начал мямлить Мертенс.
– Признайтесь, вы поговорили с её величеством Елизаветой Алексеевной? – вкрадчиво спросил я его. – Василий Фёдорович, в этом нет ничего постыдного. Но мне нужно знать, вы сами пришли к столь замечательным выводам или вам подсказали? Потому что мне нужно знать, вы представляете себе объём предстоящих расходов или же доверитесь случаю.
– Я вас не понимаю, ваше величество, – он перестал мямлить и посмотрел на меня.
– Что же здесь непонятного, Василий Фёдорович? – я чуть подался вперёд и теперь говорил жёстко. – Эпоха, когда выделяли сколько-то денег на что-то, закончилась. Я принимаю этот план. Он вполне разумен и для первичных усовершенствований вполне подойдёт. А теперь мне нужен будет точный расчёт, сколько будет стоить то или иное новшество. С обязательными договорами, заключёнными городом с теми людьми, кто возьмётся делать ту или иную работу. Это понятно? Будет точный расчёт с прикреплением всех необходимых документов, я подпишу указ после проверки, и вам выделят именно столько денег, сколько будет указано в расчётах. Ещё раз: деньги будут выделены только после проверки, чтобы исключить подлог. А потом крутитесь, как хотите, но всё должно быть выполнено точно и в срок. И вот за это я спрошу именно с вас, господин губернатор.
– Как-то это… – Мертенс потёр лоб, – странно и непривычно, ваше величество.
– Ничего, привыкнете, – отрезал я резко. – Я тут прикинул, когда сидел в одиночестве и меланхолии, вызванной дождём и хмарью, если мы исключим взяточничество и разворовывание казны больше чем на две трети, то налоги можно будет не повышать резко и бестолково. И бюджета хватит на то время, которое уйдёт, чтобы разработать наконец нормальную систему налогообложения.
– Я не беру… – Мертенс вскочил, горя от возмущения.
– Сядьте, – холодно произнёс я, хлопая ладонью по столу. – Если вы не берёте взяток, это не значит, что их не берёт кто-то другой, кому вы поручите в итоге делать дороги или закупать оборудование для женской гимназии. Если вы плохо меня расслышали, то я повторю: денег из государственной казны будет выделено ровно столько, сколько необходимо с минимальным увеличением суммы на обстоятельства непредвиденные и непреодолимые. Больше не будет так: вот вам сто тысяч рублей, постройте гимназию и откройте её через три года. Это понятно?
– Да, ваше величество, – выдохнул Мертенс и сел на свой стул, словно ему ниточки перерезали.
– Очень хорошо, Василий Фёдорович. Надеюсь увидеть вас в Москве с уже сделанными предварительными расчётами хотя бы городских дорог и канав для стока дождевых вод. – Мертенс прекрасно понял, что это означает конец аудиенции, и снова вскочил.
– Я прибуду в Москву со всеми необходимыми бумагами, – сказал губернатор напоследок и выскочил из кабинета.
Немного посидев, гипнотизируя взглядом чашку с недопитым кофе, я поднялся. Залпом допил уже остывший напиток и вышел в приёмную.
– Ваше величество, – Сперанский со Скворцовым вытянулись передо мной.
– Я хочу прогуляться. Мне нужно проветрить голову. Полагаю, небольшая поездка верхом за город подойдёт для этой цели, – сказал я, и Скворцов тут же сорвался с места, чтобы мне эту прогулку организовать.
Уже через полчаса мой небольшой отряд выехал за город. По правую руку от дороги раскинулось поле. Траву на этом поле не косили, а пасущиеся вдалеке коровы давали понять, что отдано это поле под выпас. Свернув с дороги, я немного проехал по полю, а потом соскочил с коня, вдыхая полной грудью тёплый летний воздух. Пахло разнотравьем, и возникло совершенно иррациональное желание упасть на траву и проваляться вот так с полчасика. Делать я этого не стал, а вот мундир снял, оставшись в тонкой шёлковой рубашке.
Бросив мундир сопровождающему меня Боброву, я просто подставил лицо солнечным лучам.
– Вы обгорите, ваше величество, – предупредил меня Юра.
– Плевать, – ответил я, и тут моё внимание привлекла ехавшая довольно далеко карета. Дорога после продолжительного дождя ещё не до конца высохла, но пыль под колёсами кареты уже начала подниматься. – Завтра уезжаем, – сказал я, и Бобров кивнул, показывая, что понял. – Кто это так спешит? – я указал на несущуюся по дороге карету.
– Я сейчас узнаю, ваше величество, – Юра быстро отошёл к одному из гвардейцев и отдал ему приказ. Я не расслышал, что Бобров говорит, да мне и не нужно было это делать. Что меня заставило останавливать эту злосчастную карету? Да чёрт его знает, любопытство, наверное.
А карета тем временем принялась замедлять ход уже самостоятельно до того момента, как двое гвардейцев приказали вознице тормозить. Из кареты выглянул высокий, худощавый, темноволосый мужчина. Я стоял за своим Марсом, и меня было плохо видно. К тому же мужчина, похоже, решил, что это приятели – офицеры решили размяться. Пикник захотели устроить, правда, без пастушек. Иначе как объяснить, почему он вообще решил остановиться?
– Прошу прощения, господа, можно обратиться к вам с вопросом? – он говорил по-французски.
– Вы говорите по-русски? – вперёд вышел Бобров. Он передал мой мундир одному из гвардейцев, покосившись при этом на меня.
– Очень плохо, – признался мужчина. – Да, разрешите представиться, Граф Иоанн Каподистрия. Я являюсь секретарём законодательного совета Республики Ионических островов. Мне передали, что я должен приехать в Москву на коронацию его величества императора Александра, как, впрочем, и все другие служащие посольств и государственных служб, за границей представляющие Российскую империю.
– И что же вы хотите у нас узнать, господин Каподистрия? – я вышел из-за коня и приблизился к карете.
– Я хочу узнать, кортеж императора и он сам всё ещё в Твери? Хотя, конечно, в Твери, вы же здесь, а я не думаю, что в этом городе остановился гвардейский полк, – быстро проговорил Каподистрия. Мы с Бобровым посмотрели друг на друга. В его взгляде читалось удивление.
– А… – начал он, но практически сразу замолчал, а потом осторожно произнёс. – А вам зачем знать про императора? Вы его в любом случае встретите в Москве.
– Происходят какие-то непонятные шевеления со стороны Порты. И хотя адмирал Ушаков не видит ничего особенного и не ощущает угрозы, мне так не кажется. И коль выпал случай встретиться с императором Александром, то я хочу поделиться с ним своими опасениями, – ответил Каподистрия.
– Попробуйте, – я улыбнулся. Почему-то этот странный грек меня не узнал. Не видел портретов? Или я настолько не похож на свои изображения? – Только вряд ли вам удастся встретится с его величеством сегодня. А завтра утром мы уезжаем.
– Зато я буду в непосредственной близости и смогу в конце концов переговорить с его величеством, – уверенно сообщил нам секретарь законодательного совета и захлопнул дверь кареты.
Бобров сделал знак гвардейцам, и они отошли в сторону, пропуская карету.
– А вот если бы он знал, как я выгляжу, то вполне мог поговорить со мной прямо здесь, – заметил я с философским видом.
– Полагаю, он знает, ваше величество, – ответил Бобров. – Просто граф не ожидал вас здесь увидеть, поэтому решил, что его обманывает зрение.
– Почему-то я сомневаюсь.
Никуда ехать не хотелось. Пожалуй, я ещё немного здесь погуляю. – А что у нас с Портой происходит? Вроде бы всё нормально с утра было. Или я чего-то не знаю?