Глава первая. Из Галены в Олёкму.
Началось же всё в погожий сентябрьский день 2000 года. Со знакомства с Инной Алексеевной Половниковой – правнучатой племянницей известного красноярского предпринимателя и библиофила Геннадия Юдина. Человек с красноярскими корнями, Инна Алексеевна родилась в Ленинграде, пережила блокаду, в 1957 году окончила физический факультет ЛГУ, получила степень кандидата геолого‑минералогических наук… После выхода на пенсию вплотную занялась историей своего рода, исследованием жизни Геннадия Васильевича Юдина. И вот, работая в государственном архиве Красноярского края, изучая документы Красноярской мужской гимназии, где учился один из сыновей Г.В. Юдина – Леонид, Инна Алексеевна обнаружила среди его однокашников Александра Скочинского.
Инна Алексеевна Половникова (1934‑2022). На Юдинских чтениях в Красноярске, 2012 год. Фото Юлии Шубниковой
Разумеется, геологу это имя говорит о многом! Труды Скочинского, посвященные вопросам запылённости и возникающих в шахтах пожаров, проблемам безопасности труда, не потеряли актуальности до сих пор. Одним словом, с лёгкой руки Инны Алексеевны Половниковой и началась история, которая привела к этой книге.
* * *
А в нашей круглой жизни все смешано‑перемешано и тесно взаимосвязано. Вот дом номер шесть по Ленинскому проспекту в Москве.
Московский горный институт. Ленинский проспект, 6. История этого здания заслуживает отдельной книги. По преданию, здесь даже танцевал на балу Пушкин!
В 1918 году здесь разместилась Московская горная академия, учрежденная на основе горного факультета Нижегородского политехнического института, который, в свою очередь, имел основанием Варшавский политехнический институт, эвакуированный в Первую мировую войну в Москву и переведенный затем в Нижний Новгород.
Фото из Государственного геологического музея
имени В.И. Вернадского РАН
В 1930 году Московская горная академия была реорганизована. На её фундаменте образовано сразу несколько учебных заведений, среди них Московский горный институт и Московский институт цветных металлов и золота, который в 1958 году, в хрущевскую реформу совнархозов, был переведен в Красноярск и стал называться Красноярским.
Директором переехавшего в Красноярск Московского института цветных металлов и золота был назначен 33‑летний Наиль Хайбуллович Загиров. Фронтовик, автор первой в стране диссертации по разработке урановых месторождений, в 1951‑1954 годах он работал в Институте горного дела, которым руководил Скочинский, был с ним знаком и рассказывал нам о своих встречах со Скочинским.
Наиль Хайбуллович Загиров (1925‑2014)
Последние тридцать лет жизни Скочинского связаны с Московским горным институтом – можно сказать, "старшим сыном" Московской горной академии. Он заведовал кафедрой рудничной вентиляции, руководил ее аспирантами. Попутно, начиная с 1939 года, являлся директором Института горного дела Академии наук СССР, который с конца 1950‑х годов располагался в Люберцах – и впоследствии стал называться АО "Национальный научный центр горного производства – Институт горного дела имени академика А. А. Скочинского"2.
Нижегородская земля, Красноярск, Москва, горное дело, Загиров, Скочинский… Потянув одну ниточку, ненароком вытягиваешь другую, которая, оказывается, каким‑то концом связана и с тем, и с другим, и с пятым‑десятым.
Новым звеном в цепочке оказался Нижегородский политехнический институт, он же Варшавский, он же "крестный отец" Московской горной академии. Какая‑то часть его коллектива осталась в Нижнем Новгороде и составила костяк технических факультетов образованного в 1918 Нижегородского государственного университета. В 1930‑х годах от НГУ отпочковались несколько институтов, два из которых – механико‑машиностроительный и химико‑технологический – впоследствии объединились в Горьковский индустриальный, переименованный затем в политехнический. Теперь это Нижегородский государственный технический университет.
По человеческим меркам, сегодняшний НГТУ приходится Варшавскому политеху пра‑пра‑пра‑пра‑внуком:
В аршавский политехнический институт императора Николая II (1898‑1915)
Н ижегородский политехнический институт (1916‑1918)
Н ижегородский государственный университет (1918‑1930)
М еханико‑машиностроительный + Химико‑технологический институты (1930‑1934)
Г орьковский индустриальный институт имени А.А. Жданова (1934‑1950)
Г орьковский (Нижегородский) политехнический институт (1950‑1992)
Н ижегородский государственный технический университет
(1992 – настоящее время), с 2007 года – имени Р.Е. Алексеева
* * *
Польская столица Варшава в нашем повествовании появилась неслучайно. С Польши‑то всё и началось! С 1815 по 1915 годы Царство Польское большей частью находилось в составе Российской империи. Помимо собственно Польши, в Царство это входили и части территорий современной Литвы, Украины, Белоруссии. В частности – Гродненская область, где в Пружанском уезде в имении Галены (Галяны) жили помещики Скочинские.
Прежде, чем продолжать рассказ дальше, напомним читателям Польскую историю, которая в судьбе нашего героя играет свою роль.
Начнем с 1569 года, когда в результате заключенного в польском городе Люблин союза (унии) образовалось новое европейское государство – Речь Посполитая. В дословном переводе это обозначает "общая вещь", или "общее дело". "Общее дело" объединяло два самостоятельных государства – Королевство Польское и Великое княжество Литовское. У каждого из них был свой управленческий аппарат, финансы, вооруженные силы, законы; а общим у них был монарх – король польский и великий князь литовский. Этот титул не передавался по наследству: глава государства избирался законодательным органом – сеймом, единым для Королевства Польского и Великого княжества Литовского. Однако далеко не всегда выборы проходили, как должно, и для упорядочивания политической системы страны, в частности, урегулирования разногласий в сейме, в 1791 году была принята Конституция – по существу, вторая национальная конституция в мире после Конституции США. Ее действие продолжалось чуть больше полутора лет: соседи Речи Посполитой не выразили восторга от происходивших там преобразований, и нарождающееся демократическое государство оказалось втянутым в целую череду войн. В конце концов, пережив четыре раздела между Россией, Австрией и Пруссией в 1772, 1793, 1795, 1815 годах, Речь Посполитая прекратила свое существование.
Тем не менее, польское освободительное движение продолжалось. В ноябре 1830 года вспыхнуло Ноябрьское восстание (1830‑1831), в январе 1863 – Январское (1863‑1864). И в том и в другом активное участие принимали жители Гродненской губернии, большую часть которых составляли поляки.
Дед будущего академика – Медард Феликсович Скочинский – владел имением Галены наполовину с братом3. По‑видимому, родился Медард приблизительно в 1819 году4: в 1863 году ему около 45 лет и он носит чин титулярного советника. В 14‑классной Табели о рангах это 9 ступень, то есть, титулярный советник ближе к "низам", чем к "верхам", а определение "титулярный" имеет значение "номинальный": вроде бы, по названию и советник, однако по существу – не совсем. Однако, несмотря на всю скромность этого чина, именно его присваивали людям с высшим образованием, а кроме того, получив титулярного советника, чиновник автоматически становился личным дворянином. Впрочем, Медарду Феликсовичу Скочинскому не было в том нужды. Да и карьера российского чиновника вряд ли интересовала потомственного польского дворянина. У него были, как бы мы сказали сейчас, иные приоритеты.
К слову, о титулярном советнике. Это едва ли не самый распространенный чин среди чиновников – героев русской литературы. Причем, как на подбор, его носят маленькие люди, придавленные большим государством. Гоголевский Акакий Акакиевич Башмачкин, например, или Макар Алексеевич Девушкин у Достоевского. Жизнь, конечно, не литература! Но то, что польский шляхтич стоит как бы наравне с этими художественными персонажами, символично. Польское национальное самосознание в российском государстве так же придавлено, как и маленькие титулярные советники.
Первые найденные нами сведения о Медарде Феликсовиче Скочинском датированы 1863 годом. В начале февраля 1863 года уездное местечко Пружаны Гродненской губернии было занято объединенным повстанческим отрядами Станислава Сонгина, Бронислава Рыльского и Романа Рогинского. Повстанцы пришли из‑за реки Западный Буг, обосновались в Пружанах и создали там своего рода администрацию, чьей главой решением Жонд народовы (центральным коллегиальным органом повстанческой власти) назначили Михаила Жуковского, владельца имения Лукомер. Помощником же Жуковского избрали Медарда Скочинского – «владельца в доле имения Галяны» по прозвищу «Муха».
Можно только предполагать, почему Медарду досталось такое прозвище. Возможно, за согбенную спину и малый рост, не достигающий и полутора метров? Мария Помпеевна Ромашева нашла в Государственном архиве Иркутской области следующее описание внешности своего пра‑пра‑деда:
"Рост 2 аршина 1 вершок, волосы русые, глаза серые, нос длинный, рот умеренный. Лицо чистое. Горбат".
Его имя – Медард – французского происхождения, обозначает храбрость и выносливость. Возникает ассоциация со львом? Несомненно! Но… и с мухой тоже!
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль – и в щель залез…
Как бы то ни было, но помощь повстанцам Скочинский оказывал существенную – и энергии для нее требовалось не меньше, чем пушкинскому князю Гвидону для его морских путешествий.
Медард Скочинский снабжал восставших продовольствием, в том числе – сахаром, папиросами, маслом, сыром, а также сапогами и платьем. Что касается поставки оружия, то здесь вопрос неясен; по‑видимому, имелись только единичные случаи.
В мае 1863 года Скочинские участвовали в бое "с москалями" у деревни Михалин, во время которого младший сын Медарда – Феликс получил ранение.
В 1864 году восстание было подавлено, бунтовщики арестованы, началось следствие. Гродненский военно‑полевой суд приговорил М.Ф. Скочинского к расстрелу. Имение Галяны (около 350 десятин земли, что равняется примерно 350 гектарам) подверглось конфискации. Сыновья Медарда, учащиеся гимназии в городе Белосток5 – восемнадцатилетний Александр и шестнадцатилетний Феликс – также предстали перед судом, были лишены всех прав состояния и приговорены к сибирской ссылке.
* * *
Медарду Феликсовичу смертную казнь заменили двенадцатью годами каторжных работ.
В конце декабря 1865 года6 он был доставлен в Иркутск, оттуда – на Александровский винокуренный завод, располагающийся на расстоянии 61 версты (около 66 километров) от губернского города.
Александровский винокуренный завод был построен в 1757 году в качестве "градообразующего предприятия". Свое наименование он получил в честь обер‑прокурора Александра Глебова – оборотистого политика времен Петра Третьего и Екатерины Второй, который владел винным откупом, то есть правом торговли алкоголем: часть вырученных средств поступала в государственную казну, львиная же доля оседала в кармане самого откупщика. Практически все население села Александровского работало на заводе, но самый тяжелый труд доставался каторжанам.
В двадцатые годы девятнадцатого века в Александровском появляются не только уголовные, но и политические заключенные. Среди них декабристы (Артамон Муравьев, Василий Давыдов, братья Андрей и Федор Борисовы), участники Польского восстания 1830‑1831 годов (называемого также Ноябрьским). Первые, впрочем, пробыли на заводе недолго и были отправлены по этапу далее. А вот мятежные поляки задержались на более продолжительное время. Кто‑то пытался приноровиться к местным условиям – они обзавелись хозяйством и даже организовали свечной завод; кто‑то, напротив, продолжал бунтовать.
Петр Высоцкий, один из руководителей Ноябрьского восстания, не смирился со своим каторжным положением на Александровском заводе – и в июле 1835 года организовал побег. У шестерых бежавших были поистине наполеоновские планы. Они собирались освободить других политзаключенных Сибири, добыть оружие и окружным путем – через нынешние Казахстан и Узбекистан – пробраться в Польшу. Не получилось. Причем прекраснодушных польских бунтовщиков сдали властям свои же "товарищи по несчастью" – каторжные команды, наряду с военными выставленные для поимки арестантов.
В 1866 году завод закрылся, а в 1873 году в его зданиях разместилась тюрьма.
В 1868 году – по амнистии, объявленной в честь рождения будущего последнего российского самодержца Николая Второго – Медард Скочинский был освобожден от каторжных работ и остался на поселении.
* * *
Но что же с сыновьями? С Александром, родившемся в 1845 году, и с Феликсом, который на два года моложе7?
В 1865 году братья отправлены на поселение на Алтай, в Бийск, а в 1868‑м переведены в Томск8. По ходатайству сыновей, в 1871 году туда же был перемещен их отец – "для совместного проживания". Через год, то есть в 1872‑м, Александр и Феликс были восстановлены в правах, освобождены от надзора полиции с дозволением жительства в Европейской части России с обычными ограничениями.
Такие перемены судьбы вновь связаны с амнистией по случаю пополнения царственного семейства: рождения Георгия9 – третьего сына цесаревича Александра (будущего Александра Третьего). Должно быть, под действие императорского манифеста попал также и Медард Феликсович Скочинский.
Однако в Европейскую часть России Скочинские ехать не торопились. Даже напротив – братья предпочли углубиться дальше на восток, переехать в Якутию, в Олекминский округ, где занялись …поиском золота!
Золотоискательство стало для Скочинских своего рода "вахтовой работой". Причем Александр ездил на прииски из Томска, а Феликс – из Иркутска. В Иркутске же обосновался и отец – Медард Скочинский.
В то же время "иркутские Скочинские" постоянно наведываются в Томск. В журнале Томского губернского правления от 8 ноября 1872 года содержатся сведения о возвращении дворянства политическим ссыльным Александру и Феликсу Скочинским; а от 1 июня 1874 года – о возвращении Медарду Скочинскому личных прав состояния на основании Высочайшего повеления от 9 января 1874 года. Через полгода тот же источник сообщает, что политическому ссыльному дворянину М. Скочинскому разрешен выезд в Казанскую губернию. 12 же сентября из канцелярии казанского губернатора летит в канцелярию томского губернатора свидетельство о прибытии Медарда Скопинского (наверное, казанский чиновник ошибочно выписал "п" вместо "ч") в Казань 19 августа10.
Феликс же после пребывания в Иркутске получил разрешение на возвращение в Гродненскую губернию. 11 мая 1873 года был издан императорский указ, повелевший прекратить в западных губерниях (так назывались территории, отошедшие к России в результате разделов Речи Посполитой) неоконченные дела об изъятии имений участников Январского восстания. Меньше, чем через год, 3 февраля 1874 года, от конфискации были освобождены имения, которые до этого времени не успели поступить в окончательное владение казны.
Сложно сказать, когда именно Феликс вернулся на родину, но во времена Польской Республики (1918‑1939) он проживает в поветовом местечке Кобрин (теперь – один из самых больших городов Брестской области Белоруссии) по адресу: улица Траугутта, дом 10.
Участник Январского восстания Феликс Скочинский поселился на улице, названной в честь одного из главных героев этого восстания – председателя национального правительства повстанцев Жонд народовы. Ромуальд Трагаутт родился в 1826 году в Гродненской губернии. Был российским офицером. За полгода до начала Январского восстания вышел в отставку. Исследователи жизни Трагаутта единодушны в своем мнении, что восстание он встретил без энтузиазма. Как профессиональный военный предвидел его обреченность, но как поляк и как совестливый человек принял в нем участие именно из‑за его обреченности.
Летом 1864 года Ромуальд Трагаутт вместе с четырьмя другими руководителями Январского восстания был повешен. Местом казни стала Александровская цитадель – военная крепость в Варшаве, выстроенная после подавления Польского восстания 1830 года. Место захоронения мятежников осталось неизвестным.
Личность Трагаутта вызывала симпатию у его современников и восхищение у потомков. Один из самых горячих почитателей Ромуальда Трагаутта – Юзеф Пилсудский, основатель польской армии и первый глава Польской республики, или, как её иначе называют – Второй Речи Посполитой.
У этого государства был 21 год жизни – с 1918 по 1939, когда, по мнению некоторых историков, произошел пятый раздел Речи Посполитой, связанный с актом Молотова‑Риббентропа. И немного меньше, с 1921 по 1939, центральная улица города Кобрин, где учился Трагаутт, носила его имя. Теперь она называется улицей А.В. Суворова.
В 1933 году Ромуальд Трагаутт был посмертно награжден военным знаком отличия "Крест Независимости", который присуждался в Польской Республике борцам за независимость Польши. Такую же награду в том же 1933 году получил и Феликс Скочинский.
Про Феликса Медардовича известно также, что он написал воспоминания о повстанческом движении 1863 года на Пружанщине. После 1933 года сведения о нем теряются.
* * *
Но прежде, чем вернуться в родные края, Феликс Скочинский побывал на свадьбе старшего брата Александра.
В метрической книге за 1873 год Храма Покрова Пресвятой Богородицы (Польском костеле) в Томске сохранилась запись о венчании 15 февраля 1873 года дворянина Александра Скочинского, 28 лет, сына Медарда и Софии (в девичестве – Парчевской) с Лудовикой Косцюкевич, 18 лет, дочерью Казимира и Розалии (в девичестве – Татур) Косцюкевич. Свидетелями при заключении брака были Игнаций Рудзеевич и Феликс Скочинский. Надо думать, и Медард Феликсович Скочинский тоже присутствовал на бракосочетании старшего сына.
Прежде, чем перейти к дальнейшему повествованию, сделаем небольшое отступление о "католическом вопросе" в Сибири.
* * *
Первый раздел Речи Посполитой, когда Россия получила территории с миллионным католическим населением, привел к необходимости устройства в Российской империи католической церкви. Указом от 14 декабря 1772 года Екатерина Вторая объявила о предстоящем назначении епископа, которому будут подчинены все римско‑католические церкви и монастыри империи. Это намерение осуществилось почти через год: 22 ноября 1773 вышел указ о создании Белорусской католической епархии и о назначении епископа Белорусского с резиденцией в Могилеве. Впоследствии, в 1782 году, Белорусская епархия преобразована в Могилевскую архиепархию, а глава российских католиков – Белорусский епископ – стал именоваться архиепископом Могилевским. Однако вплоть до 1783 года эти нововведения носили полусветский характер: императрица приняла их собственной волей, не заручившись одобрением папы Римского. 8 декабря 1783 года этот недочет был исправлен: прибывший в Санкт‑Петербург папский посланник – апостольский легат Джованни Андреа Аркетти канонически утвердил создание Могилёвской архиепархии.
После второго и третьего разделов Речи Посполитой число подданных Российской империи римско‑католического вероисповедания еще более увеличилось, и в 1798 году указом императора Павла Первого структура католической церкви в России была усложнена. Кроме Могилевской архиепархии появилось пять подчинённых ей епархий: Виленская, Самогитская, Луцкая, Каменецкая и Минская. Архиепископ Могилёвский получил сан митрополита и резиденцию в Санкт‑Петербурге. В этом же году преобразования были утверждены папой.
Еще через 49 лет, в 1847‑м, в России организована новая католическая епархия – Херсонская, или Тираспольская, с центром в Саратове, где жило наибольшее количество поволжских немцев.
Гродненская губерния, откуда попали в Сибирь Скочинские и Косцюкевичи, относилась к Виленской католической епархии. Однако став сибиряками, поляки попадали в введение Могилевской архиепархии.
К началу семидесятых годов девятнадцатого века на территории Сибири действует несколько католических храмов: приходская церковь во имя Успения Пресвятой Девы Марии в Иркутске, храм Покрова Пресвятой Девы Марии в Томске, храмы в Тобольске, Красноярске, Омске.
Католический храм Преображения Господня в Красноярске сегодня относится к красноярскому деканату епархии Святого Иосифа с центром в Иркутске – самой крупной по территории католической епархии в мире, объединяющей регионы Восточной Сибири и Дальнего Востока.
Красноярский католический приход учрежден в 1836 году, однако здание римско‑католического храма построено только в 1857‑м. Он располагался на Благовещенской улице, теперь – улица Ленина. С течением лет деревянный костел обветшал и в начале двадцатого века прихожане решили построить новый каменный – в Батальонном переулке (нынешняя улица Декабристов). Автором проекта выступил губернский инженер Василий Иванович Павлов.
Не исключено, что корни Василия Ивановича – польско‑белорусские. Выпускник Петербургского строительного училища 1874 года, он работал в Сувалке, Ломже, Минске, Воронеже, Каменец‑Подольске. В 1890‑х годах состоял на должности губернского инженера отделения по строительной и дорожной частям при Енисейском губернском Совете. С 1900 же года Василий Иванович Павлов – гродненский губернский инженер.
Руководил строительством архитектор Владимир Александрович Соколовский (1874‑1959). Поляк по происхождению и католик по вероисповеданию. Он – ровесник Александра Александровича Скочинского: у них один год рождения и почти такой же – год смерти.
Соколовский окончил то же учебное заведение, что и Павлов, только 22 годами позже11, и появился в Красноярске в 1901 году, когда Александр Александрович Скочинский его уже покинул. Соколовский же так и остался в Красноярске12.
Впрочем, мы забежали уж очень далеко вперед: Александр Медардович Скочинский только что женился на Людвике Казимировне Косцюкевич, и дети 1874 года еще не успели явиться на свет.
* * *
В исследовании "Католический некрополь Томска. 1841‑1919" воспроизведена следующая запись:
Косцюкевич Казимир мещанин, уроженец Гродненской губернии.
† 3 января 1870 г. в возрасте 60 лет.
Остались: жена Розалия, урожденная Татурова, сын Витольд,
дочери Антонина, Юзефа, Людовика и Камила.
Как сложилась дальнейшая судьба Косцюкевичей? Остались ли они в Томске, или вместе с новыми родственниками Скочинскими перебрались в Якутию? Томск от Олекминска отделяет более двух тысяч километров – путь неблизкий! Но кто знает, может быть, вопросы хлеба насущного пересилили все тяготы путешествия, и Розалия Косцюкевич вместе с младшими детьми отправилась вслед за Людовикой? Об этом можно только гадать.
В 1873‑1874 году семья молодых Скочинских проживает в Якутии практически на постоянной основе. Сначала в селе Нохтуйск Олекминского улуса (административно‑территориальная единица у якутов), затем – в селе Олекминском.
Поселение Нохтуйск образовалось в начале девятнадцатого века – как станция на санном пути вдоль Лены. Оно использовалось и в качестве места ссылки, а также и своего рода "таможни" между Иркутской губернией и Якутией.
Вот, как описывает эти места российский юрист и общественный деятель, эсер и первый рабочий адвокат Владимир Беренштам (1870‑1931):
– Вон там, за этой полосой тайги, кладбище у дороги, – говорит мне капитан, указывая на берег, – Лена сюда поворачивает…
– Кого же там хоронят? – спрашиваю я.
– Желающих!
Никакого кладбища не видно. Я ничего не понимаю, и довольный капитан торопится объяснить свою загадку.
– За этим бережком находится Нохтуйск. Пьяное место, – ворчит уже не без раздражения капитан, всегда такой добродушный. – Яма. Каждый порядочный человек, попав сюда, спивается и погибает.
– Что же это за место?
– Нохтуйск. Таможня.
– Какая таможня? – изумленно спрашиваю я. – Какая же здесь граница? – повторяю я, полный недоумения.
– Иркутской губернии и Якутской области!
– Но причем же таможня? Ведь это Россия!
– Положение такое…
– Какое положение?! Я понимаю еще существование таможни между Финляндией и Россией, но какая таможня нужна здесь между губерниями?
– А порто‑франко? В Якутской области нет пошлины на чай, сигары и другое такое. Вот и устроена таможня. Входят на пароход два чиновника с тремя солдатами, осматривают багаж, спрашивают, нет ли чаю. В этом и таможня! Хорошо, если никто из них не выпивши. А то, если пьян, то и командует себе на здоровье пароходом. И слушайся пьяного, иначе прикажет снести все вещи на берег. Что тогда делать?! Ведь сутки лишние простоишь. Сейчас нас смотреть не будут. Только по пути из Якутска. Но мне надо бы и сейчас принять меры. Я, как на несчастие, везу с собой пустые бочки для рыбы. У политических можно дешево нельмы купить. Они тоже выезжают на лов… Вот я и думаю насчет таможни, забота берет, знаете, теперь не поладишь, на обратном пути всю икру вытрусят!..
– Масло тоже будем на обратном пути сюда везти – сотнями пудов из Якутска в Нохтуйск возим. Упаковано оно в особых больших тюках из березовой коры… Тысячу верст провезешь благополучно, а таможенные в этом кладбище хотя что распорют… Хоть бы на пароход зашли! Уж я бы их принял по‑хорошему, с почетом.
В самом деле за полоской тайги, пологими, невысокими горами, показывается Нохтуйск. Оказывается, что кладбище живых выглядит веселее других приленских «населенных» «живых» пунктов. В Нохтуйске есть белого цвета постройки, дома три с выкрашенными белою же краской ставнями… И потому нет обычного унылого беспросветно‑серого вида… К огорчению капитана, в Нохтуйске таможенные чиновники так и не являются на пароход. Политические ссыльные тоже не показываются на берег, – потому, кажется, что здесь они и не живут…
Наш пароход отваливает дальше…
– Вон там, по ту сторону Лены, деревня Мачь – бывшая золотопромышленная резиденция, кругом золото в тайге добывали, – говорит капитан…
– И что ж там никого нет?
– Есть, так, жалкая деревушка, церковь сохранилась, два магазина и сейчас торгуют… Старых пряников мятных можно купить… Один политический тоже живет. На лодочке все ездит… К пароходу, должно, выедет… Если спать не укладывается… Рано здесь ложатся… 13
Но Владимир Вильямович Беренштам побывал в тех местах, когда Скочинские давно их покинули. Во времена Александра Медардовича Скочинского село Мача все еще считалось центром олекминской золотодобычи. Александр Медардович работал там торговым агентом.
Между Мачей и Нохтуйском – 2 километра, между Мачей и Олекминском – 205.
Олекминск расположен на левом берегу реки Лена в 630 километрах от Якутска. Олекминская крепость (названная так по правому рукаву Лены – Олекме, напротив устья которой и располагался острог) была возведена в 1635 году знаменитым покорителем Сибири и основателем многих сибирских городов Петром Бекетовым. Через полтора столетия укрепленный пункт получил статус поселка. Еще через девяносто лет, в 1843‑м, неподалеку от Олекминска, в бассейне реки Олёкмы, обнаружены месторождения россыпного золота.
* * *
1 (13) июля 1874 года у молодых супругов Скочинских родился первенец – сын Александр‑Юлиус. Это событие произошло в селе Солянка Олекминского улуса Якутии.
Солянка расположена в 15 километрах к северо‑востоку от Олекминска, куда вскоре переехала семья Скочинских. В Олекминске они поселились в доме по улице Горная. Символическое название для улицы детства будущего горного инженера!
14 декабря 1874 года ксендз Шверницкий крестит в "городе Ольохме" "младенца Александра‑Юлиуса", сына "дворян Александра и Людвики, урожденной Косцинкевичовой, Скочинских, законных супругов", родившегося "1 числа июля месяца 1874 года". "Восприемниками были Болеслав Лиходзиевский с Александрою Поповой в присутствии Лавр. Заборовского".
Один из восприемников – Болеслав Лиходзиевский – дворянин Бобруйского уезда Минской губернии, также участник Польского восстания 1863‑1864 годов, с 1864 года находился в ссылке в Томске. Он – ровесник Александру Медардовичу Скочинскому: в 1874 году Болеславу около 30 лет. Похоже, из Томска на олекминские золотые прииски выехала целая экспедиция попавших под императорскую амнистию поляков!
Почти ровно через два года, 19 декабря 1876 года, ксендз Шверницкий вновь крестит новорожденного Скочинского – Анатолия‑Эдуарда, родившегося "2 июля сего года в г. Олекме в 6 часов утра".
«Апостол Сибири» ксендз Христофор Шверницкий (1814‑1894)
Ксендз Христофор Шверницкий – личность легендарная и трагическая. В юности, шестнадцати лет, участвовал в Ноябрьском восстании (1830‑1831), был ранен, а после его поражения посвятил себя церкви, вступил в орден мариан (иначе – Конгрегация Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии), стал священником. Около десяти лет работал в Институте глухонемых и слепых в Варшаве – специализированном учебном заведении для детей, основанным в 1817 году ксендзом Якубом Фальковским (1775‑1848), кстати говоря, выходцем из Гродненской губернии. Потом, вернувшись в родные места, создал подобную же школу в городе Мариямполе. А в 1846 году был арестован.
Ксендз Шверницкий обвинялся в распространении польской патриотической литературы. Пять лет он провел в Александровской цитадели – той самой, где, как мы помним, был расстрелян Трагаутт. С одной стороны она выполняла функцию укрепительного сооружения (в ней размещались регулярные войска Русской императорской армии, несущие внутреннюю службу); с другой – политической тюрьмы. Десятый павильон Варшавской крепости стал одним из главных казематов империи.
Потом узника освободили, но лишь частично – ксендз Христофор Шверницкий отправился в ссылку в Иркутск. Через несколько лет священнику позволили вернуться на родину, но он решил остаться в Сибири – быть там, где слово утешения и веры имеет особенный смысл. С 1856 года Шверницкий – настоятель прихода Вознесения Девы Марии в Иркутске, самого большого по протяженности римско‑католического прихода в мире. Он много времени проводит в разъездах, навещает своих подопечных в самых глухих уголках. "Апостолом Сибири" назвал его папа Лев ХIII.
Приход, за который отвечал Христофор Шверницкий, совпадал территориально с современной епархией Святого Иосифа с центром в Иркутске14.
В 1879 году у Скочинских рождается третий сын – Лев Людовик. Затем дочери – Татьяна‑Евгения и Кристина (Христина); потом еще сын – Степан.
Однако эти важные в жизни семьи Скочинских события случились уже не в Солянке и не в Олекминске.
Глава вторая. Из Олёкмы в Красноярск.
Дело в том, что в январе 1877 года Александр Медардович Скочинский подал прошение Якутскому губернатору о разрешении на выезд в Томск.
Но вместо Томска семья оказалась в селе Абаканское Енисейской губернии. В тридцатых годах двадцатого века оно было переименовано в Краснотуранское (Тураном называется один из притоков Большого Енисея, который в свою очередь является истоком самой полноводной реки России – Енисея). Еще через тридцать лет в этих местах развернулось строительство Красноярской ГЭС – и старинное село ушло под воду.
* * *
В 13 верстах от Абаканского, в Минусинске, жил революционер‑народник Дмитрий Александрович Клеменц. В Сибирь он попал не по своей воле, а по этапу, после заключения в Петропавловской крепости. Первоначально местом ссылки был определен Якутск, но до него Дмитрий Александрович не доехал – заболел и более полугода провел в красноярской тюремной больнице. По выздоровлении же получил разрешение на поселение в Минусинск – и прикипел сердцем к здешним краям.
В 1882 году в Италии выходит знаменитая книга революционера Сергея Михайловича Степняка‑Кравчинского "Подпольная Россия". Один из ее очерков посвящен Клеменцу.
Дмитрий Александрович Клеменц (1847‑1914)
"Клеменц – один из самых сильных умов, бывших в рядах русской революционной партии", – пишет Степняк‑Кравчинский. Не откажем себе в удовольствии привести еще некоторые отрывки:
"Он человек простой, душа нараспашку, веселый собеседник и бесподобный рассказчик. Его вольная, богатая речь, пересыпанная образами и сравнениями, блещет всеми сокровищами русского народного языка, которым он владеет с изумительным, крыловским мастерством…
Клеменц ведет свою пропаганду всю в шутках. Он смеется и заставляет хвататься за животы слушающих его мужиков, старых и малых, несмотря на всю их обычную невозмутимость. Однако он всегда ухитрится вложить в свою шутку какую‑нибудь серьезную мысль, которая так и засядет гвоздем им в головы. Редко кому удавалось вербовать столько приверженцев из среды крестьян и городских рабочих…
Речи, которые ему случалось произносить иногда в каком‑нибудь кабачке, выходили настоящими перлами искусства. Помню, как, отправляясь, бывало, с ним в поход по деревням, я часто по целым часам не решался вмешаться и прервать неисчерпаемый поток его блестящих импровизаций и, забыв про пропаганду, отдавался весь эстетическому наслаждению слушателя…
Часто одно его слово полагало конец самым ожесточенным спорам, улаживало разногласия, казавшиеся непримиримыми. Это влияние, которого он никогда не искал, которое рождалось, так сказать, само собой везде, куда бы он ни появлялся, особенно обнаруживалось в личных отношениях. Я не встречал человека, который возбуждал бы к себе такую страстную привязанность, доходившую до обожания, как Клеменц. Мне случалось перечитывать несколько писем к нему от разных лиц. Не знай я, от кого они были и кому предназначались, я принял бы их за любовные послания. И эта привязанность была вовсе не мимолетным увлечением, какое способны внушать к себе некоторые блестящие натуры. Такого человека, как он, нельзя забыть. Кто раз его полюбил, того не охладит уже ни расстояние, ни время.
В чем же тайна его единственной в своем роде власти покорять человеческие сердца? Тайна эта в глубине и широте его собственного любвеобильного сердца.
Нельзя сказать, чтобы он легко дружился с людьми; напротив, подобно всем глубоко чувствующим натурам, он туг на сближение и очень неохотно открывает свою душу перед посторонним. Он даже считает себя холодным, черствым, и чувства преданности, которые он возбуждает против своей воли, смущают, угнетают его; он считает себя не способным отвечать на них, и потому они ему кажутся точно чем‑то украденным, на что он не имеет никакого права. Однако ни один из его многочисленных друзей не сделал бы ему подобного упрека.
Привязанность к нему самому ничуть не влияет на его отношение к людям. Это человек поистине неподкупный. Зато он не пропустит ни одной симпатичной черты в другом человеке и даже со свойственным его натуре великодушием скорей преувеличит ее цену. Он не имеет привычки смотреть на людей с точки зрения пользы, какую они могут принести партии. Среди своих товарищей‑конспираторов он остался человеком. Если он с кем‑нибудь сходится, то никогда не делает этого с задней мыслью, подобно большинству заговорщиков, которые принуждены рассматривать людей как возможные полезности для дела. Поэтому каждый чувствует себя с ним легко и свободно; каждый готов отдать ему всю свою душу и слепо идти по первому его слову, уверенный, что Клеменц всегда будет настороже и первый предупредит в случае малейшей опасности.
И вздумай он послать кого‑нибудь на самое опасное дело, всякий готов будет идти без минуты колебания, так как раз это сказал Клеменц, то нет никакого сомнения, что дело стоит риска; иначе он не послал бы. Но в действительности Клеменц никогда не пользовался этой властью. Сам он охотно шел на всякий риск, но никогда не посылал в опасность другого. Даже в тех маловажных случаях, когда "нелегальный", в сущности, обязан обращаться к помощи посторонних, так как он сам рискует головою, тогда как для человека легального вся опасность ограничивается несколькими днями ареста, даже тут он брал все на себя, не допуская, чтобы другой рисковал из‑за него хоть одним волосом с своей головы. Ни замечания, ни даже упреки самых близких друзей не могли поколебать этой щепетильности и заставить его не играть так легко жизнью, столь дорогой для дела. Вот именно последнего Клеменц ни за что не хотел признать. Он – воплощенная скромность, хотя вы не найдете в нем ни тени того униженного христианского смирения, завещанного нам веками рабства и лицемерия, за которым часто скрывается самое необузданное самомнение. Клеменц, напротив, человек независимый, гордый своим человеческим достоинством и не способный ни перед кем гнуть голову. В нем скромность является сама собой. Он искренне и решительно не признает за собой ни одного из тех замечательных свойств, которые приобрели ему столько поклонников. Благодаря какой‑то оптической иллюзии, еще не нашедшей себе объяснения в науке, он видит все эти достоинства не в себе, а в своих друзьях".
Несколькими годами раньше Клеменца в Минусинске появился Николай Михайлович Мартьянов. Официально Николай Михайлович работал провизором в городской аптеке, а на общественных началах занимался исследованием и классификацией сибирской флоры, сбором информации о населяющих Сибирь народах. Составленные им коллекции легли в основу музея, основателем, вдохновителем и первым директором которого был он же, Николай Мартьянов. С Клеменцем они почти ровесники: Николай Михайлович родился в 1844, а Дмитрий Александрович – в 1848. Оба учились в Петербурге, оба жили в Казани. Кто знает, может быть, их пути пересекались и ранее, а в Минусинске встретились уже старые знакомцы? Клеменц стал одним из самых деятельных соратников Мартьянова в изучении енисейских древностей и создании первого в Енисейской губернии краеведческого музея.
Он систематизировал уже собранные материалы, организовывал экспедиции – естественнонаучные, этнографические, антропологические, археологические – и сам в них участвовал. Параллельно с научными трудами Клеменц писал небольшие тексты для периодической печати. Его стихи, художественные фельетоны и научно‑популярные статьи появлялись на страницах "Сибирской газеты"15, которая выходила в Томске. Кстати говоря, и книга Клеменца "Древности Минусинского музея. Памятники металлических эпох" тоже была издана в Томске. После ее публикации Клеменц был избран членом‑корреспондентом Московского археологического общества.
А еще Дмитрий Александрович занимался педагогической деятельностью, давал частные уроки детям ссыльных, а некоторых, как братьев Скочинских, готовил к поступлению в гимназию.
Ссыльный политический элемент группировался вокруг Минусинского музея. Не случайно в январе 1886 года именно его организатору Мартьянову нанес первый визит приехавший в Минусинск американский журналист и правозащитник Джордж Кеннан (1845‑1924). Кеннан был известен своими путешествиями и разоблачительными выступлениями о тяжелых условиях сибирской ссылки, его острое перо немало способствовало возникновению либерально‑демократического движения "За свободную Россию", развернувшегося в Англии и Америке в конце 19 – начале 20 веков. Кстати говоря, "крестным отцом" этого движения считается Сергей Степняк‑Кравчинский, который был и редактором его печатного органа – англоязычного ежемесячника "Свободная Россия".
"Музейные встречи " выполняли роль своеобразной ширмы, скрывающей главную цель американского гостя – встреч с политическими ссыльными.
Думается, вполне может быть, что семейство ссыльных польских повстанцев Скочинских тоже участвовало в этих встречах.
Во всяком случае, зимою 1886 года Скочинские почти наверняка еще жили в селе Абаканское. А вот летом, в августе, они уже в Красноярске, где старшие сыновья поступили в мужскую гимназию.
Абаканско‑минусинские встречи не минули даром. Саша Скочинский уехал из этих мест двенадцатилетним, но, видимо, интерес к науке и серьезность характера отличали его с самого детства. Нет точных сведений, что он переписывался с Клеменцем (может быть, просто писем не сохранилось); но то, что многие годы, вплоть до смерти Николая Михайловича Мартьянова в 1904 году, гимназист, а потом студент и горный инженер Александр Скочинский писал ему письма, сомнений не вызывает.
Вот отрывок одного из них:
"Я беседовал с Иваном Васильевичем Мушкетовым насчет карышских котлов и насчет интереснейшего сообщения Вашего в последнем письме о встреченной Вами на Борусе морене. Иван Васильевич отнесся довольно равнодушно к котлам, но о морене расспрашивал с живейшим интересом. Он находит, между прочим, вполне возможным, что Вами встречена именно морена…"
Этот кусочек приведен красноярскими краеведами Иваном Тихоновичем Лалетиным и Петром Николаевичем Мешалкиным в статье "Академик из села Абаканское", опубликованной газетой "Красноярский рабочий" 1 марта 1973 года. Однако он требует комментариев. Вот они.
Иван Васильевич Мушкетов (1950‑1902) – профессор Санкт‑Петербургского Горного института, автор первой научной системы геологического строения Средней Азии. С сыном Ивана Васильевича – Дмитрием Ивановичем Мушкетовым (1882‑1938) Скочинский участвовал в экспедиции Л.И. Лутугина по исследованию Донбасса. В 1918 – 1927 годах Д.И. Мушкетов был ректором Петроградского‑Ленинрадского горного института, в 1926 – 1929 возглавлял Геологический факультет. В 1937 году арестован, расстрелян. В 1956 посмертно реабилитирован.
На фото: Д.И. Мушкетов (в середине) в Средней Азии, 1922. Государственный геологический музей имени В.И. Вернадского РАН
Морены – ледниковые отложения, встречающихся в горах Хакасии. Гора Борус – что‑то вроде хакасского Олимпа или Арарата. По преданию, хакасский богатырь Борус плавал на плоту во время всемирного потопа, а когда на сороковой день вода начала спадать, причалил к вершине этой горы. Говорят, что окаменевший плот и по сю пору находится на макушке Боруса.
На фото: подмосковная морена. Государственный геологический музей имени В.И. Вернадского РАН
А вот, что такое "карышские котлы", узнать не удалось. Можем только сказать, что Карыш – это река в Башкирии, а еще так называют в Сибири мелкую рыбу – в частности, молодых осетров и стерлядок.
* * *
В сердце города, откуда "есть пошел" Красноярск, в районе стрелки Качи и Енисея, в начале проспекта Мира почти всегда тихо и малолюдно – величаво. Тени прошлого бродят по древним линиям улиц. В бывшем гостином дворе, впоследствии крайгосархиве, хранятся пожелтевшие, полуистлевшие, пропитанные пылью времен листки. Даже сама бумага историческая. Оборотная сторона какой‑нибудь описи, составленной в 50‑х годах ХХ века, представляет собой еще более старинную рукопись с замысловатыми росчерками пера.
В архивных документах Красноярской мужской гимназии содержатся сведения об отметках подростка Скочинского (кстати, очень хороших, лучших, чем у других учеников: Дмитрию Александровичу Клеменцу не пришлось краснеть за своего ученика!); о том, что в августе 1886 года он поступил во 2‑й класс, а в мае 1893‑го окончил гимназию, и вместе с ним из 4‑го класса ушел и брат Анатолий по причине хронической неуспеваемости. Есть и одна неожиданная запись, что сын дворянина Александр Скочинский римско‑католического вероисповедания родился 14 декабря 1874 года. Но мы‑то с вами, уважаемый читатель, уже знаем, что 14 декабря (важная для русской истории дата!) ксендз Шверницкий крестил младенца Александра‑Юлиуса, родившегося 1 (или 13 – по новому стилю, на который Россия официально перешла в 1918 году) июля 1874 года.