Леди Мэриэна Титанос, дочь леди Норы Нолле Титанос и лорда Этана Титаноса, генерала Железного легиона. Наследница Дома Титаноса. Мэриэна Титанос. Титанос.
Новое имя эхом отдается в моих ушах, пока Красные горничные готовят меня к предстоящему ужасу. Три девушки работают быстро и слаженно, не обмениваясь ни единым словом. Мне они тоже не задают вопросов, хотя, несомненно, им очень хочется. «Ничего не говори». – Я это помню. Прислуге не позволяется заговаривать со мной и уж тем более обсуждать меня друг с другом. Даже несмотря на те странности – Красные странности, – которые они, разумеется, замечают.
Они долго и мучительно пытаются сделать меня «пристойной» – моют, причесывают, раскрашивают, превращая в нелепое существо, которым я должна стать. Самое неприятное – это макияж, особенно густой слой белой пасты, которую наносят на кожу. Горничные изводят три баночки, покрывая лицо, шею, ключицы и руки блестящим влажным порошком. В зеркале это выглядит так, словно из меня высосали все тепло, словно пудра впитала жар моего тела. Удивленно ахнув, я понимаю: они постарались скрыть мой естественный румянец, знак того, что в моих жилах струится красная кровь. Я притворяюсь Серебряной – и когда служанки заканчивают процесс, выгляжу я как надо. Со свежевыбеленной кожей, подведенными глазами и темными губами я кажусь холодной и жестокой… живая бритва. Теперь я похожа на Серебряную. Я красива.
И мне это не нравится.
«Сколько продлится помолвка с принцем?» Сама мысль кажется безумной. «Это и есть безумие. Никакой Серебряный в здравом уме на тебе не женится, тем более принц Норты. Ни для того, чтобы усмирить восстание, ни для того, чтобы скрыть твое подлинное происхождение, ни для чего. Так почему же это произошло?»
Пока горничные втискивают меня в платье, я чувствую себя покойником, которого одевают к похоронам. Я понимаю, что недалека от истины. Красные девушки не выходят за Серебряных принцев. Я никогда не буду носить корону или сидеть на троне. Что-нибудь произойдет. Например, несчастный случай. Ложь вознесет меня – и в один прекрасный день погубит.
Платье – темно-фиолетовое, с серебряными брызгами – сшито из шелка и прозрачных кружев. Я вспоминаю, что у каждого дома свой цвет. В моей памяти возникает радужное сборище в саду. Значит, цвет Дома Титаноса – и мой цвет – фиолетовый с серебром.
Когда горничная протягивает руку к моим сережкам, собираясь отнять у меня последнее напоминание о прежней жизни, я вздрагиваю от ужаса.
– Не трогай!
Девушка отскакивает, испуганно моргая. Остальные замирают.
– Прости, я…
Нет. Серебряная не стала бы извиняться. Я откашливаюсь и собираюсь с духом.
– Не трогай серьги.
Мой голос звучит мощно и властно – по-королевски.
– Можешь снять всё остальное, но серьги оставь.
Три дешевых стекляшки, по одной на память о каждом из братьев. Они никогда меня не покинут.
– Этот цвет тебе идет.
Я разворачиваюсь и вижу служанок, склоненных в одинаковых поклонах. А над ними возвышается Кэл. Хорошо, что макияж скрывает румянец, разлившийся на моем лице.
Принц делает быстрый жест, и горничные спешат покинуть комнату, как мыши, убегающие от кота.
– Я, типа, еще не до конца привыкла к вашим королевским церемониям, но, кажется, вам не стоит находиться тут. В моей комнате, – говорю я, стараясь придать голосу как можно больше надменности. В конце концов, именно по вине Кэла я впуталась в эту кошмарную историю.
Он делает несколько шагов ко мне. Я инстинктивно пячусь и наступаю на подол собственного платья. Теперь я либо застыну неподвижно, либо упаду. Не знаю, что предпочтительней.
– Я пришел извиниться. Сделать это на публике было нельзя… – Он замолкает, заметив мое смущение.
На щеке у него дергается мускул, когда Кэл окидывает меня взглядом. Возможно, он вспоминает отчаявшуюся девочку, которая пыталась залезть к нему в карман не далее чем минувшей ночью. Леди Титанос совершенно на нее не похожа.
– Прости, что втянул тебя в это, Мэра.
– Мэриэна.
У этого имени даже вкус какой-то неправильный.
– Меня так зовут, помните?
– Мэра – вполне уместное сокращение.
– Сомневаюсь, что во мне есть хоть что-то уместное.
Кэл изучает меня, и моя кожа горит под его взглядом.
– Как тебе нравится Лукас? – наконец спрашивает он, любезно отступив на шаг.
Это охранник из Дома Самоса, первый приличный Серебряный, которого я встретила здесь.
– Да ничего себе.
Вдруг королева сместит его, если узнает, что он был добр ко мне?
– Он хороший человек. Родные считают Лукаса слабым, потому что он недостаточно строг, – добавляет Кэл, и его глаза слегка темнеют. Как будто ему известно это ощущение. – Но он будет служить тебе усердно и верно. Я об этом позабочусь.
Как мило. Он приставляет ко мне доброго тюремщика. Но я прикусываю язык. Что толку огрызаться в ответ на великодушие принца?
– Спасибо, ваше высочество.
В его глазах вспыхивает прежнее пламя, а на губах появляется улыбка.
– Ты знаешь, как меня зовут.
– А вы знаете мое имя, не так ли? – с горечью спрашиваю я. – И откуда я взялась.
Он чуть заметно кивает, словно устыдившись.
– Вам придется позаботиться о них.
О моей семье. Лица родных возникают у меня перед глазами. Они уже так далеки…
– Обо всех моих родственниках. Не оставляйте их, пока сможете.
– Ну конечно. – Он подходит на шаг, сокращая расстояние между нами, и повторяет: – Прости.
Это слово эхом отзывается в моей голове, пробуждая воспоминание.
Стена огня. Удушливый дым. «Прости, прости, прости».
Кэл поймал меня. Помешал мне сбежать из этого ужасного места.
– Вы извиняетесь за то, что лишили меня единственного шанса спастись?
– То есть миновать Стражей и охрану, выбраться из замка, пройти через лес, вернуться в деревню и сделать так, чтобы королева не выследила тебя лично? – уточняет Кэл, отметая мои обвинения. – Помешать тебе было лучшим, что я мог сделать для тебя и твоей семьи.
– Я бы удрала подальше. Вы меня не знаете.
– Я знаю, что королева разорвала бы мир на части, разыскивая девочку-молнию.
– Не надо. – Это прозвище причиняет мне больше боли, чем вымышленное имя, к которому я еще не привыкла. «Девочка-молния». – Так меня зовет ваша мать.
Он горько смеется.
– Элара мне не мать. Она мать Мэйвена.
Взглянув на его сжатые губы, я решаю не настаивать.