Возвращаюсь вечером к себе, все еще в эйфории после второго прослушивания. Трое продюсеров – и все смотрели «Джейн Эйр». Три сцены – и все как по маслу. Лучше не бывает. А под конец – вишенка на торте – они поинтересовались, готова ли я к сотрудничеству…
Заруливаю на подземную парковку Эллис-билдинг и вижу Мигеля. Он радостно машет рукой, когда я подъезжаю, и спешит навстречу.
– Миа, Миа, милая Миа, я так рад… видеть вас, – напевает он мне прямо в открытое окно. Пока я глушу мотор, Мигель замечает широкую улыбку на моем лице. – О, хороший день? Кастинг удался?
– По-моему, да, Мигель, – неуверенно отвечаю я, боясь сглазить.
Когда выхожу из машины, швейцар оценивающе оглядывает мою одежду для кастинга и одобрительно кивает.
– Мило. В стиле сороковых, верно? – предполагает он. Я киваю: угадал. – Секретарша? – продолжает он. – Жена политика?
– Студентка Гарвардской медицинской школы.
– О, здóрово! – Мигель щелкает пальцами, довольный собой.
– Ага, – я улыбаюсь: он заражает меня энергией. – И у меня хорошее предчувствие.
– И это чертовски правильно. – Он садится в машину с моими ключами от парковки. – Что ж, расскажете потом, как прошло. Хочу знать, что они сказали. Но, судя по вашему наряду, – он кивает на мою прическу и макияж в стиле 1940-х, – у вас появился выбор. Понимаете, о чем я?
Только зайдя в лифт, я обнаруживаю, что в суматохе где-то потеряла карту-ключ от номера. Возвращаюсь на ресепшен за новой картой.
Поднявшись наверх, бросаю вещи и направляюсь прямиком к холодильнику. Хочется чего-то особенного. После сегодняшних событий я точно этого заслуживаю. Но когда достаю охлажденную бутылку «Перрье Жуэ» из отделения на дверце холодильника, мне внезапно приходит мысль: моя сумка оставалась без присмотра. Я потеряла свой ключ, или кто-то его вытащил? Замираю, оставив дверцу холодильника приоткрытой, и осматриваю квартиру. От холодной бутылки в руке меня бьет дрожь. Пустая квартира молча смотрит на меня в ответ – точно такая же, какой я оставила ее утром. Ничего подозрительного. Кроме того, никто не мог бы незаметно пройти внизу мимо ресепшена. Прогоняю жуткое ощущение, что здесь побывал кто-то чужой. Никто не крал мою карту – видимо, я просто выронила ее из сумки впопыхах. Зачем красть пустую белую карточку и оставлять бумажник и телефон? Достаю из холодильника виноград и шампанское. Пробка вылетает, выпустив сверкающую шипящую струю. Я аккуратно наполняю один бокал. Мелькает воспоминание о Новом годе, который мы встречали с Джорджем. И вдруг я понимаю, что сегодня не думала о нем с первого прослушивания. Ни разу. Все мысли о статье, которую Синтия прислала сегодня утром, улетучились. Ну, почти улетучились.
Что-что, а это точно стоит отпраздновать. За окном темнеет. Я чокаюсь с мерцающими городскими огнями за стеклом, делаю глоток прохладной шипучки и иду принять горячую ванну. Надо заботиться о себе.
Соль насыпана, пар поднимается. Слышу знакомый сигнал текстового сообщения из сумки в гостиной и внезапно вспоминаю Эмили и сегодняшние события.
Черт, у меня же ее вещи…
Смотрю на свой уже почти осушенный бокал с шампанским. Если это она, я не смогу никуда поехать, чтобы встретиться сегодня вечером. Чувствую странное волнение. Мне не терпится услышать, как она оправдается за свое исчезновение: почему взрослая женщина оставила все деньги и свой единственный способ передвижения совершенно незнакомому человеку на целый день. То есть куда, черт возьми, она подевалась? Эти мысли вместе с внезапно проснувшимся желанием обсудить с кем-то этот более чем странный день подталкивают меня обратно в гостиную. Думаю, после всего мы с Эмили можем стать хорошими подругами. Просто готовый сюжет для сценария: как они встретились и подружились…
Бегу в гостиную, завернувшись в полотенце, быстро наливаю себе еще один бокал и вываливаю содержимое сумки на диван.
Туфли на шпильках, косметичка, белая блузка, мой бумажник, бумажник Эмили, брелок «Авис» с ключами от машины Эмили, моя бутылка с водой, сложенные листки сценария для кастинга и мой телефон. На загоревшемся экране отображается сообщение с незнакомого номера.
– Ух ты! – Я падаю на диван рядом с кучей вещей и читаю:
Среда, 10 февраля, 18:36
Привет, Миа, это Далила из приемной кастинга «Эпицентра взрыва».
Подумала, что вы должны знать: записку никто не забрал. Сейчас мы заканчиваем, но завтра я буду и передам ваш номер, если она появится.
Я таращусь на сообщение. Что? Эмили не пришла? Смотрю на ее бумажник, лежащий рядом. На ее ключи от машины с брелоком «Авис» с номером. Что, черт возьми, с ней случилось? Она же без денег и без машины…
Вздрагиваю и машинально делаю глоток. За стенкой в ванной комнате шумит вода. Что мне делать? Позвонить и рассказать о произошедшем Майклу? Но я не хочу, чтобы у Эмили возникли сложности с ее агентом. Случись с ней что-то плохое, на студии наверняка уже знали бы.
У меня есть привычка представлять самое страшное, хотя на самом деле это просто мои тараканы. Например, с Джорджем все было в полном порядке – он просто переехал в другое место, выпивал в пабе и не собирался мне ничего объяснять. Так что и с Эмили, наверное, тоже все хорошо. Может, у нее есть портмоне с другой кредиткой. Или «Эппл Пей». Кто ее знает… Может, она выйдет на связь завтра. Лучше подождать до утра и потом еще раз все обдумать.
Возвращаюсь в ванную выключить воду; в воздухе висит горячий пар. Может быть, просто что-то случилось… Какое-то ЧП. Может, ей срочно позвонили, и поэтому она не пошла на кастинг. Если б что-нибудь случилось с моими родными, я бы немедленно уехала, бросив все. Но эта мысль слегка тревожит меня: как она доберется без машины и без денег? Наверное, кто-то за ней приехал, или заказала «Убер» по телефону… Как бы то ни было, скоро все выяснится. Если она не свяжется со мной до завтра, передам ее вещи через своего агента. И вообще это не мое дело. Если б она сегодня думала обо мне хоть наполовину столько, сколько я о думала ней, то наверняка все было бы иначе.
С этой мыслью я включаю музыку, сбрасываю одежду для кастинга и погружаюсь в горячую пену ванны.
Через полчаса сеанс ухода за собой продолжается в спальне. На мне толстый махровый халат, на груди коробка с шоколадным ассорти, а по телевизору повторяют старые серии «Секса в большом городе». В голове крутится мыслишка заказать себе удон или что-то подобное, когда очередной безудержный обувной шоппинг Кэрри бесцеремонно прерывается громким звонком в дверь. Я инстинктивно вскакиваю, разбросав по кровати шоколад.
За дверью кто-то стоит.
Часы на телевизоре показывают 19:12. Но дело не в этом. Пугает другое: у меня в Лос-Анджелесе нет знакомых, кроме Соуки, а она не знает, где я остановилась.
Плотнее закутываюсь в халат, хватаю мобильник и засовываю в карман. Когда выхожу в холл, в дверь снова громко звонят. Видеофон показывает, что коридоре за дверью стоит женщина и что-то держит в руках. Приблизившись к монитору, разглядываю ее: темные каштановые волосы зачесаны назад, белая блузка… На секунду мне кажется, что это Эмили.
Но Эмили не может знать, где я живу. Она даже не знает моего полного имени, не говоря уже об адресе в Лос-Анджелесе. Щурюсь в монитор, и постепенно до меня доходит: это же консьержка с ресепшена. Я перевожу дух, даже не заметив, что сбилось дыхание, и распахиваю дверь.
Она приветливо улыбается, бейджик с именем скрыт большим пакетом, прижатым к груди. Я вижу ее каждый вечер с тех пор, как приехала, но совершенно не помню, как ее зовут.
– Здравствуйте, Миа, – говорит она. – Извините за беспокойство. Это только что принесли для вас. Кто-то оставил на ресепшене. Это была не Мишель, но мне показалось, что это срочно, и я решила сразу принести пакет.
– А, ясно… – На самом деле я ничего не понимаю. Видимо, какая-то Мишель должна была доставить в номер приветственный комплимент перед моим приездом в воскресенье.
Пакет туго перевязан, мягкая коричневая бумага сминается в руках, внутри что-то прямоугольное. Почтовых марок нет, да они и ни к чему, если пакет доставили лично. Я вижу свое имя, аккуратно написанное черным фломастером – почерк незнакомый. Пытаюсь предположить, кто же, черт возьми, мог привезти мне посылку в семь вечера. Может, это мой агент, а внутри сценарии? Но он отправил бы их по электронной почте…
Консьержка явно ждет, когда я заберу пакет и оценю ее заботу. В ее должностные обязанности наверняка не входит доставка посылок в номер.
– Можно? – Я забираю пакет. – Большое спасибо, что принесли его, – теперь я могу прочесть ее имя на бейджике, – Люси. Я вам очень признательна.
Она сияет:
– Никаких проблем. В это время внизу почти никого, вот я и принесла. Вы, наверное, заметили, что сейчас у нас довольно тихо.
Похоже, ей скучно и она не прочь поболтать. Я переминаюсь в дверях, неловко держа пакет, хотя мне уже становится любопытно.
– Забавно, что вы это сказали, а я как раз подумала то же самое сегодня утром. Здесь действительно как-то странно тихо.
Она заговорщически улыбается.
– Здание построили на месте индейского кладбища или что-то в этом роде? – шучу я.
– Знаете, не исключено, – смеется Люси. – Но на самом деле… – Она вдруг резко обрывает себя, словно трансильванский крестьянин, который дважды подумает, прежде чем рассказывать о местном землевладельце. Сейчас самое время для раската грома. Я невольно хихикаю:
– Вау. Все настолько ужасно, да?
Она слегка краснеет:
– Вряд ли мне стóит об этом говорить… Вы нервный человек? Часто беспокоитесь или…
Я перекладываю из руки в руку увесистый таинственный сверток и ненадолго задумываюсь:
– Нет, думаю, у меня крепкие нервы. Хотя, смотря что вы собираетесь рассказать.
Люси смотрит на меня и продолжает:
– При строительстве этого здания геологи обнаружили, что между Уилширом и Девятой[24] проходит небольшой разлом. Прямо там, где мы стоим. В «Лос-Анджелес таймс» была статья.
Неожиданно…
– Что-то вроде линии разлома при землетрясении? – уточняю я. – Прямо под нами?
Она усмехается, когда мой голос срывается.
– Да. Но город решил продолжать строительство, потому что она неподвижна и может оставаться в покое до трех тысяч лет. Так что, думаю, нам ничего не грозит. Однако многие, кто прочитал статью, отказались покупать квартиры. Мы открылись в прошлом году, и сюда въехало не так много людей. Большинство покупателей иностранцы. Покупатели из Азии просто вложили деньги, и их квартиры стоят пустые. У нас есть пара краткосрочных арендаторов на пилотный сезон – таких, как вы. И еще кое-кто из руководства загородных студий снимает верхний этаж. Но постоянных жильцов около двадцати.
– А сколько всего квартир? – интересуюсь я.
– Двести.
– Вау! Теперь понятно, почему я никого не вижу. Но как вы до сих пор не разорились?
– Наверное, из-за инвесторов? – Люси явно не в курсе и только пожимает плечами. – Пока у меня есть работа, я не задаю лишних вопросов. – Тут она замечает выражение моего лица. – Все в порядке, честное слово. Серьезно, я бы не работала здесь, если б хоть на секунду поверила, что все это может на меня рухнуть. В любом случае в Лос-Анджелесе не было землетрясений с девяностых годов. А если оно начнется, то уже неважно, в каком месте Даунтауна вы окажетесь. Здесь полно высоток, которые обрушатся.
Что ж, это утешает… Я вспоминаю вид у меня за спиной, открывающийся из окна гостиной: миниатюрный Лос-Анджелес, сверкающий в темноте. И я над ним в ночном небе на высоте трехсот футов. И между мной и асфальтом внизу нет ничего, кроме прохладного вечернего воздуха…
– Замечательно! – сворачиваю я разговор, в знак благодарности тряхнув пакетом. – Спокойной ночи, Люси! Приятных снов!
Она дружески хихикает, уходя по коридору:
– Моя совесть чиста. Вы сами сказали, что вы не нервный человек!
Затем идет к лифтам и скрывается за углом, а я остаюсь наедине с посылкой. Написанные от руки буквы зловеще смотрят на меня. И, дрожа в своем халате, я возвращаюсь в смертельную ловушку на высоте трехсот футов.