Свою службу в полиции инспектор Таукис Дестунис начинал с муниципального подразделения на Крите, где курировал экологический профиль. Но едва ли не вся работа сводилась к тому, чтобы штрафовать владельцев ресторанов и кафе, сбрасывающих пищевые отходы на морской берег, и напоминать о том, чтобы не забывали убирать территорию вокруг своих заведений. Так что служба была необременительной, и большую часть рабочего времени он откровенно скучал. Хотелось как-то сменить сферу профессиональной деятельности, но случая не представлялось. Одно время Таукис даже подумывал о том, чтобы уйти из полиции и заняться туристическим бизнесом, процветавшим в последние годы, но неожиданно его, выделив среди многих кандидатов, перевели в Афины в отдел по борьбе с преступлениями в сфере искусства и антиквариата.
И вот прошло уже пятнадцать лет, как Таукис Дестунис стоял на страже греческого искусства, искренне полагая, что даже пылившийся на дороге камень является национальным достоянием.
В последние годы в Греции с памятниками культуры и истории ситуация складывалась просто катастрофическая: дело не только в том, что едва ли не каждый турист стремился отковырнуть кусок камня от античных памятников, а еще и в том, что большая часть предметов древности перекочевала на прилавки базаров, где пронырливые торговцы в открытую продавали предметы минойской и эгейской цивилизаций. Значительные хлопоты доставляли преступные группировки, специализировавшиеся на предметах искусства: грабили музеи, похищали наиболее значимые экспонаты культурного наследия. Особенно досаждали выходцы из Македонии – албанцы и цыгане.
Буквально пару дней назад в Ираклионе был арестован преступник, в багажнике у которого обнаружились древнегреческие украшения почти на восемьсот тысяч евро. В результате следствия было установлено, что большая часть драгоценностей украдена из музея истории в Солониках. Особенно ценной была золотая булавка, которую преступник спрятал в складках одежды. Как выяснилось позже экспертами, она оказалась шедевром эллинистической культуры. А в блоке цифровой памяти фотоаппарата содержалась информация еще о двух сотнях изделий из золота, серебра, мрамора, относящихся к древнеэллинской цивилизации и подпадавших под закон о защите древностей и культурного наследия. Все эти предметы следовало отыскать.
Так что в сеть угодила весьма крупная рыба.
Неделей ранее на черном рынке была выставлена на продажу античная статуя молодой девушки приблизительно шестисотого года до нашей эры всего-то за каких-то триста тысяч евро! Причем контрабандисты оказались настолько изобретательны, что прятали статую в загоне для овец. Настоящую ее стоимость удалось оценить только после того, как поверхность тщательно отмыли от налипшего навоза.
Позавчера был ограблен собор в Солониках, поставленный на сигнализацию. Злоумышленники пролезли в храм через распахнутую форточку и вытащили митры, принадлежавшие святым Дмитрию Солунскому и Георгию Паламе. Присутствие преступников обнаружилось в тот самый момент, когда они перелезали обратно и упавшая митра активизировала звуковые датчики. Грабителям удалось все-таки скрыться, но Таукис Дестунис был глубоко убежден, что действовала одна из преступных группировок, орудовавшая в последние годы на Балканах. Вряд ли на такое кощунство отважился бы кто-то из местных жителей – религия никогда не была предметом грабежа и торга среди греков, даже сейчас, когда страна практически находилась за чертой бедности.
В последнее время особенно активизировались контрабандисты. В сферу их интереса чаще всего попадали предметы искусства, переправляемые в Западную Европу, где за ними шла самая настоящая охота – даже за самые незначительные вещи отдавали большие деньги. Последние два года Таукис Дестунис курировал именно международное направление. Причем в контрабанде участвовали не этнические греки, а понтийцы, чаще всего иммигранты из России и близлежащих стран. Активные, предприимчивые, хватавшиеся практически за любую работу, понтийцы быстро потеснили эллинцев. Если дело будет так обстоять и дальше, то вскоре коренному населению не останется ничего другого, как подметать улицы.
Имелась еще одна большая проблема.
Активно действовали международные контрабандные синдикаты, воспринимающие Грецию всего лишь как трансфер произведений искусства, одну из своих перевалочных баз на пути в Западную Европу и в Америку. В Афины караванами шла контрабанда из Грузии, Турции, из Балканских стран, чтобы потом по морю разъехаться по всем странам мира.
Одним из виднейших международных контрабандистов был выходец из Грузии, известный под именем Нестор Олкимос. О его профессиональной деятельности полиция знала давно, едва ли не с того самого дня, когда он впервые ступил на берег Эллады, но прямых оснований для его задержания пока что не имелось. В Греции Олкимос владел крупной компанией по продаже антиквариата, вел благочестивый (во всяком случае внешне) образ жизни, был вполне состоятельным гражданином и нередко появлялся на экранах телевизоров. Выглядел он весьма респектабельно, понемногу меценатствовал: выделял деньги на реставрацию памятников, отстраивал церкви, организовывал бесплатные обеды для неимущих, построил богадельню для бродяг. И, как мог, скрывал главное свое ремесло – крупномасштабную международную контрабанду.
Возможно, греческая полиция занялась бы Олкимосом всерьез, но он не совершал главных глупостей: не торговал предметами культа и не вывозил предметы древнегреческого искусства из страны. А на все остальные преступления греческая полиция взирала сквозь пальцы, тем более что за последние годы среди высших чинов он приобрел немало влиятельных приятелей, с которыми весело проводил время на шикарной яхте (как поговаривали осведомители, всегда в окружении прекрасного пола, что льнут к состоятельным и сильным мужчинам, как осы на дармовой мед).
Однако в этот раз ситуация для Нестора Олкимоса значительно осложнилась – в дело вмешался Интерпол, неожиданно заинтересовавшийся его криминальной деятельностью. Причем запрос был отправлен не простой почтой, которую при желании мог вскрыть даже сосед по кабинету, а со специальным порученцем из секретного отдела Интерпола.
В последние годы Таукис Дестунис совмещал две должности: входил в подразделение Интерпола и возглавлял отдел искусства и антиквариата Греции. В какой-то степени он являлся координатором между двумя ведомствами, а потому был вправе не сообщать о содержимом письма, тем более что существовала реальная вероятность утечки информации.
В запросе требовали установить все возможные связи Нестора Олкимоса, а также каналы, по которым из Греции уходят контрабандные произведения искусства. В сопроводительном письме сообщалось, что Олкимос причастен к ограблению русского коллекционера Феоктистова, чьи полотна и графические миниатюры, только по самым скромным подсчетам, оцениваются в сто миллионов долларов. И это не считая других вещей, таких как старинное оружие и гобелены ручной работы.
В заключительной части письма комиссар Интерпола настоятельно рекомендовал сотрудничать с российскими полицейскими и предоставить им полную информацию по Нестору Олкимосу.
В этот же день Таукис Дестунис встретился на конспиративной квартире со своим осведомителем Антонисом, седым старичком лет семидесяти пяти, проживавшим вблизи особняка Нестора Олкимоса, и поинтересовался:
– Чем сейчас занимается Олкимос?
– Уж точно не камни ворочает где-нибудь в каменоломне… – весело усмехнувшись, ответил старик. – Хе-хе! Утром искупался в бассейне, потом пообедал на террасе, поглядывая на море, затем отъехал по каким-то своим делам, вернулся часа через два. Вечером к нему пришли два его старинных приятеля, и он уехал с ними на яхте. Мне бы так жить! – вновь захихикал он.
Антонис, несмотря на возраст, имел очень хорошую память, кроме того, был невероятно наблюдательным человеком, и то, что иной не мог разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки, он подмечал с противоположной стороны улицы. Впрочем, это было немудрено – Антонис целыми днями сидел в небольшом летнем ресторане, размещавшемся как раз напротив виллы Нестора Олкимоса, держа в одной руке сигарету, а в другой чашку кофе. Со стороны могло показаться, что он один из тех старичков-бездельников, коими в любое время суток забиты все питейные заведения. Но в действительности все было не так, к своим обязанностям Антонис относился весьма серьезно, и небольшой ресторанчик был его главным наблюдательным пунктом. Поглощая кофе литрами, он фиксировал каждое движение Нестера Олкимоса, следил за тем, что делается перед воротами: кто к нему приезжает, надолго ли задерживаются гости и когда хозяин дома покидает свою крепость.
Получалась весьма занятная картина, ведь круг знакомых Олкимоса был невероятно широк. Многими делами он предпочитал заниматься лично, невзирая на огромное количество прислуги. Так, например, сам отбирал для обеденного стола рыбу, которую торговцы приносили в его дом едва ли не ежедневно. Нестор Олкимос находился в дружеских отношениях с начальником полиции, к нему в обеденное время нередко заявлялся даже мэр. Расположившись на просторной светлой террасе, они распивали холодное белое вино.
Следовало отдать должное обаянию понтийского грека – Нестор умел нравиться и располагал к себе с первого взгляда. Даже для самого серьезного человека он всегда отыскивал подходящие слова, заставляя его расплываться в довольной улыбке. Количество его любовниц не поддавалось подсчету, но ни с одной из них отношения не были продолжительными. При расставании женщины не держали на него обиду: помимо утешительных слов, Олкимос дарил им щедрые подарки, в значительной степени компенсировавшие потерю любовника.
– Хорошо. Продолжай наблюдать дальше, – сказал Таукис и, когда старик ушел, забрав предложенное вознаграждение, вышел на лоджию, с которой открывался великолепный вид на темно-синее море. Сам он проживал в небольшом загородном доме, где поблизости росла чахлая оливковая рощица да пробивалась через камни обожженная зноем трава, и в конспиративную квартиру приходил для того, чтобы отдохнуть душой. Нередко заявлялся сюда в обществе женщины, так что на его долю тоже перепадала толика счастья…
Прозвеневший звонок вывел его из состояния задумчивости. Номер был не определен. Странно.
– Слушаю.
– Это говорит майор Хабаков из России… из Следственного комитета, – услышал он английскую речь с заметным славянским акцентом.
– Так… – недоуменно протянул инспектор. – Неожиданно.
– Это испектор греческой полиции Дестунис?
– Он самый, – ответил Таукис также по-английски.
– Ваш телефонный номер мне передали служащие Интерпола. Надеюсь, вы не обиделись?
– Нисколько. Все по долгу службы. Мне было рекомендовано сотрудничать с вами. У вас есть ко мне какие-то вопросы?
– Да, кое-что я хотел бы уточнить… В Германию к господину Шрайберу из Греции было отправлено три факса.
– Да, я в курсе этого расследования. Интерпол прислал мне копию дела… Так что вы хотели узнать?
– Именно по этим адресам находится Нестор Олкимос?
– Все так… Первые два факса он отправил из своего офиса, а третий из дома. – Инспектор невольно повернулся к окну, сквозь которое просматривалась вилла Олкимоса с высокой крышей, выкрашенная в ярко-синий цвет и выглядевшая настоящим Геркулесом среди карликов. – Вам прислать эти адреса?
– Не нужно. Мы их знаем, просто хотел удостовериться, что он не поменял своего местожительства и никуда не уехал.
– Мы наблюдаем за ним практически круглосуточно. Не видно, чтобы он собирался куда-то съезжать.
– Что ж, это очень хорошо, будем надеяться, что он ни о чем не догадывается. По оперативной информации нам известно, что в настоящее время Олкимос планирует переправить из России в Грецию вторую часть коллекции Феоктистова. Им определены даже места, где его люди будут складировать предметы искусства. Вы не могли бы узнать, где находятся эти тайники?
– Задача не из легких. Олкимос человек очень осторожный, каждый его шаг продуман, у него куча всевозможных доброхотов и осведомителей, приглядывающих за полицией. Но мы попробуем что-нибудь придумать… Как вы полагаете, когда именно должна произойти переброска коллекции через границу?
– Думаю, где-то через неделю.
– Я попробую придумать что-нибудь за это время. Кстати, у вас хороший английский.
– Спасибо, а вы говорите практически без акцента.
Отключив телефон, Таукис Дестунис устроился на диване и закурил сигарету. Затем, раскрыв папку, вытащил из нее несколько фотографий и принялся их рассматривать. Камерами видеонаблюдения был заснят момент ограбления банка «Европа», совершенный четыре дня назад. Трое преступников в пуленепробиваемых жилетах, в длинных черных париках и с большими солнцезащитными очками на размалеванных краской лицах ворвались в помещение банка и, пригрозив оружием кассиру, выгребли из сейфа всю наличность.
По заверению кассира, в сейфе хранилось четыреста двадцать тысяч евро (весьма неплохая выручка на троих за пять минут работы). Сложив деньги в мешок, они скрылись в минивэне. Городская полиция, немедленно поднятая по тревоге, вернулась ни с чем, а на следующий день неподалеку от Велестино нашли сожженный автомобиль, на котором, видимо, и скрылись преступники.
В этом ограблении была некоторая странность: один из злоумышленников, выбегавший последним, сорвал с шеи одного из клиентов золотую антикварную панагию, предположительно XV века. Надо признать, что, несмотря на свою антикварную стоимость, она мало чем отличалась от «новоделов», которыми в последние годы были завалены все ювелирные магазины и рынки. Отличить настоящий шедевр стоимостью в сто тысяч евро от современного изделия способен был только человек, разбирающийся в древнегреческом искусстве. Причем рядом с пострадавшим стоял еще один клиент банка, у которого на шее висела килограммовая цепь с массивным крестом, но преступник даже не обратил на него внимание.
На записи камеры видеонаблюдения отчетливо можно было разглядеть, что, проходя мимо перепуганных клиентов, он будто бы споткнулся, усмотрев на шее у одного из них панагию, а потом резким рывком сорвал цепочку. На какое-то мгновение грабитель всмотрелся в панагию, будто хотел удостовериться, стоит ли она потраченных усилий, – даже через темные очки можно было рассмотреть в глазах преступника мелькнувшее счастье, – после чего он сунул ее в карман и заторопился за остальными.
Весьма любопытная личность… Нечасто можно увидеть заурядного грабителя, разбирающегося в древнегреческом искусстве. Небрежно собрав фотоснимки в стопку, Дестунис положил их в раскрытую папку. Включив запись ограбления, инспектор кадр за кадром принялся изучать лицо преступника, все более укрепляясь в своем подозрении. Потом, выбрав наиболее удачную фотографию, он убрал с лица преступника очки, укоротил длинные волосы, подрисовал предполагаемые глаза и попытался сопоставить полученный портрет с фотографиями, находящимися в базе данных. Через секунду компьютер дал результат: фоторобот более всего походил на Григориуса Попадуса, известного в прошлом коллекционера антиквариата. Наложенный портрет окрасился в зеленый цвет (за исключением области макушки и висков), что означало весьма большое сходство. Вот только глаза были оранжевыми, но это неудивительно, ведь их пришлось рисовать от руки. А что, если попробовать поставить фотороботу глаза Попадуса? Щелкнув несколько раз мышкой, Дестунис установил глаза, и тотчас компьютер выдал результат – схожесть двух снимков составляла теперь девяносто шесть процентов.
Инспектор устало откинулся на спинку кресла и наградил себя за труд глубокой затяжкой. Слегка задержал горьковатый дымок в легких, ощущая, как он горячит кровь и разбегается по альвеолам, а затем выдохнул тонкую струйку под самый потолок. Половина дела была исполнена, оставалась самая деликатная часть – вербовка. Вот здесь важно было не оплошать.
Таукис Дестунис был знаком с Григориусом Попадусом без малого десять лет. Точнее, с его отцом, некогда занимавшимся скупкой краденых ценностей, большую часть которых составляли предметы культа. К своему ремеслу он приучил и старшего сына, весьма хорошо разбирающегося в предметах старины.
Старший Попадус вел себя весьма осторожно. Имел дело только с проверенной клиентурой, а наиболее ценные артефакты продавал иностранцам, гонявшимся за греческой стариной, которых всегда было много на Балканском полуострове. Возможно, Попадус и сейчас бы по-тихому продавал свои вещи, не особенно дразня криминальными действиями местную полицию, если бы однажды не позарился на кресты Национального музея. Дестунису удалось его арестовать именно в тот момент, когда Попадус-отец расплачивался за товар. В обмен на более мягкое наказание он признался, что является заказчиком ограбления, поведал и о человеке, которому должен был перепродать украденные кресты. А так как все предметы остались в Греции и вскоре вернулись на свои прежние места, то Попадус-отец действительно отделался сравнительно небольшим сроком.
Правда, в этом деле имелась одна небольшая деталь. Одним из участников ограбления был его сын, указавший взломщикам, какие именно витрины следует взломать, и работавший на тот момент в Национальном музее смотрителем. Но за решетку Григориус не попал, так как его свобода была частью сделки с правосудием.
Инспектор Дестунис не терял Григориуса из вида, зная, что тот не оставит преступное ремесло: наступит время, когда ему придется напомнить о прежних прегрешениях и о том, что именно он сдал своих подельников, продолжавших отбывать срок (бедняги так и не узнали об истинной роли Григориуса Попадуса). И, кажется, этот час наступил. За последние годы Григориус сделал в криминальных структурах весьма неплохую карьеру, вот только любовь к предметам культа не прошла, и он продолжал скупать кресты, панагии, порфиры и прочие предметы, если представлялся удобный случай.
Именно такой случай улыбнулся ему в банке, когда он просто сорвал с шеи одного из клиентов понравившуюся панагию.
Своей догадкой Дестунис делиться не стал, в конце концов, его отдел не занимается ограблениями, а сам он может иметь только частное мнение относительно предполагаемого преступника. Если ограбление банка действительно дело рук Григориуса, то он может заполучить весьма ценного информатора, который входит в ближайшее окружение международного контрабандиста Нестора Олкимоса. А там, кто его знает, может, с его помощью удастся раскрыть и всю преступную сеть.
Взяв телефон, инспектор быстро набрал нужный номер.
– Слушаю, – послышался глуховатый и, как ему показалось, недружелюбный голос.
– Узнаешь? – хмыкнул Дестунис.
– Послушай, как там тебя, у меня нет времени, чтобы играть с тобой в угадалки. Если у тебя есть ко мне дело, так говори, если нет, так отваливай.
– Вижу, что ты стал взрослым мальчиком. Похвально. Только напряги-ка свою короткую память и вспомни своего крестного.
На некоторое время в трубке повисла гнетущая тишина.
– Э-э, кажется, я узнаю ваш голос, господин инспектор, – заискивающе произнес наконец Григориус.
– Вот и славно, а то я думал, что у тебя все мозги отшибло. Когда отец выходит?
– На следующий год.
– Позовите меня на праздник, когда он освободится. Я его посадил, я же должен и встретить.
– Э-э… конечно, позовем. Как же без вас!
– Не напрягайся, я пошутил… Ха-ха! Тут вот какое дело, нужно встретиться.
– Когда?
– Сейчас.
– Сейчас не могу, у меня…
– Послушай, Григориус, не нужно никаких объяснений. Бросай всех своих баб, или с кем ты там сейчас сидишь, и торопись ко мне, пока я на тебя не обиделся. Или, может, мне самому к тебе прийти?
– Не надо, – глухо ответил Григориус. – Я уже выхожу.
– Встречаемся в парке Глифада. Там попрохладнее будет, а то сегодня жара просто невыносимая, аж мозги плавятся!
Еще через полчаса Таукис Дестунис прибыл в означенное место. На лавке, спрятавшись под густое лавровое дерево, сидел Попадус и поглядывал по сторонам, пытаясь угадать направление, откуда должен подойти инспектор. Пальцы нервно теребили зажигалку. За прошедшие полгода, с момента их последней встречи, он значительно изменился. От прежней худосочности не осталось и следа: раздобрел, обрюзг, через белую рубашку выпирал наметившейся живот. Даже шевелюра, прежде густая и черная, как сапожная щетка, пообтерлась и слежалась, а на коротко стриженных висках неровным рядком пробивались седые волосы.
Видно, прошедшие месяцы были не самыми радужными в его жизни.
Увидев подошедшего инспектора, Григориус слепил нечто похожее на улыбку, но в глазах явно прочитывалась настороженность, опаска. Нечто подобное можно заметить у кота, не знающего, как следует расценивать приподнявшуюся хозяйскую ладонь: то ли спихнет со стула, то ли ласково погладит по загривку.
От встречи с полицейским ждать добра не приходилось, и весь вопрос заключался в том, насколько серьезной будет порка.
– Ты изменился, – заметил Дестунис после приветствия.
– Вы находите? – удивился Григориус.
– Заматерел, что ли…
– Скорее всего, прибавил в весе, – похлопал тот себя по животу. – Однажды приходит время, когда начинаешь понимать, что настоящее счастье – это застолье с друзьями.
– Возможно, ты и прав, – согласился инспектор.
Осмотревшись, Попадус произнес:
– Надеюсь, разговор не затянется, мне бы не хотелось, чтобы меня кто-то увидел с полицейским.
– Разговор будет недолгим, – пообещал Дестунис. – И потом, мало ли какие знакомые у тебя могут быть. Давай отойдем вон к той скале, – показал он на небольшой утес, находившийся в пятидесяти метрах и подавляющий своим величием каменные нагромождения.
На плоской вершине разрослись жестколистые колючие кустарники, бросавшие скудную тень к подножию. Но ветер, дувший с моря, приятно охлаждал разгоряченное лицо и давал, пусть ненадолго, иллюзию наступившего покоя.
Темно-коричневая базальтовая скала выглядела обжитой и ухоженной, большими ступенями к самому берегу спускались аккуратные белые дома, и невольно создавалось впечатление, что можно взобраться на самую вершину по этой гигантской лестнице. Во внутренних двориках домов росли апельсиновые и лимонные деревья, ровной гладью поблескивали небольшие бассейны. Под крутым берегом, из которого колючими караваями выпирали плиты известняка, на беспокойных волнах колыхались катера и небольшие яхты.
А немного поодаль, явно дистанцируясь от неброской флотилии, над голубой морской поверхностью возвышалась белоснежная яхта с высокими бортами. По сравнению с прочими суденышками она выглядела настоящим лайнером.
– Ты знаешь, чья эта яхта? – неожиданно спросил Дестунис.
– Конечно, как же не знать… Она здесь единственная такая.
– И чья же?
– Господина Нестора Олкимоса.
– Он так богат?
– Один из богатейших людей на всем побережье.
– Наверняка ты часто бываешь в его доме, ведь ты же его личный шофер.
Григориус слегка нахмурился. Разговор принимал неприятный оборот.
– Приходится… Работа!
– Я хотел спросить: как твой отец?
– С ним все в порядке, я у него был на прошлой неделе. Ему не терпится покупаться в море.
– Это хорошо… Когда он вернется, наверняка опять займется антиквариатом.
– Возможно, – пожал плечами Григориус. – Это наш фамильный бизнес.
– Значит, скоро оставишь службу у Олкимоса и включишься в семейный бизнес?
– Я не смотрю так далеко, господин инспектор. Работа шофера меня пока вполне устраивает.
Скудная тень от разросшихся кустарников падала на лицо Григориуса, не давая возможности рассмотреть его глаза.
– Ты не забыл о том, что кое-чем мне обязан?
– Не забыл… – покачал головой Григориус. – Если у вас больше нет ко мне вопросов, так я пойду. Время, знаете ли… Хозяин не любит, когда я опаздываю!
Таукис Дестунис неодобрительно покачал головой:
– Вижу, ты не хочешь меня понять, тогда придется поговорить по-другому. – Вытащив фотографию, он протянул ее Григориусу: – Узнаешь этого человека? В парике и в солнечных очках?
– Понятия не имею, – пытаясь сохранять самообладание, ответил Григориус.
– А вот голосок-то у тебя малость дрогнул… Могу тебе подсказать, что это за человек. Я тут посидел немного за компьютером, убрал с его головы всю эту богатую прическу, солнечные очки. И знаешь, что получилось? Желаешь взглянуть? – протянул инспектор вторую фотографию. Едва посмотрев на снимок, Григориус тут же вернул его обратно. – Этот человек очень напоминает тебя. Если бы я не был знаком с тобой лично и не знал, что ты очень законопослушный гражданин, то подумал бы, что ты один из грабителей банка. Кто еще с тобой был? Метрас и Колумбет? Твои школьные приятели? Ты с ними по-прежнему дружишь?
– Фотография ни о чем не говорит. Это просто классный фотошоп! Поздравляю вас, господин инспектор!
– Не нервничай. Я не занимаюсь расследованием ограбления банков, ты это знаешь… Я возглавляю отдел по борьбе в сфере искусства. Ограблениями занимаются совершенно другие люди. Более жесткие, совсем не симпатичные и не такие разговорчивые, как я… Они не станут с тобой долго церемониться, у них в достатке других средств, чтобы развязать язык такому парню, как ты. Но это еще не все… О твоих похождениях может узнать Нестор, а он не любит, когда его люди промышляют на стороне и тем самым подставляют под удар его и его бизнес. Даже трудно предположить, кто тебя суровее накажет – полиция или Нестор.
Таукис Дестунис посмотрел на красивую белую яхту и разглядел на палубе две небольшие изящные фигурки. Господин Олкимос не любит отдыхать в одиночестве, у него весьма утонченный вкус, эти грации сопровождают его последние полтора месяца повсюду, подумал он. Интересно, жена подозревает о его забавах? Похоже, он и не думает скрывать от нее свои слабости. А может, у них имеется некоторая негласная договоренность, по которой ей позволительно тоже иметь некоторые сердечные секреты. Благо, что на побережье всегда в избытке мускулистых парней, которые будут не прочь поразвлечь стареющую, но весьма состоятельную даму за умеренное вознаграждение.
Солнце припекало. Тень скукожилась до величины ладошки, намереваясь и вовсе раствориться среди солнечного света, и Таукис Дестунис отошел под небольшой платан, пробивавшийся сквозь каменистый утес. Своими размерами и чахлой кроной растение значительно уступало деревьям, разросшимся в низине, где почва была сдобрена слоем перегноя. Здесь же одни только камни и серая известковая пыль, запрятавшаяся между трещинами, а потому корни у такого ствола длинные и сильные, борющиеся за крохи воды. Несмотря на внешнюю убогость, такие растения куда крепче и выносливее тех, что произрастают вблизи водоемов. Вряд ли отыщется сила, способная сковырнуть корневую систему, въевшуюся в трещины скальной твердыни. И если дереву суждено погибнуть, так только от старости, когда многочисленные недуги разобьют дряхлеющую кору, а обветшавшие корни уже не в силах будут доставлять скудную воду до чахлых крон. А потому платан рос экономно, медленно, приберегал силы на долгие годы и не спешил показывать губительному солнцу наполненный соками лист. Тень от такого платана скупа, как от колючего кустарника, коих на скалистой поверхности достаточно.
– Хорошо, – сдался наконец Григориус, – чего вы от меня хотите?
– Ты знаешь, чем занимается твой босс?
– Наслышан, – сдержанно ответил Попадус.
– Прекрасно… В ближайшие дни к нему должна прибыть крупная партия контрабандного антиквариата. Я должен знать, где именно он спрячет товар.
– Хм… Где гарантия, что вы не сдадите меня криминальной полиции, как только получите нужную информацию?
– Торгуешься? Это хорошо. Если бы ты согласился сразу, у меня появились бы сомнения в твоей искренности. Скажу вот что, мне это просто невыгодно. Зачем терять столь ценного осведомителя? Я даже больше тебе скажу: если каким-то образом тебя заподозрят в ограблении банка, я сделаю все возможное, чтобы вывести тебя из-под удара. Тебя устраивает такой ответ?
– Я слышал, что вам можно доверять.
– Ты все правильно слышал. Сделаешь свое дело, и проваливай на все четыре стороны! Теперь твое слово.
– Я попробую узнать. Хотя это будет очень непросто, Олкимос никому не доверяет.
– Мне нужны конкретные сроки.
– Постараюсь через неделю.
– Это долго… Даю тебе три дня! В противном случае твоя помощь мне будет не нужна.
– Как вы себе это представляете? Я подойду к нему и спрошу: «Господин Олкимос, а где вы хотите спрятать свою контрабанду?» Так, что ли?
– Не хочу тебе советовать, как ты это сделаешь, – хмыкнул инспектор. – Сроки мы с тобой уже обговорили, так что расходимся. Я позвоню тебе через три дня. Если узнаешь раньше, дашь мне знать!
Попадус заторопился по каменистой тропе к парку, заросшему платанами. Кажется, ему не терпелось оказаться в тени. Постояв немного и поглазев на огромную яхту, стоявшую на якоре у входа в бухту, Дестунис медленно поплелся к своей машине. Хотелось оказаться не на древнем каменном утесе, едва ли не до белизны обожженном солнцем, а на небольшой яхте в плену у прекрасных нимф.
Григориус Попадус плюхнулся на водительское кресло и, включив кондиционер, заколесил к дому Олкимоса. В шесть часов вечера он обязан был отвезти шефа в ресторан «Афродита» – небольшое прохладное местечко на самом берегу моря, где он нередко выпивал со своими приятелями.
Подъехав к дому, Григориус увидел хозяина, спускавшегося с террасы по длинной лестнице. Олкимос выглядел слегка встревоженным.
– В ресторан сегодня не поедем… Сделаешь вот что, возьмешь вот эту машину, – показал он на белый «Гелендваген», стоявший в углу двора, – и прокатишься до порта. Ты меня хорошо понимаешь?
– Да, господин Олкимос.
– Что-то ты сегодня какой-то другой, как будто где-то витаешь… С тобой все в порядке? Ты о чем все время думаешь?
– Просто немного припекло… Устал. Жара!
– Ладно, бывает… Береги себя, мне скоро понадобится твоя помощь. В моем окружении не так много людей, на которых я мог бы положиться.
– Можете располагать мною всецело, господин Олкимос.
– Это хорошо… – одобрительно кивнул Нестор. – Господина Силидиса знаешь? Я с ним нередко обедал здесь на террасе, – ткнул он пальцем в большую пальму, широко разросшуюся на краю террасы.
– Конечно, он служит на таможне.
– Все так. Перед самым портом стоит небольшой частный дом, рядом с ним произрастает лимонная рощица. Знаешь?
– Да, мне приходилось там бывать.
– Подъедешь к этому дому и скажешь, что приехал от меня. Силидис даст тебе восемь небольших ящиков, загрузишь их и отвезешь по адресу: Гелиолиса, семнадцать. Вот тебе ключ от этого дома. Запомнил?
– Запомнил, – взял Попадус ключ. – А может, мне поехать на старой машине, если коробки небольшие? Улицы узкие, там трудно будет разворачиваться.
– В городе знают эту машину, так что никто из полицейских не остановит. Зачем нам неоправданный риск? – ответил Олкимос. Прозвеневший телефонный звонок прервал беседу. – Слушаю, – включил он телефон. – Первая часть уже получена… Ты должен подъехать и сам все отобрать… Тогда можно поговорить о второй партии, а остановиться лучше всего в гостинице «Амелия». Вот и хорошо… – Отключив телефон, Нестор повернулся к Григориусу, продолжавшему стоять: – Ну, чего стоишь? Поезжай!
Петляя по узким неровным улочкам, выложенным серым булыжником, Попадус покатил в сторону морского порта. Узкие дороги, проложенные еще несколько столетий назад и рассчитанные на телеги, едва вмещали широкий «Мерседес». Пару раз ситуация становилась весьма критической, и он был всего лишь в паре сантиметров от вероятности ободрать белоснежные бока автомобиля о выступающие камни. Но, слава богу, обошлось! К месту назначения Григориус подъехал с изрядно потрепанными нервами и промокшей от напряжения рубахой.
Хозяин дома, дородный мужчина лет сорока пяти, стоял у двери и, задумчиво покуривая, наблюдал за его непростыми маневрами.
– Думал, кузов поцарапаешь, – проронил он равнодушно, – там на повороте балка из стены торчит. А ты – молодец, выбрался… Заезжай во двор, не здесь же грузиться.
Открыв ворота, Силидис пропустил вовнутрь автомобиль и, махнув рукой, заставил его остановиться в центре двора.
– Чего стоишь? – прикрикнул он на Попадуса, застывшего подле машины. – Помогай грузить, или ты думаешь, что я за тебя корячиться стану?
Под навесом лежали какие-то громоздкие коробки, прикрытые легким выцветшим брезентом. Подхватив одну из них, таможенник поднес ее к распахнутому багажнику и аккуратно положил. Григориус тоже подхватил коробку, оказавшуюся неожиданно легкой, и установил ее в глубине просторного багажника.
– А что в них находится? – невинно поинтересовался он. – Не такие уж тяжелые, а большие.
– Послушай, парень, не знаю, как там тебя зовут, но ты бы поменьше спрашивал, если не хочешь без языка остаться. Тебе все понятно?
– Да, – ответил Григориус.
– А теперь хватай следующую поклажу и неси ее в машину. Да побыстрее, а то мне еще на службу нужно успеть.
Загрузив коробки в багажник, Григориус сел за руль. Машина, будто бы волоча за собой неприязненный взгляд таможенника, тронулась тяжело. Толстые покрышки на неровно выложенных булыжниках отыгрывали какую-то рваную мелодию.
Только отъехав достаточно далеко, Попадус задышал наконец свободно.
На следующий день Григориус Попадус позвонил инспектору Дестунису и отрапортовал, что есть тема для встречи. Условились встретиться за городом, на заброшенном карьере.
Прежде с этого места добывали щебенку, весьма нужный материал для строительства дорог, но теперь позабытый, всеми брошенный карьер предстал несколькими неровными котлованами с обсыпавшимися краями, вокруг которого бугрилась и продавливалась поверхность. Здесь велись подземные выработки. Карьер закрыли сразу после того, как груженный щебнем самосвал, проломив тонкую кровлю, упал с тридцатиметровой высоты. Водитель с пассажиром погибли сразу. Сейчас на карьере можно было увидеть только немногих людей, падких на дармовой щебень: его загружали в легковые автомобили, а наиболее рискованные подъезжали даже на грузовиках, хотя такая езда больше напоминала передвижение по минному полю – не было никакой гарантии, что машина не провалится через пару десятков метров.
Дестунис подъехал в точно назначенное время, унылым взглядом обвел изрытый ландшафт, сквозь который мужественно пробивались чахлые колючие кусты можжевельника. Такой пейзаж мог бы вызвать уныние, если бы не кусочек синего искрящегося на солнце моря, что просматривался в расщелине скалы.
Увидев подошедшего Попадуса, инспектор произнес:
– Послушай, Григориус, ты почему такое место выбрал? Может, хочешь меня здесь стукнуть кирпичом по темечку и спрятать где-нибудь в одной из этих пещер? Так вот, сразу хочу тебя предупредить, ничего из твоей затеи не выйдет. О том, что я нахожусь здесь, знает очень много людей.
– Вы неправильно меня поняли, господин инспектор, – обиженным тоном протянул Попадус. – Если я на что-то и способен, так это стащить то, что плохо лежит. А «мокруха»… это не мое, – отрицательно покачал он головой.
– Интересное замечание, значит, сумму в четыреста тысяч евро, лежащую в сейфе банка, ты называешь плохо лежащей, так, что ли? Ну-ну… Чего скривился? Это я так… Считай, неудачная шутка. Ладно, что там у тебя? Выкладывай!
– Я узнал, где сгружен контрабандный груз.
– Похвально. Каким образом?
– Вчера я лично перевозил его по адресу: Гелиолиса, семнадцать. Еще я слышал, как господин Олкимос разговаривал с кем-то по телефону.
– О чем они говорили?
– О второй партии товара, но для этого собеседник должен приехать в Грецию и сам отобрать. Тогда они подвезут.
– Он его как-нибудь называл?
– Нет. Олкимос рекомендовал ему гостиницу, в которой тот должен остановиться.
– Что за гостиница?
– «Амелия».
– Неплохая гостиница, пустынная, – понимающе кивнул инспектор. – Все постояльцы на виду. Предусмотрел! Как будут перевозить товар?
– На яхте Олкимоса. Они всегда так делают.
– А ты молодец, не ожидал. Приятно иметь дело с толковым агентом.
– Господин инспектор, – взволнованно заговорил Попадус, – вы сказали, что больше не будете меня привлекать…
– Не напрягайся, – с усмешкой отозвался Дестунис, – пошутил я… Обращаться не буду… По пустякам! Но уж если все-таки меня припрет, не обессудь, просто вынужден буду. Да не сверли меня так своими глазенками. А может, все-таки хочешь меня грохнуть? – дружески поинтересовался он и уже сурово предупредил: – Не советую!
– Господин инспектор…
– Хорошо, пойдем отсюда. Лучшего места для убийства, чем этот карьер, трудно придумать. Уверен: если тут основательно покопаться, можно отыскать немало людей, пропавших без вести.
Поднялись вместе на косогор, откуда открывался великолепный вид на море. Немного поодаль, выбрав местом для якоря середину моря, возвышалась яхта господина Олкимоса. Эдакий ориентир, видимый с любой точки побережья. Постояли, поглазели на величественную красоту и, коротко обменявшись впечатлениями от увиденного, зашагали к своим машинам.
День складывался на редкость удачно. Этого Олкимоса следовало ловить с поличным, так, чтобы не отвертелся. Нужно не ошибиться и выбрать время, когда его каюты будут забиты контрабандным товаром.
Уже пятнадцать лет Таукис Дестунис вел негласную войну с Олкимосом. За это время тот из простого курьера сумел дорасти до одного из крупнейших организаторов контрабандного бизнеса. И сейчас инспектор осознавал, что момент, когда он нацепит на его запястья наручники, очень близок.
Осталось только согласовать действия с российскими коллегами.