Я вошла в грязный вестибюль молодежного хостела «Сент-Пол» на первом этаже старого здания в викторианском стиле. Седой мужчина за стойкой взглянул на меня поверх очков. Желтый свет флуоресцентных ламп отражался в его толстых линзах.
Я приблизилась к стойке.
– Здравствуйте. Мне нужен номер. – Я нахмурилась, вспомнив молодежные хостелы, в которых доводилось бывать раньше: тесные комнатушки с двухъярусными кроватями, круглосуточная толчея… – У вас есть одноместные номера?
– Сорок фунтов за ночь. – Он медленно оглядел меня с головы до ног с отвращением, словно смотрел на засохший сыр в холодильнике.
У меня было очень мало наличных, но за отдельную комнату я была готова выложить все, что есть.
– Чудесно. Мне подходит.
– Сколько ночей? – По его тону чувствовалось, что предпочтительный ответ – «ноль».
– Не знаю. Как минимум одна. Может, несколько.
– Оплата вперед. Наличными.
Я кивнула. На плече висела сумка, которая провела прошлую неделю в камере хранения на Ливерпуль-стрит [1]. Я сложила в нее все, что не пригодилось бы в мире фейри, – телефон, бумажник, ключи, кое-что из одежды и ноутбук. Засунув руку в сумку, вытащила из бумажника две двадцатифунтовые банкноты. Мужчина схватил их и прищурился, пытаясь найти признаки подделки. Наконец он выложил на стойку ключ от номера.
Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, я обнаружила темный коридор с выцветшим голубым ковром. Номер двадцать семь находился в самом конце. За скрипучей белой дверью с облупившейся краской оказалось небольшое помещение, которое умудрялось выглядеть одновременно и тусклым, и кричащим: потрескавшиеся зеленые стены, серый ковролин – Скарлетт окрестила бы его «цвета дерьма». На кровать было наброшено покрывало, по которому, словно пытаясь бороться с ужасом зеленых стен, рассыпались неоново-розовые и фиолетовые бабочки и цветочки. Большое коричневое пятно на ковролине напомнило мою любимую игру «Угадай пятно». «Кока-кола»? Кровь? Рвота?
И все-таки эта комната как нельзя лучше гармонировала с темной пустотой в моей груди. Самое подходящее место, чтобы страдать.
Я бросила сумки у двери, а магические чувства уже настраивались на отражения. На стене рядом со шкафом висело зеркало в полный рост. Чуть дальше по коридору я нащупала зеркало в общей душевой. Тусклые блики отражались от единственного окна и металлического каркаса кровати.
Я подошла к зеркалу и взглянула на себя. Неудивительно, что на ресепшне мне были не рады. Одежда, с которой стекала вода, вся была в репьях и конской шерсти. Грязные растрепанные розовые волосы выцвели. Под глазами фиолетовые синяки. Я провела пальцами по мягкому шерстяному свитеру Роана – теперь он был весь забрызган грязью. Я поднесла его к лицу и ощутила слабый аромат мха и мускуса – запах Роана. Однажды в Триновантуме я уснула прямо на нем, свернувшись калачиком на коленях и положив голову на грудь. Его теплые руки обнимали меня, стук его сердца успокаивал, пока я не провалилась в глубокий сон. И теперь мне так хотелось снова почувствовать себя в безопасности.
Но это не выход. Я судорожно вздохнула, нащупала отражение, соединяясь с ним, и представила прежнюю Кассандру. Ту, которая считала себя человеком, агентом ФБР, помогавшим ловить серийных убийц. Которая поднимала на смех само слово «магия». Но я не могла контролировать свои мысли. Вместо этого в мерцающем отражении возник образ родителей. Мама и папа – такие, какими я хотела их помнить – сидят на заднем дворе под послеполуденным солнцем. Папа жарит гамбургеры и неуклюже пританцовывает под песню «Голодный, как волк» [2], а мама расставляет рядом свечи с ароматом цитронеллы [3], чтобы отпугнуть насекомых.
На секунду мне стало легче дышать; захотелось шагнуть прямо к ним, в это манящее видение. Но едва я придвинулась к зеркалу, как сознание предательски подсунуло в отражение Рикса: он стоял возле дымящегося отцовского гриля с жестокой ухмылкой на лице. Я зарычала, разрывая связь с зеркалом.
Гораций и Марта Лидделл никогда не знали, кто я на самом деле. Не знали, что их дочь похитили и подменили монстром. Что бы они подумали обо мне, узнав правду?
Я постаралась задвинуть такие мысли подальше. Чертова тишина этого номера сводила меня с ума. Голова шла кругом. Я вытащила из сумки телефон, поставила на зарядку и достала сменную одежду.
У меня не было полотенца, так что поход в душ обещал быть интересным. Но я все равно прошла по коридору, толкнула дверь в выложенную бежевым кафелем душевую, разделась в кабинке, дрожа от холода, и пустила теплую воду.
Здесь, в тихой душевой, под печальные звуки стекающих по телу струй, я не могла отвлечься от главного вопроса. А именно – какого черта я сейчас делаю? Мне следовало отправиться из портала прямо в аэропорт, купить первый попавшийся билет назад в Штаты и попытаться вернуть жизнь в нормальное русло. Мне следовало вернуться в ФБР, как мы договаривались еще неделю назад, и жить прежней жизнью.
Смывая с тела лесную грязь, я пыталась придумать, что же сказать шефу. ФБР не в курсе существования фейри. Я не могу доложить, что осталась в Лондоне бороться с двойником-подменышем, чтобы помешать ей уничтожить город. Наверное, нужно просто попросить прощения. Шеф – старик суровый, но у него – хоть он это и скрывает – доброе сердце. И я всегда была его любимицей. Может, даже удастся начать подобие нормальной жизни с приятным здравомыслящим парнем, с которым я познакомлюсь в интернете…
Я выключила душ, зашла в кабинку для переодевания и, не вытираясь, натянула одежду прямо на мокрое тело, отчего трусики прилипли к бедрам. По крайней мере, свитер хоть немного согреет.
Вернувшись в номер, я рухнула на кошмарное покрывало с бабочками и цветочками и уставилась в потолок, изучая трещины. В голове без устали прокручивались воспоминания о последних неделях, и почему-то мысль о возвращении в Штаты казалась неправильной.
Всю прошлую неделю я словно скользила по поверхности пузыря хаоса – хрупкой сферы, которая защищала меня от бушующих внутри нее вод. И только одно спасало меня от падения в эту бездну: движение. Я должна была двигаться, мчаться в мире фейри, иначе хрупкий пузырь лопнет.
Я схватила с кровати телефон: все еще меньше двадцати процентов заряда. Оставив его на зарядке, я набрала номер Скарлетт.
– Алло! – Она ответила почти мгновенно – взволнованно и резко. – Касс?
– Привет, Скарлетт. – Я старалась говорить спокойно.
– Касс, ты в порядке? Что случилось?
Попытка скрыть правду от лучшей подруги с треском провалилась.
Я тяжело вздохнула:
– Скарлетт, я так устала…
– Касс, ты где?
– В хостеле. В Лондоне.
– Уже вернулась из отпуска? – В мягком голосе Скарлетт чувствовалось скрытое напряжение. Я знала, что линия не безопасна, нас могут прослушивать, и обсуждать мое недавнее путешествие в Триновантум – не самая удачная идея.
– Ага, – фыркнула я. – Э-э… парень, которого я навещала, не захотел меня видеть.
– Это была плохая идея, Касс. Тебе нужно вернуться в Штаты.
Вернуться. Я поняла, о чем она говорит, и снова почувствовала острый укол одиночества.
– Ты уже уехала из Великобритании?
Подруга вздохнула:
– Да. Прилетела в Штаты два дня назад.
– А-а.
– Касс, тебе реально нужно вернуться домой. Нам есть о чем поговорить. С глазу на глаз. И, думаю, твои парни уже теряют терпение из-за твоего исчезновения.
– Да, – глухо ответила я. – Да, ты права.
– Касс, судя по голосу, у тебя все паршиво.
– Я просто устала. Не спала уже… – Я запнулась, припоминая. – Несколько дней. Я так измучилась…
– Так я тебе и поверила. – В голосе Скарлетт слышалось беспокойство.
Я вдруг пожалела, что позвонила ей. Нужно было догадаться, что по телефону нормально не поговоришь.
– Жаль, что ты не здесь.
– Мне тоже жаль, милая. Хочешь, куплю тебе билет домой? Тебе нужно лишь приехать в Хитроу.
– Спасибо, всё в порядке. Я сама.
– Поспи немного, – продолжала подруга. – Я могу купить билет, потом расплатишься. Ты нужна здесь.
– Я не уверена, что не потеряла работу, Скарлетт.
– Касс…
В мозгу снова вспыхнуло видение: мои родители – и Рикс у них за спиной.
– А ты знаешь, что мои родители – не мои настоящие родители? – спросила я. – Об этом есть в моем досье?
– Мы сейчас не можем обсуждать твое досье.
Меня вдруг озарило – словно удар под дых.
– Кассандра Лидделл – это даже не мое имя. Оно принадлежало другому ребенку, которого украли фейри. – Сейчас я почти видела наяву ее глаза, выражение ужаса на лице Сиофры, когда я заманила ее в пустоту между отражениями.
– Касс, – твердо перебила Скарлетт. – Это незащищенная линия, и я думаю, тебе реально нужно выспаться…
– Это не мое имя, это… украденное имя. Я поймала в ловушку его хозяйку…
Послышался щелчок: Скарлетт отключилась, чтобы покончить с моей неосмотрительной болтовней.
Все правильно. Незащищенная линия.
Я едва держалась на ногах. Истощение, эдипов комплекс, ужас от убийства собственного отца привели к эмоциональному срыву. Не говоря уже о ранившем меня отказе Роана. Скарлетт права: надо выспаться, а утром я куплю билет домой и забуду всю эту катастрофическую поездку.
Я выключила прикроватный светильник, скользнула с ногами под покрывало и натянула его по самые плечи.
Мысли путались, я перевернулась на живот и закрыла глаза, желая заснуть. Но вместо этого в голове эхом отдавались воспоминания. Голос мамы: Какая пухляшка. В родильном отделении все сразу влюбились в тебя. Потом ее предсмертный хрип в день убийства. Я пряталась под кроватью, глядя на брошенное на полу худи и слушая, как рушится мой мир. Образы замелькали быстрее: первый день в школе, седьмой день рождения, вечеринка с роликами и игровыми автоматами, кукла-балерина в подарок на Рождество.
Как бы все обернулось, если б меня не подменили? Если б я выросла в Триновантуме с Риксом и… и…
И с кем еще?
Если Рикс – мой отец, то кто моя настоящая мать?
Вот что меня отвлечет. Я так отчаянно стремилась отвлечься от воспоминаний, что изо всех сил ухватилась за этот волнующий вопрос. А вдруг у меня где-то есть мама? Если я найду ее, возможно, у меня появится шанс обрести семью. Может, и ей хочется меня увидеть…
Так что пока я не вернусь в Штаты. Мне еще нужно разобраться в своем прошлом. Узнать, кто же я. Я родилась пикси, и у меня была человеческая мать, имени которой я не знаю.
Я встала с кровати, забыв про сон, и стала обуваться.
По скрипучей лестнице я спустилась в винный бар Лероя. Печальная джазовая мелодия заглушала тихий гул разговоров. Под звуки трубы и саксофона женщина пела об утраченном возлюбленном, бросившем ее на морском берегу.
У подножия лестницы я на секунду остановилась и оглядела уже знакомую обстановку: тоннели, расходившиеся от главного зала, бочки с выдержанным вином, старинные геральдические эмблемы на стенах: ворон, голубь, череп под водой, наперстянка, феникс. Но… эмблема, которая больше всего меня заинтересовала, была испорчена, разбита. Шесть королевств Триновантума, и одно из них разрушено. Однажды я спросила Роана про разбитую эмблему, но он просто сменил тему.
Я вспомнила выражение его лица, когда он выставил меня из своего дома, и в груди сжалось от боли. Обхватив себя руками, я впервые взглянула на посетителей бара Лероя и заметила десятки сверливших меня подозрительных взглядов.
Когда я вошла, все разговоры прекратились. Женщина с каскадом голубых волос до бедер изумленно уставилась на меня молочно-белыми глазами; другая, с кожей цвета красного дерева, одетая в белый бархатный камзол, отставила бокал с вином и поглядывала в мою сторону. Остробородый мужчина в черном кружевном воротнике рассматривал меня с прищуром. Даже саксофонист пялился.
Ну да, верно. Я же в прошлый раз привела сюда Скарлетт, а она грозила всем пистолетом с железными пулями, и это явно не понравилось посетителям-фейри.
И все же сейчас они не выглядели готовыми напасть. На меня не обращала внимание только женщина с микрофоном – она словно тонула в боли, звучавшей в песне. Ее длинные серебристые волосы рассыпались по плечам поверх алого платья. Несколько секунд я слушала музыку, стараясь держаться под пристальными взглядами непринужденно, расслабленно. И постепенно все отвернулись, возобновив приглушенные беседы.
Я облегченно вздохнула и тут заметила тощую фигурку, сгорбившуюся на барном стуле. Лохматые светлые пряди свисали на глаза.
Элвин. Он-то мне и нужен.
Опустив голову, я направилась к нему, попутно замечая, как посетители бара отшатываются, когда я шла мимо.
Когда я приблизилась к Элвину, меня окутало марихуановое облачко. Он обернулся с ленивой улыбкой, глаза покраснели:
– Всё в порядке, босс?
– Да, – соврала я. – А ты как поживаешь?
– Лерой! – позвал он. – Кларет для моей подруги. И одну порцию для меня, раз уж ты здесь.
Лерой толкнул дверь рядом с баром, хмуро глядя на меня:
– Вам два кларета?
Я кивнула, тело напряглось от нервной энергии.
– И, пожалуйста, порцию побольше. – Я забарабанила пальцами по выцветшей деревянной барной стойке, в груди заныло от знакомой пустоты. – А может, нам целую бутылку?
Лерой кивнул и повернулся к стеллажу с бутылками. Я прокрутилась на стуле и оказалась лицом к Элвину. Он был в черной куртке поверх футболки с надписью: «Если мы не сумеем этого сделать, то притворимся, что сделали. – НАСА, 1969 год».
Элвин уставился на меня остекленевшими глазами:
– С тобой точно все нормально?
Я кивнула:
– Да, спасибо. Как ты? И твои… знакомые?
Во время нашей последней встречи Элвин признался, что он двойной агент фейри-подразделения ЦРУ. Узнай об этом король, Элвин был бы уже покойник. Поэтому я помогла ему, удалив его имя из базы данных ЦРУ.
– Да. Теперь всё тип-топ. Еще раз спасибо.
Я разгладила мятую одежду и еще раз нервно взглянула на посетителей бара:
– Похоже, тут все на взводе.
– Правда?
– Ну да, – прошептала я, наклонившись к нему. – Думаю, они всё еще злятся из-за того пистолета.
– Да ладно, Касс, – Элвин фыркнул. – Всем по фигу.
– Да? Тогда почему на меня смотрят так, словно убить готовы?
– Неужели ты даже не чувствуешь, что ты проецируешь? – Элвин покрутил жидкость в стакане. – Ты словно шторм на горизонте, Касс. Тебя воспринимают как ураган ярости и боли.
Я моргнула:
– А… Но на тебя, кажется, не действует.
– Я под лином [4].
– Что?
– Под кайфом. Это помогает.
Лерой поставил на стойку два больших бокала и начал медленно наполнять их. Я завороженно наблюдала, как янтарная жидкость переливается в тусклом свете барных свечей. Лерой оставил бутылку, отошел в тень и с сонным видом прислонился в углу, скрестив руки на груди.
Бутылка поблескивала на свету, ее темно-зеленое стекло напоминало цвет глаз Роана. Я отхлебнула кларет и покатала сладкую жидкость на языке, прежде чем проглотить. Наверное, если выпить побольше этого дерьма, можно наконец расслабиться.
Я кивнула в сторону певицы:
– Она классная.
Элвин пожал плечами:
– Эти грустные песенки она поет не одну сотню лет. Я их все уже слышал.
– Из-за чего она такая печальная?
Элвин повернулся на стуле, наблюдая за певицей:
– Триста лет назад ее бросил парень ради своей предназначенной половины, и она так и не пришла в себя.
Я сделала еще глоток кларета.
– Предназначенной половины?
– Ага. У некоторых фейри есть такие. Говорят, что это, типа, дар богов, но на самом деле это только портит всем жизнь. Например, Роксане. – Элвин отсалютовал певице бокалом. – Ее жизнь разрушена.
– Значит, некоторым суждено любить кого-то, и с этим ничего не поделаешь? Ты должен бросить человека, с которым был сотни лет, только потому что так велит судьба?
– Да. По-моему, полная фигня.
– Не спорю.
Элвин повернулся ко мне:
– Удивлен, что ты здесь. Слышал, ты была в Триновантуме.
– И откуда слышал? Кто тебе сказал?
– Я много чего знаю, Касс. Это моя работа.
Я отхлебнула вина:
– Что ж, я вернулась. И мне нужна кое-какая информация.
– Правда? – Его глаза вспыхнули оранжевым. – И какая же?
– О моей биологической матери.
– Вот как? А почему тебя это интересует?
Прежде чем ответить, я сделал большой глоток:
– Ты же знаешь, кто я.
– Милая девушка. Федерал. Пикси…
– Подменыш.
– Да. И это тоже.
– Ты знал с самого начала. И даже намекнул, когда я спросила про Сиофру… – Я почувствовала, как слезы щиплют глаза.
Элвин пожал костлявыми плечами:
– Ну, я знал… кое-что.
– Ты мог избавить меня от многих неприятностей, если б сказал сразу. И, может, спас бы не одну жизнь.
– Я торгую секретами, Кассандра. Ты знаешь, что придает секрету ценность?
Я осушила бокал, не отвечая.
– Конечно, знаешь. Секреты ценны, когда о них мало кто знает.
– Только это тебя и волнует? Цена товара?
– Что тебе нужно, Касс?
Я снова наполнила бокал.
– Я хочу знать, кто моя настоящая мать. Которая меня родила.
– Без понятия.
Настроение упало. Надежда и так была очень хрупкой, но теперь, когда она разбилась вдребезги, я чувствовала, как меня начинает пожирать пустота.
Элвин глубоко вздохнул:
– Но у меня кое-что есть. То, что поможет тебе выяснить это.
Я встретилась с ним взглядом, стараясь оставаться спокойной:
– И что же это?
– А что дашь взамен?
– Что тебе нужно?
– Ты всегда можешь… задолжать мне услугу.
– Нет уж, больше никогда. – В прошлый раз я едва не погибла из-за этого. – Назови другую цену. Как насчет ужина?
– Нет, ужин тут и близко не валялся. Но ты все равно можешь заказать мне ужин. Это отличное начало переговоров – понимаешь, о чем я? Лерой недавно получил головку «Вашрен Мон д’Ора» [5] – он чертовски хорош. Давай с него и начнем.
Я со вздохом взглянула на Лероя:
– Можно нам по тарелке… того, чего он хочет, и хлеба?
– И обязательно «Вашрен». Не надо подсовывать американскую дерьмовую подделку и думать, что я не узна́ю, Лерой. Я всегда узна́ю. – Элвин уставился на Лероя и снова пробормотал: – Всегда узна́ю.
Лерой хмыкнул и протиснулся в кухонную дверь.
Я сделала большой глоток кларета и встретилась с Элвином взглядом:
– Ну и как мне найти свою мать?
– Давай сначала о том, что ты можешь дать взамен.
Со следующим глотком вина я наконец почувствовала то, к чему стремилась: мысли стали плавными и медленными, напряжение в плечах ослабело. Чего бы такого ценного предложить Элвину?
– Как насчет информации?
Он кивнул:
– Что у тебя есть?
Лерой вернулся, поставив на барную стойку круглый деревянный поднос с хлебом и сыром. Над хлебными ломтями вился пар. Элвин схватил один, намазал сыром, откусил большой кусок и прикрыл глаза от удовольствия.
Я тоже схватила теплый ломтик:
– Предыдущая мэр Лондона была подменышем.
– Да брось, Касс. Это все знают. Ничего ценного тут нет.
Я напряженно думала:
– Надвигается война. Король собирается напасть на Благих.
– Тебе правда нужно объяснить еще раз, что делает секрет ценным? – Элвин слизнул с большого пальца кусочек сыра.
– Ну ладно! – Я заскрежетала зубами, уже собираясь уйти. Но потом закрыла глаза, ища в мозгу информацию, которая может пригодиться этому фейри. Он уже бесил меня. И тут в моей голове вспыхнул образ. Глаза Сиофры после того, как я заточила ее в отражения.
– Сиофра, – медленно произнесла я.
– А что с ней?
– Она исчезла. – Я сделала глоток вина. – Но не умерла.
Элвин стал жевать медленнее, его глаза сверкнули странным оранжевым цветом:
– Да ну? Говори потише. У меня хороший слух.
Я понизила голос:
– Она в ловушке. В ловушке между зеркалами. И все еще жива.
Он уставился на меня, приняв свойственную фейри зловеще-неподвижную позу.
– Ты изменилась, Касс. Такое чувство, что всего несколько недель назад ты забрела сюда по ошибке спросить, как работает магия…
Кайфуя, я налила еще бокал:
– Да, так и было – всего несколько недель прошло.
– А теперь взгляни на себя.
– Об этом только я знаю, – продолжала я. – Ну и Скарлетт. Я рассказала ей кое-что.
– Все равно хороший секрет.
– Так как же мне найти мать?
Элвин положил хлебный ломоть, сунул руку в складки куртки, выудил какой-то круглый потускневший медный предмет, напоминающий старые карманные часы, и протянул его мне. Я открыла его: это оказался компас. Стрелка вращалась по кругу без остановки.
– И что мне с ним делать? – спросила я.
– Думай о том, кого ищешь, и прижимай компас к правой щеке. Он укажет в сторону ауры этого человека.
– А если моя мать умерла?
– Тогда компас укажет, где ее сущность проявляется сильнее всего. Дом, в котором она жила много лет, или место, в котором часто бывала. Или на ее могилу.
– А если она за две тысячи миль отсюда?
– Он все равно укажет правильный путь; просто понадобится чертовски много времени, чтобы найти ее.
Впервые за столько дней на душе у меня стало легче.
– Но как мне думать о ней, если я ничего о ней не знаю?
– Тебе нужна только идея. Женщина, которая тебя родила, – это и есть идея.
– Ладно. – Улыбаясь, я сунула компас в карман. – Спасибо.
– Что ж, – Элвин взял еще кусок сыра. – Надеюсь, когда ты найдешь ее, то исцелишься, Касс.