Майор являлся человеком среднего роста и крепкого, немного полноватого телосложения. Его лицо всё больше и больше покрывалось морщинами, свидетельствуя об огромных объёмах работы, что ему приходится выполнять каждый день. Его чёрные волосы очень удачно дополняли сложившийся у всех одинаковый образ, а карие глаза и нахмуренные брови как бы свидетельствовали о его внутренней натуре.
Апраксин был человеком со сложным характером. Говоря «сложным», подразумевается, что подход к нему мог иметь шанс найти лишь тот, которого он сам либо очень ценил, либо прожил с ним много лет. И то, даже в таком зрелом возрасте майор часто спорил даже с собственной матерью, не говоря уже о более дальних родственниках. Сослуживцы описывают его как самого отвратительного человека, у которого нет ни капельки понимания окружающих. Что, впрочем, совершенно не мешает Апраксину быть довольно-таки неплохим следователем. Лишь из-за этого он работает не абы-где, а в центральном отделении следственного комитета Энского района, к тому отметившись множеством наград и поощрений от вышестоящего начальства. Цель у него всегда была лишь одна: как можно скорее покинуть ненавистную провинцию и сменить окружение, прежде всего – город.
Однако цель за семь с лишним лет так и осталась недостигнутой. Виной этому можно было бы назвать множество обстоятельств, в том числе чрезмерную методичность и строгость в следовании любым предписаниям (что, как известно, тормозит повышение на многих работах), но майор никогда не называл ни их, ни собственно цели.
Был вечер четверга. Апраксин находился, как всегда, на своём посту, в своём кабинете, цитадели. Цитадели, которая, впрочем, была очень даже преступной во всех смыслах этого слова. Стабильно каждые пятнадцать-двадцать минут к нему то стучались коллеги, спеша занести ценные для очередного следствия, по их мнению, бумаги, то трезвонил рабочий телефон. Сегодня же он был в особом раздражении. Не спрашивая его самого, начальник подобрал ему нового напарника. Бог знает какие мотивы были у него – в любом случае майор был бы недоволен, пусть даже в напарниках у него бы оказался сам генеральный прокурор.
В дверь постучались.
– Войдите! – как бы наточив и нацепив на охолощённое ружьё штык, приготовившись отчаянно оборонять рубежи своего личного пространства, крикнул Апраксин.
Дверь в кабинет отворилась, и в помещение зашёл молодой человек, лет двадцати семи, с прежде всего чёткими, зоркими и выделяющимися ярко-синими глазами. Казалось, убери всё остальное на лице, оставив лишь их – он не потеряет своего образа. Они были жгучие, пламенные, будто жаждущие чего-то. Как бы в дополнение к этим глазам шли ярко-русые волосы, длинная, уложеная набок чёлка, выразительные и добрые брови, маленький, правильный нос, а также немного оскалившаяся, но не злая улыбка. Худощавое его телосложение внушало доверие и подсознательную мягкость к этому человеку. Но Апраксин был не из этого числа.
– Здравия желаю, товарищ майор! – начал рапортовать новоприбывший. – Лейтенант Якименко по особому указанию подполковника Стужаева прибыл!
– Здравия, здравия… – со слишком явной неохотой поздоровался Апраксин.
– Пётр Дмитриевич известил меня практически обо всём. С вами я…
Эту тираду майор слушать не собирался.
– Меня он известил намного лучше, чем вас. Я уже знаю, с кем буду иметь дело.
– Да-да, так и я о вас многое знаю. – ухмыльнулся Якименко.
– Вот и славно. Значит, уже заочно мы держим в своих головах, – с нарастающей раздражительностью продолжал Апраксин, – что нам с вами, помимо работы, уж точно не по пути; я раздражаю вас, вы – меня, поэтому…
– Я не знаю, что у вас в голове. – в свою очередь перебил его лейтенант. – Однако о своей вполне могу судить сам. Мне вот кажется, что, несмотря на позавчерашний разговор, мы сможем стать прекрасными напарниками.
Апраксин почувствовал, насколько воздух в его кабинете стал тяжёлым от присутствия этого неугомонного паренька.
Повисло молчание, длившееся несколько секунд. Которое, всё ещё находясь у дверей, нарушил Якименко:
– Так мне можно пройти?
Майор на мгновенье задумался.
– Хм… Ну проходите. К сожалению, равноправного с моим стула для вас не найдётся, но вы можете пока что сесть за место допрашиваемого.
Лейтенант вновь ухмыльнулся.
– Так вы допрашиваете лично у себя в кабинете?
– Уставом не запрещено.
– Почему же?
– Почему не запрещено?
– Нет. Почему вы допрашиваете в таком неприспособленном для этого месте?
– Слушайте, если хотите, можете дальше продолжать смотреть детективы. В жизни немного по-другому.
– Понимаю…
Якименко на минуту призадумался. Ему стало казаться, что эта комната отталкивает его, показывая уже самим расположением предметов, что ему здесь никто не рад, начиная с самого майора Апраксина, заканчивая огрызком некогда приличного ластика в пенале.
– Как вас зовут? – неожиданно спросил майор.
– Иван. Иван Миронович. – ответил лейтенант. – А вас, надо думать, Михаил Евгеньевич?
– Так точно-с.
– Вот и будем знакомы. – на этот раз уже по-доброму улыбнулся Якименко и зачем-то протянул майору руку. Тот, подозрительно взглянув на неё, всё же пожал её.
Склонившись над очередным бумажным заявлением, Апраксин задумчиво вертел в руках авторучку.
Его рабочее пространство вряд ли можно назвать образцово-показательным, но оно всё же поддерживалось в определённом порядке. Массивный дубовый стол, кипа бумаг в правом его верхнем углу, слева же располагалась канцелярия и аутентичный флажок России, а посередине – старенький, но приемлемый монитор с клавиатурой и мышью. Перпендикулярно рабочему месту был поставлен ещё один продолговатый стол, слева и справа которого располагалось по стулу. Стены майор сам решил обставить по своему желанию. Живя скромно, он, конечно, не мог себе позволить работ известных художников или даже репродукций Айвазовского, Дали, Шишкина, Малевича и др., но на пару картин в стиле не то импрессионизма, не то абстракционизма, не то вообще позднего модерна малоизвестных художников у него вполне хватило. Видимо, Апраксин и рассчитывал на то, что он в этой дыре надолго. У стены располагался скромных размеров шкафчик, плотно заставленный различного цвета папками. Однако самым бросающимся элементом в оформлении кабинета был огромных размеров российский триколор, даже не подвешеный на стене, а стоящий на подставке за спиной майора и превышающий его собственный рост.
Якименко, как прежде всего человек с пытливым умом, не мог не начать присматриваться к антуражу «цитадели». Но оценить вслух он не решился. Апраксин всем своим видом давал понять, что не желает с ним иметь хоть какое-то дело. Логически поразмыслив и почесав различные части своего лица, лейтенант решил, что лучшим выходом из сложившейся ситуации будет долгая и кропотливая работа.
– Могу ли я просмотреть материалы дела? – спросил он.
– А вы разве не знакомы с ним?
– По мере своих должностных полномочий.
– Мало?
– Хотелось бы узнать больше. Так вы дадите взглянуть?
– Берите. – словно пытаясь отогнать докучливую муху, молвил майор. – Они вот в этой папке. – с этими словами он указал на один из многочисленных скоросшивателей.
Если б Якименко не знал номера уголовного дела, то ещё долго бы гадал, куда именно показал Апраксин. Подойдя практически вплотную к шкафчику, он аккуратно вытащил уже довольно толстую папку из своей ниши.
«Так-с… – начал думать про себя лейтенант. – Дело номер 1047, раздел первый, пункт третий… Ага… Угу… Преступник ударил жертву ножом один раз, причинив смертельную рану… Вывод судмедэкспертизы… Так… Ага… Перелом позвоночника, обширное внутреннее кровотечение… Хм… О-о… Следы верёвок, предположительно 10–13 мм… Вот это интересно. Об этом мне не докладывали».
– Михаил Евгеньевич, взгляните. – обратился он к заполняющему бланк Апраксину.
– Чего? Вы же только читать начали.
– Жертва была связана. Однако следов пыток не обнаружено. Вы объяснили это как-нибудь?
– Слушай… те… – снова закипая, начал майор. – Главный в этом расследовании я, вопросы задаю я, а вы лишь мой помощник, который должен просто мне содействовать, хоть я этого никогда и не хотел. Я один хочу работать! Один! Куда уж это понять полковнику! Ну а ты-то! Видишь, что не рады, так не суйся, если розетка с напряжением!!
Якименко опешил. Он ожидал всего, чего угодно, но только не такой реакции.
– Чего вы хоть…
– А ничего, ты меня не отвлекай, иначе не видать тебе ни повышения, ни этого отделения.
– Я же на вас не наезжал, и вы прекратите. Знаете ли, я тоже могу много чего сказать вам.
– Да-а?! – ещё больше вспылил майор. – Что же, например?
– Например то, что вы уже больше пяти лет сидите практически в одном и том же кресле. Вы – отпетый мономан, которого тревожит лишь одна какая-то навязчивая мысль, которая мешает вам двигаться дальше по карьерной лестнице. То, что вы хороший следователь, ещё ни о чём не говорит.
– Вот ты как заговорил… – полушёпотом прошипел Апраксин. – Ты и впрямь невыносим.
– Вы бы на себя посмотрели для начала! – возмутился теперь уже лейтенант. – Никто ещё о вас ничего хорошего при мне не сказал, и я просто-таки уверен, что весь участок настроен против вас и уже думает, как бы уволить к чёртовой матери.
– Да ты… Да ты…
– Мне это надоело, чёрт возьми! Человека убили, преступник по городу бродит, а вы затеваете ссору на пустом месте. У вас же есть хоть какое-то чувство долга!
Кажется, эти слова немного подействовали на Апраксина, поскольку тот закрыл рот и стиснул губы.
– Ну, хорошо, хорошо, ладно… – сквозь зубы цедил майор. – Ладно, Иван Миронович. Не думайте, что я вас хоть сколько-то рад здесь видеть, но вы прочитайте уголовное дело и сформулируйте список вопросов, ответы на которые, как вам кажется, будут полезны продвижению расследования.
Подсознательно после этой фразы они оба взглянули на часы. Шесть вечера.
– А нам пора, пожалуй. – заметил Апраксин уже практически спокойным голосом.
– Да, вы правы… – согласился с ним Якименко. – В таком случае разрешите взять материалы домой.
– Разрешаю.
– Благодарю.
Они собрали свои вещи и пошли на выход. Лейтенант старался не идти рядом с Апраксиным, хоть и в это же время ему хотелось завязать какой-нибудь разговор. Дойдя до первого этажа отделения и уже выйдя на мороз, Якименко поспешил ретироваться. Впрочем, майор хотел сделать то же самое.