Я устал от женщин. В последнее время их стало слишком много в моей жизни! Я разрывался от желания угодить обеим, понимая, что по-настоящему не могу сделать счастливой ни одну, именно потому, что их – две и каждая знает о существовании второй.
Дело не в том, что я эгоистично хотел удержать их вместе рядом с собой. И не в том, что не хотел. Просто… так складывалось.
Мы трое повязаны древним завещанием, чтобы ему сгореть!
Ну почему всё в жизни так сложно? Почему нашему соглашению с Катрин не оставаться чисто холодным и рассудочным? Зачем в деловые соглашения вплетаются чувства?
Мне надоело до чёртиков чувствовать себя виноватым перед Катрин каждый раз после встречи с Синтией, хотя после попытки драгоценной сестрицы отравить Кинга наши с ней отношения были более, чем благопристойными и, вполне себе, сестринско-братскими.
Я не мог не злиться на Синтию за то, что она постоянно становилась между мной и Кэтти. Становилась расчётливо, без малейшего снисхождения, а ведь девушки, как ни крути, не одной, образно говоря, весовой категории. Связался, как говорится, чёрт с младенцем.
Вот и теперь, с какого-то перепугу я потребовался моей дражайшей сестричке прямо с утра? Послать бы её к чёрту! Но я уже мчусь по направлению к Кристалл-Холлу, покорный, как и всегда.
Нужно научиться говорить Синтии: «Нет».
Каждый раз даю себе слово, что так и сделаю, а потом каждый раз сомнения из ряда: «А вдруг это и вправду важно?», – заставляют меня плясать под её дудку и вот я мчусь, в очередной раз, оставив и отодвинув в сторону все остальные дела, послушный воле «госпожи Элленджайт»!
Мне всё это не доставляло удовольствия. Как не доставляло радости возвращение в Кристалл-холл.
Откровенно говоря, меня с души воротило каждый раз, как я переступал его порог. Дом был как мемориал, как памятник всей прошлой жизни. Вспоминать слишком больно, а жизнь вокруг кипела ключом и я, слаб и грешен, предпочитал жить в настоящем. Моя печаль никому из близких не могла уже помочь, так зачем страдать даром?
Синтия считала меня легкомысленным, может быть, так оно и есть. Я не умею ценить реликты. Пусть то, что отжило, останется в прошлом. Я не хочу видеть расколки разбитой жизни.
Стоит перешагнуть порог Кристалл-Холла и боль из-за того, кого мы оба в прошлом любили и потеряли, становилась непереносима.
Поверх той картинки, что глаза видели здесь и сейчас, словно вода, струились другие. Множество. Лица, голоса, запахи. Но нет ничего – даже собаки!
Зачем, ну, зачем ковыряться в ворохе прогоревшего пепла?!
Синтия называла это верностью семье. По мне, так чистейшего рода мазохизм. Наверное, его женская форма?
Не понимаю, как можно здесь жить? Мне даже глядеть на это место невыносимо.
Дверь, которую в мою прошлою жизнь запирали на массивный тяжелый кованный засов, теперь легко открывалась электронным ключом. И расходилась в стороны. На две половинки. Принцип действия, как его там?… Тепловизор, вот! Чудеса техники.
Я бы оставил как было.
А ещё я бы никогда сюда не приходил. Если бы не Синтия.
Она ждала меня на открытой галерее, огибающей дом почти со всех сторон, за исключением парадного входа.
В сегодняшнем наряде сестрица выглядела непривычно глазу. Чужой и, отчего-то, грустной.
При виде Синтии вся моя злость куда-то испарилась. Осталась грусть. Осенняя такая, с горчинкой прогорающих в огне листьев – ранней весной такой грусти в сердце не место.
При виде меня Синтия оживилась, хоть и несколько наигранно.
– Привет, – кивнула она.
Первая! Для Синтии сиё не характерно. Она всегда ждала, когда я сделаю первый шаг к ней навстречу, а она в ответ снизойдёт.
– Привет, – откликнулся я, становясь рядом, облокотившись на перила и устремляя взгляд в обнажённый, безлиственный парк – Ты хотела меня видеть. Как я понял, дело срочное?
Синтия пожала плечами, улыбнувшись:
– Может, я просто захотела тебя увидеть? Соскучилась?
– Тогда всё ещё хуже.
– Почему?
– Потому что ты никогда не хочешь «просто видеть». Если уж тебе пришла охота разыгрывать сестринскую привязанность, значит, задуманная тобой каверза особенно крупных размеров.
– Ты ошибаешься, – вздохнула она.
– В чём?
– Я не задумывала каверзы. Вообще не думала ни о чём плохом. Ты совсем не веришь в нас?
– Верю – в нас? – удивился я. – Не совсем понимаю, о чём ты вообще?
– Потому что не хочешь понимать! – с досады прикусила она губу. – Я хочу вернуть то, что мы потеряли: тебя, себя, Альберта. Всегда хотела только этого. Всё, что я делала, всё, к чему стремилась…
– Как ты намерена вернуть то, что мертво?
– Тебя же я вернула! – упрямо тряхнула головой она.
– Синтия, – в моём голосе прорезалась усталость, – давай перейдём сразу к делу. Зачем я здесь?
– Я нашла способ, как вернуть Ральфа! Нет, подожди, не делай такого лица! Это будет даже проще, чем с тобой. Во всяком случае, быстрее. Мне не придётся ждать годами, восстанавливая тело из клеток…
Я поморщился. Разговоры о технической стороне процесса были мне неприятны. И это ещё мягко говоря. Для себя я в одно мгновение закрыл глаза, в другое открыл. Всё! А что было между этими двумя точками во времени я и думать не хотел.
– Что мешало тебе поступить так, как хочешь теперь, раньше?
– В прошлом были несколько иные обстоятельства. Я была одна. Теперь же у меня появится помощница!
– Ты о чём?
– Доброе утро, – раздалось за нашими спинами.
Опа! Вот и помощница?
Я предполагал, что в доме мы одни. Неожиданно услышав чужой голос, невольно нервно вздрогнул.
– Видишь? Хрустальный Дом понемногу оживает? – засмеялась Синтия.
– Сандра? – всё сильнее хмурился я.
Никогда не любил сюрпризов, даже если кто-то полагал, что они приятные.
– Что ты здесь делаешь? – спросил я первое, что пришло в голову. – Это о ней ты говорила? – гневно обернулся я к Синтии. – Она – твоя помощница?
Сестра в ответ скрестила руки на груди:
– Имеешь что-то против?
– Вообще-то, да. Имею. Какого чёрта ты ввязываешь в наши дела посторонних людей?
– Не посторонних, – возразила Синтия. – Сандра, в каком-то смысле член нашей семьи.
– Да какая разница?! – не выдержал я. – Ты совсем… – я осёкся, стараясь справиться с собственными эмоциями.
Закатывать истерики при посторонних, пусть и «в каком-то смысле тоже члене нашей семьи» мне не хотелось.
– Ладно, поговорим об этом позже!
– О чём, дорогой? – насмешливо приподняла брови Синтия.
– Как хозяйка дома, не хочешь позаботиться о завтраке для гостей? – ответил я вопросом на вопрос.
Синтия фыркнула в ответ, одарив меня злым саркастичным взглядом:
– Хочешь отделаться от меня братец?
– Хочу позавтракать. Так торопился увидеть тебя, что забыл выпить кофе. Долг гостеприимства для воспитанного человека превыше всего, не так ли?
– Я помню, как для тебя, милый, актуален вопрос еды в общем и вопрос завтрака в частности, – насмешливо сузила глаза Синтия.
Да, конечно. Вот уже больше месяца, как я не блюю кровью каждый раз, как съем что-нибудь. Мой организм постепенно привыкает вновь усваивать пищу, правда, острый болевой синдром делает этот процесс, увы, лишённым всякого удовольствия.
С другой стороны, в этом есть свои плюса. При таком подходе к пище ожирение мне точно не грозит.
–Я поняла твой намёк. Не задерживайтесь долго. Здесь прохладно. Не заморозь мою гостью, Альберт, у меня на неё большие планы.
– Я бы на её месте после такой фразы убежал без оглядки, – съязвил я.
– Жду вас на кухне через четверть часа.
– Почему на кухне? Я привык завтракать в гостиной, – внезапно решил раскапризничаться я.
– Ты же не рассчитываешь, что я стану вам прислуживать?
Синтия в очередной раз легкомысленно пожала плечами и скрылась в доме, оставив нас с Сандрой наедине.
Во время нашей с сестрой перепалки дочь Кинга не проронила ни слова. Вела себя так, словно её не было. Сливаться с окружающей обстановкой у неё, конечно, не получалось, уж слишком яркая внешность была у девушки. Но вот энергетически она словно выключена, никакого фона, как рядом с неработающей аппаратурой. Контур виден – действия нет. Она так и стояла, словно живая статуя, прислонившись плечом к одной из поддерживающих своды галереи колон.
Не нужно был оракулом, чтобы понять, что разговор первой она не начнёт. Возможно потому, что ей попросту нечего было мне сказать.
– Твой приезд меня удивил.
Чёрные холодные глаза равнодушно скользнули по моему лицу. Больше ничего в выражении лица Сандры не поменялось:
– Я не понимаю, зачем ты идёшь на поводу у моей сестры? – всё больше и больше раздражался я.
– Твоей сестры? – приподняла она брови с таким выражением, что мне захотелось её встряхнуть. Или ударить.
– Ты хоть понимаешь, что она от тебя требует?
– Я – нет. А ты понимаешь?
Я вполне искренне покачал головой:
– Если бы сам не был свидетельством того, что вернуться из мёртвых можно, никогда бы не поверил, что у неё не горячечный бред. Но я понятия не имею, как она это сделала.
– А какая разница?
– Какая разница? – переспросил я, не поняв.
– Да. Какая тебе разница, что и как она делала? Главное, ты же здесь. Живёшь, дышишь, наслаждаешься. И тебе это ничего не стоило и не стоит. Все долги уплатили другие. Удобно, правда?
Я никогда и не думал, что у Кинга может быть добрая, чуткая, нежная дочь. Так какого чёрта я завожусь от её слов? Трудно ожидать даже видимость уважения от тех, кто вырос на примере отрицания всех авторитетов и норм.
– Нет, не удобно, – я старался сохранять спокойствие.
Когда я стараюсь, мне это удаётся. По-крайней мере, внешне.
– Есть вещи, которые от тебя не зависят и с этим уже ничего не поделать. Я был в том состоянии, когда не помешать, не помочь задумкам Синтии у меня не было возможности.
– О, да, конечно, – согласилась Сандра, и в чёрных глазах её промелькнул насмешливый огонёк. – Ты в белом пальто, на белом коне. Ты не мог помешать ей приносить жертвы, портить людям жизнь. Но позволь задать тебе вопрос: ты любишь Кэтрин Клойс?
– А какое, прости, твоё собачье дело, люблю я её или нет?
– Собачье? Как мило! Ни собачьего дела, ни собачьего интереса – это верно. Просто предпочитаю называть вещи и поступки своими именами. А ты кажешься мне слащавым жалким лицемером, натягивающий на себя костюмчик явно не твой размер. Благородный ангелоподный джентльмен из Хрустального Дома, на чьём фоне мы, незаконно выползшие их черноты подворотен, должны выглядеть ещё черней. Правда, Ваше Благородие не гнушается жениться на несчастной девушке сугубо из меркантильных интересов… и тебе всё равно, что рано или поздно ты разобьёшь ей сердце.
Отчего-то её слова меня ранили. Может быть потому, что в них была частица правды?
– И, кстати, ты так и не ответил на мой вопрос, блондинчик из Кристалл-Холла, – презрительно передёрнула Сандра плечом, поворачиваясь ко мне спиной в намерении уйти в дом. – Но ты прав – мне нет до твоих поступков никакого дела.
Я заступил ей дорогу.
– Ты ничего обо мне не знаешь. Не понимаешь, почему я действую так или иначе.
– А мне нужно что-то о тебе знать?
Мы обменялись взглядами.
Пришёл мой черёд пожимать плечами. Фамильная это у нас это, что ли?
– Мне интересней другое. Зачем ты согласилась помогать Синтии?
– Мой отец прислал меня сюда. Но Кристалл-Холл мне понравился, и я не против задержаться. Ты видел нашу обитель. Думаю, объяснять очевидные плюсы пребывания здесь, а не там, не нужно?
Говорила Сандра тихо, спокойно, не увеличивая темпа речи, не прибавляя громкости. Так отчего у меня было такое чувство, будто каждое её слово сочится ядом и злостью?
– Знаешь, почему мой отец согласился на предложение Синтии? – неожиданно и неприятно улыбнулась она.
– Нет.
– Он хочет, чтобы я тебя соблазнила.
– Какой коварный план, – покачал я головой.
Сандра буравила меня чёрными выразительными глазами, лицо её стало совсем как у капризного ребёнка.
Я с трудом подавил смешок.
– Мне нужно что-то сказать? Мне возмутиться? Или дать своё письменное согласие? – попытался я свести всё к шутке.
– Не знаю.
– Позволь дать совет. Так, на будущее. Когда в следующей раз будешь играть роль Иудифи, не объявляй сразу в лоб о своих намерениях. Действуй мягче, гибче и хитрее.
– Ты будешь меня учить искусству соблазна?
– Если захочешь.
– А как же Катрин?
– Катрин? А что – Катрин? Она моя будущая жена.
– Жену поставим на постамент уважения и поклонения и будем носить цветы к её ногам, а любовницы? Это ведь куда более приземлённые создания. Даже и не знаю, кем быть более тошно.
– Мне кажется, ты забегаешь вперёд со всеми своими возмущениями и выводами. Если я правильно понял, выполнять поручение отца ты не намерена?
Сандра не ответила, отвернувшись.
– Пошли пить чай? – предложил я, вздохнув. – Или предпочитаешь кофе?
Взгляд девушки скользил по деревьям, что явно не один год скучали по ножовке хорошего садовника. Нужно будет распорядиться обрезать тут всё, пока поднявшаяся со всех сторон зелень не обратит округу в непролазные джунгли.
Дом оставался прежним и всё же изменился. Как всё в этой жизни. И от этого было одновременно и грустно, и сладко. Как не стремись удержать понравившиеся мгновения, полюбившихся людей в неизменном состоянии – это невозможно.
И это правильно.
Синтия в роли хлопочущей на кухни хозяйки это явление столь странное, что, пожалуй, ничего более непривычного со мной и не случалось.
– Ты сама пекла печенье? – покосился я на вазочку с выпечкой.
– Нет, конечно, такие продаются во всех супермаркетах. Но ты ведь по магазинам не ходишь? Ну что? – стрельнула она в нас взглядом. – Пообщались? О чём говорили?
– Просто поболтали, – отозвался я.
Какое-то время мы завтракали в молчание.
– Ты ведь не скоро собираешься вернуться в дом? – поинтересовалась Синтия, видимо желая рассеять напряжённую атмосферу за столом.
– Нет, – дал я тот ответ, который она и хотела услышать. – Можешь жить тут, сколько захочешь.
– Мне теперь требуется для этого твоё разрешение?
– По всей видимости да, раз ты спрашиваешь.
– Ну, тогда спасибо. Однако, свадьбу всё равно играть будем тут. Как видишь, я делаю всё возможное и невозможное, чтобы наша семья восстала из пепла в подобающем блеске, сразу напомнившем людям о нашем былом величии.
– Если считаешь, что это необходимо – так и делай.
– А воскрешение Ральфа станет моим свадебным подарком.
Я едва не подавился сухим кексом, закашлявшись.
– Выпьем за это? – отсалютовала она фарфоровой чашечкой, радостно улыбаясь.
– Весьма странный подарок, с учётом всех обстоятельств, – наконец удалось вымолвить мне. – Какую роль в воскрешении нашего кузена ты отводишь мне?
– Твоё дело – не мешать. Хотя, возможно, потребуется твоя кровь. Это позволит свести необходимые жертвы к минимуму.
– Отлично! Тогда, если вы не против, дамы, я бы предпочёл не задерживаться дольше необходимого. У меня так много дел…
– Ну, конечно, – с понимающей усмешкой кивнула Синтия.
***
Хрустальный Дом – склеп воспоминаний. Каждый угол дышит памятью. Дорогой, любимой, причиняющей боль. И так на каждом шагу.
Переживать свою эпоху сложно. Пока мы живём с теми, кто родился, рос, дышал теми же понятиями, что и мы сами, мы даже не представляем, насколько крепко привязаны к своему времени.
Выйти за установленные рамки – как уехать на чужбину без возможности вернуться.
Невыносимо улавливать сходство. Ещё страшнее видеть изменения.
Если бы этот новый Кристалл-холл запомнили дорогие мне люди, оставшиеся навсегда в своём времени, как бы радовался я всем этим новинкам!
Зная Ральфа, в глубине души я страшился его появления. Он был не из тех, кто легко смиряется с неприятными для себя вещами. Очнувшись после векового сна, разъярённый, опасный как для себя, так и для окружающих, вряд ли он будет счастлив.
Интересно, Синтия нарочно собирается бросить братцу Сандру? Как игрушку? Или как громоотвод?
Странную, непохожую на всех, кого мы знали в прошлом, Сандра наверняка привлечёт его внимание. Ральф любит сражения. Любит мериться характерами.
А ещё он не знает к людям ни сочувствия, ни жалости. Это их с Синтией роднит.
Мне стало жаль девушку. В её жизни и так было достаточно неприятностей. Она заслуживала счастливый финал, которым Ральф Элленджайт под номером три никогда не сможет стать.
Я вышел на улицу, спускаясь по тропинке туда, где раньше был самый великолепный парк в мире. Местный Версаль, обставленный согласно нашим личным вкусам.
Снег уже сошёл, но земля дышала влагой, хлюпая под ногами. Ветер был сильный, южный, обещающий тепло, но пока ещё пронизывающий, пробирающий до костей.
Я хотел видеть Ральфа, это правда. Если бог существует, он знает, как сильно я был к нему привязан… ладно, не привязан. Я любил его. Несмотря на то, что во многом не понимал, не одобрял и был слабее его. Когда Ральф был жив он был и ярче, и сложнее, и сильнее меня, как личность. Он не знал сомнений. Он не знал жалости. Мне кажется, я не ошибусь с предположением, какой генетический материал был взят для создания несравненного по своему чудовищному цинизму, Рэя Кинга.
Теперь Ральф мёртв. Воскрешать его, значит, спускать второе чудовище с поводка – спускать его против воли самого чудовища, потому что в том, что собственное воскрешение моего любовника и сводного брата не порадует, я не сомневался.
Он не простит мне того, что, зная о намерениях Синтии, я отошёл в сторону и позволил ей (в очередной раз) поступать по-своему. Его существование усложнит жизнь всем и не будет ему в радость.
– Ты похож на призрака, братец! В этом саду, стоит в него спуститься, всё становится на него похожим.
– Ты за мной следила? – не оборачиваясь, спросил я.
Синтия обошла меня и встала передо мной на тропинке, преграждая путь. Красивая и как никогда живая.
Может быть я ошибаюсь в оценках? Может быть позволить ей сделать то, что она хочет? Сделать то, что у меня получается в последнее время просто отлично – не мешать, не стоять на пути. Пусть делает, что хочет?
Я смогу его снова увидеть, коснуться, обнять, так же, как обнимаю её. Целую её. Чувствую тепло её ладоней на моей шее, трепет её отзывчивых губ на моих губах. Дышать одним дыханием, разделять удовольствие, столь же привычного, как собственное имя или отражение в зеркале?
Ральф сможет разделить со мной куда больше, потому что между нами будет не только нега, но и та сводящая с ума, объединяющая в одно удовольствие и боль, страсть, куда Синтия, в силу своих возможностей, просто не может зайти.
Его воскрешение сделает мои отношения с Катрин невозможными.
Именно этого я не хотел! Я… да, мысленно могу себе признаться: я не хочу попасть снова в ловушку старых сложных, запутанных донельзя, отношений.
И Ральф, я знаю, не хочет этого так же.
Так я и стоял, таращась на белые, обнажённые стволы берёз, печально философствуя о том, что, пока мы, трое проклятых детей проклятого рода существуем, история будет повторяться и продолжаться, снова и снова, расширяясь, как распространяющаяся зараза. Словно чёртов водоворот мы закручиваем в свою чёрную воронку новых людей, ни в чём не виноватых, достойных лучшего отношения, лучшего будущего. И уничтожаем их.
Это неправильно. Так не должно быть.
Этому следует положить конец.
«Почему бы тогда не положить конец собственному существованию?», – шепнул голос.
Скорее всего мой собственный, но было такое ощущение, что он принадлежит кому-то ещё.
– Однажды я уже попытался. К чему это привело?
Кажется, я проговорил это вслух? Может, схожу с ума?
– Альберт, ты разговариваешь сам с собой? – в подтверждении идеи раздался сиропный голос Синтии.
– Редко, но бывает.
Приблизившись, она потянулась за поцелуем, но я довольно резко отстранился.
– О! Понимаю, – ядовито улыбнулась она, отпрянув. – Пытаешься остаться верным мужем? Ну и зачем? –сощурилась Синтия. – Мы же оба с тобой знаем, чем всё это закончится? Как и все твои благие порывы до этого: ты поддашься дурным инстинктам.
– Кто знает, может на этот раз мне удастся приятно тебя удивить? – в свой черёд усмехнулся я.
– Удивить чем? Верностью Катрин? Стойкостью перед моими женскими чарами? – засмеялась Синтия, покачав головой. – Если это когда-нибудь случится, моё удивление уж точно приятным будет вряд ли, но я постараюсь уважать твои решения… братец.
Мы стояли рядом, плечом к плечу. Пасмурный день окутывал нас туманом.
– Как ты намерена его воскрешать? – тусклым голосом озвучил я терзающий меня вопрос.
– Что за дурацкая привычка резко менять тему? – холодно донеслось в ответ.
– Этот вопрос всё время сидит у меня в голове. Просто расскажи, как ты это делаешь? Чисто технически?
– С тобой я пыталась мистику сочетать с наукой. Думала, так будет правильней, надёжней. Да и выбора особого не было, как не было и нашей фамильной, волшебной, исцеляющей крови, способной творить настоящие чудеса. Ты когда-нибудь задумывался, почему нефелимов называли скверной?
– Я вообще никогда не думал о нефелимах. Я о них даже не знал.
– Наша кровь способна сделать невозможное возможным, – словно не слыша меня, продолжила Синтия. – Та самая кровь, что течёт в твоих венах, в венах Рэя Энджела, Артура или Ливиана! Но – не моя. А двадцать лет назад у меня не существовало никого, кроме Рэя. И я боялась, я ужасно боялась, в случае неудачи потерять и его тоже. Поэтому пришлось терпеливо ждать. Но теперь? Теперь нас больше! Сандра станет прекрасным сосудом Силы…
– С этого места поподробней, – потребовал я. – Что ещё за сосуд? – не сдержавшись, я поморщился.
– Гляжу, девочка тебя зацепила? – противно хмыкнула сестрица.
– И не надейся.
– Она яркая и интересная, правда?
– Правда, – не стал отрицать очевидного я. – Но мы сейчас обсуждаем не это.
– Не переживай, ей ровным счётом ничего не грозит. Сандра Кинг, в отличие от Катрин, нужна мне живой.
– Весьма странно, если учесть, что Катрин является тебе пра-пра-правнучкой.
– И тебе тоже, мой сладкий! Тебе – тоже.
Я чувствовал, как от этих разговоров голова идёт кругом. Как-то сложно уложить по полочкам то, что твоя жена одновременно с тем, формально, является твоим потомком, твоей пра-пра-правнучкой. Абсурд какой-то!
А Синтия тем временем лепетала:
– После того, как подключим Сандру к тому же магическому силовому потоку, что и я, используем твою кровь для восстановления останков Ральфа и призовём его душу обратно, в тело. Всё получится, я знаю. Должно получиться, потому что в противном случае повторить ритуал можно будет нескоро, через несколько лет. А он нужен нам сейчас, правда? – подхватила она меня под руку, улыбаясь.
Синтия была в прекрасном настроении, как никогда уверенная в себе и в том, что желанная для неё цель близка. Всё должно пройти так, как она задумала.
Она ещё что-то щебетала. Я почти не слушал её, погружённый в свои мысли, прямо скажем, не радостные.
– Как посмотрю, нашей новой протеже в доме тоже не сидится? – рассмеялась Синтия.
Что весёлого в том, что кому-то пришла охота подышать свежим воздухом? Да и в том, что девушка знакомится с окрестностями нет ничего удивительного. Что её так веселит?
– Ты хмуришься? Что-то не так?
Синтия всегда чутко подмечала перемену в моём настроении.
– Пора возвращаться, у меня назначена встреча в офисе, – пробормотал я, в надежде поскорей отвязаться от всей этой истории и убраться восвояси.
– Может, стоит на время отложить дела? – недовольно фыркнула она.
– Ради того, чтобы торчать без дела в этом буреломнике? Не обижайся, но серьёзные деловые люди так не поступают.
– А ты теперь серьёзный и деловой?
– Хотелось бы верить. На мне ответственность за огромные денежные активы. Не хотелось бы создавать у людей впечатление, что их состояние находится в ненадёжных руках.
– Вообще-то, прости, Альберт, но так оно и есть.
– Тогда я сделаю всё от меня зависящее, чтобы они об этом узнали как можно позже.
Притянув Синтию к себе, я поцеловал её, как всегда это делал. И лишь перехватив колючий взгляд Сандры понял, что это – лишнее. Вообще не хорошо целовать сестёр в губы, а уж когда помолвлен с другой девушкой – особенно.
Легкомысленно помахав надменной и грустной Сандре рукой, я направился к своему авто с явным намерением покинуть Кристалл-Холл и обеих красавиц.
В моём гареме слишком много львиц и мало львов. Проблемы нужно как-то решать.
И у меня были кое-какие идеи на этот счёт.
– Ты был в Кристалл-Холле? – спросила Катрин за ужином.
– Да, – ответил я.
Простое «да», вместо того, чтобы в свой черёд поинтересоваться: «А почему ты спрашиваешь?».
Или вместо возмущённого: «Ты за мной следила?».
«Да», – и всё.
Катрин смерила на меня долгим тяжелым взглядом. Будь на её месте другая, можно было бы ожидать сцены, но моя невеста закатывает их редко.
– Зачем?
Так же коротко и по существу, без лишних эмоций. Лишь тост, намазанный клубничным джемом, слегка подрагивал в её пальцах.
– Синтия позвонила. Просила приехать.
– И ты сразу кинулся исполнять желания Синтии? – холодно блеснула она глазами.
Я понял, сцена всё-таки будет.
Катрин быстро входила в роль будущей жены. Даже, пожалуй, слишком. Она менялась прямо на глазах. Достаток и власть влияют на людей тем сильнее, чем полнее они осознают происходящие перемены.
Мой маленький светлый мышонок наращивал коготки и зубки. Не то, чтобы мне это мне нравилось? Я люблю уверенных в себе, породистых женщин и все шансы к одному, что из Кэтти получится прекрасный лебедь.
Но вот скандалы на почве ревности мне не нравятся даже тогда, когда я признаю за партнёром право быть недовольным.
– Тебе не о чём беспокоиться, – заверил я её.
– Ты серьёзно?! – Катрин демонстративно отодвинула от себя чашку, гневно взглянув на меня. – Не о чем беспокоиться?! Эта женщина хуже чумы, и она всё время маячит за порогом моего дома!
– Тебе придётся как-то учиться с этим жить. Синтия моя сестра.
– А ещё она твоя любовница! И что-то незаметно, чтобы ей нравилась идея оставить ваши отношения в прошлом!
– Не начинай, – поморщился я.
– Я пытаюсь быть объективной, беспристрастной и не ревновать по пустякам. Но как, скажи, мне это сделать, если вы всё время встречаетесь у меня за спиной?
– Я не встречаюсь с Синтией у тебя за спиной.
– Нет?
– Нет!
– Хорошо. А что тогда, в твоём понимании, ты делаешь? – скрестила она руки на груди.
Я начал злиться. Вопросы Катрин были ожидаемы, но ответить на них было нечего.
С тех пор, как мы с Кэтти стали близки, я избегал Синтии. У нас с сестрой не было секса, так что я мог прямо смотреть в глаза своей невесте, но всё же зачем-то избегал её взгляда. Наверное, потому, что в глубине души хотел того, чего не делал? Отрицать перед самим собой бессмысленно.
Я не чувствовал себя виноватым за свой желания, потому что чувства спонтанны, значения имеют лишь поступки. Но я боялся их. В накале чувств нельзя быть уверенным, что не шагнёшь на пусть, которого страшишься.
– Она помогает подготовить Кристалл-Холл к свадебной церемонии, – тихо проговорил я, разглядывая рисунок на белой кружевной скатерти.
– Ты хоть сам понимаешь, какое это жалкое оправдание?
Отбросив салфетку, Катрин так резко поднялась, что я едва успел схватить её за руку:
– Подожди!
– Пусти меня.
– Катрин, нам не из-за чего ссориться!
– Я не ссорюсь. Просто не люблю, когда мне лгут. И даже не смей говорить, что не лжёшь, иначе всё станет только хуже.
Я втянул воздух сквозь зубы и процедил, стараясь сохранять спокойствие:
– Мы не были наедине. Синтия пригласила в дом Сандру.
– Не улавливаю связи между этим событием и тем, что ты срочно потребовался госпоже Элленджайт прямо с утра. Разве что ей просто нравится дёргать за верёвочки, проверяя, насколько безотказно они действуют?
– Кэтти…
– Альберт! Я уже говорила тебе и повторю снова: не могу и не хочу жить на троих. К тому же Синтия не просто третья. В нашем случае всё гораздо сложней и запутанней.
– Чего ты от меня хочешь?! – сорвавшись, заорал я. – Я не могу порвать с ней все отношения. Она – моя семья! Всё, что от неё осталось!
– Придётся выбрать, с кем ты хочешь связать свою жизнь – с прошлым или с будущим; с ней или со мной? Обычно я не люблю ультиматумы. Я за свободу выбора. Но этот случай – исключение. Так что да: либо я – либо она.
Катрин удалилась, с виду собранная, спокойная и прекрасно владеющая собой. В душе – расстроенная, раненая, уязвлённая. Я-то знаю.
Вспылить бы, разыграть оскорблённое достоинство, несправедливо обвинённое в несовершённом грехе, но не позволяет совесть. Она права. Если я хочу новой жизни, нужно поставить жирный крест на прошлом.
Проклятые треугольники! Когда тобой движет чистая похоть – всё просто; когда возвышенная любовь – колебаться незачем. А когда всё причудливо перекручено, перевёрнуто, изогнуто, то как быть?!
Катрин прочно проникла в моё сердце и душу. А Синтия – часть меня. Испорченная, чёрная, в чём-то даже червивая, но – страдающая и любящая часть.
Имею ли я право предать сестру? Оставить её одну?
***
Катрин, набросив пальто поверх костюма, уже спешила к двери.
Смешные студенческие джинсы и спортивные курточки быстро оказались забыты. Теперь она предпочитала классический стиль и дорогие брендовые модели. Нужно сказать, всё это удивительным образом шло к ней.
Мне не хотелось расставаться в ссоре и, поймав Катрин за руку, не обращая внимание на её рассерженный вид, я притянул её к себе и поцеловал.
Она на поцелуй не ответила, видимо, решив нежно лелеять свою обиду. Что ж, милая? Люблю вызовы. Мне нравится на них отвечать.
Поначалу невинный поцелуй перестал быть просто прощальным.
Губы Кэтти на вкус были мягкими, упругими. Первоначально их вкус перебивала помада, но вскоре она растаяла под моими поцелуями.
Катрин была пронизана невинностью, как светом. Невинность её не была детской, слетающий с души, как пух с перезрелого одуванчика, при первом же порыве жёсткого ветра. Это была настоящая нравственная чистота. И дело тут не в том, что она досталась мне девственницей, тут другое – эдакий духовный изъян, весьма редкий во все времена. Если большинству людей требуется сила воли, чтобы не поддаться искушению то Катрин просто не понимала искушений. Они её не искушали, не казались ей интересным и привлекательным. Она просто жила в других, более высоких, сферах.
Такие люди, как она, обычно бывают очень одиноки.
Все остальные сбиваются в группы, находят себе подобных. Но когда подобных тебе единицы, ты вынужден быть одиноким волком. Или одинокой птицей, потерявшейся в облаках.
У Катрин был редкий дар. Такие души, как у неё не пачкаются при соприкосновении с грязью – грязь просто их убивает.
Эдакие белые вороны на свой лад. Невероятно и сильные, и уязвимые; холодные и нежные; слишком вдумчивые и серьёзные, весьма часто недопонятые и недооценённые, потому что большинству людей нравятся стеклярусы, а не настоящие бриллианты.
Чтобы оценить чистоту камня, нужно разбираться в драгоценностях; а чтобы ценить людей, нужно понимать, что на самом деле творится в душах за лживыми словами и лицами.
Губы Кэтти тихонько вздрогнули, поддаваясь моему напору, как цветок, открывающийся навстречу пригревшему солнышку.
– Я всё для себя решил и выбрал, – прошептал я, обнимая её, прижимая к себе, наслаждаясь ощущениям хрупкого, тёплого тела, податливого в моих объятиях. – Я люблю тебя, – выдохнул я.
И почувствовал странное жжение в области сердца, увидев, как в ответ доверчиво распахиваются её глаза.
Нет ничего тяжелее, чем выбирать между двумя равно любимыми женщинами, но, уж если выбор встал ребром, нужно выбирать ту, за которой стоит бог, а не дьявол.