Часть четвёртая. Стулья № 4. Как проработать тему опозданий
Вернёмся к Тамаре.
Тамара: Я всегда очень нервничаю, когда мне нужно куда-то ко времени. Если я старшего сына должна привезти на футбол четко по расписанию, то я с самого утра сильно нервничаю. Я себя извожу и всех вокруг, дергаюсь, психую.
В такие дни я стараюсь, чтобы нас с детьми муж отвозил в город. Я боюсь, что если я сама сяду за руль, то я обязательно проеду нужный поворот, что-нибудь напутаю или застряну в пробке.
Но даже если отвозит супруг, я издергаю детей и мужа. Причём мы всегда приезжаем вовремя. Муж мне это постоянно повторяет, что времени ещё полно, что мы ещё ждать будем, но я не могу справиться со своим состоянием.
Валентина: А если не ко времени, ты садишься за руль? Навигатором умеешь пользоваться?
Тамара: Да, конечно. Если мы едем с детьми просто в парк погулять, то я без проблем сама сяду за руль, правильно проеду все повороты. И навигатором я прекрасно пользуюсь. Это что-то в моей голове. Я понимаю, что мои реакции неадекватны, но справиться с этим не могу.
Валентина: Хорошо. А с чем в твоей жизни связана тема опозданий? Опаздывала ли ты когда-нибудь в школу? Может, на экзамены или соревнования? На работу?
Тамара: Нет вроде. Я всегда везде прихожу вовремя и даже раньше. Я вообще опозданий не могу вспомнить.
Валентина: Может, на твоих глазах без твоего участия были какие-то яркие опоздания? Например, в классе кто-нибудь опаздывал и его публично стыдили? Опаздывала ли твоя мама и папа куда-нибудь?
Тамара: На моих глазах никого не стыдили в классе. Про опоздания родителей я ничего такого не помню.
Валентина: А что родители тебе говорили об опозданиях? Как ты собиралась в садик, в школу? Торопили ли тебя?
Тамара: Что-то смутное начинаю припоминать… Да, мать сильно нервничала, когда я собиралась в школу. Это был прям ритуал – с бешеными глазами бегать утром по дому. Неприятное воспоминание. Но я толком-то и не помню, что там вообще было.
Валентина: Убирать сегодня будем это воспоминание?
Тамара: Да, давайте.
Тамара выбрала игрушку, нашла подходящее расстояние до пустого стула, представила, что там сидит мама, и погрузилась в возраст, когда она собирается в школу.
Валентина: Сколько тебе сейчас лет, в какой возраст ты попадаешь?
Тамара: Я в первый класс хожу. Мне 7 лет. Мне страшно туда идти. Мать кричит сейчас, что я точно опоздаю. Что надо срочно бежать, чтобы не опоздать. Она орет всегда: быстрее, быстрее, быстрее. У меня звон в ушах от ее постоянного крика. Такой мерзкий и страшный звук. Мне хочется закрыть уши руками и забиться куда-то в угол, спрятаться. У меня ощущение, что она как огромная чёрная туча нависла надо мной. И орет, орет без перерыва.
У меня ужас. Я очень ее боюсь. Мне так хочется сейчас спрятаться под одеяло. Но я должна бежать в школу. Я не понимаю, почему так надо туда бежать. Я не понимаю, почему же я должна непременно опоздать. И что же такого ужасного случится, если это произойдёт. Судя по тому, как она орет, последствия будут словно на грани жизни и смерти.
Я вижу, как она замахивается на меня рукой и орет. Мне хочется сейчас умереть от ужаса. Хочется превратиться в маленькую точку и исчезнуть. Боже, это невыносимо. (Тамара плачет.)
Чтобы помочь Тамаре допрожить до конца этот застрявший в ее Душе ужас, мне пришлось 6 раз выносить и заносить игрушку то за дверь, то в кабинет.
Ее Душа то чуть отдыхала, то снова боялась. И так несколько раз. Страх похож на мышцу, которую можно натренировать. Расслабление – напряжение, расслабление – напряжение. И так до тех пор, пока ужас не пройдёт. Пока недопрожит страх, все остальные чувства прожить невозможно.
Когда ужас угас и дошёл до легкой степени опасения, нерешительности, мы начали разговаривать дальше.
Валентина: Тамара, как тебе кажется, если ты сейчас опоздаешь в школу, что будет?
Тамара: Это-то и самое страшное, что мне не понятно, что будет. Судя по крику матери, произойдёт нечто ужасное. Словно жизнь закончится. Причём у всех. Словно я стану врагом для всех, буду самой плохой на свете. Словно нас расстреляют, что ли. Валентина, это совершенно странно и нелогично, но чувствую, что реально я сейчас боюсь смерти. Как же так? Для меня страх опоздать слился со страхом смерти. Как вообще такое может быть?
Валентина: Да, любая неизвестность всегда пугает намного больше даже самого страшного наказания. Хорошо. Спроси сейчас маму: «Мама, а что произойдёт, если я опоздаю в школу?»
Тамара повторила за мной эти слова.
Тамара: Ещё я постоянно чувствую себя виноватой за то, что могу опоздать. Никогда не опаздываю, но всегда заранее чувствую вину. Какой же это абсурд!!! У меня сейчас возмущение поднимается, осознавая все это. Без вины виноватая всегда. Я чувствую себя медленной улиткой рядом с тобой, когда ты кричишь: быстрее, быстрее.
Мама, от тебя совсем нет поддержки. Я только должна, должна, должна. Должна для людей быть хорошей. Чтобы на собраниях про меня плохо не говорили. Словно какие-то непонятные другие люди важнее нас самих. Почему-то надо кого-то сильно бояться. И не опаздывать. Так много непонятного в поведении мамы. Ты меня совсем не слышишь. Я пытаюсь тебе объяснить, что я всегда прихожу вовремя, но ты мне не веришь, и это обидно.
Тамара пересела на стул матери. Представила себя ею в ее 35 лет. Сделала глубокий вдох. И переместилась в утро, когда дочь собирается в школу.
Валентина: Маша (имя мамы), что ты сейчас чувствуешь, когда просто молча смотришь на свою дочь-первоклассницу?
Тамара на стуле мамы: Ну, сейчас, если я ее просто разглядываю, то я вижу ее бантики, белые волосики, и мне тепло. Она такая милая, красивенькая.
Валентина: А ты когда-нибудь говорила ей об этом вслух?
Тамара на стуле мамы: Нет. Я не могу такого сказать ей. У меня словно рот зашивается в этот момент. Я даже челюсть разжать не могу. Почему-то я не могу своей дочери говорить о таких вещах. Я даже сама не могу понять, почему именно. Но молча любуюсь ей.
Валентина: Хорошо. Теперь переместись во время, когда вы собираетесь в школу. Что ты сейчас чувствуешь, глядя на неё?
Тамара на стуле мамы: Я в бешенстве от того, что ты мне перечишь, что ты пытаешься мне доказать, что времени ещё хватает. Я недостаточно хорошо тебя воспитала, раз ты меня не слушаешься, а что-то там возражаешь. Надо вдолбить тебе это в голову. Что я права и опаздывать нельзя. Меня надо слушаться молча и беспрекословно. У меня бешенство не из-за опоздания, а из-за того, что ты мне перечишь. А ты меня совершенно не слышишь. Поэтому мне приходится уже орать на тебя, чтобы ты услышала.
Валентина: Хорошо. Маша, тебе сейчас твоя семилетняя дочь сказала, что напугана до ужаса, когда ты замахиваешься на неё рукой и орешь. Что ей хочется сжаться в точку и исчезнуть. Что ей обидно, что ты ее тоже совершенно не слышишь. Тамара ещё сказала, что ей из-за твоего крика кажется, словно произойдёт что-то ужасающее, если она опоздает. И она спросила тебя сейчас: «Мама, а что будет, если я все же опоздаю в школу?»
Тамара на стуле мамы: Я удивлена, что мы друг другу говорим одинаковую фразу «ты меня не слышишь». Я удивилась. И задумалась. Когда я услышала про твой ужас, сначала начинает вроде чуть-чуть накатывать вина, но тут же блокируется. Словно психика топором отрубает даже намеки на свою виноватость. Сразу переключается на что угодно. Типа я не могу быть виновата, потому что я всегда права.
Но сомнение в этом появились в Душе. И вроде уже хочется пожалеть дочку, но снова отрубается. Опять блокировка. Я словно ледяную стену представляю между собой и дочерью. И стараюсь отморозить любые тёплые чувства к ней. Мне спокойнее быть холодной и властной. Я всегда права.
Тамара вернулась на свой собственный стул. Выдохнула. Я зачитала с листочка все, что ей только что сказала ее мама.
Тамара: В самом начале мне было очень приятно, что она с теплом на меня смотрела и умилялась. Я этого никогда не слышала от неё и не чувствовала. Но так странно, что она не могла мне этого говорить вслух. Ну и странная же она была… Я своим детям постоянно говорю, как их люблю. А она какая-то замороженная была. Но так сейчас тепло на душе, что она хотя б смотрела молча на меня с нежностью. Это очень ценно для меня сейчас почувствовать.
Потом я была очень удивлена и озадачена, что она, оказывается, кричала не из-за опозданий. В опозданиях она сама не видела ничего страшного. Она кричала из-за того, что ей казалось, что я не признаю ее авторитет, раз посмела высказывать своё мнение. Это очень неожиданно. Мы действительно абсолютно друг друга не слышали и не понимали.
Это грустно.
В следующую встречу Тамара сказала, что даже ее муж заметил, что на консультацию она уже собиралась ко времени не так напряжённо, как раньше.
Когда я писала данный раздел книги, после этой сессии про опоздания прошло 4 месяца.
Валентина: Тамара, помнишь, мы с тобой работали с темой опозданий? Как сейчас обстоят дела?
Тамара: Да, помню эту тему. А вопроса не поняла… Я не опаздываю, у меня все в порядке.
Валентина: Стала ли ты возить детей на футбол сама за рулем, или по-прежнему возит муж? Есть ли сейчас напряжение при использовании навигатора?
Тамара: А-а-а… Я уже забыла про это, даже вопроса не поняла. Конечно, я сама вожу на все кружки мальчишек. Напряжение полностью ушло. Сейчас грустно вспоминать, что у меня были эти постоянные срывы из-за страха проехать нужный поворот и опоздать. Сейчас все позади. Это кажется таким далеким, что словно и не со мной было.