Три года назад.
В углу гаража стопкой были сложены старые покрышки. Запах пыли и резины затмевал другие, менее резкие запахи в этой части автосервиса.
Ноги затекли, но я боялась пошевелиться, тем самым выдав себя.
Их было трое: один, их лидер, стоял напротив отца и о чем-то тихо говорил, двое других, бритоголовые амбалы, терпеливо ожидали приказа черноволосой мрази.
Отец что-то ответил и повесил голову. В следующую секунду его отбросило назад ударом кулака. Столбы даже не пошевелились, а я едва сдержала крик, когда увидела, как стремительно мудак дернул рукой и огромный кулак врезался в челюсть бати, который тут же сжался на полу, закрывая голову руками.
Черноволосый тип склонился к отцу, презрительно чеканя слова, а потом бросил на землю какой-то предмет и исчез. Следом за ним на выход направились его цепные псы.
Дождавшись, когда банда скроется и послышится визг шин отъезжающего автомобиля, я торопливо выбралась из укрытия и подбежала к отцу.
Тот неловко поднялся с земли и, пошатываясь, принял сидячее положение. Из губы сочилась кровь, на лице выступили крупные капли пота. Он выглядел подбитым псом, и у меня засвербело в носу.
– Сука, гондон конченый! – Пропустила мимо ушей ругательства отца и направилась к раковине. Намочив край полотенца, подала то ему, чтобы приложил к разбитой губе. – Ненавижу тварь!
Полотенце, до этого бережно мной выстиранное, было отброшено в грязную масляную лужу, туда, где располагался подъемник для машин.
Вздохнула и отошла, пряча тревогу за раздражением.
Он всегда был таким. Вспыльчивым. Резким. Грубым. Но он мой отец, так что…выбирать не приходится. Тем более матери у меня нет.
– Собирай вещи, завтра поедешь к тётке в Красногорск.
Сердце ухнуло в пятки, но я все еще надеялась, что он просто пошутил.
Новость оказалась настолько ошеломляющей, что не укладывалась в голове.
– В смысле?
– В прямом, Аня. Я человека сбил. Посадят меня.
Нет. Этого не может быть.
Непроизвольно начала мотать головой из стороны в сторону.
Как? Когда? Почему не сказал мне раньше?
Понимала тщетность вопросов. Батя никогда не был особо разговорчивым. Даже когда перебирал внутренности тачек под капотом, или ремонтировал кузов, он не рассказывал мне что делал. Я просто смотрела и запоминала. А иногда заглядывала в тонны макулатуры, связанной с той или иной поломкой в машине. Не любитель трепаться он. Ничего не поделаешь.
– Но ведь учебный год же… – Понимаю, что мои доводы звучали глупо, но пропускать школу я не могла. Не хотела оказаться в таком же положении, как отец. Спустя двадцать лет.
Автосервис, причем весьма процветающий достался ему от моего дяди. Тот умер, когда ему исполнилось тридцать шесть. С тех пор дела вёл отец. Правда, прибыльный до этого бизнес, начал загибаться из-за неумелого управления. В итоге из работников остались лишь двое: батя и Макарыч, который приходил и работал в сервисе с девяти до шести вечера.
– Ты так и не поняла, что ли? Совсем отупела? Нам жить негде, дура. Тебя в детдом заберут, если не съебешься! – Хотелось съежиться под обвинительным голосом, но продолжала стоять глядя на него сверху вниз. Ногти впились в ладони, изо всех сил пыталась держать себя в руках, и не давать волю эмоциям.
– Че вылупилась? Иди, собирайся! – Новый крик вызвал в душе волну возмущения. Развернулась, и громко стуча тяжелыми ботинками по бетонному покрытию, зашагала к каморке, где жили с отцом. Достала рюкзак и скидала туда шмотки, предварительно вынув учебники. Слезы все-таки покатились по щекам, смазывая наложенный утром слой туши.
Ну почему так? Почему я не могла родиться в нормальной семье, где родители дарят дочерям на день рождения телефон, а не покрывают матом, выгоняя из дома? В семье, где мама помогает выбирать шмотки и рассказывает, что делать, если начались месячные. Почему?
Отбросила рюкзак и упала на продавленный диван, закрыв лицо руками.
Потому, что ты другая, Аня. ДРУ-ГА-Я. И ты в сто раз сильнее этих пришибленных маменькиных и папенькиных дочек, которые дрожат от одной мысли, что ты набьешь им морду, или вообще посмотришь в их сторону. Отец прав. Я Дура.
Поднявшись, стерла со щек разводы и продолжила свое занятие. Скидав в рюкзак необходимые вещи, окинула взглядом комнату.
Унылое помещение: замусоленные обои, куцые шторки, диван и узкая койка. А над ней на стене рисунок.
Роза.
Алый, еще не распустившийся, бутон, на изумрудном стебле с крошечными, но явно острыми шипами. Притронься и уколешься.
Этот рисунок я сделала на занятии по рисованию, когда отец еще мог оплатить мне курсы. С тех пор листок с изображением цветка красовался на стене, около моей кровати. Не ахти конечно, но постаралась хоть как-то украсить унылую обстановку.
Рука потянулась к плакату, но я отдернула её.
Дура. Нельзя быть такой сентиментальной!
Развернувшись, вышла из коморки и направилась на поиски отца. Тот сидел на стуле в мастерской и пил.
В одной руке початая бутылка водки, в другой стальной армейский жетон.
Не знала, откуда мне в голову пришла эта мысль, но я вдруг со всей ясностью осознала, что эта вещица виновата в случившемся.
Батя сидел ко мне боком, вперив невидящий взгляд в стену напротив. Мозолистая рука до побелевших костяшек сжимала цепочку, с такой яростью, словно отец вцепился в шею того черноволосого мудака, а не в мелкую вещицу.
Он не замечал меня, а я вдруг поняла, что это…
… конец…
До меня вдруг дошла необратимость ситуации. Сегодня я вижу отца в последний раз. Его посадят и....
Нельзя быть такой сентиментальной!
Натянула шапку на голову и вышла в прохладу ночи.
С днем рождения, Аня!