После визита к экспертам Катя заехала в редакцию «Подмосковного вестника», потом вернулась в главк на Никитской. А после работы решила спуститься в Манеж поглядеть, что новенького появилось там в летне-осенней коллекции. Две недели отпуска – грандиозный срок, и Катя ждала от моды самых кардинальных поворотов в одежде и обуви. Но все было прежнее: джинсы, джинсы, джинсы, топы. Джинсы, джинсы, полосатые брючные костюмы а-ля гангстер. Кате сразу вспомнился скучнейший фильм «Борсалино и Компания». Брючного костюма в нудную английскую полоску не хотелось. Осенью все дикторы обоего пола в телефизоре станут полосатыми, как тигры. Все депутаты и депутатши, менеджеры, секретарши, министры, банкиры – все, все, все.
В Манеже в семь часов вечера Катю, скептически изучающую витрину «Четырех сезонов», и застал звонок по мобильному от Заварзиной. Катя подумала, что у той какие-то вопросы по статье, которую они обсуждали утром. Статья посвящалась синтетическим заменителям героина и борьбе с их распространением. Ничего сверхсенсационного в ней не было. Однако Заварзина звонила не по поводу «синтетиков».
– Катерина, ты вот все спрашивала сегодня о необычных случаях из практики. Так вот, как ни удивительно, но это произошло. Уникальный случай. Кажется, с подобным мы еще ни разу не сталкивались.
– Ой, а что такое? – Катя поняла: Заварзина, сама Заварзина (!) звонить (тем более после работы) зря не станет.
– Отравление. Уникальное отравление. И знаешь, Катерина, что использовали? – Заварзина удивленно хмыкнула. – Таллиум сульфат!
– А что это такое? – осторожно повторила свой вопрос Катя.
– Ну, это промышленный препарат и в какой-то мере яд. Яд сильный – в зависимости от дозы, замедленного действия. Очень, очень необычный случай. Уникальный во всей моей практике.
– А кого отравили?
– Колосов мне экспертизу одну подсунул. Просил сначала только на наркоинтоксикацию тесты провести. Но все было чисто. А он стал настаивать, звонил еще при тебе, помнишь?
– Да, помню, – Катя глянула на наручные часики – начало восьмого.
– Ну а повторные комплексные исследования дали неожиданный результат. В теле потерпевшего – это некий Студнев Максим Кириллович – обнаружен таллиум сульфат. Бедняга за несколько часов до смерти плотно поел и, видимо, получил солидную порцию яда вместе с пищей. Очень, очень редкий случай. И яд редкий. Я бы на твоем месте, Катерина, при твоей страстной любви к невероятным происшествиям, эту историю из поля зрения не упустила. Я и сама с профессиональной точки зрения заинтригована, так что предлагаю сотрудничество. Идет?
– Еще бы, конечно, идет! – обрадовалась Катя. А сама решила: завтра же она все узнает в розыске. Костьми ляжет, а узнает. Не каждый же день людей травят редкими ядами!
Со стороны могло показаться, что молодая девица пламенно обсуждает по телефону с подругой перед витриной «Четырех сезонов», ну, скажем… купить ей или не купить вот те итальянские джинсы – стильно потертые, вышитые трогательными розовыми цветочками. Катя воровато оглянулась по сторонам: если кто из посетителей Манежа услышит, как она с таким счастьем в голосе обсуждает отравление, ее примут за… Ну, если и не за отпетую маньячку, то уж за клиентку «Кащенки» точно.
Никите Колосову Заварзина позвонила на сорок минут раньше, чем Кате. Начальник отдела убийств все еще торчал в Столбах. Константин Лесоповалов только недавно вернулся из местной администрации. Он глухо конфликтовал со здешним мэром, и каждый поход в желтый дом – так в Столбах по простоте называли мэрию – был для него нож острый, особенно при наличии нераскрытого, непонятного «летального исхода» за дежурные сутки.
Лесоповалов, слышавший разговор по селектору, отметил, что Колосов, узнав от Заварзина о яде, обнаруженном в теле Студнева, кажется, даже и не удивился.
– Вообще случай очень необычный, Никита Михайлович, – сказала Заварзина Колосову. – Во-первых, само вещество, которое использовали, – таллиум сульфат. Это был либо порошковый состав, либо раствор… Во-вторых, меня удивляет, как вообще этот Студнев мог… Дело в том, что не почувствовать привкус этого вещества в пище невозможно. Вкус, как говорил Райкин, специфический. Чтобы отбить его, надо было применить что-то очень сильное.
– Что, например? – спросил Никита.
– Даже затрудняюсь сказать. Крепкий кофе… Это морфий хорошо в кофе давать. А тут – не знаю… Может быть, какие-то сильные специи… Перец, например, или другие пряности с ярко выраженным привкусом. Студнев примерно за шесть часов до смерти принимал пищу и пил алкоголь. Вы уже выяснили, где он был в тот вечер?
– Нет, пока выясняем, Валентина Тихоновна.
– Ну так скорей выясняйте. Яд он получил вместе с пищей, это установленный факт. Произошло это примерно между восемью и половиной девятого вечера. Смерть наступила в половине третьего ночи. Я читала заключение судмедэксперта. Картина мне ясна. Он приехал домой. Видимо, первые признаки отравления уже проявились, и он себя плохо чувствовал. Лег спать. Ночью ему стало совсем худо, появились признаки удушья. Он поднялся с постели, пошел на балкон – ему не хватало воздуха…
– Да, так, кажется, все и было. Он, наверное, уже плохо ориентировался – мы шум слышали. Это все в доме напротив происходило, через двор, у него вещи падали…
– Потом наступил исход отравления. С балкона он падал уже мертвым. Тот, кто дал ему в виде яда таллиум, видимо, рассчитывал на то, что смерть наступит лишь спустя несколько часов. И не в том месте, где он этот яд получил. Найдите это место, Никита Михайлович, настоятельно вам советую, – голос Заварзиной звучал настойчиво.
Лесоповалов слушал их разговор с недовольным видом.
– Что, все-таки убийство нам старуха клеит? – спросил он, когда Никита положил трубку. – Значит, Студнева отравили? А почему такой вариант не подходит: он захотел свести счеты с жизнью, достал пузырь с ядом, красиво поужинал напоследок, выпил, принял яд и поехал домой…
– Умирать? – хмыкнул Колосов.
– Да. Дома и стены помогают. Но как-то быстро не умиралось. Студнев подумал, что яд не действует. И решил броситься с балкона. Тут-то его и хватил кондрашка. Разве не логично?
– Логично, Костя. Есть только одно «но».
– Какое?
– Все это было совсем не так. Да ты и сам это знаешь. И потом, у нас уже появился первый свидетель в пользу версии убийства.
– Какой еще свидетель?
– Некая Сашенька Маслова, куколка девятнадцати лет. Представляешь, пока тебя не было, пришла тут ко мне и так прямо и брякнула: Студнева, мол, собирался убить из-за ее прекрасных кукольных глазок некий Иван Григорьевич.
– А это еще кто такой? – спросил Лесоповалов.
– Понятия не имею. – Колосов сладко потянулся. – Но это дело, Костя дорогой, уже вызывает у меня чисто инстинктивное любопытство.
– Делать тебе нечего, все себе работу ищешь. А у меня вот, – Лесоповалов рубанул себя ребром ладони по шее, – жук этот из министерства… Уже интересовался ехидно так – что сделано за дежурные сутки? По горячим следам… Ну, что сделано, что молчишь?
– А что говорить? Это у тебя проверяющий.
– Ладно, – Лесоповалов вздохнул. – Какая мне-то задача ставится? Я ж тебя знаю, сейчас три вагона указаний накидаешь.
Никита вздохнул: так же, как убийств, в Столбах не любили и заумных ЦУ. И это тоже приходилось учитывать, местная специфика.