Без обуви, в одних чулках Аомамэ спускалась по узенькой пожарной лестнице. Стылый ветер завывал меж ступеней. Мини-юбку, как бы плотно та ни обтягивала бедра, ветер то и дело раздувал, словно парус у яхты, сбивая девушку с ног. Развернувшись спиною вперед, Аомамэ пятилась вниз пролет за пролетом, держась за железные трубы, приваренные вместо перил. И лишь иногда останавливалась, чтобы поправить разметавшуюся челку и сумку на плече.
Прямо под нею бежала 246-я государственная магистраль. Рычание двигателей и вой клаксонов, истошные вопли сигнализации, военные гимны из динамиков на крышах автобусов ультраправых, треск отбойных молотков по крошащемуся асфальту и прочие ингредиенты шумовой поллюции огромного мегаполиса окутали ее с головой. Механические звуки раздавались сверху, снизу, со всех сторон, сплетаясь в едином танце на безумном ветру. Слушая эту какофонию (а заткнуть уши не получалось – заняты руки), Аомамэ впала в состояние сродни морской болезни.
На полпути вниз лестница прерывалась горизонтальным пролетом, ведущим к быкам хайвэя, и лишь затем продолжалась ступеньками до самой земли.
Всего в нескольких метрах от лестницы вздымалась жилая пятиэтажка, новое здание из рыжего кирпича. Балконы выходят на магистраль, но все окна наглухо заперты и занавешены шторами или жалюзи. Какому безумному архитектору пришла в голову мысль пристраивать к дому балконы с видом на скоростное шоссе? Белье в таком месте обычно не сушат, а любоваться ежевечерними пробками, потягивая джин-тоник, нормальному человеку и в голову не придет. Впрочем, смотри-ка – веревки для белья на некоторых балконах все ж натянуты. А на одном даже выставлены дачное кресло и горшок с фикусом. Бедное растение совсем потеряло цвет, листья пожухли и сморщились, словно обуглились по краям. При виде несчастного фикуса у Аомамэ сжалось сердце. Если суждено в кого-нибудь переродиться, стать таким вот фикусом ей хотелось бы меньше всего на свете.
По лестнице этой ходили до крайности редко: ступени с перилами там и сям оплетены густой паутиной. Крохотные пауки, распятые на собственных ниточках, терпеливо поджидают крохотную добычу. Хотя понятие терпения вряд ли ведомо паукам. Все равно ничему, кроме плетения паутины, они не обучены, и никакого другого образа жизни, кроме ожидания жертвы, выбрать себе не могли бы. Сплести, затаиться и ждать, а однажды умереть и засохнуть. Весь сценарий заложен в генах еще до рождения. Не в чем сомневаться, не о чем горевать или сожалеть. Никаких тебе метафизических мук и моральных метаний. Наверное. Но я-то – дело другое. Я иду к своей цели и, пускай даже в рваных чулках, спускаюсь-таки с Третьего скоростного шоссе через чертов пожарный выход, чтобы добраться до станции Сангэндзяя. Продираясь через мерзкую паутину и разглядывая завядшие фикусы на чьих-то дурацких балконах.
Я двигаюсь. Значит, я существую.
Спускаясь по лестнице, Аомамэ думала про бедняжку Тамаки. Не то чтобы особенно хотелось об этом думать, но случайно всплывшие в памяти воспоминания отогнать уже было не просто. Тамаки О’цука была ее лучшей подругой в старших классах школы и соратницей в секции по софтболу. Играя в одной команде, где только ни побывали они вдвоем и чего только вместе ни делали! Однажды между ними даже приключилось нечто вроде лесбийского секса. Дело было на летних каникулах, они приехали в какой-то городок, где обоим пришлось заночевать в одной постели. Просто потому, что в гостинице оставались только номера с полутораспальными кроватями. И в этой тесной постели они изучили, блуждая на ощупь, все ложбинки и бугорки на теле друг друга. При этом вовсе не будучи лесбиянками. Им просто хотелось испытать что-нибудь эдакое – из обычного любопытства, каким полна голова любой старшеклассницы. Парней у обеих на тот момент еще не было, сексуального опыта – полный ноль. Все, что случилось той ночью, осталось в сегодняшней памяти лишь эпизодом в духе «познавательное исключение из правил». Но даже теперь, спускаясь по голым металлическим ступеням… Стоило ей вспомнить Тамаки в своих объятиях, как подробнейшие детали – продолговатые соски подруги, густые волосы на ее лобке, округлые ягодицы, форма клитора – на удивление ясно восстановились в памяти сами собой.
И пока эта сцена плыла перед ее мысленным взором, в ушах, точно звукоряд к кинофильму, трубили фанфары из «Симфониетты» Яначека. Пальцы Аомамэ вкрадчиво гладят Тамаки в самых разных местах. Той вначале щекотно, но вскоре смешки затихают. Становится глубже дыхание. Эту музыку сочиняли для какого-то спортивного праздника. Под нежное воркование духовых ветер ласкает травы Богемской долины. Аомамэ чувствует, как соски Тамаки постепенно твердеют. И то же самое творится с нею самой. Литавры…
Остановившись на ступеньках, Аомамэ покачала головой. Нашла над чем медитировать в таком месте! Соберись-ка и думай о том, как не сверзиться с лестницы, велела она себе. Но отмахнуться от воспоминаний не получалось. Кадр за кадром забытая сцена всплывала в ее подсознании. Очень ярко и отчетливо. Летняя ночь, тесная кровать, тонкий запах разгоряченных тел. Слова, что они шептали. Чувства, для которых не находилось слов. Забытые клятвы. Несбывшиеся мечты. Так никуда и не выплеснутая тоска. Налетевший ветер взъерошил волосы Аомамэ и тут же утих, оставив на щеке лишь крохотную слезинку. А очередным порывом унес и ее.
Когда же все это случилось? Время превратилось для Аомамэ в одну длинную спутанную нить. Что было раньше, что позже, где причины, где следствия – не восстановить, хоть убей. И все-таки. Сейчас апрель 1984-го. Она родилась – ну да, в 54-м. Худо-бедно, а это еще вспоминалось. Но остальные даты, что она помнила до сих пор назубок, бледнели и улетучивались из памяти одна за другой. Ей представилась стопка белоснежных страниц с отпечатанными номерами. Ветер вырывает листки у нее из рук и разносит по белу свету. Она бегает за каждой, пытаясь собрать. Но ветер все яростней, страниц остается все меньше. 1954, 1984, 1645, 1881, 2006, 771, 2041… Даты кружатся в воздухе и исчезают одна за другой. Нить запутывается еще больше, сознание меркнет, порядок ступеней под ногами перемешивается.
Аомамэ и Тамаки в одной постели. Семнадцатилетние девчонки отрываются по отвоеванной свободе. Это их первое путешествие вдвоем. Что уже само по себе чертовски возбуждает обеих. Возвратясь из онсэна[14], они распивают на двоих банку пива из холодильника, гасят свет и забираются в постель. Сначала просто дурачатся. Тычут пальцами друг в дружку, посмеиваясь над бледными полосками кожи, так и оставшимися этим летом без загара. Но в какой-то момент пальцы Тамаки легонько накрывают сосок под тонкой майкой подруги. Тело Аомамэ сотрясается, как от электрического разряда. Они срывают друг с друга майки-трусики и наконец-то остаются в чем мать родила. Летняя ночь… В какой же город они тогда приезжали? Не вспоминается. Да и черт с ним. Молча, не сговариваясь, они начинают увлеченно исследовать друг друга. Любоваться. Касаться. Ласкать. Лизать. Целовать. Наполовину в шутку, наполовину всерьез. Тамаки невысокая, плотная, полногрудая. Аомамэ ростом повыше и стройная, грудь совсем небольшая. Тамаки то и дело подумывала сесть на диету. Хотя, на взгляд Аомамэ, оставалась красавицей и без этого.
Кожа у Тамаки тонкая и гладкая. Соски – продолговатые и плотные, что маслины. Волосы на лобке мягкие и густые, как листья плакучей ивы. У Аомамэ, напротив, – спутанные и жесткие. Контраст настолько разительный, что обе смеются. Двигаясь в темноте и на ощупь, они отыскивают друг у дружки самые чувствительные зоны. Кое-что совпадает, кое-что различается. Вот их пальцы добираются до клиторов. Мастурбации никого обучать не нужно. Этого опыта у каждой хоть отбавляй. Но обе чувствуют: возможно, с другими следует обращаться немного не так, как с собой. И только ветер ласкает луга Богемской долины.
Аомамэ опять останавливается, снова качает головой. Отнимает пальцы от железных перил, перехватывает покрепче. Выкинь все это из головы, приказывает она себе. Думай только о том, чтобы спуститься отсюда целой и невредимой. Больше половины пути уже пройдено. И все-таки – откуда этот дикий шум? И почему такой сильный ветер? Может, они посланы мне в упрек? Или, не дай бог, в наказание?
Как бы то ни было – что ждет меня там, внизу, когда я спущусь с этой чертовой лестницы? Вдруг меня станут допрашивать, потребуют документы? И что же я им отвечу? «Видите ли, там на хайвэе пробка, вот я и решила спуститься по лестнице, поскольку страшно тороплюсь». Отделаюсь ли я таким объяснением? Или только влипну в очередную историю? Чего-чего, а влипать в истории хотелось бы меньше всего на свете. По крайней мере, сегодня.
Слава богу, внизу ее никто не поджидал. Спустившись на землю, Аомамэ первым делом достала из сумки туфли, обулась и оглядела окрестности. Она стояла на складской площадке для стройматериала, затиснутой между левым и правым полотнами 246-й магистрали. Крохотная площадка огорожена забором из металлических прутьев. Прямо по земле разбросаны железные трубы и сваи, оставшиеся после каких-то строительных работ. В одном углу пластиковый навес, под ним – три-четыре огромных мешка неведомо с чем, укутанные от дождя в голубую непромокаемую попону. Видно, когда закончилась стройка, оказалось проще оставить их здесь, чем перетаскивать куда-то еще. Здесь же свалено несколько сложенных картонных ящиков, а вокруг раскиданы пустые пластиковые бутылки да пять-шесть журналов с комиксами. Больше здесь не было ничего. Только виниловые мешки для мусора переползали с места на место, приплясывая на ветру.
На воротах забора висела толстенная цепь с огромным амбарным замком. Сам же забор состоял из тесно поставленных прутьев с острыми пиками на концах. Перебраться через такой не выйдет, хоть тресни. А если и выйдет, от одежды лишь клочья останутся. На всякий случай Аомамэ подергала створку ворот – на себя, от себя. Та не сдвинулась ни на миллиметр. Даже кошка не выскользнула бы отсюда. Ну и дела. За каким дьяволом кому-то понадобилось так тщательно замуровывать этот бесхозный пустырь? Здесь и красть-то нечего! Аомамэ скривилась и плюнула в сердцах на землю. Это уж слишком. Притащиться по аварийной лестнице с хайвэя, чтоб оказаться взаперти на заброшенной стройплощадке? Она скользнула взглядом по часам на руке. Время еще оставалось. Но не торчать же ей здесь до скончания века! И уж конечно, не возвращаться на чертов хайвэй…
Чулки на пятках расползлись огромными дырами. Убедившись, что никто на нее не смотрит, Аомамэ сбросила туфли, задрала юбку, стянула чулки, затолкала их в сумку и снова обулась. На душе полегчало. И она решила еще раз осмотреть площадку – буквально каждую щель. Не шире обычной школьной аудитории. Обход по периметру не займет и минуты. Выход действительно только один – ворота с амбарным замком на цепи. Прутья забора, хоть и не толстые, привинчены к перекладинам увесистыми болтами. Без инструмента не отодрать, хоть умри. Засада…
Она осмотрела картонные ящики под навесом. И вдруг заметила, что те не просто брошены, а расстелены как лежанки. У изголовья – рулоны старых дырявых одеял. Видно, какие-то бродяги облюбовали это место для ночлега. Вот откуда здесь комиксы и пустые бутылки. Да, все сходится… Аомамэ напрягла воображение. Но если они здесь спят – значит, как-то сюда пробираются! Через какой-то потайной лаз. Кого-кого, а этих ребят не нужно учить искусству ночевать там, где никто не заметит. И раз уж они нашли себе безопасное место, то и способ туда пройти сохраняют в тайне от всего мира.
Она двинулась вдоль забора, проверяя на прочность каждый железный прут. Давила, тянула, раскачивала. Пока наконец не нашла, что искала: несколько прутьев, с которых один за другим поснимали болты. Она подергала эти прутья в разные стороны, пробуя сдвинуть с места. Оказалось, те легко снимаются, если тянуть под определенным углом. Через пару минут возни ей открылся узенький лаз, в который, хоть и с трудом, мог протиснуться человек. Несомненно, бомжи с наступлением темноты пробираются через эту дырку, чтобы переночевать под навесом. А утром уходят добывать пищу и собирать бутылки подальше отсюда. Ведь если станет известно, кто здесь обитает, такого уютного гнездышка им уже не видать как своих ушей. Аомамэ сказала бомжам мысленное спасибо. В путешествиях инкогнито по ту сторону огромного мегаполиса они были с ней заодно.
Сгруппировавшись, она полезла через узкую лазейку в заборе. Старательно следя за тем, чтобы не зацепить дорогой костюм. Нельзя сказать, чтобы Аомамэ любила его, просто он был единственный в ее гардеробе. В обычной жизни ни костюмов, ни туфель на шпильках она не надевала. Но на такой работе, как эта, от нее временами требовалось полностью менять имидж. А испортить костюм она позволить себе не могла.
Ей повезло: на улице по ту сторону забора не было ни единой живой души. Аомамэ еще раз проверила, в порядке ли костюм, придала лицу как можно больше бесстрастности и направилась к ближайшему светофору. Перейдя через 246-ю магистраль, заглянула в первый попавшийся «драгстор» и купила новую пару чулок. С позволенья продавщицы зашла в подсобку, надела чулки – и лишь тогда облегченно вздохнула. Наконец-то ее больше не мутило. Поблагодарив продавщицу, она вышла на улицу.
246-я забита плотнее обычного. Наверняка об аварии на хайвэе сообщили по радио. Не надеясь на такси, Аомамэ решила спуститься в метро и поехать по линии Син-Тамагава. Так надежней. Застревать в очередной пробке, развалившись на заднем сиденье? Благодарю покорно.
На полпути до станции Сангэндзяя дорогу ей пересек полицейский. Молоденький, долговязый, он быстро шагал куда-то по служебным делам. На секунду Аомамэ напряглась, но замороченный полицейский глядел прямо перед собой и не обратил на нее внимания. За секунду перед тем, как их дороги пересеклись, она вдруг заметила, что форма у него какая-то необычная. Сегодняшняя полиция одевается совсем не так. Вроде бы тот же темно-синий мундир, но покрой слегка другой. В наши дни страж порядка должен выглядеть чуть более повседневным. Не таким подтянутым, как раньше. Материал стал мягче, лацканы меньше, да и синий цвет уже не такой угрюмый. А кроме того, изменилась форма пистолета. У этого полицейского на бедре болтался большой автоматический. Но современную полицию оснащают револьверами. В стране, где вооруженные стычки со стражами закона крайне редки, в ходу именно шестизарядные револьверы. Производить их проще и дешевле, ломаются редко, уход за ними несложный. Но у этого полицейского откуда-то взялся полуавтоматический пистолет новейшего образца. Шестнадцать зарядов, калибр девять миллиметров. То ли «глок», то ли «бе-ретта». Что происходит? Неужели полицейским обновили оружие и обмундирование, а она о том и не знала? Да нет, быть не может. Тогда бы об этом вовсю шумели в газетах, а уж газеты Аомамэ читает тщательнее некуда. А также пристально изучает каждого полицейского на своем пути. И она готова поклясться: еще сегодня утром – буквально несколько часов назад! – все полицейские носили обычную мятую форму и банальные револьверы. Это она помнила совершенно отчетливо. Ну и дела…
Но думать об этом некогда. Впереди важное дело.
На станции Сибуя она затолкала в ячейку камеры хранения плащ и, оставшись в одном костюме, зашагала по улице Сакамити к назначенному отелю. Тот оказался среднего класса – не особо роскошный, но чистый, с классическим набором услуг и без подозрительной клиентуры. На первом этаже ресторан и круглосуточный магазин. Вид из окон приличный, станция метро в трех шагах.
В вестибюле она сразу направилась в туалет. Там, слава богу, было пусто. Первым делом Аомамэ прошла в кабинку и освободилась от накопившейся жидкости. Пожалуй, никогда в жизни она еще не мочилась так долго. Если закрыть глаза, журчание вытекающей жидкости напоминает шум морского прибоя. Затем она тщательно вымыла руки, причесала щеткой волосы, высморкалась. Достав из сумки зубную щетку и пасту, быстро почистила зубы. Времени в обрез, решила она, обойдемся без зубной нити. Да и нужды в ней особой нет: все-таки не на свидание собираюсь. Она достала помаду и подкрасила губы перед зеркалом. Подвела брови. Сняв жакет, поправила бюстгальтер, разгладила складки на белой блузке, а заодно проверила, не пахнет ли под мышками. Не пахнет. Аомамэ закрыла глаза и произнесла свою обычную молитву. В словах этой молитвы особого смысла она не видела. Смысл может быть каким угодно. Главное – сам процесс.
Помолившись, она открыла глаза и проверила себя в зеркале. Все в порядке. С какой стороны ни глянь – обычная бизнес-леди на пути к успеху. Прямая осанка, уверенно поджатые губы. Разве что тяжелая сумка немного не к месту. Возможно, с аккуратным кожаным «дипломатом» она смотрелась бы еще безупречнее. Хотя и слишком по-канцелярски. Для перестраховки она в последний раз проверила содержимое сумки. Порядок. Все, что нужно для выполнения заказа, извлекается мгновенно при первой же необходимости.
Дальше остается лишь действовать по порядку, продуманному заранее. Без колебаний, без жалости – просто выполнить поставленную задачу на все сто. Аомамэ расстегнула верхнюю пуговицу на блузке – так, чтобы грудь было видно, когда наклоняешься. Будь эта грудь покрупней, от нее было бы куда больше проку, сокрушенно вздохнула она.
Никем не замеченная, Аомамэ поднялась в лифте на четвертый этаж и быстро нашла дверь номера 426. Достала из сумки ручку с блокнотом, прижала к груди, постучала в дверь. Коротко и негромко. Выдержала паузу, постучала снова. Уже сильнее, настойчивей. Изнутри послышалась какая-то возня, и дверь приоткрылась на несколько сантиметров. В узкой щели показалось лицо. Мужчина лет сорока. В синей рубашке и серых фланелевых брюках. Ни дать ни взять образцовый бизнесмен, который решил ненадолго расслабиться без галстука и пиджака. Взгляд при этом усталый, красные глаза. Явно не высыпается. При виде Аомамэ в деловом костюме слегка удивился. Наверно, ожидал увидеть горничную, зашедшую пополнить холодильник.
– Ради бога, простите, что нарушаю ваш отдых, – отчеканила Аомамэ, улыбаясь как можно приветливей. – Меня зовут Ито, я из отдела менеджмента. В системе вентиляции возникла проблема, меня послали для проверки. Нельзя ли побеспокоить вас всего на пять минут?
Мужчина недовольно нахмурился.
– Я занят важной и срочной работой. Через час уйду – может, тогда проверите? С вентиляцией проблем пока не было.
– Мне очень неловко, – извинилась Аомамэ, – но это связано с утечкой электричества и общей системой безопасности всего отеля. Необходимо проверить как можно скорее. Номер за номером, по порядку. Уверяю вас, это не займет и пяти минут!
– Черт знает что… – Мужчина прищелкнул языком. – Специально ведь номер снял, чтобы поработать спокойно!
Приоткрыв дверь пошире, он кивнул на письменный стол, заваленный компьютерными распечатками с мелкой цифирью. Похоже, готовится к докладу на вечернем брифинге. Тут же рядом – калькулятор и странички из отрывного блокнота, исписанные длиннющими числами.
Аомамэ знала, что этот человек служит в нефтяной корпорации. Эксперт по промышленным инвестициям в страны Ближнего Востока. Насколько ей известно, в своей области он считался элитным специалистом. Это же ощущалось и в его манере держаться на публике. Аристократическое воспитание, высокий доход, новенький «Ягуар». Безоблачное детство, заграничный вуз, английский и французский почти без акцента, стопроцентная уверенность во всем, что делает и говорит. И при этом – абсолютная невосприимчивость к тому, чего хотят от него другие. Малейшей критики на дух не переносит. Особенно от женщин. Хотя сам постоянно чего-нибудь требует от окружающих и считает это в порядке вещей. Даже переломав жене ребра клюшкой для гольфа, угрызений совести не испытывает. Совершенно искренне убежден, что Вселенная вертится вокруг него. И если он вдруг исчезнет, мир тут же развалится. Стоит кому-либо встать у него на пути, он взрывается. Очень страшно взрывается. Просто как термостат.
– Извините за вторжение, – улыбнулась Аомамэ ослепительной производственной улыбкой. Не оставляя собеседнику времени на раздумье, она протиснулась в полуоткрытый дверной проем, тут же захлопнула дверь спиной и, распахнув блокнот, деловито вписала в него две или три закорючки. – Господин, э-э… Мияма, я неошиблась? – уточнила Аомамэ.
– Нет, не ошиблась! – уже безо всякой вежливости отозвался мужчина.
И сокрушенно вздохнул. Делай, мол, что хочешь, только убирайся поскорее. Он отвернулся, с ручкой в руке прошел в глубь номера, сел за стол и завис над недописанным документом. На огромной застеленной кровати валялись пиджак и галстук в полоску. Что один, что другой явно дороже ее костюма. Не снимая сумки с плеча, Аомамэ шагнула к одежному шкафу в прихожей. Именно там, как она уточнила заранее, расположен щиток с выключателями. В шкафу висели длинный плащ из какой-то мягкой материи и серый шарф. На багажной полке одиноко тулился кожаный кейс для документов. Ни сменного белья, ни туалетных принадлежностей. Постоялец явно не собирался задерживаться здесь надолго. Заказанный в номер кофейник на журнальном столике был уже почти пуст. Поковырявшись в щитке с полминуты для убедительности, Аомамэ обратилась к Мияме:
– Спасибо за содействие, господин Мияма! Неисправностей в вашем номере не обнаружено.
– Я тебе сразу это сказал! – рявкнул Мияма, даже не обернувшись. – Разве нет?
– Господин Мияма! – воскликнула Аомамэ. – Ради бога, извините, но что это у вас на шее?
– На шее? – вздрогнул Мияма и потрогал себя за шею. Погладил ее несколько раз, а потом исследовал пальцы. – По-моему, ничего… А что такое?
– Разрешите? – Она шагнула к его столу. – Я сама посмотрю, если не возражаете.
– Ну, посмотри… – Мияма озадаченно покрутил головой. – Что ты там увидала-то?
– Вроде какая-то краска. Светло-зеленое пятно.
– Краска?!
– Сама не пойму. С виду похоже на краску. Вы позволите, я потрогаю? Может, получится оттереть…
– Валяй, – согласился Мияма и наклонил голову.
Только что от парикмахера, отметила Аомамэ, на шее – ни волоска. Глубоко вдохнув, она задержала дыхание, сосредоточилась – и за какие-то пару секунд нащупала на шее Миямы ту самую точку. Легонько припечатала пальцем, словно ставя невидимую засечку. Вот здесь, повторила она про себя, закрыв на секунду глаза. Конечно, будь у меня больше времени, стоило бы перепроверить. Но в предложенных обстоятельствах работаем без права на ошибку.
– Простите великодушно, – сказала Аомамэ. – Вы не могли бы посидеть в такой позе еще немного? У меня в сумке ручка с фонариком, я сейчас достану и посвечу. Под этой люстрой так плохо видно.
– Да что еще за краска такая? – запыхтел недовольно Мияма. – С чего бы она там взялась?
– Не могу знать, – пропела Аомамэ. – Сейчас проверим!
Не отрывая пальца от заданной точки, она извлекла из сумки пластиковый футляр, сняла с него крышку и достала сверток из тонкой ткани. Ловко развернула его одной рукой – и на свет появилось нечто вроде миниатюрного пестика для колки льда. Всего сантиметров десять длиной. Этот причудливый инструмент Аомамэ сконструировала сама. Его заостренный кончик венчала тоненькая игла. На иглу, чтобы случайно не поломать, насажена пробка из мягкого, специально подобранного материала. Осторожным движением ногтя Аомамэ сковырнула пробку, сунула в карман. И поднесла обнаженное жало к заветной точке на шее Миямы. А теперь спокойно, приказала она себе. Сосредоточься. Ты не должна промахнуться даже на миллиметр. Иначе все пойдет прахом. Самое важное в эти секунды – предельная концентрация.
– Долго еще? – не выдержал Мияма. – Что ты там возишься?
– Простите! – сказала Аомамэ. – Уже заканчиваю.
Не волнуйся, добавила она про себя. Сейчас все закончится. Моргнуть не успеешь. И больше не придется ни о чем беспокоиться. Ни о системах по очистке нефти, ни о ценах на сырьевой бирже, ни о квартальных отчетах инвесторам, ни о брони на билет в Бахрейн, ни о взятках чиновникам, ни о подарках любовницам. Все эти бесконечные хлопоты совсем измотали тебя в последнее время, не правда ли? Вот поэтому уж извини, но подожди еще чуток. Я должна предельно сосредоточиться. Дай мне выполнить свою работу. Заткнись и не мешай, очень тебя прошу.
Выбрав точку, Аомамэ занесла руку повыше, задержала дыхание на пару секунд – и легко, без лишних усилий, опустила инструмент куда нужно. Главное – не перестараться. При сильном ударе игла может сломаться о кожу. А оставлять в трупе осколок никак нельзя. Поэтому рука опускается мягко, почти жалеючи, под нужным углом и ровно с той силой, которая требуется. Просто падает под весом инструмента: тюк! Только тогда игла вонзается в то самое место. Очень естественно. Легко, глубоко и смертельно. Главное – соблюсти два условия: верные угол и силу удара (а точнее, ее отсутствие). И тогда выполнить задачу не сложней, чем вонзить иголку в соевый творог. Кончик иглы протыкает кожу, вонзается в мозг, ничем не защищенный в этом единственном месте, – и сердце, словно задутая ветром свеча, прекращает работу. Все заканчивается вмиг. Раз – и готово. На это способна только она, Аомамэ. Сколько ни ищи, никто, кроме нее, не сможет нащупать заветную точку. А она – может. Благодаря уникальной чувствительности пальцев. Такой вот особый дар.
Мужчина сдавленно всхлипнул. Судорога пробежала по всему телу. Дождавшись, когда волна успокоится, Аомамэ аккуратно, самыми кончиками пальцев вынула иглу. Достала из кармана ватный тампон, протерла микроскопическую ранку. Крови почти нет. Слишком тоненькая игла, и слишком быстро все происходит. И тем не менее оставлять кровь нельзя. Единственная капелька может стоить ей жизни. Но уж чему, а осторожности Аомамэ обучать не нужно.
Секунда за секундой из костенеющего тела уходила жизнь. Примерно как воздух из баскетбольного мяча. Не отнимая указательного пальца от шеи Миямы, Аомамэ уложила его головой на стол. Скулой на столешницу, документы вместо подушки. Взгляд Миямы уперся в стену с удивлением в остекленевших зрачках. Словно в последний миг жизни он увидел нечто, крайне его поразившее. В этом взгляде не было ни испуга, ни страдания. Просто безграничное удивление – и все. Он понял, что с его телом творится нечто странное. Но вот что именно, осознать не успел. Болит или чешется, приятно или нет, комариный укус или божье откровение – ответа на эти вопросы он не дождался. На свете есть много способов умирать, но именно такая смерть, наверное, самая легкая.
«Слишком легкая для тебя, – подумала Аомамэ, и гримаса отвращения перекосила ее лицо. – Слишком простая. Наверно, мне следовало поломать тебе пару ребер клюшкой для гольфа номер пять, дать тебе покорчиться на полу от боли – и лишь затем подарить смерть как награду. Для такой крысы, как ты, было бы куда справедливей. Хотя бы потому, что ты проделал то же самое со своей несчастной женой. Но в выборе твоей смерти я, увы, не свободна. Моя миссия – быстро и точно переправить тебя куда полагается, не называя своего имени. И эту миссию я только что выполнила. Еще минуту назад ты был жив. А теперь ты мертв. И даже не заметил, как опустился занавес, разделяющий жизнь и смерть».
Ровно пять минут Аомамэ прижимала ватный тампон к ранке на шее Миямы. Терпеливо, хотя и не очень сильно, чтобы от пальцев не осталось следов. Не отводя взгляда от часов на левой руке. То были долгие пять минут. Длинные, как сама Бесконечность. Застань ее кто угодно с подозрительным инструментом над бездыханным телом – ей крышка. Тут уж не отвертеться. А что, если Мияма заказал еще кофе в номер и в дверь вот-вот постучат? Но эти пять минут нужны ей как воздух, и сократить их нельзя. Она тихонько, но глубоко вздохнула, чтоб успокоить нервы. Только без паники, сказала она себе. В спокойствии твоя сила. Ты – та же, что и всегда: крутая сестренка Аомамэ.
Слышно, как бьется сердце. И в том же ритме фанфары выдают в голове увертюру «Симфониетты» Яначека. Ветер мягко ласкает травы Богемской долины. Аомамэ четко знает: теперь ее – две. Одна, крутая и стильная, прижимает ватный тампон к ранке на шее покойника. А другая – дрожит как осиновый лист. Той, другой Аомамэ дико хочется бросить все к чертовой матери и убежать из проклятого номера куда глаза глядят. Я здесь, но меня здесь нет. В одно и то же время я нахожусь в двух разных местах. Да, это противоречит теории Эйнштейна, но тут уж ничего не попишешь. Таков дзэн убийцы.
Пять минут проходит. На всякий случай Аомамэ прибавляет еще одну. Лучше выждать еще немного. Такую важную работу нельзя выполнять впопыхах. Тяжелую, бесконечную минуту она пережидает, затаив дыхание и замерев, точно статуя. А затем отнимает палец и светит на место ранки фонариком. Чисто. Ничего похожего даже на комариный укус.
Гибель от иголки, пронзающей эту незащищенную точку мозга, поразительно напоминает естественную смерть. На взгляд любого обычного медика, все выглядит как банальный инсульт. Сидел себе человек за столом, работал, вдруг раз – отказало сердце, и он перестал дышать. Причина – стресс: слишком много работал. Внешне ничего подозрительного. Во вскрытии необходимости нет.
Человек этот был мастером своего дела, но работал слишком много. Зарплату получал солидную, но тратить не успевал. Носи он пиджаки от Армани, води он свой «Ягуар» – все равно оставался муравьем. Работа, работа – и бессмысленная смерть. О том, что он существовал в этом мире, очень скоро забудут все. Возможно, кто-нибудь скажет: «А ведь совсем молодой, как жаль». А может, никто и не скажет.
Достав из кармана миниатюрную пробку, Аомамэ насадила ее на иглу. Завернула инструмент в мягкую ткань, убрала в футляр и спрятала на дно сумочки. Сходила в ванную, взяла полотенце, тщательно протерла все места, на которых могли остаться отпечатки пальцев. По расчетам, те могли остаться разве что на кнопках электрощитка и на ручке двери. Закончили – полотенце вернем на место. Кофейник и чашки – на поднос и выставляем в коридор. Если сделать все правильно, посуду заберут и сегодня покойника не потревожат. Горничная придет для уборки и обнаружит труп лишь завтра утром.
На сегодняшней конференции он не выступит, и люди, скорее всего, будут сюда звонить, но трубку никто не снимет. Возможно, заставят управляющего открыть дверь. А может, и не заставят – это уж как придется.
Она встала перед зеркалом в ванной и поправила одежду. Застегнула верхнюю пуговицу на блузке. Ложбинку между грудей показывать не пришлось. Этого гада ползучего меньше всего на свете интересовало, кто я такая и как выгляжу. Что он вообще себе думал о людях вокруг?
Лицо ее снова скривилось. Аомамэ поправляет волосы, легонько массирует пальцами лицо и приветливо улыбается своему отражению в зеркале. Как все-таки здорово накануне отбелил ее зубы дантист. Прямо сейчас из комнаты с трупом я вернусь в свой обычный мир. Нужно взять себя в руки. Я больше не крутая убийца. Я теперь – бизнес-леди в стильном костюме на взлете крутой карьеры.
Приоткрыв дверь, Аомамэ оглядела коридор, убедилась, что снаружи никого нет, и вышла из номера. На лифте не поехала, спустилась по лестнице. Никем не замеченная миновала фойе. С гордо поднятой головой, глядя только вперед. Уверенной походкой – но достаточно неторопливо, чтобы не вызвать подозрения. Она – профессионал. Почти совершенство. Ну разве что грудь могла быть чуток побольше, тогда вообще не на что жаловаться, сокрушенно подумала Аомамэ и на секунду опять скривилась. Но тут уж ничего не поделаешь. Что тебе природой дано, с тем и жить.